Теоретико-методологические основы исследования народной музыкальной культуры Курской области

Комитет по культуре Курской области

областное бюджетное образовательное учреждение

среднего профессионального образования

«Суджанский техникум народного пения»

Отделение сольного и хорового народного пения

Методическая работа

на тему:

«Теоретико-методологические основы исследования народной музыкальной культуры Курской области»

Преподаватель:

Ибрагимова

Екатерина Юрьевна

г. Суджа 2015 г.

Содержание

Введение

Глава 1. Теоретико-методологические основы исследования народной музыкальной культуры Курской области

1. Особенности формирования музыкального фольклора Курской области:

Историко-этнографические аспекты

Глава 2.Специфика музыкального стиля фольклора Курской области

Заключение

Список литературы

Введение

Актуальность проблемы исследования обусловлена потребностью науки, теории и практики народного исполнительства в освоении локальных певческих традиций, которые, несмотря на большое внутреннее единство, заметно различаются между собой. Это проявляется в жанровой специфике репертуара, средствах музыкальной выразительности, исполнительской манере, хореографической лексике, особенностях народного костюма и т.д.

На отдельные стороны этого явления собиратели и следователи русской народной музыки обратили внимание давно. Так, составитель первого печатного сборника русских песен В. Трутовский высказал следующее наблюдение: «Что же касается до голосов, то я прислушиваясь от многих, нашел, что везде поют разными манерами» (Трутовский, 1953, с. 31).

В предисловии к песенному собранию, увидевшему свет в начале 50-х годов ХIХ столетия, М. Стахович отмечал и своеобразие южнорусского песенного репертуара, и отличительные черты местного говора, сказавшегося в конечном счете на характере исполнения песен, и особенные стилевые свойства песен степных губерний. Причем своеобразие местной песенной традиции он ставил в прямую связь с особенностями истории и этнографии края, подчеркивая мысль, что в песнях отражается самобытность местного народного характера (Стахович, 1851-1854).

Массу ценнейших замечаний о местных различиях в песенно-обрядовом фольклоре находим в сборнике «Русские народные песни» Н. Лопатина и В. Прокунина, где акцентируется внимание на этнографическом и музыкально-стилевом свойствах изучаемого явления (Лопатин, 1956).

Другой собиратель прошлого столетия В. Мошков обращает внимание на свойство иного характера: «Одна из интереснейших и в то же время почти нетронутых наукой сторон русской народной песни – это ее сторона географическая» (Мошков, 1890, с. 65). Уроженка края, писательница Н.С. Кохановская, на основе анализа определенного типа южнорусских песен отмечает сословный фактор в их формировании (Кохановская, 1860).

Множество ценных, интересных замечаний и выводов, касающихся самых разных свойств проявлений местных традиций, обрядов, говора, музыкального и хореографического фольклора, содержат фундаментальные исследования и работы собирателей, ученых-этнографов, фольклористов: Е.Э. Линевой (Линева,1904); К.В. Квитки (Квитка, 1986); В.М. Щурова (Щуров, 1998); М.С. Жирова (Жиров, 2003); И.Н. Карачарова (Карачаров, 2004) и др.

Отечественной этнографией и фольклористикой накоплен добротный материал по локальным очагам культуры. «В сущности вся собирательская работа была направлена прежде всего на выявление таких очагов, на возможно более широкую фиксацию местных фактов, собирание данных, относящихся к их живому функционированию и к их носителям» (Путилов, 1994, с. 145).

Несомненный интерес представляют исследования В.М. Щурова, который для региональной дифференциации русского фольклора выделил следующие внешние моменты:

• различие в природном окружении (степь и лес, суровый север и теплый юг, горы и открытое поле);

• различные исторические обстоятельства (этническая обособленность, межэтнические контакты и влияния, характер миграционных процессов);

• хозяйственно-бытовой уклад (Щуров,1986, с. 21-22).

Иными словами, идут поиски того, что можно назвать региональной окраской. Одновременно делаются попытки связать моменты исторического развития этого материала и его специфики с территориальными, климатическими, экономическими, национальными, этническими и рядом других существенных факторов. Особенное внимание вызывают зоны (очаги), играющие роль хранителей уникальных музыкальных фольклорных традиций, к которым по праву относится село Плехово Суджанского района Курской области.

Степень научной разработанности проблемы. Систематический сбор песенного материала в Курском крае начался с 1860-х годов. Результатом этой работы явились статьи в известных этнографических журналах, рукописи, присылаемые исследователями народной культуры в Русское географическое общество (РГО) и хранящиеся в настоящее время в Ученом архиве РГО. Активными корреспондентами РГО по Курской губернии были суджанский учитель А. Николаев, дворянин, помещик Р.А. Кудрявцев, священник А. Балычев и др.

Выдающимся явлением во второй половине XIX в. в области собирательской работы была Н.С. Кохановская (Соханская). Она записывала песни от своей матери В.Г. Соханской и публиковала их с комментариями в журнале «Русская беседа». Исследованиями в южных уездах Курской губернии занимался А.С. Машкин, который собрал большое количество текстов свадебных и хороводных песен, сказок, пословиц, загадок, прибауток и анекдотов, опубликованных в центральных и местных сборниках.

Значительно пополнили фольклорно-этнографические материалы по Курскому краю: Ф. Ильинский – преподаватель духовной семинарии, подробно записавший обрядовые песни Белгородского уезда; М. Попов, сделавший записи песен в селе Проточном Новооскольского уезда; Ф. Солодовников, А. Мордвинов, филолог М.Н. Сперанский, собравшие песни, пословицы, загадки и осуществившие их публикации.

Одним из энергичных собирателей народного песенного творчества начала ХХ в. был филолог, член-корреспондент Императорской Академии наук М.Г. Халанский. В Щигровском уезде Курской губернии им было записано свыше 460 текстов песен, представляющих большую ценность для фольклористов.

Народные лирические и обрядовые песни из двух уездов Курской губернии – Рыльского и Тимского – вошли в сборник «Великорусы в своих песнях, обрядах, обычаях ...» (СПб., 1898, т. 1, вып.1; 1900, вып. 2) известного российского фольклориста и этнографа П.И. Шейна.

Академик А.И. Соболевский включил более 200 песен из Курской губернии в свой семитомный свод «Великорусские народные песни» (СПб., 1895-1902). Е.Д. Буромская опубликовала сборник свадебных песен и обычаев Рыльского и Льговского уездов Курской губернии (Харьков, 1916).

В «Трудах Курской губернской ученой архивной комиссии» были преставлены статьи А.П. Горяиновой о песнях, собранных в селе Верхнем Реутце и прилегающих деревнях Обоянского уезда (1911).

Журнал «Известия Курского губернского общества краеведения» опубликовал материалы С.Н. Ефременко о селе Лобановке и его традиционных песнях (1927, № 4), о слободе Ямской г. Курска (1928); В.И. Стрельского, собравшего большое количество песен, частушек, заговоров в д. Конево Курского уезда (1927_Г№ 3) и др.

Специальные музыковедческие экспедиции в Курскую область были организованы профессором Московской государственной консерватории К.В. Квиткой в 1937-1940-х годах. Сотрудники Московской государственной консерватории Н.Я. Брюсова, В.М. Кривоносов, И.К. Зданович, Н.М. Владыкина-Бачинская, Л.Н. Бачинский занимались комплексным изучением песен, музыки, народных инструментов сельского населения Курско-Белгородской зоны. Экспедицию по сбору фольклорного материала осуществила также и кафедра русского языка и литературы Курского пединститута. В течение лета 1940 членами экспедиции было записано более 90 песен. Наиболее богатый материал был привезён из Черемисиновского и Щигровского районов. Работа по сбору курских песен была продолжена в послевоенное время. В 1956-1956 экспедицией Московской консерватории в шести районах Курской области было собрано более 150 таночных и карагодных песен.

В 1957 вышел сборник проф. А.В. Рудневой «Народные песни Курской области» (М., 1957), включающий песни, записанные в Обоянском, Дмитриевском, Тимском районах. Песни, собранные А.В. Рудневой, легли в основу известной теперь всему миру кантаты Г.В. Свиридова.

В 1962 вышла в свет книга П.И. Бульбанюка и П.Ф. Лебедева «Курские народные песни» – результат многолетней кропотливой работы авторов, записавших песни в 33-х районах Курской области. В книгу вошли более полутораста обрядовых, любовных и свадебных, семейных и бытовых, хороводных и плясовых, сатирических и шуточных, ямщицких и солдатских песен, исторических народных миниатюр, бытующих в Курской области.

Одним из самых значительных исследований, посвященных Курской музыкально-стилевой зоне, является монография А.В. Рудневой «Курские танки и карагоды» (М., 1975). Она содержит обширный и разнообразный материал, собранный автором на достаточно большой территории края. А.В. Руднева затрагивает музыкальную культуру исследуемого нами села Плехово Суджанского района Курской области.

Свой вклад в изучение народной культуры Курского региона внесли и другие исследователи: В.М. Щуров «Южнорусская песенная традиция» (М., 1987); И.И. Веретенников «Белгородские карагоды» (Белгород, 1993); М.С. Жиров «Народная художественная культура Белгородчины» (Белгород, 2000); И.Н. Карачаров «Песенная традиция бассейна реки Псел: Белгородско-Курское пограничье» (Белгород, 2004).

Из немногочисленных научных публикаций, касающихся свадебных традиций, можно выделить работу Б.Б. Ефименковой «Восточнославянская свадьба и ее музыкальное наполнение». Так же следует упомянуть статью О. Токмаковой «Свадебные песни южных районов Курской области», в которой автор рассматривает обряд с точки зрения его ритуальной стороны, установив определенную зависимость структуры напевов свадебных песен от их места в обряде. Вместе с тем О. Токмакова подает песенную традицию в верховьях Псла как некое открытие, основанное на собственных заключениях, не указывая уже имеющиеся по данной теме публикаций.

И тем не менее, несмотря на довольно обширную источниковедческую базу по региональной специфике народной музыкальной культуры Курского края, ее локальные проявления требуют отдельного рассмотрения, равно как и методика освоения фольклора народно-певческими коллективами (любительскими, профессиональными, учебными), специфика современных форм его бытования и трансляции в социум.

Таким образом, объективно существует противоречие между потребностью в освоении музыкального фольклора наиболее самобытных локальных территорий и недостаточной разработанностью теоретических, методических, педагогических и творческих основ изучения народных певческих традиций. Решение данной проблемы и составило цель выпускной квалификационной работы – выявить методы освоения локальных песенных традиций Курского края в деятельности фольклорного ансамбля «Ростань» Суджанского музыкального колледжа.

