Дебольская Н.Г. Статья "Современность и поэзия Тютчева и Фета".

Дебольская Н.Г. Современность и поэзия Тютчева и Фета.

Предсказание критиков – современников А. Фета – о недолговечности его стихотворений – с высоты сегодняшнего времени не сбылись. Добролюбов писал, что «у поэта нет живого отношения к современности», а Писарев и вовсе утверждал, что «со временем … продадут его пудами для оклеивания комнат под обои и для завертывания сальных свечей, мещерского сыра и копченой рыбы. Фет унизится таким образом до того, что впервые станет приносить своими произведениями некоторую долю практической пользы».

Но, как сказал другой поэт, «… лицом к лицу, лица не увидать, большое видится на расстояньи…». Фет перешагнул все времена и стал в одном ряду с Жуковским и Тютчевым.

Владимир Соловьев – поэт, философ, богослов, литературный критик и публицист – «предтеча русского символизма» - завершитель классической ветви романтизма, представленной именами Жуковского, Тютчева и Фета, в статье о поэзии Тютчева (1895) выразил основную идею: «…для красоты вовсе не нужно, чтобы темная сила была уничтожена в торжестве мировой гармонии: достаточно, чтобы светлое начало овладело ею, подчинило её себе, до известной степени воплотилось в ней, ограничивая, но не упраздняя её свободу и противоборство». Он же утверждал: «Раскрытие поэтического смысла природной жизни Пушкин как бы представил своему глубокомысленному современнику – Тютчеву, а лирическую живопись её явлений – одному из главных птенцов своего «лебединого» гнезда – Фету».

Фет и Тютчев – любимые поэты И.А. Бунина. Фет для него – величайший стилист эпохи, поэт чувственный и страстный, прозревающий сквозь полотно Вселенной трепет и мерцание бытия. Как и Фет, Бунин пробивает корку материи, заставляя все житейское, будничное говорить языком «легкого дыхания».

Героиня «Легкого дыхания» Оля Мещерская похожа на фетовскую бабочку с её «воздушным очертаньем», грациозностью, легкостью, непостоянством:

Надолго ли, без цели, без усилья
Дышать хочу?
Вот-вот сейчас, сверкнув, раскину крылья
И улечу.

(1884)

Или на тютчевскую ветреную Гебу:

Ты скажешь: ветреная Геба, (богиня вечной юности)
Кормя Зевесова орла,
Громокипящий кубок с неба,
Смеясь, на землю пролила!

Стихотворение Фета является очевидным интертекстом произведения Бунина, расширяя смысл словосочетания «легкое дыхание»:

Ты прав. Одним воздушным очертаньем
Я так мила.
Весь бархат мой с его живым сияньем –
Лишь два крыла.
Не спрашивай: откуда появилась?
Куда спешу?
Здесь на цветок я легкий опустилась
И вот – дышу.

Бабочка в системе эстетических ценностей Фета – символ красоты, поэзии, искусства, не связанного с действительностью. Сам Бунин, кстати говоря, сознавал себя прежде всего поэтом – ибо и на его лирической прозе всегда лежит поэтический отпечаток и огорчался, когда его считали в первую очередь прозаиком.

Бунин проявил себя как наследник и продолжатель поэтической классики: от Пушкина до Фета. Весь мир сосредоточен в душе поэта, что дает ему ощущение счастья и полноты жизни: «Я вижу, слышу, счастлив. Все во мне». Прямая перекличка с Тютчевым:

Мотылька полет незримый
Слышен в воздухе ночном.
Час тоски невыразимой!
Все во мне, и я во всем!

«Тени сизые смесились…» (одно из любимых стихотворений Л.Н. Толстого)

Поэзия Фета на фоне классической русской поэзии, вторгавшейся в философские основы бытия, кажется бабочкой, легкой, прелестной и мгновенной.

