Л.А. Мусорина
ПОДРАЖАНИЯ ТРИДЦАТОЙ ОДЕ ГОРАЦИЯ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
Темой моей работы является традиция в русской литературе, порожденная тридцатой одой Горация Ad Melpomenen. В зависимости от того, какую цель преследовали поэты, тексты можно разделить на две группы: подражания и переводы. Переводы, в свою очередь, также распределяются на две группы: выполненные с академической целью и выполненные с художественной целью. Подражаниями мы называем здесь текст, сохраняющий поэтическую идею оригинала, но передающий личное мировоззрение создателя подражания. Академическим переводом мы называем передачу на другом языке содержания оригинала с максимальным сохранением его формы. Художественным переводом мы называем передачу на другом языке содержания оригинала в форме, наиболее соответствующей эстетическим представлениям переводчика. В наиболее простом случае, это перевод рифмованным стихом произведения, написанного в оригинале без рифмы.
К подражаниям относятся стихотворения А.С. Пушкина, Г.Р. Державина, В.Я. Брюсова (1912), К.Н. Батюшкова, В. Ходасевича. Примерами переводов, выполненных с академической целью, являются "Памятники" С.В. Шервинского, Н.И. Шатерникова, А.Х. Востокова, Н.Ф. Фоккова, В.Я. Брюсова (1913, 1918), А.П. Семенова-Тян-Шанского, Э.Я. Голосовкера, Б.В. Никольского. К переводам, выполненным с художественной целью, относятся произведения В.В. Капниста (2 стихотворения), С.А. Тучкова, А.А. Фета, В.Н. Крачковского (2 варианта), П.Ф. Порфирова.
Перевод М.В. Ломоносова, первый известный нам "Памятник" в русской литературе, нельзя отнести ни к первой, ни ко второй группе. В середине XVIII века, а "Памятник" Ломоносова опубликован в 1748 году, еще не было деления на научный и художественный перевод. То, что интересующая нас ода переведена четырехстопным ямбом и опубликована в "Кратком руководстве к красноречию", наводит на мысль, что метрическая точность Ломоносова не интересовала. Стихотворение "служит примером "неполного силлогизма" или "энтимемы", в которой "полагается одна посылка,. потом присовокупляется причина", а "все заключается следствием" (1, с. 251). В полном силлогизме должно быть две посылки: большая и малая.
В плане содержания перевод Ломоносова точен. Исключение составляет только одно место: поэт устраняет описание римского обряда, непонятного русскому читателю:
…dum Capitolium
Scandet cum tacita virgine pontifex
…пока в Капитолий
Восходит с безмолвной девой жрец
Ломоносов заменяет на:
Пока великий Рим владеет светом.
Итак, в русской поэтической традиции отступления от латинского оригинала начинаются с самого первого текста.
В 1795 году было опубликовано стихотворение Державина под заглавием "К Музе. Подражание Горацию". Этот текст является первым, известным нам, подражанием римскому поэту.
Если Ломоносов устраняет одну римскую реалию, то Державин привносит сюда реалии русские. В данном случае это гидронимы:
Слух пройдет обо мне от Белых вод до Черных,
Где Волга, Дон, Нева, с Рифея льет Урал.
Державин не знал латинского языка и пользовался немецкими переводами, а также советами друзей. К тому же был перевод Ломоносова. Но, вероятно, приняв описание места рождения Горация за перечисление мест будущей славы, Державин, тем самым, становится основателем новой традиции в русской поэзии. В дальнейшем все подражания будут написаны с упоминанием мест будущей славы. Также нельзя забывать, что XVIII век - "это был век географии; географические экспедиции Академии Наук, русские вслед испанцам и португальцам оставляют след в географической номенклатуре, доканчивают исследование земного шара. Весь век полон сознания этого "(2, с. 143-144 ).
Итак, первые два стиха третьей строфы "Памятника" Державина объясняются как частной ошибкой, так и духом эпохи.
Начиная с Державина, поэты стали говорить о своей славе не локальной, но всеобъемлющей. Реки, перечисленные в "Памятнике" Державина, находятся на большом расстоянии друг от друга. Это не случайно: географическая масштабность была характерна для оды XVIII века (4, с. 312). Пушкин в своем стихотворении перечисляет не гидронимы, но этнонимы:
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.