Объектом исследования выступили локальные фольклорные традиции Курской области.

Предмет исследования – процесс освоения локальных песенных традиций Курского региона фольклорным ансамблем «Ростань» (на примере села Плехово Суджанского района Курской области).

В соответствии с обозначенной целью, объектом и предметом исследования определены следующие задачи:

1. Проанализировать историко-этнографические аспекты формирования музыкального фольклора Курской области.

2. Выявить специфику музыкального стиля фольклора Курской области.

3. Осуществить систематизацию музыкально-обрядового фольклора села Плехово Суджанского района Курской области

4. Обосновать методику освоения локальной песенной традиции села Плехово фольклорным ансамблем «Ростань».

Методологическую основу исследования составляют основополагающие труды по теории и истории фольклора, традиционной народной художественной культуре Т.И. Баклановой, В.Е. Гусева, И.И. Земцовского, А.С. Каргина, К.В. Квитки, В.Я. Проппа, Б.Н. Путилова, А.В. Рудневой, В.М. Щурова; работы собирателей, этнографов, ученых-фольклористов: И.И. Веретенникова, Б.Б. Ефименковой, С.Н. Ефременко, М.С. Жирова, И.Н. Карачарова, Н.С. Кохановской, Е.Э. Линевой, А.С. Машкина, А.И. Соболевского, М. Стаховича, В. Трутовского, П.И. Шейна, М.Г. Халанскского и др. – по региональной специфике музыкально-обрядового фольклора края; труды известных российских педагогов-практиков, руководителей народно-певческих коллективов: Л.А. Антиповой, С.Л. Браз, Е.О. Засимовой, Л.Л. Куприяновой, М.В. Медведевой, Н.К. Мешко, Л.В. Шаминой по специфике учебно-образовательной и воспитательной работы в фольклорных певческих коллективах на основе народной музыкальной культуры.

Эмпирическую базу исследования составили авторские фольклорно-этнографические материалы, записанные в период с 2004 по 2008 гг. от участников аутентичного ансамбля «Тимоня» села Плехово Суджанского района:

Ходосовой Дарьи Семеновны, 1922 г.р.;

Басовой Татьяны Матвеевны, 1930 г.р.;

Ламановой Марии Антоновной, 1932 г.р.;

Маторыкина Алексея Федоровича, 1932 г.р.;

Моторыкиной Екатерины Илларионовны, 1937 г.р.;

Моторыкиной Анны Петровны, 1937 г.р.

Базой исследования послужил аутентичный ансамбль «Тимоня» села Плехово и фольклорный ансамбль «Ростань» Суджанского музыкального колледжа Курской области.

Методы исследования. В ходе работы использовались теоретические и эмпирические методы: анализ этнографических, искусствоведческих, педагогических источников, научно-методической литературы по данной проблематике; наблюдения за творческой деятельностью аутентичных коллективов Курского региона; фиксация, обработка, систематизация, документирование образцов музыкального фольклора, его нотирование.

Научная новизна дипломного исследования состоит в том, что нами предпринята попытка:

- обобщить опыт систематизации историко-этнографических аспектов формирования музыкально-обрядового фольклора Курской области;

- обосновать методы, принципы и формы освоения локальной песенной традиции села Плехово Суджанского района фольклорным ансамблем «Ростань»;

- в научный оборот введен большой объем музыкально-этнографического материала, собранного, обработанного и нотированного автором лично.

Теоретическая значимость работы заключается в том, что:

- обоснована совокупность условий, составляющих научно-методические, организационно-творческие основы и технологии освоения локальных песенных традиций посредством деятельности фольклорного ансамбля «Ростань» Суджанского музыкального колледжа Курской области.

Практическая значимость работы состоит в том, что ее результаты активно используются:

- в учебно-образовательном и творческом процессе фольклорного ансамбля «Ростань» Суджанского музыкального колледжа Курской области;

- в практической деятельности любительских и профессиональных народно-хоровых коллективов региона;

- в содержании учебных дисциплин: «Фольклорная практика», «Методика работы с народно-певческим коллективом», «Хоровой класс», «Фольклорный ансамбль», «Расшифровка народной музыки»;

- в тематике спецкурсов и спецсеминаров по народному хоровому искусству, в системе переподготовки квалификации специалистов по народному художественному творчеству.

Апробация результатов исследования осуществлялась дипломником:

- в процессе технологической, педагогической и фольклорной практик на базе ансамбля «Ростань» Суджанского музыкального колледжа Курской области;

- в концертно-творческой деятельности фольклорного ансамбля «Ростань» Суджанского музыкального колледжа Курской области (Российская академия им. Гнесиных, Дом литератора, Концертный зал им. Чайковского, Кремлевский Дворец Съездов, филармония Воронежской государственной академии искусств, г. Харьков, г. Ставрополь, г. Ярославль и др.);

- в рамках городских, межрегиональных, Всероссийских и международных фестивалей традиционной славянской культуры, славянских национальных традиций, современной народной песни, региональных певческих традиций;

- в подготовке этнографических презентаций, лекций-концертов, музыкально-этнографическом оформлении народных праздников и фестивалей городского и областного уровней.

Структура дипломной работы включает введение, две главы по два параграфа, заключение, список литературы, приложения.

Глава 1. Теоретико-методологические основы исследования

народной музыкальной культуры Курского края

1.1. Особенности формирования музыкального фольклора

Курской области: историко-этнографические аспекты

В знании региональных особенностей народной художественной культуры, музыкального фольклора в частности, заключены непреходящие ценности во всех областях их проявления. Именно такие знания являются добротной основой, живыми образцами народных традиций, ибо только настоящее знание и широкое просвещение способны указать нам правильный путь к освоению и развитию национальной музыкальной культуры. Вот почему изучение музыкально-обрядового фольклора в региональном и локальном аспектах его рассмотрения приобретает особое значение.

В этой связи нам надлежит уточнить реальное содержание категорий «региональное» и «локальное». Убедительными нам представляются рассуждения Б.Н. Путилова по этому поводу: «Традиционная культура в своем конкретном наполнении всегда региональна и локальна. Ее естественная, нормальная жизнь повязана с жизнью определенного, ограниченного теми или иными рамками коллектива, включена в его деятельность, необходима ему и регулируется характерными для него социально-бытовыми нормами. Поскольку этнический коллектив занимает определенное исторически сложившееся пространство, обладающее своими географическими, природными и иными характеристиками, то его традиционная культура региональна как в историко-социальном, так и в пространственном отношении. Одно с другим, как правило, жестко связано» (Путилов, 1994, с. 144).

К этому суждению, по нашему мнению, следует добавить, что региональность теснейшим образом связана с цикличностью функционирования народной художественной культуры, которая в значительной степени зависит от того, к какому хозяйственно-культурному типу принадлежит этнический коллектив. Обусловленность народной художественной культуры (ее содержания, структуры, функций) региональными и локальными факторами социоэтнического порядка несомненна.

Весьма интересна позиция Б.Н. Путилова относительно второй категории – категории «локальное». В качестве центра традиционной художественной культуры в докапиталистическую эпоху он выделяет общину, которой в территориальном плане соответствует село (деревня). Здесь сосредоточена полнокровная общественная жизнь коллектива, равно как и его основная производственная деятельность; можно говорить о целостной культуре села как системе регулирования социальной жизни и сохранения социального организма. «В рамках общинной (сельской) локальности могут быть выделены микролокальные традиции (родовых коллективов, семей)» (Путилов, 1994, с. 114). Действительно, семья выполняла все основные культурные функции: она была производственной ячейкой; члены семьи сами производили для себя все, что необходимо для жизнеобеспечения; во многом она заменяла школу; в семье профессия и мировоззрение передавались по традиции; она была ядром социальной организации и контроля, ибо представляла собой общность, находящуюся под контролем общественного мнения окружающих; жизнедеятельность ее членов регулировалась обыденным правом (нравы, обычаи); наконец, именно она обеспечивала социально установленные формы досуга, являя собой своеобразный аналог современного клуба по интересам, регламентируемым утвердившимися обычаями.

Как видим, при такой структуре все уровни социокультурной жизни были жестко регламентированы. Этот культурный фон был настолько прочен и силен, что оказывал решающее влияние на жизнедеятельность крестьянско-ремесленнических и интеллигентских слоев, в коих досуг и потребление культурных ценностей также в значительной степени были ритуализированы.

Культура Курского края, как и сам край, имеет древнюю и поучительную историю своего возникновения, становления и развития. Она богата не только именами знаменитостей (писатель Е. Носов, поэт Н. Асеев, певица Н. Плевицкая, композитор Г. Свиридов, скульптор В. Клыков, музыкант, руководитель ансамбля народных инструментов «Россия» В. Гридин, известная исполнительница народных песен Н. Крыгина и многие др.), но и своими устойчивыми народными традициями, зрелостью музыкального фольклора, его удивительным своеобразием. Несмотря на серьезные исторические катаклизмы, являясь частицей общерусской национальной культуры, впитав в себя все лучшее от племен северян, служилых людей, поздних переселенцев, она сохранила ярко выраженный свой, курский дух, который проявляется во всех видах и жанрах народного художественного творчества (Кунавина, 2009, с. 213).

По мнению учёных, историческое развитие Курского края, было во многом предопределено его природными условиями. Наиболее яркой особенностью местной природы, с точки зрения эволюции культуры, является порубежный характер края, как границы леса и степи. Лес в далёком прошлом всегда был местом, где селились осёдлые племена, создавшие достаточно высокую культуру. Степь же всегда таила в себе хищнические орды кочевников, грабивших обитателей леса.

В силу своего местоположения Курский край на протяжении почти всей истории (вплоть до начала XVIII в.) был ареной самой ожесточённой, упорной борьбы оседлого населения со степняками. Второй существенной особенностью природных условий является наличие на территории края трёх важных речных систем великой русской равнины. Река в прошлом – большая дорога. Поэтому и процесс заселения края, и процесс развития в нём обмена и торговли в значительной степени определись речными факторами. Третья, менее характерная, но самая важная особенность местной природы, оказавшая огромное влияние на эволюцию местной культуры, – это благоприятные условия для развития производственных процессов сельскохозяйственного и промышленного характера. Южные чернозёмы, а также лесные ресурсы и степные травы – богатая основа для формирования земледельческой культуры и скотоводства, особенно в связи с умеренным и ровным климатом края (Карачаров, 2004, с.11).