Творчество Фета всегда было для Владимира Соловьева чем-то пленительным и поучительным. «Чистая поэзия» Фета вызывала у него неизменную симпатию. И они настолько сблизились, что Соловьев бывал даже в имении Фета в Воробьевке. Фет в то время переводил «Энеиду» Вергилия, и Соловьев ему в этом помогал.

В июле 1887 в Воробьевке Соловьев помогал Фету в композиции его «Вечерних огней», защищая при этом Фета от неумеренной критики Н. Страхова, тоже гостившего в это время в Воробьевке. Характерно, что книгу «Вечерние огни» Фет подарил Соловьеву с надписью «Зодчему этой книги». После смерти Фета Соловьев с жалостью вспоминает о нем. Фет является ему во сне и просит не забывать о нем:

Он был старик давно больной и хилый;
Дивились все – как долго мог он жить…
Но почему же с этою могилой
Меня не может время помирить?
Не скрыл он в землю дар безумных песен;
Он все сказал, что дух ему велел, -
Что ж для меня не стал он бестелесен
И взор его в душе не побледнел?
Здесь тайна есть… Мне слышаться призывы
И скорбный стон с дрожащею мольбой…
Не примирённое вздыхает сиротливо
И одинокое горюет над собой.

16 января 1897г.

Внешние обстоятельства жизни Фета не только не способствовали характеру его творчества, но даже противоречили им. А внутренняя жизнь почти не связана с фактами внешней биографии. Этот разрыв между внешней биографией (практичный человек, офицер, помещик) и творчеством – признак гениальности: дар гения не зависит от жизненных ситуаций и преодолевает их. Л.Н. Толстой по поводу стихотворения Фета «Среди звезд» писал автору 6-7 декабря 1876г. «Стихотворение это не только достойно вас, но оно особенно и особенно хорошо, с тем самым философско-поэтическим характером, которого я ждал от вас. Прекрасно, что это говорят звезды. И особенно хороша последняя строфа.

Хорошо тоже, что заметила жена, что на том же листке, на каком написано это стихотворение, излиты чувства скорби о том, что керосин стал стоить 12 копеек.

Это побочный, но верный признак поэта. Если поэзию Тютчева можно, хотя бы и условно, делить на тематические блоки, то поэзия Фета существует, скорее, в сфере бессознательного. Знаменитая музыкальность Фета – это характеристика его миросозерцания. Иван Никанорович Розанов в статье «От книги – к фольклору» писал: «Прекрасные стихотворения Тютчева, хотя и положены были на музыку, популярности в народе не обрели. Фольклористы, исследуя причины этого, пришли к выводу, что в народ переходили стихотворения напевные /Лермонтов – «Выхожу один я на дорогу…; Некрасова – «Ой, полна, полна моя коробушка…», «Меж высоких хлебов затерялася…», «Что ты жадно глядишь на дорогу…»/; удобные для пения размеры – хорей, анапест, амфибрахий, менее удобные – ямб и дактиль/, как правило, сюжетные, близкие к фольклору по идее и образности.

Позднее стихи Фета отличаются от ранних по пластике, по тонкости ремесла, но не случайно поэт смог собрать все стихи в один сборник «Вечерние огни». Его ранние и поздние стихи невозможно противопоставить друг другу, т.к. восприятие мира их автором осталось прежним. Фет не пережил в лирике ни лермонтовского разочарования («И скучно, и грустно, и некому руку подать в минуту душевной невзгоды…»), ни толстовского перелома, ни тютчевского восхождения. Фет – цельный, не разрушенный временем поэт – от начала творчества до конца.

«Чем долее я живу, чем более пережил».

Что значат для Фета День и Ночь? Ночь у него сияла, и этим всё сказано:

Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали
Лучи у наших ног в гостиной без огней.
Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,
Как и сердца у нас за песнею твоей.

(«Сияла ночь»)

У Тютчева иначе:

Но меркнет день – настала ночь;
Пришла – и с мира рокового
Ткань благодатную покрова
Сорвав, отбрасывает прочь…
И бездна нам обнажена
С своими страхами и мглами,
И нет преград меж ей и нами –
Вот отчего нам ночь страшна!

