Специфика и эволюция мифологического мышления

1. Специфика и эволюция мифологического мышления

Исследования современного мышления выявили, что одномерный подход к мышлению как к линейно развивающейся системе в рамках универсальной логики - слишком зауженная перспектива; многомерный подход позволяет раскрыть более полно проблему эволюции мышления, выделения типов мышления и разных способов их взаимодействий. Изучение мифологического мышления наряду с философским, эстетическим, научным, религиозным позволит выяснить истоки мышления вообще, понять феномен растущей культурной символизации и мифологизации общественного сознания. Собственно проблема мифологического мышления на сегодня разработана недостаточно, особенно с учетом того, какое внимание уделяется в образовании формированию понятийного мышления, вырастающего из допонятийного (мифического), «комплексного» мышления по Л.С. Выготскому¹.

Рассмотрим распространенное словарное определение мифомышления: «мифологическое мышление – архаическая стадия идеологии, представляющая собою синкретическое единство примитивных религиозных идей, поэтического творчества, зачаточного эмпирического познания мира»². Как историческая форма такой архаичный допонятийный тип мышления в пережиточной форме действительно присутствует в современных высокоразвитых культурах, но современное мифомышление органично себя чувствует как у дошкольников, так и взрослых, проводя в присущей ей форме синтез последних достижений философии, науки, религии и искусства. Расширить данное определение мифомышления поможет анализ мышления как системообразующего (логического) фактора в эволюции мифологического сознания.

Миф был исторически сложившейся первой формой общественного сознания, представлявшей собой особую словесную символическую систему, регулирующую ритуально-практическую жизнь архаического общества; был первой жизненно ощущаемой чувственно творимой действительностью социоприродного существования личности, ее наиболее реального и наиболее полного осознания в дорефлективном взаимоотношении с миром, где не существует никаких границ жизни и мифа, границ бытия, сознания, мышления, языка.

Мифос (от греч. мифос – слово) – это первый термин (введен Ю.С. Осаченко³) нашего исследования, и первый уровень мифомышления, господствующий на доантропоморфном уровне мироощущения, на дородовом этапе развития человеческого общества и сознания. Он является целостным недифференцированным первичным опытом переживания мира как целого, идущего от антропосоциоприродного тождества как горизонта сознания, единственно возможного в дородовом обществе коммуникативного сообщения, мифос, вплотную связан с возникновением языка и мышления вообще, от них он приобретает иконический, образно-знаковый характер. По Ю.С. Осаченко, «мифос» выполнял первоначально функцию памяти, оформляя и транслируя то, в дописьменную эпоху, что составляет самоидентификацию и сознание общества. Опыт мифоса в современном сознании стал составной частью области иррационального и становится доступным сознанию в виде архетипов, снов, экстатических переживаний.

Мифолог В.М. Пивоев называет данный уровень мышления «ночным»⁴, сновидческим, осваивающем мир в эмоционально-ценностных представлениях. Психолог Л.Р. Зенков⁵ различая парные оппозиции 15-ти характеристик сознания и бессознательного приходит к выводу, что мифологическое мышление тесно связано с правополушарной деятельностью мозга человека, но выступает в социальном сознании, как отдельный феномен синтеза рационального и иррационального сознания. Уровень логики на данной ступени предмышления выявлен ученым В.В. Налимовым, который связывает её с Бейсовой континуальной логикой, работающей в сфере бессознательного в силу доминирования деятельности правого полушария. Её основное свойство – равенство логического и алогического, основная черта – спонтанность. В возникшей ситуации данная логика позволяет бессознательно выбрать одно из вероятностных решений в системе приобретенных ценностных представлений.⁶ Особенность данной континуальной логики – дискретность бессознательного, свобода от пространства и времени, и, следовательно, от причинно-следственных связей в семантическом поле предмышления. В онтогенезе данное предмышление характерно для самого раннего развития человеческого общества, с обычной для него матриархальной организацией социума. В тех условиях, когда отсутствовали развитые механизмы удержания, хранения и передачи коллективного опыта, единственными средствами коммуникации и оформления сознания, его воспроизводства были ритуал, миф и табу. Ритуал практически поведенчески повторял жизнедеятельность общины (войны, охота, брачные отношения и т. д.); миф словесно символически переносил этот повтор в макрокосм существования бытия рода, связывая с космосом и с каждым существом воедино; табу воспроизводило жизненно значимые нормы проточеловеческого коллектива (не ешь людей, запрет инцеста и т. д.). Б.Ф. Поршнев раскрыл психологический механизм триединого повтора в архаическом обществе – эхолалию (речеподражание). «На базе преображенной эхолалии, возникает память народа – их устные эпические предания»⁷. Как убедительно показал Б.Ф. Поршнев, вторая сигнальная система по своему происхождению есть результат суггестии, т. е. воздействия людей друг на друга посредством внушения с целью принуждения индивидов к определенным жизненно необходимым и коллективно регулируемым нормам поведения и мышления. Такое дорефлективное мышление, основанное на правополушарной детерминации с характерным для неё базовым языком слов-имен, слов-жестов и мыслящее ещё неотрывно от происходящих в коллективе действиях на основании суггестии является, строго говоря, мифосным, первичным в генезисе самого мифологического мышления. Данное мышление опирается на эйдетические способности человека – целостно, образно, детально чувственно ощущать окружающий мир. По наблюдениям Э. Кассирера мифическое мышление «очень чувствительно к различиям» чувственного восприятия, его поражают стройные мифологические классификации, натуралистические детали наскальных изображений животных, знание «дикарем» громадного количества деталей окружающего пространства. Э. Кассирер объясняет это специфическим для первобытного сознания «общим чувством жизни», «глубоким убеждением в фундаментальном и неустранимом всеединстве жизни, связывающей в целое все множество и разнообразие единичных форм»⁸. Он видит специфику мифологического мышления в неразличении истинного и кажущегося; представляемого и действительного; реального и идеального; вещи и образа; тела и свойства; «начала» и «принципа», в силу чего сходство или смежность преобразуется в причинную последовательность, а причинно-следственный процесс имеет характер материальной метафоры. В этом смысле миф не знает различения случайного и неслучайного, дискретности и непрерывности, любая причина может вызвать любое следствие, причем, члены причинного ряда – только индивидуумы, слагающиеся в единый живой организм – космос. Основной принцип такого сложения – часть функционально тождественна целому. Первая артикулируемая оппозиция модели космоса – сакральное (священное) и профанное (эмпирическое, текущее), в которой скрыты все возможные структуры пространства, времени, числа и т. д., исходящие из мифа. А.Ф. Лосев называет такое мышление инкорпорированное (от лат. «в целом», «без разделения»). В нем отсутствует категориальное разделение – общего и единичного, необходимого и случайного, человеческого и природного, духовного и телесного, мысленного и действующего. Предмет мифического мышления – внутригрупповое и межгрупповое общение рода. От него отталкивается любая мифическая мысль, концентрическими кругами укладывающая все единичное в чувственно-материальные символы общего и могущественного, с чем связан род. Поэтому в мифических классификациях все приобретает мистическую важность, ибо все природное-органическое отождествляется с родом. Именно к последнему можно отнести принцип «всеобщего оборотничества», свойственный мифическому сознанию. Как пишет Э. Кассирер: «Жизнь ощущается как незыблемо непрерывное целое, не допускающее никаких резких и четких различий. Внезапная метаморфоза может превратить каждую вещь в любую другую. Если есть какая-либо характерная выдающаяся черта мифологического мифа и закон, по которому он живет, – это закон метаморфоз».⁹

