"Тайная прелесть пушкинского творения"

ГАУ ДПО «Саратовский областной институт развития образования»

Направление:

Гуманитарные науки

Исследовательская работа

«Тайная прелесть пушкинского творения»

Авторы работы:

Лаптева Анастасия Дмитриевна,

Моткова Ксения Александровна,

Учащиеся 9 «А» класса

МБОУ «СОШ №2 р.п. Базарный Карабулак

Саратовской области»

Руководитель:

Богданова Мария Васильевна,

Учитель русского языка и литературы

МБОУ «СОШ №2 р.п. Базарный Карабулак

Саратовской области»

2022 год

Содержание

Введение…………………………………………………………………..2

Глава 1. Поиск «верности выражения», точности и красоты слова А.С.Пушкиным…………………………………………………………………..3

1. «Сквозь волнистые туманы…» («Зимняя дорога»)……….4

1. «Я гимны прежние пою…» («Арион»)…………………….7

1. «…Чтоб мыслить и страдать» («Элегия»)………………..12

Глава 2. Размышляя над словом в рукописях романа «Евгений Онегин»

2.1. «Они хранили в жизни мирной привычки милой старины»……...14

2.2. «Она в семье своей родной казалась девочкой чужой»…………..19

2.3. «Он пел любовь. Любви послушный…»…………………………...22

2.4. «Всегда готов заметить разность между Онегиным и мной»…….25

Заключение………………………………………………………………27

Литература……………………………………………………………….28

1

Введение

Поэзия А.С.Пушкина - «безукоризненный образец» искусства слова.

Стихи Пушкина звучат так просто и свободно, что нам кажется, будто он писал их прямо набело. Да и многие современники великого поэта думали так же. В журнале "Московский вестник" говорилось, что роман "Евгений Онегин" написан поэтом, кажется, "первыми словами, которые срываются у него с языка", а "Северная пчела", думая польстить Пушкину, утверждала, что "стихи не стоили ему никакого труда". Но когда Жуковский впервые увидел пушкинские черновики, он был поражен числом переделок и помарок, которые в них обнаружил. И заметил, что те именно стихи, которые, кажется, выпрыгнули прямо из головы на бумагу, стоили Пушкину наибольшего труда.

С каким трудом писал он свои легкие, летучие стихи! Нет строки, которая бы не была несколько раз переделана. Но в этом-то и заключается тайная прелесть пушкинского творения.

Цель нашего исследования: выяснить, сколько труда вложил поэт в тщательном поиске единственного верного слова в своих стихотворных творениях; увидеть воочию, как безошибочно избирает Пушкин лучшее из множества возникающих в его творческом воображении решений.

Задачи:

– изучение черновых вариантов поэтических произведений Пушкина и их сравнение с окончательным вариантом;

- наблюдение за словом, выходящим из-под пера поэта;

- работа с толковыми словарями, помогающими выяснить значение выбранных Пушкиным слов.

Актуальность и новизна работы заключаются в том, что размышляя над черновиками великого поэта, вдумываясь в каждое слово, выбранное Пушкиным, мы начинаем ценить труд поэта и понимать значимость поэтического ремесла.

Практическая направленность:

Данная работа может быть использована на уроках литературы, факультативных и кружковых занятиях, в процессе подготовки творческих мероприятий.

В работе использованы материалы биографических исследований и собственно произведения поэта, ставшие материалом исследования. В центре исследования – черновики Пушкина, которые покажут работу поэта над словом.

2

Глава 1. Поиск «верности выражения», точности и красоты слова А.С.Пушкиным

Следить за мыслями великого человека есть наука самая занимательная. Всякая строчка великого писателя становится драгоценной. И драгоценна она, конечно, не тем, что стала неким музейным раритетом, а тем, что в ней дышит, пульсирует живая мысль художника. Черновики Пушкина в этом смысле — явление уникальное. Как разрез древесного ствола сохраняет всю историю роста дерева, так и пушкинские рукописи отчет ливо запечатлевают движение художественной мысли поэта. Об этой их удивительной особенности не раз писали те, кому приходилось с ними соприкасаться. «...Пушкин творил с пером в руках; он заносил на бумагу почти все моменты своей творческой работы: целый стих, части стиха, отдельные слова, иногда в полном беспорядке, торопливо, в волнении, зачеркивая одно и заменяя другим, снова возвращаясь к первому, опять его зачеркивая и опять восстанавливая... То, что у другого поэта не доходит до бумаги — неясная мысль, слово, которое наверное будет отвергнуто,— Пушкин наб расывал на бумагу, сейчас же зачеркивая, иногда не успев даже дописать слова до конца. В его черновике иной раз мы находим четко и твердо написанный стих, два-три стиха — это запись уже придуманного, сложившегося в уме. С этого обычно у Пушкина и начинается работа, это и есть первое, записываемое на листке. А затем идет лихорадочная быстрая запись возникающих в голове образов, обрывков стиха, эпитетов... Перо явно не поспевает за мыслью, слова не дописываются, стих не доканчивается, черта заменяет само собой разумеющееся слово. Глядя па черновик Пушкина, мы не столько понимаем, сколько смутно чувствуем в нем, как в неподвижной, застывшей лаве, следы бурного творческого извержения. Тем, кто работал над черновиками Пушкина, хорошо знакомо это волнение, это особого рода наслаждение — „следовать за мыслями великого человека..."»¹. Эта точная, выразительная характеристика рукописей поэта принадлежит С. М. Бонди.

Когда смотришь на черновики Пушкина, реальным, конкретным смыслом наполняются слова, которыми поэт обычно обозначал свой творческий процесс: «труд», «работа». Перед нами поистине картина титанического труда, труда глубоко целенаправленного, подчиненного сильной и ясной мысли, стремящейся найти максимально точную, художественно совершенную форму выражения. В одном из своих известнейших стихотворений «Поэту», написанном в мучительно трудный для Пушкина период духовного одиночества, непонимания и даже враждебности, обрушившейся на него прессы, поэт формулирует свое поэтическое кредо, главный смысл которого — беспощадная требовательность к себе, величайшая художническая взыскательность. Только при таком условии поэт был способен сохранить свою внутреннюю независимость, свою творческую индивидуальность. Этому принципу Пушкин следовал всю жизнь:

...Дорогою свободной

Иди, куда влечет тебя свободный ум,

Усовершенствуя плоды любимых дум…

Глава 1. «Сквозь волнистые туманы» («Зимняя дорога»)

Всем нам с детства знакомо стихотворение А.С.Пушкина «Зимняя дорога»:

Сквозь волнистые туманы

Пробирается луна,

На печальные поляны

Льет печально свет она.