По свидетельству ученых-фольклористов, в освоении Курского края выделяют три основных периода: первый связан с существованием здесь с давних исторических времён аборигенного славянского населения – северян; второй обусловлен колонизационными процессами Московской Руси XVI-XVII веков и строительством Белгородской оборонительной черты; третий связан с вольным и помещичьим заселением данной территории поздними переселенцами XVIII века (М.С. Жиров, И.Н. Карачаров, В.М. Щуров).

В далеком прошлом, о котором остались летописные свидетельства, Курский край назывался Посемье. В IХ-Х веках так называлась область среднего течения реки Сейм, от устья Снаготи, левого притока Сейма, до устья Рати, его правого притока. Но в территорию будущего Курского края входили также Суджанская и Воргольская волости, которые были частью земель северянских племен. Область их обитания захватывала значительную часть течения Десны, верховья Суллы, большую часть Посемья, верховье Ворсклы и Псла.

Северянские поселения обнаруживались учеными по курганам с кострищами, погребальными сосудами (Обоянское, Суджанское). В результате археологических раскопок удалось установить, что северяне занимались животноводством, охотой, земледелием – выращивали рожь, овес, пшеницу. Им было известно кузнечное, горшечное, текстильное дело. Как известно, северянская земля находилась под влиянием русских князей. Поэтому приказ князя Владимира Святославовича от 988 г. о строительстве новых пограничных со степью городов захватил и Курский край. Позже Льговский, Рыльский, Курский и Суджанский уезды отошли к Переяславскому княжеству.

В ХII в. намечается упадок в развитии края, в связи с кровавыми битвами между князьями и опустошительными набегами половцев (до 1186 г.). С 1239 г. по 1274 г. северянская земля попала под власть татар. Хан Ногай разорил Рыльск, Курск и многие крупные поселения.

Однако, как свидетельствуют исторические источники, в стороне от татарских шляхов, под защитой непроходимых лесов, отдельными островками располагалось местное славянское население этого края. Эти места представляли собой тогда более или менее нейтральную полосу между русскими поселениями и началом татарских владений, что и обусловило потребность сооружения оборонительных укреплений.

Еще со времен Киевской Руси военно-оборонительное строительство играло особую, очень важную роль в жизни восточнославянских племен. Поначалу строились отдельные укрепления и наблюдательные вышки. Впоследствии эти укрепления превращались в более или менее сплошную линию обороны от набегов степных кочевников. На местах наиболее значительных из таких укреплений возникали городские поселения.

Такой была история города Суджи и Суджанского района. Заселению и быстрому освоению этих земель способствовало и то, что именно здесь проходили волоки, соединяющие судоходные по тому времени реки, такие, как Донец, Сейм, Ока, Зуша, Псел и другие, дававшие выход к Черному, Азовскому и Каспийскому морям. Наряду со степью здесь встречались и рощи строевого леса. При Петре I из него строились боевые суда, спускавшиеся в низовья рек для защиты южных границ русского государства.

В ХIV в. Курский край входил в состав Литовского княжества, а с 1500 года начинается его возрождение, когда князь Василий Иванович Шемяка, владелец Рыльска и Новгорода Северского, добровольно подчинился государю Руси Иоанну III. Поэтому в ХV в. территории курских земель становятся порубежьем Московского государства.

Одной из причин появления новых городов на юго-западных русских границах было также передвижение с запада на восток украинского населения, спасавшегося от социального и национального гнета польской шляхты, а также «своих» феодалов-старшин, которые после смерти Богдана Хмельницкого враждовали друг с другом, что, в конечном счете, довело страну до полного разорения. Коренное население этих мест было вынуждено оставлять насиженные места и искать защиты поближе к русским границам, а то и за их пределами. Московские власти способствовали этому процессу, поскольку переселенцы становились надежными защитниками границ, их строителями.

В древности с севера на юг через всю Курскую губернию шел Муравский шлях. Из Сум на Курск шли две дороги между реками Псел и Сейм. Для защиты от набегов, на путях движения степных орд, русское правительство в 30-х годах XVII столетия приступило к ремонту и сооружению новых оборонительных укреплений, так называемых засечных черт. Этим и было обосновано строительство в ХVII веке на татарских «сакмах», то есть на перепутье кочевых татарских троп, городов-крепостей, в том числе – Суджи.

Согласно архивных данных, поселения и укрепления на этом месте, по-видимому, существовали с глубокой древности. Так, город Суджа датируется ХV веком. Свое название он получил еще во времена монголо-татарского нашествия Батыя на Русь. Су означает – вода, джи – место: «Водяное место». Суджа служила для татар укрепленным пунктом, почтовой станцией и административным центром.

На протяжении шести веков эта местность много раз была ареной кровавых битв с чужими племенами и схваток между собой удельных русских князей. Хазары и печенеги, половцы и татары, литовцы и поляки с мечом и огнем не раз проходили по территории края, что не могло не сказаться на его развитии.

В начале XVII века существовала слобода Суджа, сильно пострадавшая в 1661 году от пожара. По челобитию суджанцев государю, Алексей Михайлович в 1664 году указал переименовать и обустроить городскими укреплениями слободу Суджу, стоявшую на месте нынешнего города. В «Описании Курского наместничества», сделанном в XVIII веке местным краеведом и топографом И. Башиловым, отмечалось, что новопостроенный город Суджа был населен по приказу Алексея Михайловича «вышедшими из разных малороссийских и из-за Днепра город казаками и вольными малороссиянами».

Из «Отписных дел» Белгородской губернии известно, что в 1664 году в Суджу был послан дьяк Герасим Семенович Рагозин, назначенный воеводой города. Ему поручили описание пахотных и непахотных земель, лесов и других угодий. К тому времени в городе с пятью слободами было уже 182 двора и 1380 жителей.

Постепенно Суджа приобретала подобие настоящей крепости. Сам город состоял из малого города (30x30 саженей), обнесенного рвом, и большого города, окруженного высокой стеной, с четырьмя башнями проездными и 10 непроездными башнями, служившими для украшения города и придания ему вида сильной крепости. Из трех башен большого города вели тайные сходы к реке Судже и к Гусиному болоту.

Вокруг Суджи, а также в окрестностях Сум, Лебедина, Харькова, Мирополья строятся многочисленные слободы и переселенцами, и служилыми людьми. Так, по соседству возникают слободы Большое Солдатское, Сторожевое, Казацкое, Белая слобода. Эта территория получила название Слободской Украины России. Она не входила в состав других губерний и имела особое подчинение. Здесь было сформировано 6 казачьих полков, которые несли не только военную службу, но и осуществляли административную власть на местах. Из всех городов только Суджа и Сумы входили в состав слободских полков. К 1652 году относится создание Сумского полка. Город Суджа стал его сотенным местом.

Внутри города находился казенный погреб, воеводский двор и караульная изба. Въездом в город служили ворота в единственной башне. Длина стены равнялась 240 метрам. Малый городок был окружен большим городом. Дубовая стена последнего вместе с валом имела три с половиной метра высоты (два метра стена и полтора метра вал) при длине 1250 метров. Ров большого города достигал двух метров в глубину и трех в ширину. Из 14 городских башен – 4 имели ворота и были пяти- и восьми угольные, поперечником от 4 до 7 метров.

Суджа имела важное оборонное значение, так как стояла на татарском сакме. По обе стороны от города, в 8 и 15 верстах, проходили две другие дороги. Поэтому работы по усилению укреплений не прекращались. На это пошло 6167 новых дубовых бревен. Работы производились также силами и за счет городского населения. К 1687 году в малом городке было уже 6 глухих и 2 проезжих башни, глубина и ширина рва доведена до 4 метров, а длина стены – до 487 метров. Количество башен большого города сократили до 9, а ров расширили до 8 метров. Ввиду того, что во всем городе был только один колодец, суджанцы сделали еще один подземный ход к воде из малого городка.

Соответственно укреплению крепости росла и численность служилого населения. Так, в 1678 году в его составе были 2 приказных подьячих, ведавших канцелярским делопроизводством, три «площадных» дьяка (ходатая по делам), 25 – детей боярских отставных и 79 человек – «городовой службы», обслуживавших городские укрепления, 33 человека составляли их родственники. Пушкарей с их родичами насчитывалось 50 человек, воротников – 12, черкасов «городовой службы» – 439. Всего в крепости численность служилого населения составляла 644 человека.

Артиллерию города представляли три пушки («пищали») весом 30, 28 и 20 пудов, доставленные еще в 1664 году из Белгорода. Ядра к самой большой из них весили по 4 фунта. В запасниках хранились 77 мушкетов и 72 мушкетных ствола, пороха – до 20 пудов. Вестовой колокол весом в 36 пудов извещал суджанцам «тревогу».

Кроме искусственных сооружений город был защищен природой: двумя реками – Суджей и Олешней, большим болотом – Гусиным и труднодоступной горой.

Безусловно, административные и социально-экономические перемены XVIII века затронули и жизнь уездных городов. 18 декабря 1708 года, при разделении России на восемь губерний, город Суджа был приписан к Киевской губернии, а 29 мая 1719 года при расписании Киевской губернии на провинции, показан в Белгородской провинции; с 1727 года город Суджа – в Белгородской губернии; с 23 мая 1779 года – значится уездный уездным городом Курского наместничества. 8 января 1780 года был утвержден герб г. Суджи: в первой части герб Курска; во второй части щита, сидящий в тростнике, серый дикий гусь, в серебряном поле, означающий великое в таковых птицах изобилие.

К концу XVIII века Суджа включала 53 улицы, 33 дома, 8 церквей, 9 лавок, 1 трактир, 4 богадельни, 2 питейных заведения, 25 кузниц. Все эти строения были деревянными. После утверждения городу Судже в 1784 году нового плана застройки, его центр начал застраиваться в основном каменными зданиями. Дома, лавки, склады принадлежали купцам, дворянам-помещикам или царским чиновникам. Архитектура города этого периода почти полностью сохранилась до наших дней.

Население Суджи занималось в основном сельским хозяйством, сочетая ремесленное и торговое занятия с земледелием. Среди суджанских ремесленников особым мастерством отличались портные, так называемого «кровецкого ремесла».

