Психоаналитическая игровая психотерапия

Впервые в психотерапевтической работе с детьми игра была использована психоаналитиками, и именно в психоанализе лежат истоки игровой психотерапии. Несомненно, значительную роль в развитии интереса к игре сыграли работы З. Фрейда. В работе «По ту сторону принципа удовольствия» он выразил свой взгляд на игру как на средство психического развития, осознания себя и эмоционального реагирования: «…дети повторяют в игре все то, что в жизни производит на них большое впечатление, что они могут при этом отрегулировать силу впечатления и, так сказать, сделаться господами положения. Но, с другой стороны, достаточно ясно, что вся их игра находится под влиянием желания, доминирующего в их возрасте, — стать взрослым и делать так, как это делают взрослые». Таким образом З. Фрейд подчеркивал значимость игры в овладении ребенком своим внутренним миром, большую «культурную работу над собой, которую ребенок производит в игре с тем, чтобы ограничить свои влечения или отказаться от их удовлетворения».

Использовать игру в психоанализе детей впервые начала Г. Хук-Хельмут, став пионером в этой области. По мнению историков психоанализа, исследования Г. Хук-Хельмут во многом предвосхитили развитие взглядов А. Фрейд и М. Кляйн, но были незаслуженно забыты. В своих работах Г. Хук-Хельмут подчеркивала роль игры в жизни ребенка, рассматривая игру как один из методов психоанализа, но никогда не говоря об «игровой терапии».

В дальнейшем идеи применения игры в детском психоанализе получили свое развитие в работах М. Кляйн и А. Фрейд. Они обе применяли игру при работе с детьми, но при этом и понимание содержания игры, и техника работы с игрой были у них различны. М. Кляйн и А. Фрейд определили два подхода к пониманию игры и к ее использованию в детской психотерапии. Несмотря на то, что оба подхода основывались на понятиях психоанализа, это разделение сохраняется до настоящего времени.

Применяя игру в психоанализе с детьми, М. Кляйн исходила из предположения, что игровые свободные действия ребенка являются символическим выражением содержания психики, бессознательных желаний и фантазий, то есть аналогом свободных ассоциаций — основного метода психоанализа. По мнению М. Кляйн, в игре происходит экстернализация внутренних конфликтов, они таким образом смягчаются и становятся более переносимыми, то есть функцией игры является избавление от преследующих внутренних состояний. М. Кляйн разработала игровую технику — метод, который позволял ей погружаться в глубокие слои детской психики и который, по ее мнению, мог полностью заменить свободные ассоциации при анализе детей.

Для того чтобы облегчить выражение фантазий, М. Кляйн предлагала детям набор игрушек, каждому свой собственный. Игрушки каждого ребенка хранились отдельно, в отдельном ящичке с замком, и ребенок знал, что это его игрушки, и что о них знают только терапевт и он сам. Это создавало интимные, доверительные отношения между терапевтом и ребенком. По мнению М. Кляйн, важно использовать маленькие, простые, немеханические игрушки, поскольку они дают возможность ребенку выражать широкий спектр фантазий и переживаний. Это не только фигурки людей, но и другие игрушечные предметы, которые позволяют играть в магазин, в доктора, в школу и т.д., а также краски, бумага, ножницы, баночка с водой. В игре ребенок часто берет на себя роль взрослого. При этом он может и демонстрировать, как взрослые (родители) ведут себя по отношению к нему, и как должны себя вести. Отношение к игрушкам дает очень важный материал для анализа. По мнению М. Кляйн, перенос более явно может проявляться в отношениях с игровыми предметами, чем с психотерапевтом. Ребенку нужно позволить выражать в игре свои эмоции и фантазии так, как они возникают.

Работа аналитика заключается, прежде всего, в том, что он интерпретирует игровые действия ребенка, тем самым давая им дальнейшее направление, как это происходит при интерпретации свободных ассоциаций у взрослых. Кляйн наблюдала за игрой ребенка и довольно активно принимала в ней участие. По сути, это был новый сеттинг, который включал игрушки и реальные объекты. Она интерпретировала элементы игры, исходя из их символических значений, давала исчерпывающие, прямые интерпретации бессознательного материала игры.

На языке, понятном ребенку, она говорила прямо о любовных и сексуальных отношениях, об агрессивности и т.д. Она интерпретировала отношения между объектами как психологическое содержание психики. Игровое пространство и отношения между объектами можно было рассматривать как некую презентацию «внутреннего мира». При этом М. Кляйн подчеркивала, что не допускает случайных интерпретаций детской игры. Только если один и тот же психический материал ребенок выражает с помощью различных версий, с помощью различных средств (игрушек, воды, рисунка и т.д.), и если эта активность сопровождается чувством вины, которое проявляется в форме тревоги или репрезентации каких-либо защит, только тогда, по словам Кляйн, она интерпретирует эти явления, связывает их с бессознательной сферой и аналитической ситуацией.

А. Фрейд принципиально не соглашалась с таким прямым сопоставлением игры со свободными ассоциированием. Поскольку, по ее мнению, у ребенка игра не детерминирована целевыми представлениями, как это происходит в анализе у взрослых, то неверно отождествлять все игровые действия и свободные ассоциации. Следовательно, игра может предполагать другую трактовку, а именно, игровые действия могут и не являться символическим выражением бессознательного материала, а могут отражать реальные впечатления ребенка. А. Фрейд была противницей интерпретации игры также и потому, что с ее точки зрения, глубокие интерпретации создают риск сексуализации материала ребенка. А. Фрейд не поощряла использование регрессивных материалов в игре. Она использовала игру для развития терапевтического альянса с ребенком, для диагностики, понимания его отношений с реальным миром, а также как условие катарсиса. Идеи А. Фрейд в настоящее время развиваются ее последователями в «школе Анны Фрейд».