По дороге зимней, скучной

Тройка борзая бежит,

Колокольчик однозвучный

Утомительно гремит.

Что-то слышится родное

В долгих песнях ямщика:

То разгулье удалое,

То сердечная тоска...

Ни огня, ни черной хаты,

Глушь и снег... Навстречу мне

Только версты полосаты

Попадаются одне...

4

Скучно, грустно... Завтра, Нина,

Завтра, к милой возвратясь,

Я забудусь у камина,

Загляжусь не наглядясь.

Звучно стрелка часовая

Мерно круг свой совершит,

И, докучных удаляя,

Полночь нас не разлучит.

Грустно, Нина: путь мой скучен,

Дремля смолкнул мой ямщик,

Колокольчик однозвучен,

отуманен лунный лик.

Как легок этот стих, как точно выражено душевное состояние лирического героя! Но обратившись к черновым вариантам стихотворения, мы убедились в том, сколько труда вложил поэт в тщательном поиске единственно верного слова.

Понаблюдаем за работой поэта над строфами.

Напечатанный вариант	Черновик
Что-то слышится родное	А) Сердце русское простое
В долгих песнях ямщика:	Слышно в песни ямщика ...
То разгулье удалое,	Б) Чувство русское простое
То сердечная тоска ...	Слышно в песнях ямщика ...
	В) Что-то слышится живое
	В тихих песнях ямщика ...
	г) Что-то слышится родное
	В долгих песнях ямщика:
	5
	То разгулье удалое,
	То душевная тоска ...

Если сравнить словосочетания черновых вариантов стихотворения с напечатанным вариантом, нельзя не отметить движение чувства, мысли поэта, его стремление полнее выразить душевное состояние героя.

- сердце русское простое

- чувство русское простое

- что-то живое

- что-то родное

Почему Пушкин, отвергая существительные сердце, чувство, останавливает свой выбор на неопределенном местоимении что-то? Почему, заменяя существительные на местоимение, поэт изменяет и определение к нему?

В поисках ответа на поставленный вопрос обратились к «Толковому словарю русского языка»² под ред. Д.Н.Ушакова и выяснили следующее:

Что-то - мест. Неопределенное. 1. Нечто, некий предмет, некое явление (неизвестное, неопределенное, непонятное и т.п.) ... Она словно хочет сказать мне что-то. 2. со словом «такое» и без него. Приблизительно это, такое количество (простореч.). Он мне остался должен что-то рублей сорок.

Живой - 1. Такой, который живет, в котором есть ЖИЗНЬ ... 2. Обладающий жизнью, одушевленный ... 4. Выражающий жизненную энергию, ПОДВИЖНОСТЬ ... 8. Живительный. Оживляющий (поэт.).

Простой - .. .4. Добродушный, не церемонный. Бесхитростный, простодушный; добрый и щедрый (разг. И обл.). Родной - ... 3. Свой, близкий по духу и привычкам; такой, где родился.

Думаем, что в пушкинских строчках местоимение что-то имеет несколько иное, более широкое значение, чем то, которое представлено в Словаре. У Пушкина это местоимение, употребленное вместо имен существительных сердце, чувство, расширяет, раздвигает границы нашего «словесного кругозора». Что-то - это и сердце, и чувства, и душа.

Прилагательное родное в этом стихотворении объединило значения слов близкий, простой, живой, отражая особенности характера русского человека. То, о чем пишет поэт, трудно выразить иначе. Выбрав словосочетание что-то … родное, Пушкин ориентирует читателя на мир человека: только человеку свойственно чувство родства, душевной близости, только у человека есть родина.

Безусловно, мы не сможем ответить на вопрос, почему Пушкин предпочел этот вариант другим; мы можем только предполагать. Наша задача - учиться у поэта не только бережно относиться к выбору слова, но и сочетать слова друг с другом, подчиняясь чувству «соразмерности и сообразности».

1.2 «Я гимны прежние пою...» («Арион»)

Стихотворение «Арион» — ярчайший образец пушкинской вольнолюбивой лирики. Написанное в 1827 г., оно явилось откликом на те политические потрясения в стране,

кото­рые близко касались и самого поэта.

Нас было много на челне;

Иные парус напрягали,

Другие дружно упирали

В глубь мощны весла. В тишине

На руль склонясь, наш кормщик умный

В молчанье правил грузный челн;

А я — беспечной веры полн —

Пловцам я пел... Вдруг лоно волн

Измял с налету вихорь шумный...

Погиб и кормщик и пловец! —

Лишь я, таинственный певец,

На берег выброшен грозою...

В начальных стихах передана напряженная работа, которая кипит на челне. «Пловцы» действуют слаженно, их труд четко организован и распределен, являясь необ­ходимейшей частью одного общего дела:

Иные парус напрягали,

Другие дружно упирали

В глубь мощны весла...

Интересно, что в беловом автографе, над которым Пушкин продолжал потом работать, сперва стояло:

Другие дружно упирали

Могучи весла в глубину.

Отличие, казалось бы, чисто внешнее: «В глубь мощны весла», «Могучи весла в глубину». Может даже показаться, что, заменяя одно слово дру­гим, Пушкин попросту убрал архаическую форму пред­ложного падежа «на челну».

Ведь именно так начинался стих в беловом автографе:

7

Нас было много на челну...

Но дело не в архаизме. Вот окончательная редакция строфы:

Нас было много на челне;

Иные парус напрягали,

Другие дружно упирали

В глубь мощны весла…

А теперь поставим на место четвертого стиха тот, ко­торый сам Пушкин отверг:

Могучи весла в глубину.

Меняется многое. Сохрани Пушкин этот стих — и ритм стихотворения, который здесь, конечно, призван передать напряженный характер труда, потеряет свою упругость, станет менее энергичным. И наоборот. Короткие, с одинаково расставленным ударением (на первом слоге) слова «в глубь мощны весла» с удивительной силой выражают это огромное трудовое напряжение людей на челне. А кроме того, обратим внимание еще на одно важное в этой строфе слово - «дружно». « Дружно», т. е. согласо­ванно, как один человек. Вот такой ритм работы и пере­дают эти три коротких слова «в глубь мощны весла».