И опять же перечисляются народы, живущие далеко друг от друга. Хочется отметить, что в данном случае Пушкин следует традиции XVIII века. От Пушкина эта традиция переходит к Брюсову.
В "Памятнике" Брюсова (1912), который относится к подражаниям, места будущей славы распространяются уже за пределы России. Так, в третьей строфе мы читаем:
В сады Украйны, в шум и яркий сон столицы,
К преддверьям Индии, на берег Иртыша, -
Повсюду долетят горящие страницы,
В которых спит моя душа.
В пятой строфе Брюсов говорит о том, что его услышит Европа:
И в новых звуках зов проникнет за пределы
Печальной Родины, и немец, и француз
Покорно повторят мой стих осиротелый,
Подарок благосклонных Муз.
Слава представляется всемирной. Кроме этого, В.Я. Брюсов указывает на свою славу среди различных слоев общества:
И станов всех бойцы, и люди разных вкусов,
В каморке бедняка и во дворце царя,
Ликуя, назовут меня - Валерий Брюсов,
О друге с дружбой говоря.
В стихотворении Батюшкова, которое стоит особняком в русской литературе, места славы не конкретизируются. Поэт говорит, что он будет известен во всей Вселенной:
Не Аполлон, но я кую сей цепи звенья,
В которую могу вселенну заключить.
У Ходасевича "Памятник" имеет лишь опосредованную связь с 30-ой одой Горация. Но наличие этой связи автор акцентировал, взяв в качестве эпиграфа начало первой строки вышеупомянутой оды: Exegi monumentum - "Я воздвиг памятник". Текст носит ярко выраженный пародийный характер:
Павлович! С посошком, бродячею каликой
Пройди от финских скал вплоть до донских станиц,
Читай мои стихи по всей Руси великой, -
И столько мне пришлют яиц,
Что если гору их на площади Урицкой
Поможет мне сложить поклонников толпа -
То, выглянув в окно, уж не найдет Белицкий
Александрийского столпа.
В тексте мы снова встречаем названия мест, удаленных друг от друга.
Что же считали поэты своим памятником? Для Пушкина это "благородная память о чьих-либо делах" (3, с. 834), в данном случае память потомков о его заслугах перед Россией.
Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастёт народная тропа.
Брюсов, для которого поэзия была превыше всего, отождествляет свой памятник со своим поэтическим наследием:
Мой памятник стоит, из строф созвучных сложен.
Подобное представление о памятнике почти на сто лет ранее сформулировал Батюшков:
Я памятник воздвиг огромный и чудесный,
Прославя вас в стихах: не знает смерти он!
Кроме того, Батюшков видит свое бессмертие в опубликованности своих произведений:
...и все мои творенья,
От тлена убежав, в печати будут жить.
В тексте Ходасевича слово "памятник" не упоминается вообще. На связь с анализируемой нами традицией указывает название "Памятник" и эпиграф Exegi monumentum, такой же, как у Пушкина, а также цитаты из пушкинского "Памятника": "…по всей Руси великой" в третьей строке и "Александрийского столпа" в восьмой .
Державин, вслед за Горацием и Ломоносовым, не указывает, что именно он считает своим памятником. Однако мы можем предположить, что, следуя горацианской традиции, он имеет в виду свое литературное наследие.
Что ставили себе в заслугу поэты проанализированных нами подражаний Горацию? Державин считал, что останется в памяти потомков за то,
Что первый я дерзнул в забавном русском слоге
О добродетелях Фелицы возгласить,
В сердечной простоте беседовать о Боге
И истину царям с улыбкой говорить.
Пушкин писал:
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим призывал.
В тексте Брюсова нет явного перечисления заслуг, которые оценят потомки. Нет их и у Ходасевича.
Батюшков почти цитирует четвертую строфу "Памятника" Державина:
Так первый я дерзнул в забавном русском слоге
О добродетели Елизы говорить.
В сердечной простоте беседовать о боге
И истину царям громами возгласить.