Некоторые исследователи, например, О.М. Фрейденберг, называют ранний период первобытной мифологии тотемным. Тотем обеспечивал как необходимую регуляцию поведения и жизни всей общины, так и включение её членов в общность через передачу посредством традиции коллективного опыта. Через данный символ концентрируется понимание всей космоантропосоциоприродной тождественности индивида и рода, мотив уничтожения и возрождения тотема ассоциируется с актом поедания животного.

Следующий уровень развития мифического сознания, относится к родовому периоду, отходя от хтонической мифологии и переходя к олимпийской, героической во главе с патриархальным богом – «отцом богов» (например, Зевс в Греции, Брахма в Индии, Род у славян и т. д.). Здесь уже господствуют мотивы преодоления природы, свойственные производительному хозяйству – земледельческому, скотоводческому. В силу развития социальных отношений и рационализации деятельности человека (усиления левополушарных процессов) родовое общество вырабатывает особую форму сознания – миф, с господством уже антропоморфного мировосприятия. Миф – родовая целостная общественная форма сознания, организованная как система символически-образных повествований, сказаний о богах и культурных героях и фантастически отражающей представления о природе, обществе и людях. Миф возник тогда, когда мифос, отделившись от носителя его, деперсонифицировался, стал первой идеологической формой исторического сознания, которое (а не логос!) затем привело к исчезновению универсально архаичного сознания – мифоса. Миф тематизировал историческое бытие человека, закрепил эмансипацию человека от природы и легитимировал возникшие общественные институты власти и поддержания порядка. Если мифическое сознание еще не разделяет бытие и сознание, оперируя только с реальными объектами, с максимально конкретными и сущими явлениями, то мифологическое сознание относит миф к эстетико-воображаемой сфере человека, но в родовом смысле еще не подвергая его сомнению. На этой стадии развития мифического мышления все более отчетливо проступает этиологическая функция. Миф, идущий от потребности в ориентировочно-символической освоенности мира родом, начинает приобретать в силу все большей эксплицированности знания, индивидуалистический характер мифотворчества (колдун, шаман, жрец, правитель племени и т. д.). Но коллективный характер суггестии остается, как и авторитарно-коллективная форма власти. Миф уже непосредственная форма предфилософского сознания, но все равно мышлению ещё далеко до продуктивной познавательной деятельности. Как доказывает Лосева И.Н.: «На самом деле мышление шире познания. Первобытный человек мыслит, а знание выступает пока ещё только в неявной форме. Познание в эксплицированной форме – это следующий этап развития мышления, содержащий момент его вербализации, а, следовательно, начатков критического к себе отношения».¹⁰ Большинство исследователей считает, что такое философское представление о знании формируется, только начиная с античности.¹¹ А до тех пор в мифе все мыслимое должно совпадать с переживаемым, все действующее с тем, на что воздействует. Как показал Э. Кассирер, миф переводит объект сознания, т. е. жизнь в символические формы связи человека и мира, символ как обозначение реальности, опосредует человека и мир, идеальное и реальное, возможное и действительное и, следовательно, способ их отношений является нечто функциональным. Таким же функциональным является и неявное знание, которое преобладает в мифе и которое исследовал М. Полани. Как имперсональное, мало вербализуемое, некритичное, по своей специфике целостное, достигаемое при помощи концентрации внимания не на структуре, а на функции объекта, оно таким образом является периферическим по отношению к личностному, вербально - рефлексивному знанию.¹² К. Леви-Стросс занимался исследованием логики родовых мифов, называя её логикой бриколажа (от англ. «играть отскоком, рикошетом»), архаичной способностью мышления к передаче абстрактных смыслов конкретно-чувственными образами и метафорами, где мифологическое слово – «имя» – медиатор, посредник в выявлении и смыкании противоположностей мира в поле единого мифологического дискурса. Он видел в ней бессознательный инструмент мышления по преодолению и разрешению фундаментальных противоречий посредством медиации – прогрессивного посредничества, механизм которого заключается в том, что фундаментальная противоположность (например, «жизнь – смерть»), заменяется менее резкой противоположностью растительного и животного царств, а эта, в свою очередь, – более узкой оппозицией травоядных и плотоядных, которая на данном конкретно-образном уровне снимается совсем посредником в виде «культурного героя» – зооморфного существа, символа групповой приобщенности и «культурного» объяснения мира. Основу структурного метода у Леви-Стросса образует выявление структуры, как совокупности отношений, инвариантных при некоторых преобразованиях, и правил, по которым из одного объекта можно получить последующие объекты, путем перестановки его элементов и данных преобразований. Раскрыв в дискретном многообразии мифологического опыта многочисленные бинарные оппозиции, типа «высокий – низкий», «теплый – холодный», «левый – правый» и т. д., Леви-Стросс анализирует развитие мифологических систем, как следствие бесконечной трансформации по кругу значимых эмоционально-ценностных представлений, создающих внутри мифа сложные иерархические отношения. При переходе от мифа к мифу сохраняется их «общая» структура, но меняются «сообщения», и «код». Данные изменения при трансформации мифов большей частью имеют метафорический характер, так что один миф оказывается полностью или частично метафорой другого.