Методическая разработка "Народно сценический танец" "Старообрядцы Забайкалья"

Старообрядцы Забайкалья – это яркая и древняя ветвь русского народа. До наших дней они сохранили золотой фонд русской национальной культуры, которая в значительной степени утрачена в основной части народа.

Староверы в истории России – феномен поразительный.

Сторонники староверия на земном шаре сохраняли древнерусскую культуру на протяжении трети тысячелетия. Осмотрительный консерватизм старообрядцев во многом оказался нужным для нового подъема или возрождения национальной культуры, ибо продлил ее бытование до наших дней и, надо полагать, еще сослужит свою службу в различных уголках земного шара, куда забросила судьба горсточки русских людей, приверженцев старой веры и старых обрядов.

Гонимые властями старообрядцы становились невольными насельниками новых земель. Их хозяйственная деятельность на этих землях требовала выхода на рынок, что приводило к завязыванию связей с аборигенами края, к взаимовлиянию различных культур. Такое взаимное влияние наблюдалось почти везде, где поселялись старообрядцы (на Украине и в Прибалтике, в Белоруссии и Польше, на Урале, в Западной Сибири, на Алтае, в Забайкалье и на Дальнем Востоке).

Из Верхотурья потянулись в неведомую Сибирь по старому Московскому тракту подводы, сани, повозки, телеги, груженные самым необходимым домашним скарбом, стариками, больными да малыми детьми. Младенцев везли в берестяных люльках, подводы конвоировали солдаты и казаки. Путь лежал через Байкал-море, куда были направлены беглые старообрядцы из пределов Заднепровья. Природа Забайкалья всегда вызывала восхищение у путешественников. Тут можно было обнаружить ландшафты разных частей света. Виды донских степей чередовались с видами горной Швейцарии, с альпийскими лугами. Чистые реки, аршаны с целебной водой, стада коз, табуны лошадей – все было в этих местах в достатке.

Но хлебопашество в Забайкалье до середины XVIII века развивалось очень медленно и не везде успешно.

Отдельные островки русского земледелия не обеспечивали потребности населения в хлебе. А количество крестьян, казаков, служилых и промышленных из года в год возрастало. И надо отметить, что с появлением русских людей в Забайкалье, к многоликости природной среды, к чересполосице местных природных ландшафтов прибавилось и разнообразие этнических культур, усилилась антропологическая и этнографическая пестрота в крае, появлялись новые селения, пополнялись вновь поселяемыми людьми старые деревни и слободы, а вокруг них земля принимала обихоженный вид. Тщательно обработанные огороды, полосы пашен и сенокосов занимали все большее пространство. Две цивилизации бок о бок начали жить в крае: скотоводческая и земледельческая. Началось их взаимное влияние, культурный обмен, усилилась торговля. Все это положительно сказалось на развитии производительных сил в Забайкалье.

Особый колорит, пестроту и яркость в этнографическую картину Забайкалья внесли поселенные здесь староверы, выведенные из польских пределов. С их водворением началось более интенсивное освоение девственных мест этого края. Приведенные сюда в значительном числе (около 5 тыс. человек) старообрядцы, обладая большим сельскохозяйственным опытом, крепкой общинной сплоченностью и поразительным трудолюбием, уже через короткое время заслужили достойное признание лучших земледельцев края. Они «камень сделали плодородным», – отозвался о них Иркутский губернатор Трескин.

О староверах Забайкалья, со временем получивших здесь название «семейские», написаны десятки статей и книг.

Но о том, когда, в каком количестве и откуда они были сосланы в Забайкалье, – известно было немного. Сами они к настоящему времени сохранили в памяти воспоминание, что их предки были переселены из Польши при царице Екатерине II. А из каких мест выведены – почти никто не помнит. Прежде в сельских общинах велись летописи о значительных событиях в жизни старообрядцев Забайкалья, но эти записи почти все куда-то исчезли. Так, по преданию, летопись из с. Бичура в 1922 г. была вывезена в Гусиноозерск.

Таким же образом были утрачены записи и летописи и из других сел. Прежде на корочках старопечатных книг, привезенных с большим трудом из мест выселения, тоже имелись записи о том, откуда пришли в то или иное село. И такие книги хранились вплоть до недавнего времени. Бывало, местный грамотей раскроет такой фолиант, часто напечатанный от руки и бережно переплетенный в телячью, добротно выделанную кожу, и узрит о деяниях предков, об их перемещениях по российским и иным просторам. Теперь тех книг почти не осталось у потомков староверов, имеются книги только поздних изданий.