Во многих уездах Курского края поселялись черкасы. Так, 9 уездов были специально отведены для переселения Днепропетровских казаков. Это нынешние – Глушковский, Рыльский, Хомутовский, Дмитриевский, Льговский, Кореневский, Суджанский, Беловский и ныне образованные Железногорский и Курчатовский районы. Часть этих районов в настоящее время находится в пределах Сумской области Украины и Белгородской области (Корочанский, Грайворонский, Новооскольский, Старооскольский, а также Губкинский районы). О казачьих поселениях говорят сами названия: Казачья Калинка – Рыльский район, Казачья Локня и Черкасское Поречное – Суджанский, Казачий хутор – Льговский район, Казачья слобода в самом Курске.

Вольные переселенцы из русских уездов, купив земли, жалованные казакам Сумского слободского полка, основали русские села в междуречье рек Псла и Суджи: Русское Поречное, Скородное, Пушкарное, Русская Конопелька, Сторожевое, Моховое, Саморядово, Черный Олёх, Белица. Так, например, село Будище было основано боярскими детьми, а соседнее село Саморядово – рязанскими бондарями.

Примерно к этому времени можно отнести и образование в бассейне реки Псел села Плехово Суджанского района. По одной из версий оно возникло благодаря беглому служивому человеку по фамилии Плехан и помещику Сибину, которые основали поселение из близлежащих хуторов по реке Псел. Построив комплису (небольшую деревянную церковь), они тем самым образовали своеобразное социокультурное ядро села, вокруг которого и селились его первые жители. По некоторым данным, в начале ХХ века в селе Плехово насчитывалось свыше 1000 дворов.

Некоторая территориальная отдаленность Плехово от г. Суджи (40 км) и других сел, болотистая труднопроходимая местность способствовали определенной локализации и консервации местной традиционной народной культуры. Если учитывать, что Плехово сформировалось из поселений, жители которых были коренными потомками славянского племени северян, то этот фактор объясняет наличие в местной народной художественной культуре, особенно музыкально-обрядовом фольклоре, архаичных элементов. Несмотря на то, что переселенческие волны с Украины и других регионов России привнесли в местный музыкальный стиль некоторые новации, все-таки доминирующими остались компоненты традиционной народной культуры края.

Известно, что в конце ХVII в. в Курский край была направлена большая партия политических ссыльных. Это были мятежные стрельцы. Каждый из переселенцев приносил с собой свои обычаи, привычки, хозяйственные навыки, язык и культуру своих территорий. Эти традиции во многих проявлениях сохранились до наших дней (в музыкально-обрядовом фольклоре), тем не менее трансформируясь под воздействием культуры местных старожилов.

Подводя итоги данного параграфа, следует подчеркнуть, что формирование народной художественной культуры, музыкального фольклора Курской области, в том числе села Плехово Суджанского района, тесно связано со сложными процессами заселения края:

- первый период – с культурой аборигенного славянского населения – северян;

- второй – обусловлен колонизационными процессами Московской Руси ХVI-ХVII веком и строительством Белгородской засечной черты;

- третий – связан с вольным и помещичьим заселением данной территории поздними переселенцами ХIII века.

Каждое из сословий приносили с собой традиции своей родины, которые с течением времени видоизменялись под влиянием и воздействием архаичных форм традиционной культуры коренного этноса, о которых мы будем вести речь в следующем параграфе.

1.2. Специфика музыкального стиля фольклора Курской области

Музыкальный фольклор исследуемого региона, равно как Белгородской и Воронежской областей, представляет собой южнорусскую песенную традицию. Тем не менее, сохраняя в целом черты этого стиля, курский фольклор отличается рядом оригинальных свойств. Знакомство с ним позволяет обнаружить наличие разнообразных песенных традиций внутри одного региона, несмотря на присутствие в нем общих характерных признаков, позволяющих объединить местный стиль и отнести его к курской песенной традиции.

Например, значительно отличается в музыкально-стилевом отношении от северных и восточных районов фольклор южных и юго-западных территорий. Это различие заметно в репертуаре, в хореографии, музыкально- художественных выразительных средствах, исполнительской манере, костюмах.

Наиболее отчетливо специфика народной песенной культуры прослеживается в обрядовом фольклоре. Это обусловлено тем, что древние славяне, аборигены края, имели особенно тесную связь с природой, так как во многом зависели от нее. Поэтому большое значение в их жизни приобретали обряды календарно-земледельческого круга. Впоследствии древнейшие формы и жанры обрядового фольклора под воздействием новых хозяйственно-экономических, социальных, исторических и природных условий постепенно сливаются с напевами других жанров, получивших наибольшее распространение (например, с лирическими и хороводными песнями).

Этим можно объяснить тот факт, что от календарных обрядов в местном фольклоре остались лишь отголоски в виде хороводов и детских игр, а свадебный обряд приобретает характер, отличающий его от свадьбы северных и центральных областей России.

Исследования показывают, что новогодние и Рождественские обряды, колядования восходят к древним магическим обрядам. В наше время они превратились в веселую детскую игру, так как взрослые уже не ходят по дворам и не колядуют. В селе Плехово Суджанского района накануне «старого» Нового года ходили утром только девочки – от 5 до 15 лет и «кричали» колядки («Коляда! Ходя-бродя»). Отдельно ходила и группа мальчиков, исполняя посевальные песенки («Ай, тох-та-ра-рох»).

Детские поздравительные песенки имеют не строфическую организацию, а стиховую, когда на одну мелодическую фразу поется множество стихов, текста, а также речитативную мелодию, стоящуюся на чередовании 2-х-3-х звуков в объеме большой секунды – терции, реже кварты в общем нисходящем движении от начала развития напева. Щедровки, исполняемые взрослыми, больше похожи на песни. Они имеют четкую строфическую форму, болеем яркое мелодическое развитие.

Из научных публикаций прошлого века, можно сделать вывод о существовании на территории Курской области обряда закликания весны. В Фатежском уезде, к примеру, дети с выпеченными птицами шли на огороды, клади свои «кулики» на верхушки стогов соломы и пели при этом особые песни. Затем схватывали каждый свое печенье и разбегались без оглядки. Так дети бегали и пели целый день. Вечером съедали головки птиц, а на следующий день производили тоже самое с их туловищами. Подобный обряд был зафиксирован также в Дмитриевском и Железногорском районах Курской области. В настоящее время этот обряд исчез из повседневной жизни, оставив отголоски в виде отдельных песенок-закличек и выпечки обрядовых фигурок.

Так, в закличке «Галочка-ключница» (д. Пасерково Железногорского района) мелодия стороится в бесполутоновом ладу – квинтовом тетрахорде с терцией у основания, что типично для традиционного фольклора Юга России. Часто в песнях встречается целотонный лад в объеме увеличенной кварты и не только в календарном фольклоре («Зеленый дубок», «Да на речке, на речке» и т.д.).

К обрядовому фольклору относятся песни свадебной игры. Во многом они перекликаются с календарными, что прослеживается в ладоинтонационном строе и опоре на композиционные формы с «алилёшным» припевом. Многие ритмические формулы свадебных песен мы встречаем в обрядовых танках. Свадебные песни составляют один из самых любимых, наиболее полно сохранившихся жанров народного песенного творчества. Свадебные песни оказались наиболее живучими, несмотря на постепенное разрушение свадебной игры. По сей день в среде сельских жителей свадьбы проходят под сопровождение традиционных свадебных песен, хотя само обрядовое действо не выдерживается полностью от начала до конца. Это связано с новыми историко-культурными, социальными, бытовыми условиями жизни современной деревни Курского края.

Как показывает анализ, свадебная игра в исследуемом локусе сложилась в основных чертах к ХIV в. и имеет традиционную схему с некоторыми региональными различиями. В основном они касаются последовательности отдельных обрядовых сцен, их характера и значимости. В Курской свадьбе своим плясовым началом выделяется второй раздел свадьбы – после венца. Песни до венца в репертуаре местных певиц занимают меньшее место, в связи с утерей своей значимости в современных условиях. В настоящее время на свадьбах звучат песни, которыми сопровождается приезд «поезда» жениха за невестой, встреча поезжан. Однако из обряда почти исчезли песни «пропоя», «девичника», «вечерок», «утра свадебного дня». Большинство свадебных песен имеет «алилёшный» припев, чем перекликается с таночными песнями. Метроритмические, композиционные, ладовые и фактурные особенности строения свадебных и хороводных «алилёшных» песен достаточно подробно изложены в трудах известных ученых-фольклористов А.В. Рудневой и В.М. Щурова.

Нельзя не упомянуть о большом пласте современного фольклора – частушке, получившей широкое распространение в местной народной музыкальной культуре, о городской песне-романсе, претерпевшем значительные изменения под воздействием деревенского певческого стиля, и о духовных стихах. Эти жанры требуют специального глубокого исследования, равно как и певческие традиции поздних переселенцев (в том числе – казачья песенная культура).

Наиболее раннее упоминание о народных песнях, плясках и музыкальных инструментах, бытовавших в Курском воеводстве, исследователи относят к XVII веку. Так, в 1648 году Г.И. Малышев из города Курска подал царю челобитную, прося указом запретить «праздничные игрища, сатанинские песни, скакания и плясания» (Руднева, 1975).

Из документа видно, что к первой половине XVII века народные песни с действием – игровые, плясовые, свадебные, календарно-обрядовые, а также всякого рода игрища и инструментальная музыка были широко распространены. И даже попытка церковной власти подавить творческую инициативу народа силой, пресечь развитие светского музыкально-драматического искусства не имела успеха. Она лишь приглушила его на короткое время. Пожалуй, ни в одной губернии старой царской России не был так смело и дерзко брошен вызов церкви, как в Курской. Здесь имели место широкие народные массовые гуляния с вождением грандиозных по своему размаху танков (Руднева, 1975). Первая публикация о курских танках появилась в «Курских губернских ведомостях» в начале XX века. В ней обращает на себя внимание две статьи: «Курские танки» и «Старинные русские хороводы», содержащие подробное описание народных гуляний с танками в городе Курске на пасхальной неделе (там же).

Невозможно обозначить время и место происхождения хороводов, ибо они принадле­жат к пласту глубокой древности и первоначально составляли часть языческих религиозных об­рядов. Ассирийцы и вавилоняне еще за 2000 лет до Р.X. при приношении жертв Вавилу совершали хороводные пляски вокруг его жертвенника. У греков религиозные обряды выделялись торжественностью хороводных танцев, называемых «каравино», и пением у жертвенника гимнов одними непорочными девушками.

Со временем хороводы составляли одни моло­дые девушки, которые, собираясь на лугу в празд­ничные дни, пели круговые песни и танцевали. В Древнем Риме хороводы составляли священ­ные обряды: там девушки пели благодарственные гимны перед изображениями богов. Но когда по­всеместные увеселения вышли за рамки освящен­ных обрядов – хороводы превратились в народ­ные забавы.