Эти небольшие отличия "Памятника" Батюшкова от "Памятника" Державина весьма значимы, поскольку привносят совершенно иную интонацию в текст.
В последней строфе Гораций просит у Мельпомены венок для себя:
Et mihi Delphica
Lauro cinge volens, Melpomene, comam.
И мне дельфийским
Лавром увей желающая, Мельромена, волосы.
Из перевода Ломоносова не ясно, для себя просит поэт венок или же хочет видеть Музу, увенчанную Дельфийским лавром:
Возгордись праведной заслугой, Муза,
И увенчай главу Дельфийским лавром.
Однако, в комментарии к своему переводу Ломоносов, толкуя содержание текста, пишет: "Я поставил знак бессмертный своей славы затем, что первый сочинял в Италии оды, какие писал Алцей Еольский, стихотворец, того ради должна моя муза себя лавровым венком увенчать". Подобная мысль проводится в последней строфе "Памятника" Державина:
О Муза! Возгордись заслугой справедливой,
И, презрит кто тебя, сама тех презирай;
Непринужденною рукой, неторопливой,
Чело твое зарей бессмертия венчай.
Пушкин призывает Музу не требовать венца.
Веленью божию, о Муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца.
Брюсов забирает венок себе, но обращается при этом не к Музе, а к славе Будущего:
Венчай мое чело, иных столетий Слава.
Во всех остальных "Памятниках", включая переводы с художественной целью, поэты просят венок для себя, следуя примеру Горация.
Примечания
1. Алексеев М.П. Стихотворение Пушкина "Я памятник себе воздвиг…" . - Л., 1967.
2. Пумпянский Л. Об оде А. Пушкина "Памятник" // Вопросы литературы. - 1977. - № 8. - С.135-151.
3. Словарь языка Пушкина. - Т. II. - М., 1957.
4. Стенник Ю.В. Пушкин и русская литература XVIII века. - Санкт-Петербург, 1995.
РАСХОЖДЕНИЯ С ОРИГИНАЛОМ В ПЕРЕВОДАХ ХХХ ОДЫ ГОРАЦИЯ, ВЫПОЛНЕННЫХ С АКАДЕМИЧЕСКОЙ ЦЕЛЬЮ
В русской литературе нам известно девять переводов 30-ой оды Горация, выполненных с академической целью. Под переводами, выполненными с академической целью, мы подразумеваем такие тексты, в которых автор ставит своей задачей не создание самостоятельного художественного произведения, но ознакомления читателя с переводимым автором. К таким переводам относятся тексты А.Х. Востокова, Н.Ф. Фоккова, Б.В. Никольского, В.Я. Брюсова (1913 г., 1918 г.), А.П. Семёнова-Тян-Шанского, Н.И. Шатерникова, Я.Э. Голосовкера, С.В. Шервинского.
Из этих девяти переводов пять текстов не имеют названия, два стихотворения - А.Х. Востокова и Н.Ф. Фоккова - имеют название, идентичное заглавию оды Горация: "К Мельпомене" ("Ad Melpomenen"). Тексты А.П. Семёнова-Тян-Шанского и Я.Э. Голосовкера называются "Памятник", так же, как и аналогичное по тематике произведение Г.Р. Державина. Хочется отметить, что впервые державинское стихотворение было опубликовано под заглавием "К Музе. Подражание Горацию", и лишь позже стало появляться под названием "Памятник". После Г.Р. Державина так назвали свои стихотворения, передающие поэтическую идею 30-ой оды Горация, В.Я. Брюсов (1912 г.), В.Ф. Ходасевич и вышеупомянутые переводчики - А.Х. Востоков и Н.Ф. Фокков. В.А. Жуковский, внося поправки в стихотворение А.С. Пушкина "Я памятник себе воздвиг…", дал ему и название: "Памятник". Таким образом, Г.Р. Державин породил в русской литературе традицию названия стихотворения, написанного на подобный сюжет. Она не получила широкого распространения: кроме заглавия "Памятник" существуют такие названия, как "К Мельпомене", "К Музе" (вариант предыдущего заглавия), "Слава его стихов бессмертна", "Подражания Горацию", "Памятник Горация" (вариант названия "Памятник"). Семь произведений не имеют названия. Но заглавие "Памятник" прочно вошло в обиход как в научной, так и в популярной литературе, вне зависимости от того, какое название стихотворению дал поэт.