¹³ Элементарные чувственные характеристики, входящие в состав оппозиций, образуют элементарные смысловые единицы (семантемы) мифа и вместе с тем простейшие исходные категории первобытного мышления.¹⁴ Семантема – элементарная смысловая единица языка; пучок семантем, организованных через структуру мифологического восприятия действительности выражается в некоем общем представлении – мифеме, социально-психологическом и структурно-смысловом фундаменте мифа. Если мифема вербализуется как некое мироощущение, становится частью идеологии, идейным комплексом, то она превращается в мифологему – понятие-образ, имя, имеющее магическое влияние на социальную действительность. Миф – это уже персонифицированная, антропоморфная мифологема, например, культ античного бога Диониса или современный культ вождя. С данным мифологизируемым субъектом связывают особые мистически-фатальные силы, мифологическую субстанцию. Формулу медиации в мифологике гносеологически формулирует В.Г. Панов так: «субъект – субъектизированный объект – объект», раскрывая значение среднего звена, носящего по необходимости, двойственный диалектически противоречивый характер, что и позволяет ему играть роль логического эквивалента в синтезе двух различных, доходящих до противоположностей сторон по формуле: если А/ то при посредстве М/, то В; например, между желаемым результатом предстоящей охоты мужчин (символ А) и фактическим её результатом (символ В), обнаруживается противоречие: охота неудачна – причину следует искать в посредническом факторе (символ М), независимо оттого существовал ли он в действительности или нет. Выбор может пасть на переползшую тропу охотников змею, которую надо убить или замолить просьбами; или на молчание во время охоты женщин.¹⁵ В современной мифологии «образ врага», да и «образ героя» формируется по принципу медиации.

Но собственно миф как форма сознания просуществовал недолго: в связи с дифференциацией сознания по сферам жизни и формам общественного сознания, по К. Ясперсу, начавшейся с осевого времени – приблизительно с 5 века до н. э., осознание мифической реальности стало уделом мифологии – более социально и рационально выраженных представлений. Дальнейшая трансформация послеродовых обществ привела к оформлению, в условиях зарождающихся идеологий, развитых мифологических систем представлений – мифологий, все более и более рационализируемых. Мифология уходит на периферию общественного сознания, ибо она просто объясняет неудовлетворительно в отличие от науки или философии. Мифическое повествование дает ясные конечные истины о тайнах происхождения мира, тайнах рождения и смерти человека, судеб людей, взаимоотношении человека с природой, возникновении тех или иных культурных социальных феноменов. Наличие этих мифологических тем, не находящих у большинства удовлетворительного объяснения в других формах сознания, и раскрывает живучесть мифологий до сегодняшнего дня. Мифология обратилась к другим видам дискурса: литературному, философскому, поэтическому, она выполняет в сознании эстетическую функцию, способствуя приукрашиванию действительности, «цветению» иллюзорной реальности.

Для периода мифологий характерно более индивидуализированное творческое мышление, человек использует возможности не только репродуктивного воображения в рамках родового менталитета, но начинает создавать личностные мифологические картины мира (например, Платон, Конфуций) с помощью все более развивающегося рационализированного мышления – философского, религиозного, и поэтического интуитивно-художественного мышления. Такое диалектическое развитие двух сфер мышления приводит, например, исследователя Я.Э. Голосовкера к выводу о глубинной связи диалектической логики с выявленными им восемью законами логики мифотворчества: «закон осуществленного противоречия как гармония и смысл, выражаемый в эстетике как категория трагического»; «закон сложности простоты»; «закон или прием фигуры «оксюморон», приложимый к смыслообразам воображения, когда из сочетания двух контрастирующих смыслов возникает новый смысл – эстетический»; «закон диалектико-синтетического взаимоотношения»; «общий закон эстетики «единство в многообразии»; «закон «изменчивость-в постоянстве» как общий закон или как энигма культуры вообще»; «закон метаморфозы мифологического образа»; «закон амбивалентности познавательного и творческого познания»¹⁶.

