Иллюстрирование рассказов Е.Чарушина аннимированными рисунками (детская работа)

Е. Чарушин

МЕДВЕЖАТА

РАССКАЗЫ

ИЗДАТЕЛЬСТВО «ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА»

МЕДВЕЖОНОК

Охотники убили трёх медведиц и три выводка медвежат продали в зоопарк.    В зоопарке их всех посадили в одну клетку, бурых, рыжих, черноватых, неодинаковых и мастью, и ростом - кто побольше, кто поменьше. Самый маленький - самый угрюмый .

Сидит в углу, чешет животик, лапу сосёт и всё время ворчит.

    А другие весёлые: борются, по клетке лазят, барахтаются, кричат, пыхтят - мохнатые, пузатые, большеголовые, косолапые медвежатки.

    Один, хоть и всех перерос, а есть не умеет по-настоящему.

    Его служительница соской кормит. В бутылку молока нальёт, тряпку в горлышко сунет и отдаст ему. Он бутылку облапит и сосёт. Никого к себе не подпускает, ворчит. Страшно так!

    Повисел, отдохнул и сразу до потолка добрался. Потом и по потолку полез, да сорвался, упал и завопил отчаянным голосом.

Другой, черноватый, с белым пятном-нагрудником, всё лазает, карабкается. Полез он по железным прутьям клетки к потолку. Прутья-то скользкие, два вершка пролезет да вершок обратно съедет. Лез, лез, до половины добрался, а дальше никак. Устал. Вовсю лапами работает, визжит со злости, хочется ему на потолок, а ничего не выходит - вниз съезжает.

    Придумал. Вцепился зубами в железный прут и висит - лапы отдыхают.

Прибежала служительница, взяла его на руки, укачивает, гладит. Медвежишка успокоился, учуял в кармане конфету, достал и вместе с бумажкой давай её сосать, причмокивать.

Вдруг опять кто-то закричал. Орёт во всё горло - надрывается.

    А это тот самый сосун, который по-настоящему есть не умеет. Выбрался он из клетки, когда кашу давали, и полез по метле - у клетки метла стояла.

    Полез Миша по метле и вместе с ней свалился. Об пол ушибся, да ещё и палка от метлы ударила.

    Лежит, закрыл глаза и вопит. А метлу из лап не выпускает.

    Дали ему опять соску.

Принесли медвежатам молочной каши. Все на корытце навалились, толкаются, прямо в кашу лезут, огрызаются, чавкают, чмокают, сопят.

Медвежата съели кашу, так вывозились, что никакой масти не узнаешь все в каше. Стали полосатые, пятнистые. Поели и снова давай играть. .    Захотелось мне купить медвежонка, да нельзя: в зоопарке медвежат не продают.

МЕДВЕЖАТА

Есть такая деревня, называется Малые Сосны. Малые не потому, что сосны в лесу невелики, а потому, что ближняя деревня зовётся Большие Сосны. В отличие, значит, от той .  

В самом непроходимом лесу эти Малые Сосны. Дремучий кругом лес. Ели мхом обросли. Сосны в самом небе ветви раскинули. Осинник в сырых местах, как частокол, наставлен. И вся чаща в трухлявой валежине, в сырости. Не продерёшься через неё. Только лосям длинноногим и ходить тут, через валежник перешагивать .

Только раз медвежонок один чуть не помер с перепугу — кур принесли в избу. Мороз был на дворе такой, что вороны на лету замерзали, — вот кур и принесли, чтоб от холода упрятать. А медвежишко выкатился из-под лавки на них посмотреть. Тут петух на него и наскочил. И давай трепать. Да как трепал! И крыльями бил, и клювом, и шпорами порол.

  Медвежишко, бедняга, орёт, не знает, что ему и делать, как спасаться. Лапами, как человек, глаза закрывает и орёт. Еле его спасли. Еле его от петуха отняли. На руки взяли, а петух кверху прыгает. Как собака какая. Ещё долбануть хочет.

  Дня три после того не сходил с тулупа медвежишко. Думали, уж не подох ли. Да ничего — сошло.

Принесли охотники после охоты из лесу двух медвежат. Принесли их в деревню, к Прасковье Ивановне в избу, сунули под лавку. Там и стали они жить.  Прасковья Ивановна сама им соски сделала. Взяла две бутылки, тёплого молочка налила и тряпочками заткнула.  Вот и лежат медвежата с бутылками. Спят, посасывают молоко, причмокивают и растут понемногу.  Сначала с тулупа не слезали, а потом и по избе стали ползать, ковылять, кататься — всё подальше да подальше.  Благополучно растут медвежата, ничего себе.