(«День и ночь»)

Истина у обоих поэтов открывается ночью, но она разная. Истина Фета – с крыльями, в ней свет, обожание, а у Тютчева космос страшен, в нем нет гармонии и порядка, а только хаос:

О чем ты воешь, ветер ночной?
О чем так сетуешь безумно?
Что значит странный голос твой,
То глухо-жалобный, то шумно?
Понятным сердцу языком
Твердишь о непонятной муке –
И роешь, и взрываешь в нем
Порой неистовые звуки!

Для Фета ночь не только не отменяет человеческого существования, но и позволяет ему чувствовать себя освобожденным. Ночь-момент соединения человека с миром: «сердце цветет» ночью. И ночь, и день для Фета едины:

На заре ты её не буди,
На заре она сладко так спит;
Утро дышит у ней на груди,
Ярко пышет на ямках ланит.

В лирике Фета герой всегда стремится к прекрасному независимо от того, несёт это прекрасное радость или трагедию. И мгновения прекрасного, импульсы его – как свет звезды. Фету хочется, чтобы свет лился всё время. Стихотворение «Майская ночь»:

А счастье где? Не здесь, в среде убогой,
А вон оно – как дым.
За ним! За ним! Воздушною дорогой –
И в вечность улетим!

Л.Н. Толстой в письме Фету 11 мая 1870 г. писал: «Развернув письмо, я – первое – прочел стихотворение, и у меня защипало в носу: я пришел к жене и хотел прочесть;

Но не мог от слез умиления. Стихотворение одно из тех редких, в которых ни слова прибавить, убавить или изменить нельзя; оно живое само и прелестно. Оно так хорошо, что, мне кажется, это не случайное стихотворение, а что это первая струя давно задержанного потока…

«Ты нежная», да и все прелестно. Я не знаю у вас лучшего».

В стихах Фета сохраняется не только потребность, но и надежда на возможность присоединения человека к миру, который дает счастье. Тютчев в письме жене признается: «Да, в недрах моей души – трагедия, ибо часто я ощущаю глубокое отвращение к себе самому и в то же время ощущаю, насколько бесплодно это чувство отвращения … состояние внутренней тревоги сделалось для меня почти привычным…». У Фета – восторг, у Тютчева – лишь умиление. Фетовская невозможность выговорить чувство беспредельной любви сродни тютчевскому «мысль изреченная есть ложь». Фет восклицал:

О, если б без слова
Сказать душой было можно!

Фетовское чувство сродни пушкинскому: «…но пусть она вас больше не тревожит…»

Я тебе ничего не скажу,
И тебя не встревожу ничуть,
И о том, что я молча твержу,
Не решусь ни за что намекнуть.

Тютчев – в конфликте с окружающим миром. Фетовский драматизм рождается из человечности, светлой сердечности и невозможности человека реализовать свое чувство. Драма Тютчева в том, что конфликт находится вне человека, он в самом устройстве мира. Для Фета драма – внутри человека (невозможность высказать себя). У него всё так пронзительно сказано, и это не впечатление, а прозрение. Но как зафиксировать длящийся процесс? Как вобрать это в себя целиком? Как выразить все это в целостном образе? Вот ещё один исток драматизма. Это противоречие не столько от беспомощности стиха перед жизнью, сколько от беспомощности счастья, которое не может длится вечно. И в то же время не может быть исчерпано до конца».

Недаром у Фета несколько стихотворений с одним названием «Майская ночь», например значит, к нему можно возвращаться вновь и вновь.

Каждый поэт так или иначе возвращается к «вечным» темам и проблемам. Но причины возвращения бывают разными: можно возвращаться от фатальности неразрешенных вопросов, а можно от того, что прекрасное за один раз не раскрыть и хочется говорить об этом ещё и ещё. И это уже не возвращение к старой теме. В поэзии Фета такое сознание безусловности каждого переживаемого момента, причем переживания очень страстны. Ему открыта и трагичность мира; бросаясь в трагедию, как в пропасть, он счастлив от самого чувства.