К тому же слова «могучи весла в глубину» составля­ют целый стих, в то время как после слов «в глубь мощны весла» в стихе следует пауза, стих разрывается.

Разумеется, и это не случайно. Ведь подобная пауза в данном контексте тоже содержательна. Она обозначает короткую и такую необходимую передышку для тех, кто

отдает все свои силы работе.

И сразу после паузы перенос, который существенно меняет ритм стихотворения:

...В тишине

На руль склонясь, наш кормщик умный

В молчанье правил грузный челн.

У Пушкина было два варианта к последнему проци­тированному нами стиху:

«Отважно правил грузный чёлн» и «Отважно правил утлый чёлн». Они закономерны и объяснимы. Чтобы править «утлым», т. е. некрепким, ненадежным, челном, действительно необходима «отвага», «грузным» тоже. Ведь «грузный» — это тяжелый, осевший и, значит, ненадежный. Но Пушкин снова пере­делывает. Уже не «отважно» правит «кормщик умный», он «в молчанье правил грузный челн».

И такая правка не меняет смысла написанного, но дает возможность Пушкину как бы отстраниться от непо­средственной оценки изображенного (именно от непо­средственной; она ведь и так как бы растворена в самих эпитетах «утлый», «грузный»). А кроме того, эта правка усиливает мотив тревоги, который уже несли в себе эпи­теты «утлый» и «грузный», означавшие ненадежность.

8

«Молчанье» склоненного на руль «умного кормщика» как бы еще более усугубляет тишину.

Только что стихи фиксировали ритмическое, согласо­ванное движение многих людей. И не просто фиксирова­ли,но и воспроизводили его акустически:

«ПаРус —наПРягали — ДРугие — ДРужно — уПиРали». И вдруг —

пауза, за которой — тоже движение, но уже в полной т и ш и н е, причем наступившей неожиданно, внезапно и оттого особенно настораживающей.

Кажется, это ощущают все, кроме певца:

А я — беспечной веры полн —

Пловцам я пел...

«Беспечной» — как точно найдено это слово.

Ведь, чтобы не почувствовать в этой внезапно наступившей ти­шине разлитую в самом воздухе опасность, которую чув­ствуют все, нужно и в самом деле быть «беспечным».

Такая «беспечность» даже подчеркнута паузой, выделив­шей два слова «а я» в особую смысловую и фонетиче­скую единицу. Ибо фонетически два этих гласных звука словно начинают ту полную «беспечной веры» песню.

Причем, написав «Пловцам я пел...», Пушкин не кон­чил стиха, который выглядит так:

Пловцам я пел... Вдруг лоно волн...

Пауза словно перерубила строку пополам. Будто на полуслове оборвалась песнь певца. Оборвалась, и сейчас же новые, грозные звуки наполнили стихотворение. Ко­роткое, ударное, сплошь состоящее из твердых соглас­ных слово «вдруг» как бы окончательно заглушило на­певность, которая сменилась нарастающим гулом: «лоно волн».

И сразу же вслед за этим — образ бушующей стихии:

Измял с налету вихорь шумный...

В беловой рукописи эту строчку Пушкин сначала за­писал так:

Измял, всклокочил вихорь шумный...

Звуковая выразительность слова «всклокочил» хорошо передает впечатление разбушевавшейся природы. Кстати, в «Медном всаднике» Пушкин прибегнул к такой же зву­ковой характеристике, рисуя картину разъяренной стихии:

«Нева вздувалась и ревела, котлом клокоча и клубясь»

Но здесь, в этом стихотворении, звукопись отступила на второе место. Поэту важно было передать другое — стремительность действия. «Вихорь шумный» вдруг, с на­лету «измял» «лоно волн». Один удар — и

Погиб и кормщик и пловец!..

Все погибли.

Так вот почему возникали образы сперва «утлого», а потом «грузного» челна. И недаром такой зловещей показалась тишина, со всех сторон обступившая людей, находившихся на челне. Зловещая она еще и потому, что как бы закрепила ощущение полной их изоляции, отда­ленности от берега. Они одни в огромном пространстве, где, кроме них, ни души.

9

Одного удара оказалось доста­точно, чтобы сокрушить, уничтожить их!

А теперь вспомним еще раз: стихотворение написано Пушкиным в 1827 г., т. е. спустя полтора года после вос­стания декабристов и спустя год после казни пятерых

его вождей. Все писавшие об этих стихах видят в них прямой отклик на эти потрясшие всю Россию политиче­ские события. «Узок круг этих революционеров. Страшно далеки они от народа...»³, — так сказал о декабристах В. И. Ленин.

По существу, такими же предстали они перед нами в «Арионе». А певец? О нем дальше сказано так:

Лишь я, таинственный певец,

На берег выброшен грозою...

И, наверное, не случайно вновь пауза выделила в смысловую единицу два слова: «лишь я». Но теперь это звучит, как «и только я один». И речь здесь уже не о «беспечной вере». Речь о спасении. О спасении «таинст­венном». Правда, были у Пушкина и такие варианты

«спасения» певца: «Спасен Дельфином я пою».

Но Пушкин от них отказался, чтобы особенно заост­рить наше внимание на парадоксальной загадочности си­туации: «гроза», сокрушившая «челн», потопившая людей, не просто пощадила певца, а даже выбросила его «на берег». Не зря же и певец назван Пушкиным «таинст­венным».

Разумеется, он «таинственный» не только потому, что спасся именно так — чудом. Тайна и в том, что он вооб­ще спасся. Ведь он был вместе со всеми, делал с ними одно общее дело.

Интересно, что в ранних редакциях стихотворения Пушкин следующим образом подступался к нему:

Их было много на челне.

И о певце тоже говорилось в третьем лице:

А он беспечной веры полн —

Пловцам он пел...

Л.Слонимский видит в этой редакции пушкинскую «попытку замаскировать... автобиографическое значе­ние»⁴ 4 стихотворения.

И само название стихотворения «Арион», само напо­минание этим заголовком известной легенды — тоже в какой-то степени маскировка автобиографического мате­риала. Но, думается, не только маскировкой можно объ­яснить попытку великого поэта перевести стихи в повест­вование в третьем лице.

Стихотворение написано после подавления восстания декабристов и уже после того, как

Пушкин написал Вяземскому: «Повешенные повешены, но каторга 120 дру­зей, братьев, товарищей ужасна».⁵ (1826 г.)