Особый взгляд на игру, на ее роль в развитии ребенка и в психоаналитическом процессе представлен в работах Д. Винникотта. Игра, согласно Винникотту, происходит в «переходном» безопасном пространстве между внутренним и реальным миром. Игровое пространство не относится ни к внутренней, психической реальности, ни к внешней реальности, оно находится вне индивида, являясь как бы «мостиком» между ними. Пространство игры есть третья область, третья реальность.

В безопасном пространстве игры ребенок может пытаться реализовать свои желания, искать, пробовать, быть креативным. Игра — это разновидность творческого процесса, который возможен в безопасном потенциальном пространстве между «Я» и «не-Я», она является выражением истинной Самости ребенка.

В игре ребенок манипулирует внешними объектами и явлениями и вносит в выбранные внешние явления чувства и смыслы из своего воображаемого мира. Возбуждение, слишком высокая тревога, инстинктивные влечения — главная угроза для игры и для «Я» ребенка, они разрушают игру.

Д. Винникотт, говоря о значимости игры, подчеркивал ее продуктивный, позитивный характер, в отличие от М. Кляйн, которая делала акцент на деструктивность игры, на бессознательные болезненные фантазии, которые проявляются в игре.

Игра рассматривается Винникоттом как основа для построения психотерапевтических отношений. В игре с помощью терапевта ребенок получает подтверждение своей силы и «всемогущества», которые он недополучил в раннем опыте. Психотерапию, по мысли Винникотта, можно определить как совместную игру двух людей: «Психотерапия — там, где перекрываются пространство игры пациента и пространство игры терапевта. Психотерапия — это когда два человека играют вместе. Следовательно, там, где игра невозможна, работа терапевта направлена на то, чтобы перевести пациента из состояния, когда он не может играть, в состояние, когда он может это делать».

В игре ребенок осознает себя как отдельного человека, он может вступать в партнерские отношения и существовать как отдельная единица, не как нагромождение защит, а как переживание «Я ЕСТЬ, Я живу, Я — это Я». Согласно Винникотту, игра сама по себе является терапией. Следовательно, проявление заботы о том, чтобы ребенок научился играть, уже представляет собой терапию.

Хотя Винникотт использовал интерпретации игры, он в то же время подчеркивал, что слишком частое обращение к интерпретациям может подавить потребность ребенка к проявлению своих творческих способностей, к самовыражению. «Вторгаться» в пространство игры с интерпретациями нужно очень осторожно, поскольку интерпретация является продуктом собственного воображения психоаналитика. В психотерапевтическом процессе Винникотт придавал большое значение эмоциональной поддержке, восполнению дефицита «Я» пациента, он считал, что восполняющий опыт отношений важнее понимания.

Таким образом, в психоанализе игра рассматривается как символическая деятельность, в которой ребенок, являясь свободным от давления со стороны социального окружения, выражает в символической форме бессознательные желания и фантазии. С помощью игрушек, игровых действий и ролей ребенок экстериоризирует психическое содержание, свой внутренний мир, в игре отражается качество объектных отношений.

Согласно О’Коннору, игра в психоаналитической терапии представлена в трех функциях. Прежде всего, она позволяет психоаналитику установить контакт с ребенком. Во-вторых, игра дает возможность психоаналитику наблюдать ребенка и получать информацию, на основании которой он может выдвигать интерпретации. И наконец, игра является посредником при взаимодействии ребенка и психоаналитика, то есть не только ребенок через игру предоставляет психотерапевту информацию, которую он не может передать другим способом, но и психотерапевт через игру передает информацию ребенку. Это так называемая «интерпретация внутри игры», когда терапевт дает интерпретацию не самому ребенку, а героям или объектам игры.

Принадлежности для игры (игрушки и материалы) в психоанализе должны быть ограничены, чтобы материал, который предоставляет ребенок, не «загрязнялся» внешним содержанием.

Вмешательство в психоаналитически ориентированной игровой терапии состоит в предоставлении интерпретаций, которые выводят конфликт на сознательный уровень и делают возможным изменения в поведении. Интерпретации являются основным средством терапевтических изменений и идут от поверхности вглубь, то есть поверхностный материал интерпретируется прежде, чем глубинный.

Заметим, что до сих пор продолжается дискуссия в вопросе о том, какая степень интерпретации игры является эффективной и допустимой. Многие психотерапевты используют интерпретацию в ограниченном объеме, стараясь подвести ребенка к тому, чтобы он сам объяснил смысл игры или рисунков. Осторожное отношение к интерпретациям игры связано с тем, что терапевты, давая свои истолкования, могут неумышленно пройти мимо, не заметить те смыслы, которые содержались в игре ребенка, и тем самым ограничить игру или задать ей иное направление. Например, дети могут уловить внимание терапевта к каким-то чувствам, и будут специально выражать их, чтобы получить одобрение терапевта.

Для психоаналитического вмешательства терапевту необходимо достаточно полно представлять уровень развития личности ребенка, и он должен обладать информацией о потенциальных источниках внутренних конфликтов, которые являются причиной симптомов у ребенка. Поэтому диагностика является необходимой частью психоаналитически ориентированной терапии.

Лечение можно считать оконченным, когда ребенок достигает определенного понимания своих конфликтов и может справляться с ними в реальности.

Традиционно показаниями к психоаналитически ориентированной игровой терапии являются эмоциональные расстройства, фрустрации, невротические реакции, психосоматические заболевания. В современной практике круг проблем и расстройств, к которым применяется психоаналитически ориентированная игровая терапия, расширяется: это и проблемы развития, и последствия депривации и др.

1