Из девяти переводов только в тексте Н.Ф. Фоккова зачин первого стиха совпадает с оригиналом: "Я воздвиг…", В.Я. Брюсов меняет слова местами: "Памятник я воздвиг…" (1913 г.). Три текста (Н.И. Шатерникова, С.В. Шервинского и Я.Э. Голосовкера) начинаются словами "Создал памятник я…". Первые слова "Памятника" А.П. Семёнова-Тян-Шанского - "Создан памятник мной…", А.Х. Востокова - "Крепче меди себе…", В.Я. Брюсова (1918 г.) - "Вековечней воздвиг меди…", Б.В. Никольского - "Долговечный воздвиг меди…".
Переводя слова Горация "aere perennius" большинство поэтов употребляют лексему "медь": "меди нетленнее" ( В.Я. Брюсов (1913 г.), Н.И. Шатерников), "вековечнее меди" (В.Я. Брюсов (1918 г.), А.П. Семёнов-Тян-Шанский), "крепче меди" (А.Х. Востоков), "меди победнее" (Я.Э. Голосовкер), "долговечный воздвиг меди…" (Б.В. Никольский), несмотря на то, что слово "aes", как обозначение металла, имеет два перевода: "медь" и "бронза" [1, с. 35]. Только в двух текстах мы встречаем "бронзы литой" (С.В. Шервинский), "бронз вековечнее" (Н.Ф. Фокков).
Зачин шестого стиха "Памятника" Горация "Non omnis moriar…" всеми переводчиками, кроме А.Х. Востокова, переводится одинаково: "Нет, не весь я умру". А.Х. Востоков начинает этот стих словом "так": ("Так; я весь не умру…"), следуя при этом державинскому образцу (Ср.: "Так! - весь я не умру…"). Перевод А.Х. Востокова был сделан в 1802 году, через семь лет после написания "Памятника" Г.Р. Державиным. Отрицание "нет" мы встречаем только после появления "Памятника" А.С. Пушкина. В данном случае любопытно то, что поэт, стремясь максимально точно перевести оду Горация, попадает под влияние автора художественного текста.
Следующее разночтение связано со словами Горация "Multaque pars mei" ("И большая часть меня"). Наиболее точно переводили это словосочетание В.Я. Брюсов (1913 г., 1918 г.), Н.Ф. Фокков, А.Х. Востоков: "Большая часть меня…". Однако, вместо положительной степени "multa" (большая) эти переводчики используют сравнительную степень "большая". Н.И. Шатерников, С.В. Шервинский и А.П. Семёнов-Тян-Шанский эту часть шестого стиха переводят как "лучшая часть меня". Наименее точный перевод принадлежит Я.Э. Голосовкеру: "Высшая жизни часть".
При переводе сложность вызвали 10-14 стихи произведения. А.Х. Востоков, Н.Ф. Фокков, В.Я. Брюсов, Н.И. Шатерников, С.В. Шервинский перевели стихи
Dicar, qua violens obstrepit Aufidus
Et qua pauper aquae Daunus agrestium
Regnavit populorum, ex humili potens
Princeps Aeolium carmen ad Italos
Deduxisse modos.
Обо мне будут говорить, где бурный шумит Ауфид,
И где бедный водой Давн сельским
Правил народом, из низкого могущественный
Первым Эолийскую песнь на Италийские
Переложил лады
как места будущей славы, что является искажением оригинала.
А.Х. Востоков
Там, где Авфид крутит волны шумящие,
В весях скудных водой Давнус где царствовал,
Будет слышно, что я - рода беззнатного
Отрасль - первый дерзнул в Римском диалекте
Эолийской сложить меры поэзию.
Н.Ф. Фокков
Будет речь обо мне, где бурлит злой Ауфид
И где бедный водой Давн полудикими
Правил подданными; славен я из простых:
Ведь я первый возвел песнь итальянскую
В эолийческий лад.