Позади шесть лет ссылки, изгнания. Прошло девять месяцев с того момента, как николаевский режим, уничтоживший многих товарищей пушкинской юности, декабристов, вер­нул из Михайловского опального поэта.

Пушкин вернулся из ссылки не романтиком — реалистом. А это значит, что «беспечная

вера» в идеалы уступила место трезвому, аналитическо­му взгляду художника на окружающую его жизнь.

Понятно поэтому, что на себя самого, тогдашнего, юного, на ту свою идеальную, «беспечную веру» Пушкин неизбежно должен смотреть как бы со стороны. Ведь все

это он уже давно пережил и от многого отказался.

Вполне возможно, что этот взгляд со стороны и выра­зился в первоначальных «их»

Вместо «нас» и «он» вместо «я».

Так или иначе, но уже в беловом варианте стихотво­рения Пушкин отказался и от этого взгляда со стороны, и от этих попыток именно так замаскировать автобиогра­фическое содержание «Ариона».

Да, пусть он тогда был молод, но все, что было, было с ним. И Пушкин восстанавливает «я», как бы усиливая этим автобиографический

материал, даже подчеркивая автобиографичность: «Пловцам я пел...».

«Пел пловцам», и вот — все погибли:

Лишь я, таинственный певец,

На берег выброшен грозою...

Три последних стиха в беловом автографе записаны

так:

Гимн избавления пою

И ризу влажную мою

Сушу на солнце под скалою.

«Таинственное» спасение подвигло певца на создание «гимна» в честь этого чуда.

Конечно, та страшная «гроза», которая унесла жизни его товарищей,— знак злобной стихии и для певца. Его чувства сейчас — это чувства человека, как бы родивше­гося заново. Вот что такое «избавление» для певца. И вот почему «гимн». И, конечно, никто бы не осудил «поми­лованного» царем Пушкина, если бы именно так он кон­чил стихотворение.

Но Пушкин, уже переписывая рукопись набело, в са­мый последний момент меняет весь смысл только что ра­зобранного нами стихотворения, записывая строчку так:

Я песни прежние...

А спустя три года впервые печатает «Арион» в «Ли­тературной газете» с такой окончательной редакцией стиха:

Я гимны прежние пою...

Не «гимн избавления», а «прежние гимны» поет поми­лованный певец. Он остался при своих «прежних» убежде­ниях. Остался, несмотря ни на что.

«На Сенатской площади»,— ответил Пушкин Нико­лаю I, когда царь спросил поэта, где бы он был в день восстания, если бы находился в Петербурге.

Обратим внимание: главное, ключевое слово стихот­ворения было найдено Пушкиным в самый последний момент. Процесс же работы над текстом словно является интуитивными поисками этого главного слова,— слова, в котором, как в фокусе, сосредоточился весь смысл сти­хотворения, все его духовное и эстетическое содержание.

Пушкин «думает» с пером в руках. Процесс творчества для него одновременно и процесс познания истины, про­цесс познания самого себя. В данном случае это — глубо­кое и серьезное осмысление декабрьских событий 1825 г., определение своего отношения к ним, своей позиции, и политической, и нравственной.

1. «...Чтоб мыслить и страдать» («Элегия»)

8 сентября 1830 г.— дата создания знаменитой пушкин­ской «Элегии» («Безумных лет угасшее веселье...»). На­писанное в первую болдинскую осень, стихотворение было опубликовано лишь четыре года спустя. «Вы верно читали его ,,Элегию",... — с восторгом восклицал В. Г. Белинский в „Литературных мечтаниях"... — Вы верно были потрясены глубоким чувством, которым дышит это со­здание?..» ⁶

И действительно, «Элегия» — подлинный шедевр пушкинской философской лирики. В ней как бы прело­мились основные мотивы, звучащие в последекабрьской поэзии Пушкина: воспоминания о прошлом, размышле­ния о своем жизненном пути, о смысле и цели бытия.

Поэт словно подводит итог прожитому и пережитому, пытаясь определить для себя, в чем подлинная ценность жизни, что сулит грядущее.

Необычайно интересна работа над стихотворением.

Дошедший до нас беловой автограф «Элегии» испещ­рен пушкинскими поправками.

Достаточно сказать, что в рукописи вместо

Безумных лет угасшее веселье

Мне тяжело, как смутное похмелье,

было

Протекших лет безумное веселье

Мне тяжело как тяжкое похмелье.

Но и к этому отвергнутому слову «тяжкое» имелся вариант: «томное».

Да и не «путь уныл», а «день уныл», — писал пона­чалу Пушкин. И строчки об этой «унылости», оконча­тельную редакцию которых мы привели, сперва чита­лись так:

Мой день уныл. Волнуемое море

Грядущего сулит мне труд и горе.

Как всегда, Пушкин добивается точности, глубины образа.

Потому что, например, «тяжело» «протекших лет безумное веселье», действительно,

менее выразительно, чем «безумных лет угасшее веселье». Ведь назвать не «веселье», а сами годы «безумными», а о «веселье» ска­зать «угасшее» — значит гораздо полнее передать ощу­щение горечи, отчаяния и даже стыда за неразумно растраченные дни.

Да и слова «угасшее веселье» более емкие, чем «бе­зумное веселье». «Угасшее» — это и «протекшее» тоже и вместе с тем исчезнувшее навсегда. И это значение слова понятно. Ведь Пушкин сейчас смотрит на себя юного как бы с высоты прожитых лет.

«Смутным похмельем» отзывается именно «веселье» молодости. Оно не радует Пушкина. Не «безумное весе­лье», а все веселье прошлых лет (Пушкин, быть может, даже подчеркнул это тем, что убрал отсюда эпитет «безумный») Что же до прежних горестей, до былой печали, то

...как вино — печаль минувших дней

в моей душе, чем старе, тем сильней.

Речь, разумеется, не о прихотливой избирательности памяти. Ведь совсем не случайно сразу после этих стро­чек в стихах идут те самые слова о полной пушкинской безыллюзорности:

Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе

Грядущего волнуемое море.

И дальше:

Но не хочу, о други, умирать...

Что послужило основанием для этих слов?

В данном случае и осмысление своей ушедшей на­всегда юности, с которого начато было стихотворение, стремление разобраться в том, какие жизненные ценно­сти являются по-настоящему подлинными.