Логика мифологий, – имагинативная по Я.Э. Голосовкеру, – раскрывает по-новому сущность воображения через единство логики познания и логики творчества, которые ещё не были развиты в коллективную эпоху мифов. Данная логика охватывает эмоционально-ценностный процесс движения конкретно-природных антропоморфизируемых смыслообразов, через которые человек духовно-практически осваивает мир. Если логика мифа, выявленная К. Леви-Строссом похожа больше на нечто статичное, как кристалл, то аксиологика (термин предложен В.М. Пивоевым) есть явление более динамичное и диалектичное, подобно течению реки. Человек все активнее начинает осваивать свое бытие по семантическим эмоционально-ассоциативным рядам, например: красное сопричастно правой стороне, солнцу, аду, рождению человека, а сам человек – зверю, вещи, растению или богу. Логика мифа становится все более онтологичной логике слов – риторическим фигурам ложной рациональности языка. Наравне с литературно-дискурсивными риторическими фигурами – метафора, синекдоха, метонимия и т. д., французский исследователь Р. Барт выделяет как минимум семь таких мифориторических форм.¹⁷ Выделившись из коллективной деятельности, мифология стала частью общественного сознания, стала осознаваться как противоположная индивидуальному сознанию. Мифология из насущной социальной потребности все более превращается в духовную традицию – достояние поэтов, мудрецов и верящих им детей. Мифотворчество приобретает игровой характер и заключается в метаморфозах смыслообразов, мифоигра соединяет в себе взаимодействующие структуры мифа: динамическую структуру метаморфоз и диалектическую структуру смысла, полисемантичность смыслов мифа.

Как показывают глубокие исследования О.М. Донских, А.Г. Кочергина, А.Ф. Лосева, А.Е. Лукьянова, А.В. Чанышева на примере возникновения философии в Греции, Индии, Китае мифомышление будучи синкретичным, не развитым, уступает место в общественном сознании философскому мышлению. Будучи культурно - содержательно близкой архаичной мифологии, философия, по характеру концептуирования и рефлексии становится важным средством демифологизации массового языческого сознания, но в тоже время в силу абсолютизации и «обожествления» идей происходит неомифологизация реальности. Факторами, способствующими вытеснению мифов из общественного сознания, были появляющиеся в силу дифференциации сознания новые рациональные её формы – историческая, идеологическая, художественная, моральная. Само историческое сознание в лице греческих логографов, мифографов и генеалогов становится мощным демифологизирующим фактором, раскрывающим аисторический характер мифа. Художественное мышление отличается от мифологического, характером отражения (эвокации, Д. Лукач¹⁸) и способствует как десакрализации архаичных мифов, так и становлению собственной художественной мифологии. Но все же, мифология оставалась сердцевиной античной культуры вплоть до падения античного мира и появления мировых религий.

Религия, как новый исторический тип мышления человечества, идеологически и духовно вытесняет мифологию на периферию сознания. Она утверждает впервые разделение на сакральный и профанный мир, утверждает примат трансцендентных, рефлективно понятых моральных ценностей. Возникновение религиозного сознания соотносится в начале с иудаизмом на Западе и буддизмом на Востоке, и в первую очередь с христианством, окончательно порывающим с корнями мифологической культуры язычества.

Рассмотрим отличие религиозного мышления (на примере христианского) от мифологического. В мифе происходит поглощение индивида родом (коллективным эго), имеющем идеологически-социальное значение, в религии происходит выделение человека как личности (святые), свободного от обезличивающего социума в служении Богу и соборному человеческому миру – духовному, но не социальному «я» всего мира. Если в мифе господствует субстанциональный монизм, то религия различает священный и профанный мир, в религиозном сознании происходит разрыв идеальных и телесных сущностей. Корнем мифомышления, в силу падшего в грехопадении чувственного естества человека, является «плотское мудрование» (по И. Брянчанинову¹⁹), идущее «от лукавого», прельщенное чувственно-образным видением потустороннего мира, полностью противоположное ангельскому мышлению в Боге. Оторванное от Бога, человеческое мышление по естеству своему полностью поражается грехом, оно не понимает многих фундаментальных духовных фактов (посмертная судьба человека, наказание за грехи, искупления грехов Христом, Воскресение Господа, Страшный суд). Такое мышление не ведет к спасению и покаянию, оно замкнуто на себе, своем мире впечатлений и привычках. Оно равнодушно относится к факту смерти, мифологизируя его с точки зрения вечности земной жизни, ее повторяемости. Оно идет за любыми человеческими заблуждениями, но отвергает единого Бога. Очистить такое мышление человека можно только Логосом (Словом Божьим) и стремлением к смирению, духовному очищению себя. Интерпретация мифомышления Святыми отцами церкви как «страстного состояния души» человека ведется с точки зрения учения о прелести и страстях. Преодолевая эмоциональность мышления, его подверженность земным соблазнам, религиозное мышление отказывается от себя, ради «умного безмолвия», духовной созерцательности душой Бога. Следует отличать религиозное мышление от спиритуального, которое мистически извращает догматы первого.