Как отмечает в своих трудах Терещенко А.В., ни один народ в Европе не усво­ил их со своей жизнью, и никто не сохранил их для своей забавы с такими многообразными изменени­ями, как восточные славяне. Германцы, от природы мрачные, задумчивые и чуждые веселых забав, не знают хороводов. Их народные танцы и круго­вые песни не могут сравниться с русской пляской и восхитительными напевами народных пе­сен. Наши хороводы, душа увеселений девушек, слились с русской жизнью. Нет деревни, где бы не совершались они. Девушка, которая не принимает участия в веселье своих подруг, делается предметом замечаний: «Верно, болит у нее сердце? Верно, нет здесь ее дружка? И для кого ей выказывать себя?» Все девушки непременно стараются показать здесь свою игривость и непринужденную ловкость: поют, резвятся, шутят, бегают, вертятся попарно, кружатся и раскланиваются. Но хороводные игры не везде поются одинаково. Смотря по мест­ности и песне, они изменяются или в действии, или в самом пении (Терещенко, 2007, с. 433-434).

Как подтверждают научные изыскания исследователей, фольклор Курской области богат и разнообразен. Не случайно он всегда привлекал внимание исследователей: учителя – А.И. Дмитрюкова, филолога – М.Г. Халанского, писательницы – Н.С. Кохановской (Соханской), этнографа – А.С. Макшина, учительницы – Е.И. Резановой и ее брата филолога – В.И. Резанова и др.

Но подлинный интерес к музыкальному фольклору Курской области был проявлен в советское время научным руководителем Кабинета народной музыки Московской государственной консерватории Климентом Васильевичем Квиткой и его ученицей Анной Васильевной Рудневой, издавшей впоследствии сборник «Народные песни Курской области» (М., 1957) и монографическую работу «Курские танки и карагоды» (М., 1975).

Согласно выводам ученых, к ранним видам русского музыкально-поэтического творчества на территории исследуемого региона относятся песни, отражающие производственную и семейную жизнь наших предков – древних славян-земледельцев. С течением времени бытовые функции многих древних песен изменились, обогатившись мотивами личной и общественной жизни, элементами эпических и героических сказаний. Хороводы превратились в самостоятельный жанр, не связанный с определенными народными праздниками (А.В. Руднева).

Основой слова «хоровод», утвердившегося в науке и литературе, послужили различные местные обозначения, бытующие в некоторых районах России: «карагод», «курагод» и др. В Курской области «хоровод» бытует в народной транскрипции «каравод», «карагод», но с несколько иным смыслом против общепринятого: это пляска парами и тройками по кругу. Здесь употребляют также «танок» (от слова «танцевать») (Руднева, 1975, с.88).

Карагод» в Курской области, как свидетельствует А.В. Руднева, – «род пляски, в основе которой лежит индивидуальное мастерство пляшущих, почти полная независимость плясуна, плясуньи или пары солистов от других пляшущих» (там же, с. 89). Это древнее синкретическое действо, соединяющее движения большой группы людей с драматической игрой, пляской, песней; это круг – солярный знак, символ единства, бесконечности и законченности.

В толковом словаре В. Даль дает широкое определение этому понятию: «хоровод и харагод и карагод, круг, танок, улица, собрание сельских девок и молодежи обоего пола, на вольном воздухе» (Даль, 1955, т. 4), что вполне согласуется с народным восприятием этого явления. Вот как, например, характеризует карагод жительница с. Бегичево Обоянского района Селехова Елена Петровна 1921 г. р.: «Карагод – это всеобщее. Пошли в карагод, а там - хто на што способен. Карагод – это всеобщее гулянье, а в карагод идут танками. В карагод село одно, другое собирается» (Материалы КМК им. Г.В. Свиридова, 2001). Карагоды водили круглый год, меняя лишь песни в соответствии с сезоном.

Следовательно, сферой бытования карагодных песен в регионе выступают досуговые моменты, такие как карагод или гульба. В соответствии с этим информаторы именуют эти песни карагодными или гульбишными. Как показывают исследования ученых, карагодные песни сопровождают массовые пляски по кругу на открытом воздухе, а гульбишные – исполняются на “гульбе” – гулянии определенного круга лиц, чаще всего родственников и соседей, в доме в холодный период года, от осени до весны. Более того они не являются особой группой песен, поскольку могли исполнятся в любое время года и при других обстоятельствах, например, в карагодах (Руднева, 1975, с. 90).

Одной из характерных особенностей большинства местных хороводных песен является их приуроченность к определённому сезону или иной дате крестьянского календаря. Смена сезона, как правило, означала смену хороводного репертуара, появление других разновидностей и форм хороводов (Карачаров, 2004, с. 17). Помимо сезонной приуроченности, многие карагодные песни имеют и точную закрепленность за определенной датой: зимняя – на Святки, летняя – на Троицу, масленичная – на Масленицу.

Опыт этнографических исследований показывает, что в святочный период (обычно на большие праздники: Рождество, Новый год, Крещение) карагоды нередко водили на льду реки под аккомпанемент инструментального ансамбля (Щуров, 1998). В карагодах в это время плясали преимущественно только женщины, так как мужчины были заняты в кулачных боях. Святки завершались большими крещенскими карагодами, которые начинались после «водосвятия». Следующий за Святками период зимнего «мясоеда» (до Масленицы) пополнял карагодный репертуар свадебными плясовыми песнями. Обычно большие зимние карагоды заканчивали Масленицу. Их не водили весь следующий за ней период Великого семинедельного поста. Начиная с праздника Пасхи, в карагодах звучали песни весенне-летнего сезона. В основном вождение танков охватывает период от Масленицы до Пасхи, то есть совпадает с периодом подготовки и проведения сева основных сельскохозяйственных культур (Карачаров, 2004).

Как показывает анализ, более строгая сезонная зависимость наблюдается в танках. Происхождение слова «танок» предположительно имеет две версии: от слова «танец» или же от слова «тынок» – то есть плетень, в котором колышки, связанные лозой, напоминают людей, взявшихся за руки в хороводе (Руднева, 1975). В Курской области танки водили с первых дней наступления весны до глубокой осени. В некоторых сёлах исполнение таночных песен относится в основном к весенне-летнему периоду (примерно с Благовещения до Троицы), хотя в отдельных – есть и отклонения от этих сроков. В целом же схема такова: начинали водить танки, как только подсохнут пригорки, и завершали с началом активных полевых работ (посев, заготовка сена и пр.) (Карачаров, 2004).

Во многих сёлах исполнение отдельных таночных песен было связано с конкретной датой Великого поста, ввиду чего их пели лишь один раз в году. Анализ специальной литературы свидетельствует, что обычно постовые таночные песни не объединялись какой-либо общей тематикой или настроением. Среди них есть образцы, соответствующие характеру поста – сдержанные, довольно скромные по средствам выражения чувств. Танки-веснянки в дни Великого Поста являются наиболее древними в крае. Они прочно закрепились в сценических показах аутентичных коллективов.

Однако в большей части таночных песен преобладают энергия, задор, веселье, оптимизм (Руднева, 1975). В последнюю (страстную) неделю поста песни и пляски прекращались. Обычно не пели в первый день Пасхи (называемый ещё Велик день), а вот второй и третий дни праздника отличались обилием хороводов (Карачаров, 2004, с.17).

Одним из самых любимых и почитаемых в народе праздников весенне-летнего периода в сёлах Курской области была и остается Троица. На Юге России это пора самой буйной яркой зелени, время цветения многих трав и цветов. И именно на троицкую неделю приходилось едва ли не самое большое количество разнообразных хороводов, что в значительной мере связано со сравнительно свободным от работы периодом между севом и уборкой урожая.

В Курской губернии существовало несколько разновидностей танков, имеющих в быту различное назначение. Так, традиционные танки, прикрепленные к определённой дате, преимущественно к Пасхальной и Фоминой неделям или дням Зелёных святок (на Троицу), отличались торжественностью и многолюдностью; «постовые» танки-веснянки – на Благовещение или в Вербное воскресенье – носили характер предпраздничных репетиций; танки, близкие к карагодам-пляскам, исполнявшиеся во всякое время года на одном месте в кругу, вперемежку с плясками, были не многолюдны, более скромны и не рассчитаны на массового зрителя (Руднева, 1975).

Танки более позднего происхождения, исполнявшиеся в разное время года, отличались от медленных и плавных танков-шествий живыми, активными, ликующими песнями в подвижном темпе. Танки этого типа – массовые пляски по кругу или шествия вдоль деревни с приплясыванием –сходны с традиционными своим внешним видом. Однако для них характерен более подвижный темп, ритмичное исполнение традиционных танцевальных фигур. От плясок они отличаются коллективным пением с притоптыванием и обязательным построением участников по какому-либо установленному рисунку.

Да и само содержательное наполнение понятий «танок» и «карагод» содержит определенное различие. Танки – это хороводы преимущественно плясового характера с развитыми хореографическими построениями и множеством фигур. Но есть танки с элементами сценического действия – игрового начала (там же, с. 82).

Существенное различие между танками и карагодами отражается и в функциональной специфике музыки. Танки исполняются только под песни самих участников, а карагоды – часто под игру музыкантов.

В Курской области почти нет песен ритуальных, то есть собственно календарных. Их место заняли сезонные таночные и карагодные песни. Они имеют строгую приуроченность к определенному времени года или традиционному празднику и сопровождаются характерными хореографическими движениями.

Известны постовые танки (или как их называют местные жители «говеенские») – д. Старый Бузец Железногорского района «На крыльцу молода стояла» в форме квадрата, с. Белица Беловского района – «Таня-Танюша» в виде петельки и другие, которые исполнялись в форме торжественных шествий в воскресные дни Великого поста, на Благовещение, Вербное воскресенье. Этот факт отмечает А.В. Руднева в работе «Курские танки и карагоды» (М., 1975).

Более подвижны, эмоциональны и хореографически разнообразны песни, исполнявшиеся на Троицу. Это и «кривой танок», танок с поясами (с. Долженково Обоянского района), танок «Молодцев водить» (с. Селино Дмитриевского района), круговые танки.

Существуют специальные песни-танки, которые исполнялись на Филипповский пост (за 6 недель до Рождества), «Заря моя, зорюшка» (д. Старый Бузец Железногорского района), «Колокол Благовещенский» (д. Илек Беловского района).