При всей трагичности многих стихов Фета ощущение счастья бытия для него родное. Если сравнить два стихотворения с одним названием «Ива» Фета и Тютчева. Аллегоричность образов Тютчева – нарастание, попытки слиться с потоком природы, жизни. А у Фета – при всей дерзости его метафор – мир, всё вписывающий друг в друга. Ощущение бесконечности, бездонности мира и счастья. Фет не мог сказать: «День пережит – и слава Богу…»

Тютчев порывист и если может быть с кем-нибудь вместе, то только с природой. Даже в любовной лирике Тютчева не происходит полного соединения двух людей. Если сравнить «Я помню чудное мгновенье…» Пушкина и «Я встретил вас…» Тютчева, то у Пушкина 2-я встреча и есть настоящее рождение, приводящее поэта к вдохновению. У Тютчева, наоборот, умиление оттого, что чувство, которое, казалось бы, не должно воскресать, всё-таки пробуждается.

Тютчев остро переживает ощущение бытия человека, его странничества, конфликт Космоса и Хаоса. И эти переживания выражены на языке философии ХХ века. Русская философия ХIХ века была больше обращена к историософским проблемам, ей ещё не было присуще сознание трагичности бытия, вот почему Тютчев стал так желанен и близок для поэтов «серебряного» века.

Ощущение конфликтности даже любовного чувства есть уже в ранних стихах Тютчева. Говоря о любви, он использует эпитеты «угрюмый» и «тусклый». Он не может увидеть свет – в отличие от Фета, который видит свет даже ночью, и это заставляет думать его о преходящем, а преходящее он поэтизирует. Тютчев бесприютен, как бесприютен и человек в его поэзии. Темы и образы мимолетности и ничтожности человеческого «Я» проходят не только через всю лирику поэта (греза природы, злак земной, облак дыма, тень, бегущая от дыма), но и глубоко укореняются в его сознании: «Какое жалкое существо человек», «как ничтожно всё, что относится к человеку», «какое сновидение есть жизнь, Боже мой, какое сновидение есть жизнь, какое сновидение», - признается он в письмах.

Как дымный столп светлеет в вышине! –
Как тень внизу скользит неуловима!
«Вот наша жизнь, - промолвила ты мне, -
Не светлый дым, блестящий при луне,
А эта тень, бегущая от дыма…»

«Как мало реален человек, как легко он стирается», «бесследно все, и так легко не может быть», - повторяет он в стихах.

Тютчев постоянно чувствует дыхание Хаоса за спиной: «Дай вкусить уничтоженье, с миром дремлющим смешать…»

У Фета любовь такая, о которой человек мечтает, а у Тютчева – какая она есть на самом деле. Любовь у Тютчева внутренне конфликтна, а острота этого конфликта доводит до поединка. Фету потому и хочется остановить мгновение, потому что его любовь идеально:

О, не зови! Страстей
твоих так звонок
Родной язык.
Ему внимать и плакать,
как ребенок,
Я так привык!
Передо мной дай волю
сердцу биться
И не лукавь,
Я знаю край, где всё, что
может сниться,
Трепещет въявь.

Фет, как Пушкин, не препарирует чувство – он дышит, он любит. Тютчев смотрит на любимую со стороны – эта ответственность характерна для сознания ХХ века. Это разновидение ощутимо в диалоге: «Не говори: меня он, как и прежде любит…» и «О, не тревожь меня укорой справедливой…», «Она сидела на полу…» - взгляд со стороны.

Для Тютчева исходное – в изначальной обреченности мироздания. Для Фета – глубина и обширность чувства:

Какое счастие: и ночь, и мы одни!
Река – как зеркало и вся блестит звездами;
А там-то… голову закинь-ка да взгляни:
Какая глубина и чистота над нами!
О, называй меня безумным! Назови
Чем хочешь; в этот миг я разумом слабею
И в сердце чувствую такой прилив любви,
Что не могу молчать, не стану, не умею!