Но окончательно вытеснение мифов происходит с утверждением в общественном сознании рационально-законченного типа мышления – научного, эпоха которого началась с Просвещения. Миф окончательно приобрел в глазах разума характер предрассудка, заблуждения, пытающегося через воображение манипулировать человеческим сознанием. Процессы рационализации и секуляризации затронувшие общественные отношения привели к их демифологизации от мистических и религиозных представлений, освободившееся пространство воображения заполняется разновидностью мифа – псевдомифологией, – иллюзорным отражением на уровне обыденного сознания социально-практической жизни и духовно-идеологической жизни общества, основным субъектом такого мифотворчества становится восходящий класс – буржуазия. Характер общественной мифологии изменился, на место сакрализованной мистической сферы встал «человек», как основной субъект истории, настало время идеологических, чисто земных мистификаций. В отличие от мифологий назовем эту историческую разновидность псевдомифологией, основанной на сакрализации и профанации окружающей социальной действительности в ее секуляризированно-идеологическом варианте без привлечения мистификаций из сверхчувственного мира.

Начиная с Ф. Бэкона происходит отделение науки от мифа как совершенно разных по форме и по сути – способов духовно-теоретического и духовно-практического освоения действительности. Наука как комплексное и сложное явление существует в разных аспектах – как форма общественного сознания, в которой в виде системы знаний (научной картины мира) отражена реальность; как сфера человеческой деятельности, функцией которой является выработка и теоретическая систематизация объективных знаний о действительности; как важнейший социальный институт, связанный со всеми без исключения сферами общественной жизни и другими институтами и мощный фактор общественного развития. Принципы, на которые опирается наука в силу рефлективного характера научной деятельности являются ведущими отличиями, проводящими демаркацию между научным и вненаучным знанием, научным и квазинаучным творчеством.

Кратко, о сути этих принципов и отличии их от мифа: объективность – рассмотрение объекта, таким, «каков он есть», вне сознания субъекта (для мифа субъект и объект тождественны); всеобщей связи – учет всех внешних и внутренних связей объекта (в мифе, при фрагментарности выявления внешних связей, доминируют вымышленные, мистико-магические связи); развития – учет в познании и деятельности всех качественных сторон развития объекта и субъекта (в мифе, объект не развивается, он цикличен, субъект поглощен объектом, поэтому он заменяет принцип развития на принцип тождества с миром); целостности – схождение от абстрактного к конкретному, от понятийной доминанты целого к конкретной части (в отличие от холистичности мифа, который в качестве целого, постигает мифообраз этого мира и постигает всю свою конкретность как универсальность, т.е. заменяет понятийную целостность чувственно-ценностной); системности – рассмотрение объекта с учетом его собственных системных характеристик как целого, влияющего на его элементы (свойства) и связи между ними (воображение человека через мифы (НЛО, черти и т.д.), нарушает привычные связи материальных систем, т.е. нарушает принцип системности; детерминизма – учет объективной закономерной взаимосвязи и взаимообусловленности вещей, процессов и явлений реального мира (в мифе господствует субъективная причинность как событийный ряд); верификации – процесс установления истинности научных утверждений в результате их эмпирической проверки (миф принимает все на веру); концептуальности – опора на сущностной, наиболее обобщенный уровень научного знания, системно организованный и обоснованный с помощью уже имеющихся и принятых в науке знаний, категориально выраженный с помощью имеющегося понятийного аппарата науки (миф иерархично, ценностно выстраивает имеющиеся знания как имена, упорядочивая мир).

Наука, по К. Хюбнеру, занимается производством теорий как систем объяснения и упорядочивания собранных фактов на основании естественных законов природы и исторических правил в их систематической взаимосвязи. В основе научного объяснения лежит следующая упрощенная общая схема:

Таблица 2

1. А есть В Т1;

1. всегда, если В, то Г Т, Т3, Т4; ГТ 1;

1. А есть Г Т2;

где А и В есть базисные положения, факты посылки; Т1 – вывод их них; вторая посылка состоит из естественного закона или из исторического правила- Т (аксиомы, априорной предпосылки); Т3 – оценочный постулат, на основании которого принимается теория; А и Г теоретический вывод о единичных фактах; Т1 и Т2 аксиоматические предпосылки a priori проверки соответствующих фактов; Т4 – онтологический постулат (утверждения по типу жесткого ядра в парадигмах Лакатоса). По Хюбнеру, мифорациональное объяснение структурно идентично научному, но только вместо Т – теоретических конструктов и базисных положений, в мифообъяснении главенствует М – мифологический концепт (мифологема или мифема). В мифе познаются связи субъектов и явления как единая нуминозно-мифическая субстанция. К. Хюбнер пишет: «Различие же между мифом и наукой при таком рассмотрении заключается в том, что наука ввиду историчности необходимых для опыта предпосылок должна рассматривать их как исторически случайные и отказаться от идеи познания абсолютной истины, так как действительность для нее оказывается истолкованной через субъективность, в то время как для мифа историческое – это историчность самих нуминозных существ, и познание сводится к их эпифании»²⁰