Стремление осознать их как душевную опору: то, что поддержит, не даст упасть духом.

Пророчества Пушкина, как мы видели, носят самый мрачный характер: веселье «угасло», впереди «горе».

И «труд». Он тоже впереди. Его тоже сулит поэту «грядущего волнуемое море».

И ведаю, мне будут наслажденья

Меж горестей, забот и треволненья...

То есть если впереди «труд», то не страшны и гряду­щие «горести, заботы и треволненья».

13

Больше того, имен­но они-то и дадут особенно почувствовать всю полноту жизни. Недаром в рукописи, уже переписанной набело, появ­ляется:

Я жить хочу, чтоб мыслить и мечтать.

Разумеется, слово «мечтать» в данном контексте имеет другой смысл, нежели тот, который привычен нам сей­час.

«И ведаю, мне будут наслажденья...», — писал Пуш­кин. И пояснял:

Порой опять гармонией упьюсь,

Над вымыслом слезами обольюсь...

«Над вымыслом» — вот с чем связывал поэт свое «меч­тать». Вспомним его «Осень»:

И пробуждается поэзия во мне:

И тут ко мне идет незримый рой гостей,

Знакомцы давние, плоды мечты моей.

«Плоды мечты моей» — моего творческого воображения.

Итак, «труд и горе» (Пушкин уверен в этом) не противостоят друг другу. Напротив, одно обусловлено другим. Обусловлено в том смысле, что, для того чтобы не поддаваться «горю», чтобы не «умирать», чтобы «жить», надо «трудиться», «мыслить и мечтать».

Творчество — главное и любимое дело поэта. И жела­ние Пушкина жить во имя этого, во имя творчества по­нятно и оправдано. Однако вопрос о смысле жизни поначалу ставился в стихотворении куда шире. В конечном итоге речь шла о смысле человеческого существования.

Жить ради труда, ради творчества? Но не сужает ли та­кой ответ саму постановку вопроса? И нет ли в нем мельчайших крупиц тех самых иллюзий, которые словно пытаются заслонить истину? Вероятно, Пушкин ощущает это. Мучительно борется он с самим собой. И решает:

Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать...

Так появляется главное слово стихотворения. Оно и становится его последней правкой.

Как видим, пушкинская редактура не только улучша­ет текст, делает его художественно более совершенным и даже не только уточняет сказанное. Подчас она напол­няет произведение новым смыслом, новым духовным со­держанием. Рукописи «Элегии», так же как и рукописи «Ариона», свидетельствуют о том, что процесс творчест­ва у Пушкина всегда одновременно и процесс познания действительности, своего к ней отношения. Работая над «Элегией», Пушкин решал важнейший для него вопрос — вопрос о смысле бытия, о подлинных жизненных ценно­стях. Решал, как мы видели, порой мучительно трудно, когда во имя истины поэт вынужден был бороться с самим собой, со своими иллюзиями.

Глава 2. Размышляя над словом в рукописях «Евгения Онегина»

2.1. «Они хранили в жизни мирной привычки милой старины…»

14

Попробуем внимательно прочесть черновики "Евгения Онегина", впервые напечатанные полностью в академическом издании романа, и выяснить, что раскрывает изучение рабочих тетрадей Пушкина. Герои "Онегина" - Евгений, Татьяна, Ленский - знакомы нам так близко, как будто они не только являются перед нами на страницах пушкинского романа, а действительно существовали. Но такими, какими мы знаем их, они стали не сразу. Вспомним, как доброжелательно, даже сочувственно, изобразил Пушкин семью Татьяны - семейство Лариных. Между тем изучение рабочих тетрадей поэта показывает, что семья эта рисовалась ему сначала совсем иной. Начнем с превращения, которое суждено было испытать под пером Пушкина отцу Татьяны. В "Онегине" мы о нем читаем:

Он был простой и добрый барин,

И там, где прах его лежит,

Надгробный памятник гласит:

Смиренный грешник, Дмитрий Ларин,

Господний раб и бригадир,

Под камнем сим вкушает мир.

Читая эту простодушную эпитафию, кажется, видишь улыбку Пушкина: "Господний раб и бригадир..." Но сказано о нем доброжелательно: "Он был простой и добрый барин". Это слова Пушкина, а не текст эпитафии.

Первоначально же, в черновиках, отец Татьяны представлен был иначе:

Супруг - он звался Дмитрий Ларин –

И винокур и хлебосол,

Ну, словом, прямо русский барин...

И резче:

Супруг - он звался Дмитрий Ларин,-

Невежда, толстый хлебосол,

Был настоящий русский барин...

В черновиках он был - ...довольно скуп,

15

Отменно добр и очень глуп.

Жизнь Лариных в окончательном тексте пушкинского романа изображена без сатирической резкости:

Они хранили в жизни мирной

Привычки милой старины;

У них на масленице жирной

Водились русские блины;

Два раза в год они говели;

Любили круглые качели,

Подблюдны песни, хоровод;

В день троицын, когда народ,

Зевая, слушает молебен,

Умильно на пучок зари

Они роняли слезки три;

Им квас как воздух был потребен,

И за столом у них гостям

Носили блюда по чинам.

Старосветские помещики, жизнь которых изображена благожелательно, хотя не без улыбки. Но этот образ их создан был Пушкиным не сразу, а лишь после того как он отбросил первоначально намеченную им картину жизни Лариных. В первоначальном варианте (когда отец Татьяны не стал еще у Пушкина "простым и добрым барином", а был "довольно скуп, отменно добр и очень глуп") жизнь Лариных изображена была резко, сатирически. Теперь о них в романе говорится:

Они хранили в жизни мирной

Привычки милой старины.

16

А раньше было сказано:

Они привыкли вместе кушать,

Соседей вместе навещать,

По праздникам обедню слушать,

Всю ночь храпеть, а днем зевать...

Другая жизнь, другие люди. Останься они такими в "Онегине", другим было бы отношение к ним читателя. Переменились под пером Пушкина и гости Лариных. Теперь в "Онегине" мы о них читаем:

Под вечер иногда сходилась

Соседей добрая семья,

Нецеремонные друзья...

"Добрая семья"... Сначала о гостях Ларина сказано было у Пушкина иначе:

Под вечер у него сходилась

Соседей милая семья [Дворян сбиралася семья],

Исправник, поп и попадья...