В.Я. Брюсов
Буду назван, где мчит Авфид неистовый
И где бедный водой Давн над пастушеским
Племенем был царем: из ничего могущ.
Первый я преклонил песни эольские
К италийским ладам.
1913 г.
В.Я. Брюсов
Буду назван, где мчит Ауфид неистовый
И где бедный водой Давн был над сельскими
Племенами царем, из ничего могущ.
Первым я перевел песни Эолии
На италийский лад.
1918 г.
Н.И. Шатерников
Речь пойдет обо мне, где низвергается
Ауфид ярый, где Давн людом пастушеским
Правил, бедный водой, - мощный из низкого
Первый я проложил песню Эолии
В италийских ладах.
С.В. Шервинский
Назван буду везде - там, где неистовый
Авфид ропщет, где Давн, скудный водой, царем
Был у грубых селян. Встав из ничтожества,
Первым я приобщил песню Эолии
К италийским стихам.
Авторы приняли слова "Ауфид" и "Давнус" ("Давн") как атрибуты Римской Империи, находящиеся на большом расстоянии друг от друга. Эта ошибка не случайна. В тексте М.В. Ломоносова - первом, известном нам, русском переводе "Памятника" Горация - мы встречаемся с такой же интерпретацией этих стихов:
Я буду возрастать повсюду славой,
Пока великий Рим владеет светом.
Где быстрыми шумит струями Авфид,
Где Давнус царствовал в простом народе,
Отечество мое молчать не будет,
Что мне беззнатный род препятством не был,
Чтоб внесть в Италию стихи Еольски
И перьвому звенеть Алцейской лирой.
Слова "повсюду" и "отечество" доказывают, что М.В. Ломоносов понял имена собственные "Авфид" и "Давнус" как римские реалии, далеко находящиеся друг от друга. Но Авфид - это "главная река в Апулии" [3, с. 62 ], а Давнус - "мифический царь северной Апулии [1, с. 221]. Гораций пишет о том, что он, низкого происхождения, первым в Апулии переложил Эолийскую песнь на Италийский лад.
Анализируя "Памятник" Г.Р. Державина, Л.В. Пумпянский объясняет стихи
Слух пройдет обо мне от Белых вод до Черных
Где Волга, Дон, Нева, с Рифея льет Урал;
неправильным пониманием перевода М.В. Ломоносова, которым пользовался Г.Р. Державин, т.к. не знал латинского языка [2, с. 143]. Но мы считаем, что это М.В. Ломоносов не понял оригинальный текст 30-ой оды Горация и тем самым породил литературную традицию: из девятнадцати авторов одиннадцать написали свои "Памятники" с упоминанием мест будущей славы. К ним относятся Г.Р. Державин, К.Н. Батюшков, А.С. Пушкин, В. Ходасевич, С.А. Тучков, В.Н. Крачковский (два стихотворения), С.В. Шервинский, А.Х. Востоков, В.Я. Брюсов (три стихотворения), Н.И. Шатерников. Чешский филолог Иржи Левый в своей монографии "Искусство перевода" пишет о требованиях, которые предъявляются к переводчику: "…переводчик должен знать: 1) язык, с которого переводит, 2) язык, на который переводит, 3) предметное содержание переводимого текста (так называемые реалии времени и места, индивидуальные особенности автора или соответствующую область специальной литературы)". Мы предполагаем, что в данном случае ошибка допущена вследствие незнания реалий места.
Из вышеупомянутых авторов С.В. Шервинский употребляет в третьей строфе слово "везде" ("Назван буду везде…"), которое является синонимом слову "повсюду" из текста М.В. Ломоносова ("Я буду возрастать повсюду славой…").
Наиболее точными переводами 10-14 стихов можно назвать тексты Б.В. Никольского, Я.Э. Голосовкера и А.П. Семенова-Тян-Шанского:
Б.В. Никольский
Скажут: там, где ревет Ауфид неистовый,
Там, где, беден водой, Давн повелителем
Был из сельских племен крайнего племени, -
Первый там я в лады ввел Италийские
Песнь Эолии.