Анализируя специфику исполнения курских хороводов, можно заметить, что в танках доминирует общественное, коллективное начало, и весь хоровод – это чёткое, слаженное движение общины, где участники держатся за руки. В карагодах на первое место выдвигается индивидуальность, личность исполнителя. При этом карагодная пляска часто предполагает инструментальное сопровождение, а участники танка двигались только под собственное пение, без сопровождения (a capella) (Карачаров, 2004).

Построение обычного вида карагода, представляет собой три круга, где первый, – самый маленький, состоит из музыкантов, второй круг – собственно карагод – составляют танцующие. Не зависимо от установленного местной традицией расположения каждой пары в карагоде, все движутся по кругу обязательно против солнца. Третий круг образуют зрители и отдыхающие участники карагода (Руднева, 1975).

Не пройдя «школы первого уровня», не набравшись зрительского опыта, не обучившись азам движений, никто не мог перейти на второй уровень – «танцующих», ибо неумело плясать в карагоде – значит подвергнуть себя осмеянию, неодобрению со стороны «зрителей-судей». Девушка, не умеющая плясать, рисковала не скоро выйти замуж. Первые два уровня отличаются большим взаимодействием - «зрители» могут перейти в «танцующие», а те, в свою очередь, выходят в первый круг отдохнуть и становятся «зрителями». Но довольно сложно было попасть на третий – «центральный» уровень. Если плясать и петь умели практически все, то играть на инструментах было уделом не многих, поэтому настоящих «мастеров» в народе ценили (Карачаров, 2004,).

По формам проведения и числу участников следует различать большие и малые карагоды. Малые карагоды организовывались на каждой улице большого села небольшим кругом исполнителей. Время, приходившееся на них в течение года, значительно превышало отведенное для больших карагодов – малые карагоды могли собираться в любой праздничный день, свободный от полевых работ (за исключением периода постов). В своём большинстве, согласно изысканий А.В. Рудневой, они сопровождались пением самих участников.

Большие карагоды были общесельскими или даже межсельскими, естественно, включая большое количество исполнителей. Как правило, они приходились на крупные годовые праздники. В зависимости от значимости праздника большие карагоды водили от одного до трёх дней, причём, в строго определённом для этого времени года месте, преимущественно под аккомпанемент местного инструментального ансамбля. Это было связано с невозможностью координированного совместного пения коллектива, насчитывающего несколько сотен человек. По свидетельству И.Н. Карачарова, игра даже небольшого коллектива сельских музыкантов была хорошо слышна и без труда организовывала большие группы пляшущих.

Разновидностью карагодной пляски является карагод, получивший название «журавля водить», то есть вести массовый танец так, чтобы к концу его развернуть огромный круг. Для этого незаполненный малый круг несколько раз поворачивали по солнцу и против солнца, от чего он значительно расширялся. Получалось нечто вроде лабиринта, из которого трудно было выбраться. «Журавля» плясали парами под музыку, часа два. Причем музыка звучит все время, не останавливаясь, а музыканты отдыхают по очереди (Руднева, 1975).

Карагодная пляска позволяла каждому человеку выразить себя в зависимости от желания, темперамента, умения, природных задатков, знания традиций. Мужчина в карагоде находился рядом с девушкой или перед ней, двигаясь спиной по кругу, либо наоборот – девушка шла по кругу спиной, а парень был обращён к ней лицом. В некоторых местностях девушки танцевали рядом, парами, лицом вперёд, а парень – перед ними.

Самый распространенный карагод в Курской области – «Тимоня», в народном быту – массовая круговая пляска. Общий вид карагода представляет собой два круга: внутренний круг – «хор» – состоит из музыкантов, играющих на народных музыкальных инструмента;. второй, наружный круг – карагод – составляют танцующие, которые движутся по кругу обязательно против солнца (там же, с. 116).

Пляшущие «выбивают» ногами, варьируя, один основной ритм. Женщины и девушки передвигаются плавно. Разнообразие женских движений выражается преимущественно в красивых жестах рук: руки кладутся на грудь; девушки идут, подбоченясь одной рукой, в другой держат платочек, которым размахивают над головой; иногда поднимают обе руки перед собой на уровне лица ладонями вниз; очень часто поднимают руки вверх и шевелят кистями и пальцами; характерен приём движения рук перед собой. Мужчины свободно ходят по всему карагоду, размахивают руками, приседают, подпрыгивают, крепко выбивают ногами танцевальные па и всемерно подчёркивают исключительно внимание к своим партнёршам (Руднева, 1975, с.117,118).

Как подмечено исследователями построение пляшущих различно: а) друг за другом; б) друг против друга; в) парами; г) тройками – женщины в паре и перед ними – один мужчина (там же, с. 116).

В народной традиции не существовало медленных, плавных карагодов под музыкальное сопровождение. Они исполнялись под собственное пение и самовыражение участников такого карагода проявлялось в нем порой не меньше чем в движении, актуализируя мысль И.И. Веретенникова о том, что индивидуальная пластическая импровизация более всего создавалась в бытовой, несценической ситуации (Веретенников, 1993, с. 7-8). Один из признаков, отличающий всякий каравод (карагод) от танка, заключается в том, что в таночном кругу все движутся «посолонь», а в карагодном кругу – «против солнца» (Руднева, 1975).

С точки зрения хореографии танки разделены учеными-фольклористами на две основные типовые группы: танки-шествие или пляски вдоль улиц деревни или города и танки-пляски на месте, по кругу или параллельными рядами («стена на стену») (там же).

Танки, которые водили вдоль улиц и между селениями, были различны. Наиболее популярными были танки в виде движущегося круга и подковы, двух параллельных линий (двусторонние «ворота»), зигзагообразной линии («кривой танок») и сложного, непрерывно меняющегося рисунка («заплетание плетня»).

Композиционная форма построения танков разнообразна. Одна из них – замкнутый круг. Впереди молодой человек и девушка рядом с ним, оба они запевалы с наиболее звонкими голосами, от них направо и налево – ряд девушек и молодых людей, все они вперемешку. Платки, концы которых держали обыкновенно участвовавшие в танках, соединяли весь круг в одно целое (Руднева, 1975, с.96). Танки в замкнутом кругу на одном месте исполнялись так: женщины брались за руки и двигались по кругу, а мужчины стояли внутри круга и пели, иногда приплясывали (там же, с.106).

Тот факт, что танки водили в замкнутом кругу с приплясыванием и притопыванием в такт песне, после которой часто начинались пляски под музыку, называемые в некоторых местностях карагодами, позволяет считать круговые танки поздним их видом, сближающимся с карагодами, то есть с плясками (там же).

Композиционное построение танков в форме подковы, является частью круга. В этом случае «передними» выбираются известные плясуны, бойкие ребята или девушки. С платками в руках они ведут и управляют всем танком, ухарски размахивая платком и беспрестанно приплясывая (там же, с. 96).

Еще одна композиционная форма танка – две параллельные линии. Девушки в параллельных рядах берутся за руки, располагаясь друг против друга. «Танководницы» – крайние в каждом ряду, держат в руках «паясы» – длинные мужские пояса с махрами на концах, образуя ворота, в которые проходят следующие за ними девушки по принципу «выворачивания рукава», ввиду чего последние – становятся первыми. Новые «танководницы», бывшие в прежнем построении в конце каждого ряда становятся передними и также делают ворота из «паясов», пропуская через них весь танок. Мужчины находятся внутри «рукава» между девушками, придерживаясь своей девушки в ряду, поют и приплясывают. Оба ряда, двигаясь вперед, меняют на ходу построения (там же, с.100).

А.В. Рудневой зафиксирована еще одна форма построения танка – в одну линию. Девушки и женщины, взявшись за руки, в один ряд двигались вдоль улицы по особому способу, как бы вдевая нитку в иголку. Этот вид танка называют «ворота» или «поясок» (Руднева,1975, с.101).

Композиционная форма основана на зигзагообразной линии («кривого танка»). Все становятся в одну линию, взявшись за руки, поют песни и идут, приплясывая, за передней девкою или бабою, которая дает всему хороводу всевозможные кривые направления (Руднева,1975, с.104). Ввиду этого «кривой танок» называется ещё «танок с петельками». Построившись в замкнутый круг и взявшись за руки исполнители начинали двигаться «посолонь» (то есть по солнцу), волнообразно изламывая линию круга, то к центру, то от него: сначала делали одно углубление, потом второе, третье и т.д. Наконец, отклонялись от круга в форме зубцов гребешка. При большом количестве участников образуется многоконечная звезда, в которой «петли» доходят до центра круга, а затем устремляются к его краям (там же, с. 103).

Как показывают данные анализа источников, для танков на одном месте типичны две формы построения – замкнутый круг и параллельные ряды пляшущих («два танка»), непрерывно двигающихся навстречу друг другу и расходящихся в стороны (там же, с. 105).

Костюмы пляшущих традиционны: у мужчин – пёстроклетчатые рубахи, нарядные пояса, а иногда и ленты через плечо. Женские костюмы пёстрые, сарафаны преимущественно алого цвета, порою однотонные, чёрные, очень нарядные, отделаны парчой и другими деталями. Головные уборы часто украшаются пучком цветов или раскрашенных перьев (Руднева, 1975). Исследователь так же обращает внимание на содержательный состав ансамбля музыкальных инструментов, в который входят кугиклы, рожок, дудки и пыжатки, балалайка, скрипка и гармонь. Обычный ансамбль кугикальниц составляют две-три женщины, на остальных инструментах играют мужчины (там же, с. 122).

Таким образом, сохраняя в целом черты южнорусской музыкальной традиции, курский фольклор отличается рядом оригинальных свойств. Это проявляется в репертуаре, в хореографии, исполнительской манере, средствах музыкальной выразительности, костюмах.

Наиболее отчетливо особенности музыкального фольклора прослеживаются в обрядовой культуре, куда мы относим колядки и щедровки. Нами отмечается, что образцы детских поздравительных песен имеют не строфическую организацию, а стиховую. На одну мелодическую фразу поется множество стихов, текста. Речитативная мелодия строится на чередовании 2-3-х звуков в объеме большой секунды – терции, реже – кварты в общем нисходящем движении от начала развития напева. Щедровки, исполняемые взрослыми, имеют четкую строфическую форму, более яркое мелодическое развитие.

Согласно данных научных источников, можно сделать вывод о существовании на территории Курской области обряда закликания весны. Для песен-закличек характер бесполутоновый лад – квинтовый тетрахорд с терцией у основания («Галочка-ключница»). Часто встречается целотонновый лад в объеме увеличенной кварты («Зеленый дубок») и др.