Но всего резче, может быть, изменился образ Лариной - матери Татьяны. Теперь мы о ней читаем:

Она меж делом и досугом

Открыла тайну, как супругом

Самодержавно управлять,

И все тогда пошло на стать.

Она езжала по работам,

Солила на зиму грибы,

Вела расходы, брила лбы,

17

Ходила в баню по субботам,

Служанок била осердясь –

Все это мужа не спросясь.

Помещица обыкновенная, не хуже других. Служанок если и бивала, то под горячую руку, "осердясь". В черновых строках можно прочесть о ней слова более резкие - крестьян секли по ее приказу.

Она езжала по работам,

Солила на зиму грибы,

Секала-, брила лбы,

Ходила в баню по субботам...

Теперь мы видим, что не случайно в первом издании этой главы "Онегина" Пушкин сказал о Лариной:

Она меж делом и досугом

Узнала тайну, как супругом,

Как Простакова, управлять.

Сначала Ларина была изображена поэтом как Простакова, и Простакова была даже здесь названа. В следующих изданиях "Онегина" он отбросил сравнение Лариной с Простаковой, потому что сравнение это стало неоправдываемым следом первоначальной, оставленной Пушкиным в черновиках обрисовки Лариных. В семействе Простаковых вырос недоросль - Митрофан. В семье Лариных, останься они в "Онегине" новыми Простаковыми, едва ли б могла вырасти даже Ольга - сестра Татьяны. Татьяна - "милый идеал" поэта - в семействе Простаковых явиться не могла бы. Пушкин - поэт, верный действительности,- дал Татьяне семью, в которой были добрые начала, такую, где Татьяна вырасти могла, и все-таки добавил:

Она в семье своей родной

Казалась девочкой чужой...

В ходе работы над созданием "Евгения Онегина" Пушкин отказался от своего первоначального замысла написать роман как сатиру. Глубокий критицизм поэта по отношению к современной ему русской действительности стал выражаться главным образом уже не в сатирическом изображении ее, а в раскрытии судьбы главных героев романа: Онегина, Татьяны, Ленского. Сатира не вовсе исчезла, но проявления ее в романе отошли на второй план. В рукописях Пушкина есть рисунки, которые кажутся иллюстрациями к Гоголю. Взгляните на профили, нарисованные Пушкиным в черновиках стихов, вошедших в "Путешествие Онегина". Но гоголевские хари оставались рисунками на полях пушкинских черновиков. В стихах "Онегина" фигуры, зарисованные поэтом сатирически, только обозначили среду, в которой действуют главные герои романа. О своем искусстве Гоголь сказал эпиграфом к "Ревизору": "На зеркало неча пенять, коли рожа крива".⁷

2.2. «Она в семье своей родной казалось девочкой чужой…»

Зеркала Гоголя - это увеличительные зеркала сатиры. «В поэзии Пушкина, - писал Гоголь, - Россия отразилась в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла"⁸. Современники поэта указывали то на одну, то на другую из числа пушкинских знакомых как на прототип или, как говорили в то время, "оригинал" Татьяны. Они ссылались при этом на строки последней главы романа. Пушкин в них как будто вспоминает женщину, которая была прообразом Татьяны:

А та, с которой образован

Татьяны милый идеал...

Между тем в одной из рукописей Пушкина сказано было иначе:

А те, с которых образован

Татьяны милый идеал...

Пушкин, конечно, обобщал, а не стремился нарисовать портрет одной из своих современниц.

В ходе повествования Татьяне предстояло превратиться из уездной барышни в знатную даму, прекратиться неожиданно - не только для Онегина, но и для читателей. В черновых, впоследствии отброшенных строках "Онегина" рассказывалось, что Татьяна при первом появлении в Москве привлекла общее внимание:

Архивны юноши толпою

На Таню издали глядят.

О милой деве меж собою

Они с восторгом говорят...

Ее впервые привозят в московский театр:

И обратились на нее

И дам ревнивые лорнеты,

И трубки модных знатоков

Из лож и кресельных рядов.

Внизу вопросы зашумели:

"Кто эта с правой стороны

В четвертой ложе" - полетели...

Но привезенная в столицу "из глуши степных селений", Татьяна едва ли могла вызвать с первого взгляда такое восхищение в московском свете. Превращение в "законодательницу зал" ей еще только предстояло. И в окончательном тексте романа Пушкин иначе рассказал о первом появлении Татьяны в столичном театральном зале.

Не обратились на нее

Ни дам ревнивые лорнеты,

Ни трубки модных знатоков

Из лож и кресельных рядов...

И даже об "архивных юношах", впервые увидевших Татьяну, теперь сказано:

Архивны юноши толпою

На Таню чопорно глядят

В конце седьмой главы читатель расстается с Татьяной, появление которой в московском свете осталось незамеченным, и вдруг видит ее изменившейся - в последней главе романа:

Хоть он глядел нельзя прилежней,

20

Но и следов Татьяны прежней

Не мог Онегин обрести...

Когда же успела совершиться эта удивительная перемена? Между седьмой и нынешней восьмой, последней главой "Евгения Онегина" существовала еще одна глава, в которой описывалось путешествие Онегина.

Публикуя из этой уничтоженной главы только отдельные отрывки, Пушкин печатно соглашался с мнением поэта Катенина, который заметил, что исключение ее "вредит... плану целого сочинения, ибо чрез то переход от Татьяны - уездной барышни к Татьяне- знатной даме становится слишком неожиданным и необъясненным". ⁹Пушкин писал, что он все же решился исключить эту главу - "по причинам, важным для него, а не для публики"¹⁰. Только век спустя после смерти Пушкина мы узнали, что за причины заставили поэта изъять из романа эту главу.

В одном из архивов отыскалась копия письма поэта Катенина, где он сообщал, что в исключенной Пушкиным главе романа "Евгений видел военные поселения, заведенные графом Аракчеевым, и тут были замечания, суждения, выражения, слишком резкие для обнародования, и потому", - осторожно пояснял Катенин, - Пушкин "рассудил за благо предать их вечному забвению и вместе выкинуть из повести всю главу, без них слишком короткую и как бы оскудевшую"¹¹. Рукописи поэта дают возможность увидеть в образе Татьяны-барышни черты, которые отчасти объясняют возможность превращения, которое с ней совершается в конце романа. В той сцене, где Пушкин описывает приезд Онегина на празднование именин Татьяны, сначала было сказано:

...вдруг упала

Бедняжка в обморок - тотчас

Ее выносят суетясь,

Толпа гостей залепетала,

Все на Евгения глядят,

Как бы во всем его винят...