С развенчанием научной картиной мира мифологических представлений, мифомышление все равно оказывало сильное влияние на общественные процессы, в том числе и в науке. Так, рождались в науке гипотезы, рожденные некоторыми мифологемами – теория флогистона, теплорода, гомункулуса и т. д. Так, Вернадский В.И. подмечает, что, развиваясь наука строго дедуктивно-индуктивным путем до многих вещей не дошла бы сразу, если бы не «мифологические идеи эпохи». В истории математики это был вопрос о квадратуре круга, «в истории механики аналогичную роль сыграло перпетуум мобиле, в химии – стремление к философскому камню, в астрономии – наблюдение за гороскопами, в физиологии – искание жизненного элексира».²¹ Такой «научный» этап развития мифологического мышления, начиная с Просвещения и до наших дней можно назвать мифомодернистским. Изменилась сама форма знания – она стала более рационализированной, но мифологическое сознание в сущности не изменилось. Современная постиндустриальная мифология, используя категориальность (наукоподобность) мифологем (астрология, экстрасенсорика), пытается совершить синтез последних культурных достижений (психоанализ, виртуальная реальность) с эзотерикой ушедших мифологических культур. Интересен анализ содержательно-тематических блоков модернистской картины мира как некой концептуальной целостности в интерпретации К. Воннегута и Дж. Холтона,²² в ее отличии от постмодернистской. Контрмировоззренческую модель (постмодернистскую мифологию) Дж. Холтон описывает следующим образом: в центре неверие в науку, в разум, в интеллектуальное достижение истины; идеал субъективности; качественный характер результатов; личностный характер познания; эгоцентризм; чувственно-конкретная форма знания; субстанциальный тип рациональности; уникальный, единичный, а не обобщенный характер результатов; признание права и возможности делать «открытия» для всех желающих, а не только интеллектуальной элитой установка на практическую пользу, интерес, на таинственное и чудесное; не фальсифицируемость; равнодушное отношение к осознанию смысла и оснований своей деятельности, нерефлексивность; опора на веру, на мнения, на авторитет; значительная роль авторитета. В основе менталитета общества лежат, как это видно, два противоположных концептуальных ядра – научное и паранаучное. Такое разведение идеальных типов мировоззренческих каркасов очень хорошо показывает двойственность современного мышления человечества вообще. Если рациональность модерна ведет свою традицию от объектного подхода античности (само слово модерн означает «возвращение»), то рациональность по Тулмину, – «пост-высокого модерна», означает слияние и подчинение рациональности первого типа рациональности субъектного подхода в восточной традиции. Поэтому постмодернистской можно считать и гётевское антиньютонианское учение, визионерскую «физику» У. Блейка, «арийскую» науку» в Германии 1930-40-х гг., контркультурные движения в Европе, Китае, Америке начиная с 1960-х гг., все виды оккультизма и мистической философии, гадательных и целительных практик, астрологических и уфологических концепций мира и т. д. Результат – мифологизированное средствами массовой информации массовое сознание общества потребления, которое верит во всякий преподнесенный ей факт, и в то же время ни во что не верит по настоящему, не понимая его специфики – научной, религиозной, моральной. Низкий познавательный уровень субъектов сочетается с вакуумом информации качественной и с потерей прочувствованных корней ценностной культуры и традиций исторических общностей в которых они живут. Вместо традиционной центрирующей мифологемы модернизма (сакральный центр – ценность «Я» героя), сдерживающей центробежные тенденции формы, появляются разорванное сознание, общее место, скольжение по банальному языку, «неотделанность», открытый разомкнутый безличный текст, характеризующие постмодернизм. Вместо сложного, но единого личностного сознания, инкорпорирующего базовые мифологемы, появляется пластичное, несводимое к фиксированной стилевой и идеологической доминанте, личностно не выраженное сознание, опирающееся на аллюзии контекстов восприятия общественной психологии культурного универсума, что порождает соответственно поверхностность рефлексии и экстенсивность перебора означающих. Модернизм и постмодернизм можно сравнить с двумя культурными этапами развития языка, осмысляющего реальность, опирающегося на два различных полюса мышления и духа человека. Новым элементом постиндустриальных мифологий является – симулякр (Ж. Бодрийяр), выявляющий репрезентативные и нерепрезентативные модели семиозиса мифа в информационно-виртуальной реальности, подвергающий реверсии знак, принцип референции, искажая, симулируя реальность в некий фантазм, подобие означаемого. Тотальность информации лишает способности отличать истину от лжи, а реальность от симуляции. Подобия, образы опережают реальность в качестве симулякров таким образом, что реальность оказывается лишь симуляцией симулякров. Ностальгия по подлинности приводит к эскалации симуляции. Симулякр – новый философский термин, широко представленный в работах Ж. Бодрияра, Ж. Делеза, Ж. Деррида. Ж. Делез пишет: «Симулякр не есть деградировавшая копия, он содержит в себе позитивный заряд, который отрицает и оригинал, и копию, и образец, и репродукцию. Из как минимум двух дивергентных серий, интериоризированных в симулякре, ни одна не может считаться оригиналом, ни одна не может считаться копией».²³ Сходство с мифологемой симулякра – включение в процесс своего порождения, познания мифа субъекта. Фантазмы симулякра производят удвоение мира, избегая бинарной логики, они не знают противоречия, цикличны (самоповторяя себя), вследствие чего, благодаря возможности структурно необходимого повторения, приобретают онтологический статус.

Рассмотрим важнейший вопрос о закономерностях мифологического мышления. Специфика мифомышления на всех этапах развития человеческого сознания, вообще- то, остается прежней – иррациональное дорефлективно-символическое отражение реальности на основе присущих мифомышлению следующих закономерностей:

1) сопричастия (партиципации, Л. Леви-Брюль), когда возникает мистическое соответствие человеческого рода, тотема и божества, стран света, животных, растений, минералов, рек, цветов, ветров, стихий, частей тела и т.д.);

2) сакрализация – наделения людей, вещей и явлений, общественных институтов и событий фатально-мистическими свойствами;

3) профанация – сведение данных элементов к однобокой, узкой и часто недостойной форме и смыслу, десакрализация их в обыденном употреблении и т.д. В силу исторического развития мифологических систем, на определенном этапе происходит доминирование какой-то функции культа мифа в обществе: либо сопричастия, при формировании культа мифа в обществе, например, миф о коммунизме в эпоху революции 1917г.; либо сакрализации – культ Сталина; либо профанации – эпоха Хрущева и Брежнева. Таким образом видна связь менталитета общества не только с процессами рационализации, но и с процессами иррационализации и мифологизации в общественном сознании. Суть мифа, таким образом, заключается в конституировании в человеческом сознании целостной иррационально-иллюзорной формы сознания, которая считает себя наиболее действительно и полно осознающей всю телесно-идеальную отождествленность субъекта и объекта во всем многообразии отношений их исторического существования особым ритуально-магическим, фантазматическим способом.