Старые рукописные и печатные книги дониконианского времени, которые так ценились староверами, в большинстве своем уничтожены во время репрессий 20-30-х гг. или позже по невежеству, иные же закопаны в могилы с их владельцами, другие попали в нечистые руки скупщиков, какая-то часть оказалась в руках специалистов-археологов, собиравших редкие старые книги в специальных экспедициях.

Вплоть до недавнего времени в науке бытовало мнение, что старообрядцы Забайкалья – это выведенцы из Стародубских и Ветковских слобод бывших Черниговской и Могилевской губерний. Но в свете новых материалов, найденных в архивах страны, это мнение верно лишь отчасти.

В последние три десятилетия по истории староверов-семейских в архивах разных городов России (Москва, Санкт-Петербург, Иркутск, Улан-Удэ) обнаружен ряд важных документов, которые позволили освятить многие некогда темные страницы истории этой этнографической группы. Большую работу в этом плане проделала этнограф А.А. Лебедева. Она опубликовала несколько ценных статей, посвященных русскому населению Забайкалья, в которых много уделено внимания и семейским. Поиски семейской старины в архивах страны начал еще в 50-е годы М.М. Шмулевич. Им опубликовано около 20 статей. Его основной труд «Очерки истории Западного Забайкалья» (XVII - середина XIX в.) был издан в Новосибирске в 1985 г. Очень ценный документ – Ведомость-доношение генерал-майора П. Ивашева, подготовленные для императрицы Екатерины II, собранные в 1768 году, обнаружил Н.Н. Покровский.

В этой «Ведомости…» показано «сколько выведенных из Польши российских беглых людей… в Сибирь отправлено было, где они поселены и в каком количестве». По Селенгинскому ведомству материалы прислал «генерал-майор кавалер Якобий» – бывший тогда главой селенгинской администрации.

В Государственном архиве Иркутской области, в фонде Иркутской духовной консистории историком из г. Красноярска Г.Ф. Быконей обнаружен комплекс уникальных документов, относящихся к 1784-1806 гг. Он формально был связан с просьбой старообрядцев о разрешении им построить церковь в одном из сел или в д. Большой Канулей или в с. Шаралдай. Первоначальный документ имеет название: «Дело по просьбе старообрядцев Верхнеудинского округа о постройке своей церкви и богослужения в ней по старопечатным книгам».

Декабря 11 дня 1794 г. посельщики Тарбагатайского, Мухоршибирского, Усколуцкого, Урлуцкого и Архангельского ведомств обратились к генерал-майору Лариону Тимофеевичу с вышеназванной просьбой. Документ подали выбранные от посельщиков крестьяне Феофан Черных из с. Шаралдай и Ануфрий Горбатых из с. Большой Куналей. Доверенные лица о своих единоверцах сообщили, что «они родились и выросли между старообрядцами, а переведены и поселены назад тому лет тридцать по означенным местам числом до 5 (пяти) тысяч человек».

Нужно знать их «великое усердие верить и жить», их глубокую и страстную приверженность к церковной духовной обрядности, чтобы понять умонастроение старообрядцев, оставшихся в Забайкалье без церкви и без священника, без которых они «боятся погубить свое потомство», боятся духовного обнищания и нравственного падения – вот почему так настойчиво просят сооружения церкви в их селах и добиваются права иметь у себя наставника и пастыря.

В декабре того же года Иркутское духовное начальство затребовало от поселенных староверов сведения. Старообрядцы всех селений должны были ответить на пятнадцать пунктов.

Вот основные из этих пунктов:

«1) Когда они приведены; 2) В какие места приселены; 3) Когда приселены были, все ли они в то время были старообрядцами или не все; 4) Из рожденных из них самих не пришлись какие в правоверие; 5) Из правоверия здешние не перевились к ним в старообрядчество; 6) Сколько селений их; 7) Каждое как называется именно; 8) Где точно каждое находится; 9) сколько их мужеска и женска пола; 10) Живут между правоверными или особо». Требовалось на все пункты взять «достоверные письменные объяснения» и доставить их святейшему правительствующему Синоду.

В 1785 г. крестьяне-старообрядцы всех 30 селений, где они были поселены, представили в Иркутскую духовную консерваторию уникальные в своем роде данные. Эти документы – яркие свидетельства преданности их старой вере и отражение их нравственных исканий. Ответы староверов отличаются полнотой и обстоятельностью, они значительно шире тех вопросов, поставленных перед ними в 15-ти пунктах. Особый интерес представляют дополнительные сведения, касающиеся прежних мест их проживания, откуда их вывели царские войска.