  Живут медвежата целый день на воле. В лес бежать и не думают. Им Прасковья Ивановна стала как мать-медведица, а изба — берлогой. Если обидит или напугает их кто-нибудь, они сейчас в избу — и прямо к себе под лавку, на тулуп.

  Хозяйка спрашивает:

 — Вы что там, озорники, опять наделали?

  А они молчат, конечно, — сказать не умеют, только друг за друга прячутся да глазами коричневыми хитро посматривают.

  Шлёпнет их хорошенько Прасковья Ивановна, знает уж: что-нибудь да натворили. И верно.

  Часа не пройдёт — стучатся в окно соседи, жалуются:

 — Твои, Ивановна, звери всех цыплят у меня разогнали, по всей деревне собирай их теперь.

  Или ещё:

 — Овцы в хлев не идут, боятся. Это мишки твои овечек напугали.

  Взмолится хозяйка:

 — Да скоро ли их от меня кто возьмёт? Нету у меня с ними терпенья.

К весне подросли, окрепли медвежата.

  А летом уж куда больше кошки стали — с маленькую собаку.

  Такие озорники выросли. То горшок на столе опрокинут, то ухват спрячут, то из подушки перо выпустят. И под ногами всё вертятся, вертятся, мешают хозяйке Прасковье Ивановне.

  Стала она их гнать из избы: играйте, мол, на улице. Озоруйте там сколько влезет. На улице большой беды вам не натворить. А от собак лапами отмашетесь или залезете куда повыше.

— . Ползёт кирпич вниз и шуршит. А медвежата голову набок наклонят и слушают, как шуршит. Нравится им это. Один медвежонок даже язык высунул от такого удовольствия. Отвалят кирпич и спустят его по наклону, по тесовой крыше. Ползёт кирпич вниз и шуршит. А медвежата голову набок наклонят и слушают, как шуршит. Нравится им это. Один медвежонок даже язык высунул от такого удовольствия.  

  А в город не так-то легко выбраться. Ехать надо километров шестьдесят.

  Если весной ехать — распутица не пускает: не дороги, а реки грязевые. А летом работа держит — тоже не уедешь. Так и живут медвежата.

  Пришёл я как-то в Малые Сосны охотиться. Сказали мне, что мишки тут есть. Я и пошёл их поглядеть. Спрашиваю хозяйку Прасковью Ивановну:

 — Где твои медвежата?

 — Да на воле, — говорит, — балуются.

  Выхожу на двор, смотрю во все углы — нет никого.

  И вдруг — ох ты! — у меня перед самым носом кирпич летит.

  Бац! С крыши свалился.

  Отскочил я, гляжу на крышу. Ага! Вон где они сидят! Сидят мишки, делом заняты, разбирают трубу по кирпичику — отвалят кирпич и спустят его по наклону, по тесовой крыше.

Я скорей в избу: спасай, мол, Прасковья Ивановна, трубу-то!

  Прогнала она их с крыши и нашлёпала хорошенько.

А в тот же день вечером пришли к ней соседи и тоже жалуются: мишки у трёх домов трубы разобрали, да мало что разобрали, а ещё и в трубы кирпичей навалили. Стали хозяйки днём печи топить, а дым не идёт куда надо, назад в избу валом валит.  Уж ничего не сказала Прасковья Ивановна, а только заплакала.  А как собрался я уходить с охоты, стала она меня просить.  — Сделай, — говорит, — милость, увези хулиганов моих. Сам видишь, каково мне с ними. Пока маленькие были — ребята как ребята. А теперь гляди, что выросло.  

Взял я медвежат и повёл в город. Километра два на верёвочке вёл, а до леса дошёл — снял верёвочку. Они леса-то сами боятся, жмутся ко мне, отстать не хотят.  Лес им чужой, страшный.  Так двое суток мы с ними шли. Дошли до города. Тут я их опять на верёвочке повёл.  Собак сколько набежало, ребятишек, да и взрослые тоже останавливаются, смотрят.

Отдал я моих малососненских хулиганов в зоосад, а оттуда их прямо за границу отправили. Обменяли на зебру полосатую — африканскую лошадь  

Художник-иллюстратор

ИВАНОВА

АНАСТАСИЯ