Следует выделить особенности (принципы) мифологического мышления, отделяющие его от других исторических типов мышления (философского, эстетического, религиозного, научного): Дорефлективность – принцип мышления, направленный не на самоосмысление, познание этого мира, понятийного его выражения, а на освоение его чувственно-наглядным образом. Осознавая неосознанное, такое мышление не вырабатывает сущностное знание о нем, а допонятийно воспринимает его в эмоционально-ценностных представлениях. Иррациональность – принцип алогичности или равенства его с логичностью, но несоизмеримый с рациональным подходом способ мышления, выражающий в образах и мифологических идеях рационально не выявляемые субъект-объектные связи с действительностью. Ирреальность – опора в мышлении не на реальный мир и его связи, а на существующий вне его, в субъективном восприятии, в воображении человека. Отдельные фрагменты действительности, хотя и вычленяются правильно, но являются подчиненными ирреальным объектам. Эмпиричность – опора на чувственно-конкретный, ситуационно обусловленный, метафорический опыт жизни, когда знание сводится к нему и связано непосредственно с действием, с практицизмом потребностей человека. Символичность – в отличие от аллегории художественного мышления и схемы научного мышления, мифомышление оперирует символами, где объемы означающего / означаемого деформированно равны в чувственно взятом образе символа, где знак наделен всей полнотой и неисчерпаемой многозначностью этого образа, а образов может быть достаточно много для выражения одного концепта. Скажем более подробно так, существует внешняя сходность символических способов равенства означающего / означаемого, их представленности в знаковых системах в науке и в мифе. Так, арифметические знаки дают нам и чувственно верный способ (психический образ) своей репрезентации – означаемое и концепт – арифметическое значение – означающее. В мифологическом дискурсе их объемы будут равно деформированными обратно пропорционально объемам естественного языка. Естественный вывод такого «вещного символизма» мифа: уравнение антитетичных идей разума в категориях мифа, данных как чувственно-реальный образ, между которыми создаются как бы «подлинные» онтологические связи действительности. Имморальность – мифологическое мышление в силу безразличия к моральным категориям (моральной поляризации мира) использует имморальные конструкции (судьба, карма, образ врага), оправдывающие синкретичность и относительность сознания в этой области. Коллективность (массовость) – мифологическое мышление носит коллективный характер, опирается на коллективное ощущение и представление, иначе это уже не миф, а индивидуальная иллюзия. Магичность (манипулятивность) – миф очень тесно связан с именованием вещи и манипуляции с этим именем и вещью, по-своему магически связанных, ради достижения успеха, приводят к магическому характеру мышления вообще. «Всевозможностность» – мышление в мифе обладает еще одной отличной от других типов мышления особенностью, что все в мифе возможно, любые факты, даже противоречивые, любое поведение, если запрограммировано, любая вера, если это чудесно. Получается все равно, что мыслить, миф всеядно принимает на веру все.