Обнаруженные документы свидетельствуют о некоторых сторонах внутренней жизни раскольников конца XVIII – начала XIX вв. Они не теряли связи с прежними местами жительства. Из их прошений об открытии церкви видно, что забайкальские старообрядцы списались с Черниговской дикастерией и с ее ведома просили себе в старообрядческие священники «Черниговской губернии Лужковского погоста Дмитрия Алексеева да Митьковского посада Федора Иванова», а позже – некоего Петрова.

Добиваясь открытия церкви, старообрядцы действовали довольно сплоченно и дружно. От своих обществ они выбрали двух доверенных лиц, собрав им на мирские нужды 800 рублей. В 1794 г. разрешение было получено, но дело застопорилось спорами о месте строительства церкви. Доверенные, нарушив «мирской приговор» об открытии Покровской церкви в д. Куналейской, где было «ветковское согласие», предложили свой религиозный центр – д. Шаралдайскую.

Важно отметить, что в момент поселения и спустя 30 лет после него старообрядцы не жили сугубо обособленно как от сибиряков-старожилов, так и от православных, переселенных вместе с ними из Польши. Так, в 1795 г. в 18 из 30 деревень старообрядцы жили вместе с православными или членами «федосеевского толка».

В Забайкалье староверы были поселены целыми семьями, в отличие от одиночных ссыльных, получили название «семейские», словом этноним произошел от слова «семья». Поселенные в основном в 1765-1768 гг. в Забайкалье в количестве около пяти тыс. человек они выродились в людей крепкого телосложения, высокого роста, мужчины и особенно женщины отличаются истинно русской красотой, крепкими нравами и завидным здоровьем. Во многих работах разных авторов можно встретить отзывы о красоте семейских женщин, о силе и ловкости мужчин, о их хозяйственной хватке, о трудолюбии, о крепком укладе их быта и семейной жизни.

Например, декабрист Андрей Розен, побывав в семейских селениях во время ссылки в Забайкалье в 1830 г., писал: «Избы и дома у них не только красивы углами, но и пирогами… а люди, а люди!.. Ну, право, все молодец к молодцу. Красавицы не хуже донских – рослые, белолицые, румяные… Все у них… показывало довольство, порядок, трудолюбие».

На новых местах эти дюжие люди, имея крепкие семьи, отличающиеся особой любовью к земле и неистощимым трудолюбием, проявили себя самым лучшим образом. Эти их достоинства имели первостепенное значение в освоении новых земель в Сибири и на Дальнем Востоке. К середине XIX века семейские освоили все близлежащие земли, отведенные им. Население старообрядческих сел стремительно росло.

За 70 лет жизни за Байкалом оно увеличилось более чем в 4 раза. По четвертой ревизии (1782 г.) староверов-мужчин, ссыльных и вывезенных из Польши, было 2328 человек, а душ обоего пола примерно 4400 человек. В 1850 г. их насчитывалось уже 17880 человек, в 1853 г. – 17827 душ обоего пола. Они проживали в основном в четырех волостях Верхнеудинского округа Тарбагатайской, Мухоршибирской, Куналейской (ныне Бичурский район республики Бурятия) и Урлукской. В Западном Забайкалье они составляли 80% от общегубернского числа староверов и 57% от всего числа проживающих на этой территории крестьян. В этом же регионе находилось 2/3 всех поселений Забайкалья.

В Забайкалье наиболее крупными старообрядческими селами были:

Бичура, Большой Канулей, Куйтун, Тарбагатай, Хонхолой, Никольское. Их население составляло от 5 до 7 тыс. человек. Жителями Бичуры впоследствии были основаны и заселены следующие деревни: Мотня (Черемушки), Новосретенка, Покровка, Алташей, или Петропавловка и другие. Все они ныне находятся в Бичурском районе Бурятии. Жители большого Куналея основали и заселили села Вознесеновку, или Куналейский поселок на Селенге, частично Гашей в Мухоршибирском районе; куйтунцы основали Саратовку (Куйтунский поселок) на Селенге по Бичурскому тракту, Николаевский поселок (Спиртзавод), а в самом начале поселение за Байкалом, Новую Брянь в Заиграевском районе Бурятии и др. Жителями Тарбагатая заселены Кордон на Селенге, с. Ягодное в Селенгинском районе.

Переселенцы из этих же сел основали и заселили ряд деревень и селений в Читинской области (Беклемешево, Баду), а также основали ряд поселений на Амуре и в Приморье.

Несомненно, что семейские за 240 лет своего проживания в Забайкалье внесли свой весомый вклад в развитие хозяйства и культуры этого региона.