Свадебные песни составляют один из наиболее сохранившихся в Курской области жанров. Они во многом перекликаются с календарными, что прослеживается в ладово-интонационном строе и опоре на композиционные формы с «алилёшным» припевом. Многие ритмические формулы свадебных песен мы встречаем в обрядовых танках.

Как подтверждают научные изыскания исследователей, фольклор Курской области наиболее широко представлен танками и карагодами. По свидетельству А.В. Рудневой, карагод – «род пляски, в основе которой лежит индивидуальное мастерство пляшущих, почти полная независимость плясуна, плясуньи или пары солистов от других пляшущих» (Руднева, 1975, с. 89). Таким обазом, карагод – древнее синкретическое действо, соединяющее движение большой группы людей с драматической игрой, пляской, песней; это – круг – солярный знак, символ единства, бесконечности и законченности. В карагодном кругу все движутся «против солнца». Карагоды водили круглый год, меняя лишь песни в соответствии с сезоном. Помимо сезонной приуроченности, многие карагодные песни имеют точную закрепленность за определенной датой: зимние – на Святки, летние – на Троицу, масленичные – на Масленицу.

Опыт этнографических исследований показывает, что в святочный период (обычно на большие праздники: Рождество, старый Новый год, Крещение) карагоды нередко водили на льду реки, под аккомпанемент инструментального ансамбля (Щуров, 1998). Более строгая сезонная зависимость наблюдается в танках (от слова «танцевать») (Руднева, 1975, с. 88). В Курской области танки водили с первых дней наступления весны – до глубокой осени.

Во многих селах исполнение отдельных таночных песен было связано с конкретной датой Великого Поста, ввиду чего их пели лишь один раз в году. Они, как правило, сдержанные и довольно скромные по средствам выражения чувств. Танки-веснянки в дни Великого Поста являются наиболее древними. Сегодня они бытуют в сценических показах аутентичных коллективов.

Как показывает исследование, в Курском крае существовало несколько разновидностей танков, имеющих в быту различное назначение. Так, традиционные танки, прикрепленные к определенной дате, отличались торжественностью и многолюдностью; «постовые» танки – на Благовещение или в Вербное воскресенье – носили характер предпраздничных репетиций; танки, близкие к карагодам – пляскам, исполнявшиеся во всякое время года на одном месте в кругу вперемежку с плясками, были не многолюдны, более скромны и не рассчитаны на массового зрителя (там же).

Танки более позднего происхождения, исполнявшиеся в разное время года, отличались от медленных и плавных танко-шествий живыми, активными, ликующими песнями в подвижном темпе. Танки этого типа – массовые пляски по кругу («посолонь») или шествия вдоль деревни с приплясыванием – сходны с традиционными своим внешним видом. Однако для них характерен более подвижный темп, ритмичное исполнение традиционных танцевальных фигур. От плясок они отличаются коллективным пением с притоптыванием и обязательным построением участников по определенному рисунку. С точки зрения хореографии танки разделены учеными-фольклористами на две основные типовые группы: танки-шествия или пляски вдоль улиц и танки-пляски на месте по кругу или параллельными рядами (Руднева, 1975).

Разница заключается и в самом содержательном наполнении понятий «танок» и «карагод». Танки – это хороводы преимущественно плясового характера с развитыми хореографическими построениями и множеством фигур. А.В. Руднева выявила бытование в Курской области танков с элементами сценического действия – игрового начала. Существенное различие между танками и карагодами, по утверждению исследователя, отражается и в функциональной специфике музыки. Танки исполняются только под песни самих участников, а карагоды – часто под игру музыкантов.

Анализируя специфику исполнения курских хороводов, можно заметить, что в танках доминирует общественное, коллективное начала, и весь хоровод – это четкое, слаженное движение общины, где участники держатся за руки. В карагодах на первое место выдвигается индивидуальность, личность исполнителя. Более того, карагодная пляска, как правило, предполагает инструментальное сопровождение. Как подмечено исследователями, построение пляшущих различно: друг за другом; друг против друга; парами; тройками – женщины в паре и перед ними – один мужчина (там же, с. 116).

Таким образом, композиционные формы построений карагодных и таночных песен имеют свою специфику, обусловленную традицией, значимостью праздника, сезонностью времени года, индивидуально-творческой самореализацией наиболее талантливых мастеров-исполнителей из народа, музыкальным сопровождением.

Вошедшие в традицию народные песни и инструментальные наигрыши в большинстве своем обладают ярким национальным своеобразием и высокими художественными качествами. Глубина поэтического содержания, выразительность слова дополняет­ся в них совершенством формы, впечатляющей красочностью музы­кальных средств.

Как показывает анализ, жанр карагодных и таночных песен имеет вполне определенный не только конкретно-исторический, но и социально- стратификационный характер. Жанр этих песен сформировался под непосредственным воздействием многих факторов: этнических, социальных, политических, культурных, природно-климатических, хозяйственно-бытовых. Ввиду этого каждый из них имеет определенные отличия в следующих аспектах: приуроченность, время бытования, музыкальная и хореографическая лексика, круг реализуемых функций.

Заключение

Подводя итоги дипломного исследования, следует подчеркнуть, что формирование народной художественной культуры, музыкального фольклора Курской области, в том числе села Плехово Суджанского района, тесно связано со сложными процессами заселения края:

- первый период – с культурой аборигенного славянского населения – северян;

- второй – обусловлен колонизационными процессами Московской Руси ХVI-ХVII веком и строительством Белгородской засечной черты;

- третий – связан с вольным и помещичьим заселением данной территории поздними переселенцами ХIII века.

Каждое из сословий приносили с собой традиции своей родины, которые с течением времени видоизменялись под влиянием и воздействием архаичных форм традиционной культуры коренного этноса.

Таким образом, сохраняя в целом черты южнорусской музыкальной традиции, курский фольклор отличается рядом оригинальных свойств. Это проявляется в репертуаре, в хореографии, исполнительской манере, средствах музыкальной выразительности, костюмах.

Наиболее отчетливо особенности музыкального фольклора прослеживаются в обрядовой культуре, куда мы относим колядки и щедровки. Нами отмечается, что образцы детских поздравительных песен имеют не строфическую организацию, а стиховую. На одну мелодическую фразу поется множество стихов, текста. Речитативная мелодия строится на чередовании 2-3-х звуков в объеме большой секунды – терции, реже – кварты в общем нисходящем движении от начала развития напева. Щедровки, исполняемые взрослыми, имеют четкую строфическую форму, более яркое мелодическое развитие.

Согласно данных научных источников, можно сделать вывод о существовании на территории Курской области обряда закликания весны. Для песен-закличек характер бесполутоновый лад – квинтовый тетрахорд с терцией у основания («Галочка-ключница»). Часто встречается целотонновый лад в объеме увеличенной кварты («Зеленый дубок») и др.

Свадебные песни составляют один из наиболее сохранившихся в Курской области жанров. Они во многом перекликаются с календарными, что прослеживается в ладово-интонационном строе и опоре на композиционные формы с «алилёшным» припевом. Многие ритмические формулы свадебных песен мы встречаем в обрядовых танках.

Как подтверждают научные изыскания исследователей, фольклор Курской области наиболее широко представлен танками и карагодами. По свидетельству А.В. Рудневой, карагод – «род пляски, в основе которой лежит индивидуальное мастерство пляшущих, почти полная независимость плясуна, плясуньи или пары солистов от других пляшущих» (Руднева, 1975, с. 89). Таким обазом, карагод – древнее синкретическое действо, соединяющее движение большой группы людей с драматической игрой, пляской, песней; это – круг – солярный знак, символ единства, бесконечности и законченности. В карагодном кругу все движутся «против солнца». Карагоды водили круглый год, меняя лишь песни в соответствии с сезоном. Помимо сезонной приуроченности, многие карагодные песни имеют точную закрепленность за определенной датой: зимние – на Святки, летние – на Троицу, масленичные – на Масленицу.

Опыт этнографических исследований показывает, что в святочный период (обычно на большие праздники: Рождество, старый Новый год, Крещение) карагоды нередко водили на льду реки, под аккомпанемент инструментального ансамбля (Щуров, 1998). Более строгая сезонная зависимость наблюдается в танках (от слова «танцевать») (Руднева, 1975, с. 88). В Курской области танки водили с первых дней наступления весны – до глубокой осени.

Во многих селах исполнение отдельных таночных песен было связано с конкретной датой Великого Поста, ввиду чего их пели лишь один раз в году. Они, как правило, сдержанные и довольно скромные по средствам выражения чувств. Танки-веснянки в дни Великого Поста являются наиболее древними. Сегодня они бытует в сценических показах аутентичных коллективов.

Как показывает исследование, в Курском крае существовало несколько разновидностей танков, имеющих в быту различное назначение. Так, традиционные танки, прикрепленные к определенной дате, отличались торжественностью и многолюдностью; «постовые» танки – на Благовещение или в Вербное воскресенье – носили характер предпраздничных репетиций; танки, близкие к карагодам – пляскам, исполнявшиеся во всякое время года на одном месте в кругу вперемежку с плясками, были не многолюдны, более скромны и не рассчитаны на массового зрителя.

Танки более позднего происхождения, исполнявшиеся в разное время года, отличались от медленных и плавных танко-шествий живыми, активными, ликующими песнями в подвижном темпе. Танки этого типа – массовые пляски по кругу («посолонь») или шествия вдоль деревни с приплясыванием – сходны с традиционными своим внешним видом. Однако для них характерен более подвижный темп, ритмичное исполнение традиционных танцевальных фигур. От плясок они отличаются коллективным пением с притоптыванием и обязательным построением участников по определенному рисунку. С точки зрения хореографии танки разделены учеными-фольклористами на две основные типовые группы: танки-шествия или пляски вдоль улиц и танки-пляски на месте по кругу или параллельными рядами (Руднева, 1975).

Рразница заключается и в самом содержательном наполнении понятий «танок» и «карагод». Танки – это хороводы преимущественно плясового характера с развитыми хореографическими построениями и множеством фигур. А.В. Руднева выявила бытование в Курской области танков с элементами сценического действия – игрового начала. Существенное различие между танками и карагодами, по утверждению исследователя, отражается и в функциональной специфике музыки. Танки исполняются только под песни самих участников, а карагоды – часто под игру музыкантов.