Важными характерными чертами мифомышления как социального, гносеологического и психологического феномена являются: Метафоричность – мифомышление вплотную зависит от риторических фигур языка (оксюморон, синекдоха, метонимия и т. д.), воспринимаемых буквально как свойства мира. Особая дискурсивность мышления – миф всегда выступает как некое сказание, предание, речь, образно-словесное коммуникативное сообщение. Мифологическое мышление было сформировано как образно-символическое коммуникативное сообщение, слова-имена выступают организатором мышления. Для него характерен особый базовый, первичный, доходящий до пластики и жеста, язык, оформляющийся как современный мифологический дискурс в разновидности социолектов, обслуживающих обыденное сознание. Имагинативная когнитивность – способность эмпирико-мифологического мышления создавать чувственно созерцательную воображаемую картину мира, постигать духовно-практическим, наглядно-образным и наглядно-действенным способом окружающий мир. Мистическая трансцендентность – вследствии низкой рефлективности, причинность явлений для мифологического мышления находит свои основания в мистико-магических представлениях (воображаемая причина действия, появления вещи, сотворения мира и т. д.), которая как трансцендентное основание опыта наиболее удалена от реальности в сферу воображения. Гомогенная эклектичность – в силу того, что на уровне мифа все возможно, он соединяет в одно целое порой противоречивые факты, придавая им мифологическую целостность и доказательность, гомогенность этих эклектичных элементов заключается в чувственном характере представлений, не нуждающихся в глубине осознания, скажем так, для мифа – все «нирвана», все «майя», все однокачественно и горизонтально, одного ранга и однократно, все нерасчленено на признаки. Безличностная коммуникативность – мифомышление возникает как первое взаимообщение людей, личностно недифференцированное, социально отчужденное, как способ «родовой» коммуникации, миф элиминирует внутренний мир человека, его чувства и ценности, он скорее выражает социальное «эго» коллектива, социальный каркас коллективных представлений. Антропоморфизм – миф возможен лишь как зримое, образное, антропоморфное изображение мира и его частей, он всегда есть в той или иной мере субъект-объектное тождество и в этом смысле связан с личностью как своим сказителем. Бинарность – мышление в мифе всегда упрощенно разделяет мир на «свой и чужой», освоенный и неосвоенный, что выражается в частности в таком элементе, структурно необходимого для мифа, как «образ врага», противостоящий и сплачивающий миф коллектива. Тавтологичность – мышление как бы вращается в кругу принятых исходно положений и не расширяет утвердившиеся представления, подтверждая и сохраняя утвердившийся деятельностный стереотип. Стереотипность – принцип мифомышления, основанный на устойчивом повторении эмоционально окрашенного коллективного образа (представления) о социальном объекте (этносах, классово-сословных, профессиональных и т. п. групп), имеющий ложный характер и связанный с общественными предрассудками. Партиципация – неразличение должного и наличного, желаемого и действительного, наделение вещей мистическими свойствами, сопричастность целого и части. Консервативность – мифомышление является основанием традиционалистской формы менталитета общества, в силу неосознаваемости многих процессов оно крайне медленно изменяется. Догматизм и архетипичность – крайние грани этого свойства. Суггестивность (внушаемость) – возникший вместе с языком миф передавался на основе эхолалии (речеподражания) и его суггестивность, как магического слова зависела от несущего им эмоционально-психологического заряда, чем сильнее образ и чем больше внушаемость субъекта, тем более абсолютно восприятие мифа, тем более мышление субъекта доверчиво и восприимчиво. Спонтанная симультанность – непроизвольность воображения, мобильно воспроизводящего эмоционально насыщенные образы, имеющие имитационно-ложную природу. Мультивариантность – миф вариативно повторяется в разных образах и носителях, исчерпывая свой выбор, мышление наделяет мифоконцептами новый ряд форм-образов мифа. Ограниченная селективность – миф очень избирательно мыслит (на уровне чувств и образных идей) и ограничен в выявлении реальных связей действительности, замкнутость его идет как от ограниченности производительной деятельности, так и от привязанности к замкнутому коллективному опыту, порождающему жесткую модель сознания (мифичную символику), трудно разрушимую эмпирическими впечатлениями. Эгоцентризм - как мировоззренческая система миф обусловлен структурой коллективного мышления и поэтому выражает партикуляризм группы, эгоистическую родовую «истину» (интересы группы) как универсальную.

Таким образом, исчерпывая сказанное, мы выяснили, что суть специфики мифологического мышления заключается в конституировании в человеческом сознании целостной иррационально-иллюзорной формы сознания, которая считает себя наиболее действительно и полно осознающей всю телесно-идеальную отождествленность субъекта и объекта во всем многообразии отношений их исторического существования особым ритуально-магическим, фантазматическим способом.

1^ Выготский Л.С. Педагогическая психология, М.: Педагогика-пресс, 1996. С. 356.

2^ Атеистический словарь. М.: Политиздат, 1986. С. 276.

3^ Осаченко Ю.С., Дмитриева Л.В. Введение в философию мифа. М.: Интерпракс, 1994. С.148.

4^ Пивоев В.М. Мифологическое сознание как способ освоения мира. Петрозаводск,1991. С. 59.

5^ Зенков Л.Р. Бессознательное и сознание в аспекте межполушарного взаимодействия // Бессознательное, Новочеркасск: изд. Сагуна, 1994. С.201-202.

6^ Налимов В.В., Дрогалина Ж.А. Как возможно построение модели бессознательного? // Бессознательное, Новочеркасск: Сагуна, 1994. С.108.

7^ Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. М., 1979. С.148.

8^ Cassirer E. Essay of Man. Yale Univ. Press, 1944. P. 83.

9^ Cassirer E. Essay of Man. Yale Univ. Press, 1944. P.81.

10^ Лосева И.Н. Миф и религия в отношении к рациональному познанию // Вопросы философии. – 1992. – № 7. С. 69.

11^ Донских О.М., Кочергин А.Г. Античная мифология в зеркале рефлексии. М.: МГУ, 1993.

12^Полани М. Личностное знание: На пути к посткритической философии. – М.: Прогресс. 1985. С. 275.

13^Миф // Современный философский словарь / под ред. В.Е. Кемерова, С.А. Азаренко, М.: Одиссей, 1996. С. 229.

14^ Золотарев А.М. Родовой строй и первобытная мифология М., 1964; Иванов В.В., Топоров В.Н. Славянские языковые моделирующие семиотические системы. М., 1965.

15^ Панов В.Г. Эмоции и мифы. М.: Изд. Разум, 1992. С.192.

16^ Голосовкер Я.Э. Логика мифа. М.: Наука, Глав.ред.вост.лит.,1987. С.123.

17^ Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. Миф сегодня. – М.: Прогресс, 1989. С. 234.

18^ Лукач, Дьёрдь, Своеобразие эстетического, Т.2, М., 1986. С. 76.

19^ Святитель Игнатий Брянчанинов, Аскетические опыты, Т.2., М.: Православное издательство, 1995. С. 153.

20^Хюбнер К. Там же. С. 248.

21^Вернадский В.И. Избр. Труды по истории науки. М.: Наука, 1981. С. 63.

22^Холтон Дж. Что такое «антинаука»? // Вопросы философии.– 1992. – № 2. С. 52 – 53.

23^Керимов Т.Х. Симулакрум // Современный философский словарь / под ред В.Е. Кемерова, М., 1996, С. 458.