Культура, хозяйство и быт семейских

Народно-бытовая культура старообрядцев – очень сложный феномен народного самосознания, который нельзя оценивать однозначно.

С одной стороны это протест против засилья крепостников и их апологетов и упорство в сохранении своего лица, тех общественных и общинно-бытовых отношений, которые существовали до утверждения крепостной неволи.

У староверов Сибири были крепкие нравы. Не допускались добрачные вольности молодежи. Почитание старших было одним из основных заветов в староверческой среде, всякое отступление от этих правил и норм поведения осуждалось и преследовалось самым строжайшим образом и не только церковным проклятием или преданием анафеме, но и мерами всеобщего осуждения.

Одежда

К народно-бытовым особенностям культуры староверов Сибири отнесем их приверженность к особого рода одежде, чем они выделялись на общем фоне русского сибирского старожильческого населения; старинную одежду старушки сохранили до настоящего времени.

Мужская одежда почти не сохранилась.

М. Грулев писал так об одежде семейских:

«как мужчины, так и женщины, носят суконный сарафан, который называется шинелью (точнее, называют словом «шамель»), а попроще – озям, нанковый халат; для постоянной носки служит куртик и шойдонник – короткий кафтан из сукна собственного изделия; головным убором у мужчин служит войлочная шапка, называемая колпаком, также четырехугольная шапка и чабак – шапка с наушниками; обувью служат партни или маризни, имеющие вид башмачков без подошв.

Женщины до замужества носят в виде головного убора повязку с рясами, то есть нитками, нанизанными бусами; у замужних важную часть костюма составляет кичка, имеющая вид кокошника; затем необходимой принадлежностью как замужних, так и девиц служат различные монисты, чарки с подборами – на ногах и кольца, перстни на руках».

Дедлов В.Л., путешествовавший по Забайкалью в 1896 г. писал о семейских так:

«Бабы – образец чистоплотности и опрятности, ходят в старинных сарафанах и с кокошниками и шлыками на голове. В будни на голове чалма из большого платка, несколько сдвинутая на затылок, с большим узлом над лбом. Эта чалма, вероятно, вынесена из Польши. В XV в. чалму носили польские дамы высших классов. Такую чалму вы можете встретить и теперь в каком-нибудь глухом еврейском местечке на самой старой жидовке.

Среди семейских в Забайкалье чалма – непременный головной убор староверок. Великолепные люди, архаичные, сохранившие и наружность, и темперамент, и характер, и костюмы в том виде, какими они были на Руси двести лет тому назад».

Костюм старообрядцев был богат и красочен: он удивлял путешественников. Ядринцев пишет:

«Костюмы раскольников очень ярки, женщины в ярких сарафанах, на головах платки в виде чалмы, у мужчин есть шапки с красным верхом, парни любят вышитые рубашки, бисерные цепи на вороте, иные обшивают сапоги для щегольства бахромой. У женщин старинные лисьи шубки с двумя лентами, идущими от воротника» Н.А. Некрасов о семейской женщине тоже писал в поэме «Дедушка», что «В праздник на ней душегрейка – из соболей воротник».

  Вот обычное описание одежды семейской женщины:

«Кичка по очелью украшалась пояской – полоской ткани с поднизью из бисера и селезневыми перышками (они назывались кучери). Кокошник, составлявший праздничный убор, надевался поверх кички, соответствуя ей по форме; шили его с небольшим закругленным очельем.

Позатыльник повязывали сзади на кичку под кокошник, шили его из бархата, шелка, украшали позументами или вышивали золотой нитью. Кокошник сплошь покрывали узором из серебряной или золотой нити или вышивали, оставляя просветы фона; делали их особые мастерицы…

Поверх кокошника повязывался шелковый платок – атлас – или тонкая кашемировская шаль, причем так, чтобы было видно расшитое дно кокошника».

Г.С.Маслова, крупный специалист по восточнославянской одежде, считает, что у семейских сохранились древнейшие русские головные уборы.

Способ повязывания платков был разный: в селах Улан-Удэнского, Мухор-Шибирского, Бичурского районов тонкая большая шаль (или атлас) повязывалась по кичке в виде чалмы. Нередко дополнительно для тепла надевали платок по подбородку, завязывая концы на затылке. В Читинской области (Урлук, Кочон, Красный Чикой, Новосалия и др.) повязывали небольшой сложенный платок по очелью кокошника.