А в окончательном тексте романа сцена эта кончается иначе:

...Она приветствий двух друзей

Не слышит, слезы из очей

Хотят уж капать; уж готова

Бедняжка в обморок упасть;

Но воля и рассудка власть

Превозмогли. Она два слова

Сквозь зубы молвила тишком

И усидела за столом.

Когда же она, став знатной дамой, встречается с Онегиным после долгой разлуки

- Как сильно ни была она

Удивлена, поражена,

Но ей ничто не изменило... ...

Ей-ей! Не то чтоб содрогнулась

Иль стала вдруг бледна, красна...

У ней и бровь не шевельнулась;

Не сжала даже губ она.

"Воля и рассудка власть" на этот раз помогли ей не только превозмочь волнение, они дали ей силу отвергнуть Онегина.

2.3. «Он пел любовь, любви послушный…»

Известен оставленный Пушкиным в рукописи стих, первоначально характеризовавший Ленского:

Крикун, мятежник и поэт.

В печатном же тексте романа о стихах Ленского мы читаем:

22

"Он пел любовь, любви послушный...", "Он пел разлуку и печаль - и нечто и туманну даль..." Приводя стихи, написанные Ленским перед дуэлью: "Куда, куда вы удалились, весны моей златые дни?.." - Пушкин заметил: "Так он писал темно и вяло..." Между тем в черновых строках, которым суждено было оставаться до недавнего времени в рукописи, о Ленском говорилось:

Но чаще гневною сатирой

Одушевлялся стих его.

Вот почему в другой запретной строфе романа Пушкин сказал о нем: "Быть может... он совершить мог грозный путь... Иль быть повешен, как Рылеев"¹². Сатира Ленского, мятежника-поэта, была политической сатирой. Но в окончательном тексте "Онегина" Пушкин превратил Ленского в юного романтика, лишив его поэзию гневного, политического содержания и оставив Ленскому одни "вольнолюбивые мечты".

Белинский говорил, что Пушкин обладал удивительной способностью делать поэтическими самые, казалось бы, прозаические предметы. В подтверждение этого он приводил четыре стиха из "Онегина":

Уж темно: в санки он садится.

"Пади, пади!" - раздался крик.

Морозной пылью серебрится

Его бобровый воротник.

В этих стихах Пушкин описал самую обыденную, казалось бы, не стоящую особого внимания подробность. Но когда мы рассматриваем рукописи "Евгения Онегина", то видим, что сначала было:

Летучим снегом серебрится

Его бобровый воротник...

Тут можно прочесть еще:

И покрывает пылью снежной

Седой бобровый воротник...

Черновики показывают, как работал Пушкин над этими, как будто не столь уж важными для содержания первой главы "Онегина" стихами. В напечатанных отрывках из "Путешествия Онегина" сохранилось пушкинское описание Одессы. В тогдашней Одессе не было еще мостовых, летом в ней было очень пыльно, а поздней осенью во время дождей стояла такая глубокая грязь, что пешеходы пробирались по улицам вброд, на ходулях. В экипажи вместо лошадей, которым не под силу было одолеть одесскую грязь, впрягали волов. Пушкин писал об этом:

Все домы на аршин загрязнут,

Лишь на ходулях пешеход

По улице дерзает вброд;

Кареты, люди тонут, вязнут,

И в дрожках вол, рога склоня,

Сменяет пылкого коня.-

Последний стих Пушкин переправил несколько раз. Он написал еще:

И в дрожках вол, рога склоня,

Сменяет гордого коня.

Но и этот стих показался поэту неудачным. Пушкин продолжал над ним работать:

И в дрожках вол, рога склоня,

Сменяет легкого коня.

Зачеркнул еще раз и написал:

Сменяет слабого коня.

Но зачеркнул опять - для того чтобы в конце концов стих этот явился из-под его пера таким, каким он вошел в печатное издание "Онегина":

И в дрожках вол, рога склоня,

Сменяет хилого коня.

Пушкину удалось наконец очень точно выразить то, что ему хотелось: конь, быстрый и легкий по сравнению с волом, казался хилым рядом с ним, когда приходилось тащить экипаж по одесской грязи. И, читая эти стихи, мы видим, почти что ощущаем, что за грязь стояла в тогдашней Одессе.

2.4. «Всегда я рад заметить разность между Онегиным и мной…»

Когда "Евгений Онегин" начал печататься, многие читатели думали, что в лице Онегина Пушкин изобразил самого себя. "Московский вестник" в 1828 году писал: "Мы подслушали разные суждения... - Создать такой характер, как у Онегина, невозможно,- сказал один,- чтобы описать его, надо самому быть им». «Согласен с вами,- отвечал другой,- может быть, автор - Онегин, но только не в святые минуты вдохновения,- по будням, а не в праздник».

«В таком случае,- сказал третий,- гораздо лучше верить самому автору».

Вот что он говорит об этом:

Всегда я рад заметить разность

Между Онегиным и мной...

Мнение о том, что в лице Онегина Пушкин вывел самого себя, поэт назвал в этой же строфе "замысловатой клеветой". Пушкин и Онегин на берегу Невы. Отделяя себя от Онегина, Пушкин не ограничился стихами: он даже нарисовал себя рядом с Онегиным на берегу Невы: это был тоже способ - очень наглядный - отделить себя в глазах читателей от своего героя, оставаясь близким к нему: "Онегин - добрый мой приятель..." Посылая этот свой рисунок брату Льву Сергеевичу, Пушкин писал ему в ноябре 1824 года: "Брат, вот тебе картинка для "Онегина", - найди искусный и быстрый карандаш.

Если и будет другая, так чтоб все в том же местоположении. Та же сцена, слышишь ли? Это мне нужно непременно"¹³. Я "Картинка" Пушкина была перерисована художником в виде гравюры и напечатана в "Невском альманахе". Но художник не выполнил желания Пушкина. Поэт изобразил себя и Онегина глядящими на Неву, на Петропавловскую крепость. А художник повернул поэта и Онегина спиной к Неве и к крепости. И Пушкин написал на эту гравюру шутливые стихи:

Вот перешед чрез мост Кокушкин,

Опершись - о гранит,

Сам Александр Сергеич Пушкин

С мосье Онегиным стоит.