Чем сегодня важны для нас Тютчев, Фет, Бунин? – Великие умы всегда современны. Их наблюдения актуальны и сегодня. Тютчев – как прекрасный поэт, патриот России, тоскующий о Свете небесном, взыскующий о крепости православия.

Фет – с его непонятной и сегодня «лирической дерзостью – свойством великих поэтов», по выражению Л.Н. Толстого. Поэтическая зоркость Фета представила мир прекрасным и гармоничным. «Целый мир от красоты» - утверждал он и подарил свои сложные и прекрасные чувства, которые так трудно передать словами. Он передал всем живущим трудно выразимое сокровенное человеческое чувство и столь же неуловимое интимное переживание природы. Это поэзия души. Она позволяет избежать растления духа, о чем, как о самом страшном признаке распада, с болью говорил Тютчев в стихах «Наш век»:

Не плоть, а дух растлился в наши дни,
И человек отчаянно тоскует…
Он к свету рвется из ночной тени
И, свет обретши, ропщет и бунтует.

Для Фета душа – самостоятельная реальность, наблюдаемая при всех её воплощениях. А так видеть её может только человек, пронизанный верой, живущий ею и по-другому жить не умеющий:

Слепцы напрасно ищут, где дорога,
Доверясь чувств слепым поводырям;
И если жизнь – базар крикливый Бога,
То только смерть – Его бессмертный храм.

Фет «Смерть»

Истинная поэзия меняет читателей, побуждает иначе оценивать свои прошлые поступки; замечать в окружающей нас жизни, в отношениях между людьми много нового; понимать то, что раньше казалось недоступным.

Чему бы жизнь нас не учила,
Но сердце верит в чудеса:
Есть нескудеющая сила,
Есть и нетленная краса.

Нужно ли говорить, насколько ценна и жизненно необходима нам всем русская классика ХIХ века? Нужно ли утверждать незыблемость духовных ценностей, без которых теряется человеческое в человеке?

ХХ век оказался по силе разрушительства, по свирепости своей проверки человека, его души и совести на устойчивость, на сбережение здравого смысла и чувства сострадания куда более суровым, чем предыдущий век. Поиски лекарства от безнадежности, от безверия – снова и снова обращают нас к системе ценностей, к неумирающей и нетленной классике, к «великим драгоценным закромам» русского Слова, языка никогда не убывающего. Когда есть в нас это всемогущее родное слово рядом с сердцем и душой, - тогда ошибиться нельзя. Есть оно – всё остальное есть, а нет – и нечем будет закрепить самые искренние порывы.

Научный сотрудник ГАУК «Государственный мемориальный историко-литературный музей-заповедник Ф.И. Тютчева «Овстуг» Дебольская Н.Г. (1954-2024).

Список используемой литературы

1. К.В. Пигарев. Ф.И. Тютчев и его время. М., «Современник», 1978 г.

2. Собрание сочинений В.С. Соловьева, 2-е изд. Сиб., т. VI, с.480.

3. Фет А.А. Вечерние огни. М., 1971.

4. Соловьев В.С. Письма. Пб., 1923, т. IV.

5. Ф.И. Тютчев. Святилище души. Стихотворения. Переводы. Письма. М., 2003. «Классика».

6. Ф.И. Тютчев. т. V –VI. Письма. Москва. 2004. ПСС и письма в 6 томах. «Классика».

7. Ф.И. Тютчев и православие. 2005. Издательский дом «К единству!»

8. Мейер Г.Ф. Жало в дух. Обморок живой веры. Возвращение. 1954 и 32. С.160-177.

9. А.Ф. Тютчева. При дворе двух императоров. Тула. 1990. Дневник. 1853-1882.

Источник: Музей Тютчева «Овстуг»