Анализируя специфику исполнения курских хороводов, нетрудно заметить, что в танках доминирует общественное, коллективное начало, и весь хоровод – это четкое, слаженное движение общины, где участники держатся за руки. В карагодах на первое место выдвигается индивидуальность, личность исполнителя. Как подмечено А.В. Рудневой, построение пляшущих различно: друг за другом; друг против друга; парами; тройками – женщины в паре и перед ними – один мужчина.

Таким образом, композиционные формы построений карагодных и таночных песен имеют свою специфику, обусловленную традицией, значимостью праздника, сезонностью времени года, индивидуально-творческой самореализацией наиболее талантливых мастеров-исполнителей из народа, музыкальным сопровождением.

Как показывает анализ, жанр карагодных и таночных песен имеет вполне определенный не только конкретно-исторический, но и социально- стратификационный характер. Жанр этих песен сформировался под непосредственным воздействием многих факторов: этнических, социальных, политических, культурных, природно-климатических, хозяйственно-бытовых. Ввиду этого каждый из них имеет определенные отличия в следующих аспектах: приуроченность, время бытования, музыкальная и хореографическая лексика, круг реализуемых функций.

Осуществленный нами анализ музыкально-обрядовой культуры села Плехово Суджанского района выявил целый ряд оригинальных черт. Среди них следует выделить тритоновые интонации, характерные для большинства плеховских песен,вне зависимости от их жанровой принадлежности. Такого большого количества песен с целотоновыми ладовыми конструкциями нет нигде в Попселье, равно как и на всем Юге России.

Широким разнообразием типов многоголосного строения отличаются плеховские партитуры, вобравшие образцы типичной южнорусской гетерофонии, контрастного двухголосия и весьма редкого в этом регионе контрастного трехголосия. Гетерофонная фактура многих песен в сочетании с узкообъемными целотоновыми образованиями создают причудливые нагромождения секундовых созвучий, придающих плеховским песням специфическое звучание.

В календарный цикл села Плехово входят ключевые обрядовые комплексы, приуроченные к святочному, масленичному, пасхальному, троицкому и жатвенному периодам. Последний выражен слабо и представлен протяжными песнями с лирическим содержанием.

Так, святочный комплекс включает в себя традиционные этапы колядования, засевания, гадания и приуроченные к ним колядки, христославные, посевальные, величальные песни с элементами свадебной символики, посвященные холостому парню или девушке на выданье.

На Масленицу исполнялись лирические песни, содержание которых повествует о горькой доле молодых замужних женщин вдали от родительского дома. На масленичную неделю приходились заключительные свадебные обряды – отводы. Молодожены обязаны были с четверга по субботу посетить всех своих родственников, а в даровую субботу – родителей невесты, которые преподносили молодым подарок (домашнюю живность). Кроме выпечки блинов в Плехово бытовало ритуальное катание с гор на салазках и санях «для усиления роста растений и плодовитости скота».

Великопостный период в селе Плехово представлен лирическими протяжными песнями, исполняемыми только женским составом, постовыми танками и духовными стихами. Важность звучания каждого из перечисленных жанров подчеркивается наличием так называемых политекстовых напевов (на один напев исполняется от двух до пяти поэтическим текстов).

Основными жанрами-маркерами весенне-летнего периода выступают таночные, плясовые, карагодные песни, в том числе под знаменитые наигрыши: «Тимоня», «Чиботуха», «Батюшка», а так же лирические, приуроченные к какому-либо трудовому действию (например, покосу).

Жатвенный период в календарной традиции села обозначен лишь бурлацкими – сенокосными малораспевными протяжными песнями с лирическим содержанием на любовную или семейно-бытовую тематику. Сезоны, не заполненные ритуальными действиями, не имеют обрядовых песен. В эти периоды исполняются протяжные песни, приуроченные к какому-либо виду сельскохозяйственной деятельности (сенокос), или промежутку времени (пост).

Местная обрядовая культура не мыслится вне связи с народной одеждой, представленной богатейшими в смысле национального колорита комплексами (девичьим, женским и мужским).

Отдельного исследования заслуживает плеховская свадьба, включающая в себя множество обрядовых действий: спрос (предварительное сватовство), сватовство, пропой, подготовка приданого, посад, выкуп невесты, венчание, обряд повивания, дары, свадебный пир и сопровождающих их оригинальных песен.

Осуществленное нами в рамках дипломной работы исследование выявило и сохранность некоторых элементов традиционной плеховской свадьбы (сватовство, пропой, выкуп, прощание невесты с родительским домом, катание молодых, свадебное застолье). В этом огромная заслуга народных исполнителей села Плехово, которые на протяжении многих десятилетий являются хранителями и трансляторами уникальной локальной фольклорной традиции.

Проанализировав методы освоения музыкального фольклора ансамблем «Ростань» есть основание утверждать, что только в процессе фольклорно-этнографической работы, которую Савенко В.С. – руководитель коллектива, считает базисной основой учебно-образовательной деятельности, происходит действенный процесс познания и освоения многоголосной песенной фактуры (выделение голосов, звука и исполнительских приемов, вслушиваясь, впеваясь, подражая, сравнивая, экспериментируя), методов и импровизации (включаясь в пение «за следом», «из уст в уста»).

Такая многогранность художественного объекта, в частности, его структуры, формы, содержания, в сочетании с общедоступностью освоения, увлекает, помогает «проживать» песню, как говорится «изнутри», в наиболее приближенном к оригиналу варианте, способствуя объективизации и этнографической достоверности полученных знаний, умений, понятий, представлений обо всех сторонах жизни русского народа, сконцентрированных в традиционной народной песне.

Список литературы

1. Веретенников, И.И. Белгородские карагоды / И.И. Веретенников. –Белгород, 1993.

2. Даль, В.И. Толковый словрь живого русского языка / В.И. Даль. – М., 1955.

3. Ефименкова, Б.Б. Восточнославянская свадьба и ее музыкальное наполнение: введение в проблематику / Б.Б. Ефименкова. – М., 2008.

4. Жиров, М.С. Народная художественная культура Белгородчины / М.С. Жиров. – Белгород, 2000.

5. Жиров, М.С. Региональная система сохранения и развития традиций народной художественной культуры / М.С. Жиров. – Белгород, 2003.

6. Жиров, М.С. Русская народная песня: история и современность / М.С. Жиров, О.И. Алексеева. – Белгород, 2007.

7. Земцовский, И. Календарные песни как цикл / И. Земцовский // Вопросы теории и эстетики. Вып. 8. – Л., 1968.

8. Карачаров, И.Н. Особенности исполнения традиционных народных песен в бассейне реки Псел (Белгородско-Курское пограничье) / И.Н. Карачаров // Народная художественная культура Белгородчины на рубеже веков: состояние и перспективы. – Белгород, 2001.

9. Карачаров, И.Н. Песенная традиция бассейна реки Псел: Белгородско-Курское пограничье / И.Н. Карачаров. – Белгород, 2004.

10. Карачаров, И.Н. Песенные традиции бассейна реки Псла – древнейший очаг русской национальной музыкальной культуры / И.Н. Карачаров // Духовное наследие русской национальной культуры. Тезисы и доклады II региональной научно-практической конференции. – Курск, 1998.

11. Каргин, А.С. Народная художественная культура / А.С. Каргин. – М., 1997.

12. Квитка, К.В. Об историческом значении флейты Пана / К.В. Квитка // Музыкальная фольклористика. – Вып. 3. – М., 1986.

13. Кохановская, Н.С. Остатки боярских песен. Русская беседа / Н.С. Кохановская. – Вып. 2. – М., 1860.

14. Кунавина, А.В. Особенности музыкального фольклора Курской области / А.В. Кунавина // Народное певческое искусство: опыт, проблемы, перспективы: II межрегиональные (с международным участием) научно-творческие «Маничкины чтения» (Белгород, 5-6 декабря 2008 г.). – Белгород, 2009.

15. Линева, Е.Э. Великорусские песни в народной гармонизации / Е.Э. Линева. – Вып. 1. – СПб., 1904.

16. Лопатин, Н.М. Русские народные песни / Н.М. Лопатин, В.П. Прокунин. – М., 1956.

17. Мошков, В. Некоторые провинциальные особенности в русском народном пении / В. Мошков // Баян. – 1890. – № 4, 5. – С. 65.

18. Пропп, В.Я. Русские аграрные праздники: опыт историко-этнографического исследования / В.Я. Пропп. – М., 2000.

19. Путилов, Б.Н. Фольклор и народная культура / Б.Н. Путилов. – СПб.: Наука, 1994. – С. 144-145.

20. Руднева, А.В. Курские танки и карагоды / А.В. Руднева. – М., 1975.

21. Руднева, А.В. Народные песни Курской области / А.В. Руднева. – М., 1957.

22. Руднева, А.В. Песни села Плехово Суджанского района Курской области // Русские народные песни в многомикрофонной записи / Сост. А.В. Руднева, В.М. Щуров, С.И. Пушкина. – М., 1979.

23. Руднева, А.В. Русский народный хор и работа с ним / А.В. Руднева. – М., 1974.

24. Семенцов, В.С. Проблемы трансляции традиционной культуры на примере судьбы Бхагавадгиты / Восток-Запад. Исследования. Переводы. Публикации / В.С. Семенцов. – М.: Наука, 1988. – С. 34.

25. Соболевский, А.И. Великорусские народные песни / А.И. Соболевский. – СПб., 1895-1902.

26. Стахович, М. Собрание русских народных песен / М. Стахович. – СПб., 1851-1854, тетр. I-IV.

27. Терещенко, А.В. Быт русского народа / А.В. Терещенко. – СПб., 1996.

28. Терещенко, А.В. История культуры русского народа / А.В. Терещенко. – М., 2007.

29. Трутовский, В. Собрание русских простых песен с нотами / В. Трутовский / Ред., вступ. ст. В. Беляева. – М., 1953. – С. 31.

30. Шейн, П.И. Великорусы в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах ... / П.И. Шейн. – СПб., 1898, т. 1, вып.1; 1900, вып. 2.

31. Щуров, В.М. Региональные традиции в русском музыкальном фольклоре / В.М. Щуров // Музыкальная фольклористика. – Вып. 3. – М., 1986.

32. Щуров, В.М. С рюкзаком за песнями (записки собирателя). – М., 2005.

33. Щуров, В.М. Стилевые основы русской народной музыки / В.М. Щуров. – М., 1998.

34. Щуров, В.М. Южнорусская песенная традиция / В.М. Щуров. - М., 1987.