Не удостоивая взглядом

Твердыню власти роковой,

Он к крепости стал гордо задом:

Не плюй в колодец, милый мой.

В этих стихах поэта отразились вовсе не шуточные и не веселые чувства Пушкина: после разгрома восстания 14 декабря он не раз вспоминал все еще грозящую ему "твердыню власти роковой", то есть Петропавловскую крепость, куда были заключены декабристы, друзья поэта. Вяземский вспоминал о памятной прогулке, которую совершил он с Пушкиным 18 апреля 1828 года. Друзья "пошли бродить по крепости и бродили часа два... Много странного и мрачно- и грозно-поэтического в этой прогулке по крепостным валам и по головам сидящих внизу в казематах. Мы с Пушкиным... и прочее, и прочее,- все это,- добавил Вяземский,- послужить может для любопытной главы в записках наших..."¹⁴ Черновик строфы "Онегина", связанной с возвращением Пушкина из ссылки, открывает нам, как Пушкин нашел слова, в которых так сильно и правдиво выразилась его любовь к родной ему Москве. Сначала Пушкин написал:

В изгнаньи, в горести, в разлуке –

Москва! Как помнил я тебя!.

Потом: Москва! Как жаждал я тебя!.

Еще, иначе: Москва! Как я любил тебя! Святая родина моя!

Оставив в черновой рукописи эти строки, Пушкин создал стихи, которым суждено было остаться в памяти народа:

Как часто в горестной разлуке,

В моей блуждающей судьбе,

Москва, я думал о тебе! Москва... как много в этом звуке

Для сердца русского слилось!

Как много в нем отозвалось!

В черновике Пушкин сначала написал:

Для сердца моего слилось!

Но изменил затем и этот стих, чтобы сказать: Для сердца русского слилось! В стихах, посвященных Москве, поэт вспомнил не о себе одном, а сказал о каждом русском сердце.

Заключение

Изучая черновики некоторых поэтических творений Пушкина, мы убедились, какую огромную работу проделывает поэт в поисках правильного слова, как безошибочно избирает лучшее из множества возникающих в его творческом воображении решений. Черновики лирических стихотворений и поэм Пушкина представляют собой прежде всего первостепенный материал для воссоздания общей картины огромного творческого труда поэта: в них раскрывается его «вдохновенный», «постоянный труд, без коего,— по словам Пушкина,— нет истинно великого».

Но неправильно было бы, конечно, сводить труд великого поэта к отделке стихотворных строк или отдельных строф его произведений. Ценя в поэзии «верность выражения» и стремясь к ней в своих стихах, Пушкин, еще при жизни признанный и признававший себя «поэтом действительности», осуждал писателей, заботящихся «более о наружных формах слова, нежели о мысли, истинной жизни его». Нет лучшей школы для ученика, чем эта школа – чтение рукописей Пушкина и сличение вариантов, установление поступательных этапов работы, поиск истины высказывания, точности и красоты, выражающих суть.

27

Литература

1.Белинский В. Г. Полн. собр. соч.: В 10-ти т. М.: Изд-во АН СССР, 1953, т. 1, 258с.

2.Бонди С. М. Черновики Пушкина. М.: Художественная литература, 1985, 265 с.

3.Вяземский П.А. Воспоминания о Пушкине. Л. Наука, 1969, 259с.

4.Гоголь Н.В. Собрание сочинений. В 4 т. Т.3. М.: Литература, Мир книги, 2004, 344 с.

5.Гроссман Л.М. Пушкин. М.: Художественная литература, 1975, 266 с.

6.Катенин И.П. Рассказы о Пушкине. М.: Художественная литература, 2008, 185с.

7. К истории создания "Евгения Онегина»" Пушкина. Ученые записки Чкаловского пединститута, выпуск 3. 1949, 345с.

8.Ленин В. И. Памяти Герцена.— Полн. собр. соч., т. 21.М.: Просвещение, 1987, 358 с.

9.Перцов Н.В. Над рукописями Пушкина. М.: Просвещение, 2006, 358 с.

10.Пушкин А.С. Собрание сочинений в 4 т. Т. 4. М.: Художественная литература, 2004, 385с.

11.Сапгира Г. Черновики Пушкина. М.: Просвещение, 2010, 158 с.

12.Слонимский А. Л. Мастерство Пушкина. М.: Художественная литература,1967, 266 с.

13.Томашевский Б.В.Пушкин. В 2-х кн. Кн.2. М.: Художественная литература, 1992, 280 с.

14.Ушаков Д.Н. Толковый словарь русского языка. М.: Просвещение, 2001, 782 с.

15.Фейнберг И.Л. История одной рукописи. Рассказы литературоведа. М.: Художественная литература, 1990, 287с.

28

1^ Бонди С. М. Черновики Пушкина, М.: Просвещение, 1988,стр.16

3

2^ Ушаков Д.Н. Толковый словарь русского языка. М.: Просвещение, 2001 – с.132

6

3^Ленин В.И. Памяти Герцена.— Полн. собр. соч., т. 21, М.: Просвещение, 1987 – с.178

4^Слонимский А. Л. Мастерство Пушкина. М.: Художественная литература, 1967 - с.76

10

5^Пушкин А.С. Собрание сочинений в 4 т. Т. 4. М.: Художественная литература, 2004 - стр.205

11

6^ Белинский В.Г. Сочинения Пушкина. М.: Художественная литература, 1994 - стр.65

12

7^ Гоголь Н.В. Собрание сочинений. В 4 т. Т.3. М.: Литература, Мир книги, 2004. – с.78

8^ Гоголь Н.В.Собрание сочинений. В 4т. Т.3 М.: Литература, Мир книги, 2004 – с.80

19

9^ Катенин И.П. Рассказы о Пушкине. М.: Художественная литература, 2008, с.85

10^ Пушкин А.С. Собрание сочинений. В 4 т. Т.4. Золотая серия. Русская литература, 2004. – с.88

11^ Катенин И.П. Рассказы о Пушкине. М.: Художественная литература, 2008, с .102

21

12^Пушкин А.С. Собрание сочинений. В 4 т. Т.4 Золотая серия. Русская литература, 2004. – с.88

23

13^Пушкин А.С. Собрание сочинений. В 4 т. Т.4 Золотая серия. Русская литература, 2004. – с.138

25

14^ Вяземский П.А. Воспоминания о Пушкине. Л. Наука, 1969 – с.155

26