Я.Э. Голосовкер
Скажут: с гор, где Ауфид бешено пенится,
Где в безводном краю над деревенщиной
Давн когда-то царил, родом ничтожный смог
Первой песнь передать вольной Эолии
Италийским стихом.
А.П. Семенов-Тян-Шанский
Будет ведомо всем, что возвеличился
Сын страны, где шумит Ауфид стремительный,
Где безводный удел Давна - Апулия, -
Эолийский напев в песнь италийскую
Перелив.
Единственный из всех авторов, переводивших 30-ую оду Горация с академической целью, Семенов-Тян-Шанский объясняет лексемы "Ауфид" и "Давн", вводя в текст название родины Горация - "Апулия".
Местоимение "там" в 13 стихе перевода Б.В. Никольского имеет очень большое значение: оно исключает неоднозначное толкование текста
Первый там я в лады ввел Италийские
Песнь Эолии.
Также удачно, на наш взгляд, употребление Б.В. Никольским и Я.Э. Голосовкером глагола "скажут" ("Скажут: там, где ревет Ауфид неистовый…"), ("Скажут: с гор, где Ауфид бешено пенится…"). Обороты, которые использовали А.Х. Востоков ("Будет слышно…"), Н.Ф. Фокков ("Будет речь обо мне…"), Н.И. Шатерников ("Речь пойдет обо мне…"), С.В. Шервинский ("Назван буду везде…"), В.Я. Брюсов ("Буду назван…") имеют значение будущей славы с последующим указанием широких границ ее, что является, как мы уже говорили, отступлением от оригинала.
У перевода Б.В. Никольского есть еще одна особенность, которая не имеет аналогов во всем корпусе русских "Памятников". Автор переводит 11-12 стихи оды
Et qua pauper aquae Daunus agrestium
Regnavit populorum, ex humili potens
Там, где, беден водой, Давн повелителем
Был из сельских племен крайнего пламени,
"По мнению Б.В. Никольского, слова "ex humili potens" "являются вырождением первоначального рукописного "extumuli potens"." [4, с. 255 ]. К сожалению, в словаре И.Х. Дворецкого, наиболее полном из всех латинско-русских словарей, слово "extumuli" отсутствует. Но перевод Б.В. Никольского представляется нам интересным и может послужить предметом дальнейших исследований.
Последние два с половиной стиха оды Горация
Sume superbiam
Quaesitam meritis et mihi Delphica
Lauro cinge volens, Melpomene, comam.
Возьми гордость
Добытую заслугами, и мне Дельфийским
Лавром увей желающая, Мельпомена, кудри
все поэты, кроме А.Х. Востокова, переводят достаточно точно, с сохранением авторской мысли: предложение Музе гордиться заслугами поэта и просьбой увенчать голову последнего лавром. И только А.Х. Востоков, кроме лаврового венка, просит у Музы позволения самому гордиться собственными заслугами. Подобные случаи более нам не известны.
В результате анализа переводов 30-ой оды Горация, выполненных с академической целью, мы можем сделать следующие выводы:
1. Неправильное понимание М.В. Ломоносовым оригинала "Памятника" Горация привело к появлению традиции, которая получила широкое распространение. Из девяти анализируемых текстов шесть стихотворений написаны с упоминанием мест будущей славы.
2. Текст, написанный с художественной целью, может оказывать влияние на поэта, стремящегося перевести произведение с максимальной точностью, как, например, "Памятник" Г.Р. Державина оказал влияние на А.Х. Востокова, а "Памятник" А.С. Пушкина повлиял на Н.Ф. Фоккова, Б.В. Никольского, В.Я. Брюсова, А.П. Семенова-Тян-Шанского, Н.И. Шатерникова, Я.Э. Голосовкера и С.В. Шервинского.
Примечания
1. Дворецкий И.Х. Латинско-русский словарь. - М., 1986.
2. Пумпянский Л.В. Об оде А.С. Пушкина "Памятник" // Вопросы литературы, 1977, № 8.
3. Словарь античности. - М., 1994.
4. Алексеев М.П. Стихотворение Пушкина "Я памятник себе воздвиг...": Проблема его изучения. - Л., 1967.
115 285
124 