Любопытно, что головные уборы русских имеют какую-то древнюю связь с птицами: это сохранено в их названиях (кокошник – от общеславянского кокошь – курица-наседка; сорока). Нет сомнения, что головной убор имел апотропейное значение, служил оберегом. В Улан-Удэ в краеведческом музее хранится головной убор, сделанный для семейской женщины целиком из шкурки селезня с перьями.

Дополнениями к костюму семейских являлись украшения: запонки в качестве застежек, янтарные бусы, бисерные украшения, украшения из перьев дикого селезня (пушки, кучери, «косички»), обычай украшать живыми, а иногда искусственными цветами головные уборы. Пояса служили им как неотъемлемая часть одежды и как оберег.

В старообрядческой культуре очень многое связано с древними поверьями и религиозными воззрениями и преданностью старине.

Вся это способствовало сохранению старинных национальных форм костюма. Верхняя мужская и женская одежда во второй половине XIX – начале XX в. насчитывала до 30 наименований.

Это были зипуны, шамели, куртки, шубы, дохи, халаты, яги, шабуры, озямы, армяки, капоты, поддевки, курмушки, борчатки и прочее. Женская праздничная одежда с рукавами, халаты в том числе, носились внакидку, только в церкви их надевали на рукава. В будни носили домотканые зипуны или шамели, курмушки часто плисовые, борчатки, бекеши.

ВЕРХНЯЯ ОДЕЖДА семейских - выкройки

Зимнюю меховую одежду изготавливали из овчины (шубы, полушубки, тулупы). Дохи, надеваемые поверх обычной зимней одежды куда-либо в дорогу или в лес, шились из собачьего, козьего, гураньего меха. Зипуны, халаты и шубы, имеющие халатообразный покрой, который, как известно, был характерен для русской одежды XVII века, сохранялись не только по традиции, но царское правительство специальными указами предписывало старообрядцам сохранять верхнюю одежду старого покроя.

Указ Петра I от 1722 г. предписывал: «А раскольникам и бородачам, какого они звания не были, носить же указанное раскольничье платье, чтобы оные по тому во всех местах явны были, и ни под каким предлогом нигде прикрыться и от положенных за них денег минуть никак не могли… и в котором указе повелено носить им, раскольникам, старое платье, а именно: зипун со стоячим клеевым козырем, ферези и однорядку с лежачим ожерельем…»

Последующие правители подтверждали указ Петра Великого. Это видно из постановлений правительства 1746 г. и известного Манифеста от 14 декабря 1762 г., в котором императрица Екатерина II обещала, приглашая беглых старообрядцев вернуться из-за рубежа в Россию, что «как в бритье бород, так и в ношении указанного платья никакого принуждения им чинено не будет…» Эти постановления, несомненно, способствовали сохранению у старообрядцев старорусской одежды XVI –XVII вв.

Праздники

О старообрядцах бытует мнение, как о великих тружениках и дремучих постниках, строго соблюдающих все старообрядческие установления, проводящих время в постоянном труде, молитве и посте. Но в литературе имеются совсем иные описания. «Дух веселонравия» у семейских отметил А. Мартос. А Н. Ушаров, в своей работе «Быт семейских», оставил живописное описание проведения праздника в семейском селении.

Автор пишет: «Вся деревня высыпала на улицу отдыхать от шестидневных трудов… Народ кучками собрался на улице…У ворот девушки заплетают друг другу косы… Я завернул в переулок, тянущийся между огородами, и вышел к мосту, на самое место праздничной гулянки. На обоих берегах наворочены целые кучи, почти холмы соломы, вывезенной с гумен, а на кучах этих: лежат, сидят старики.

Внизу у куч на мосту и по обе его стороны кружатся четыре хоровода – именно разноцветных, как они называются в одной песне. Перед вами то и дело мелькает, быстро сменяясь одно другим, десяток-другой свежих смеющихся лиц, которые кажутся еще лучше, еще красивее от оживляющего их удовольствия; быстро кружатся у вас в глазах красные, синее, голубые, зеленые ленты, сарафаны, халаты, повязки, монисты: и все это самого яркого цвета пестреет и движется под звуки какой-нибудь веселой живой песни, лихо подхватываемой десятками двумя звонких, свежих девичьих голосов во всю силу молодой и здоровой груди. Кругом на земле около огородного тына сидят другие девушки и тоже поют, но песни заунывные, протяжные…

А там – улица полная народом… Мужики, бабы, старухи, пообедавши (спать они не вовремя не любят) и принарядившись, все высыпали и запели. Поют решительно все поголовно: старики поют, думая показать свою важность, начитанность или, лучше сказать, теша ею самих себя, притчу о блудном сыне. Поют мужики, хвативши добрую чарку душе на веселие, поют девушки, молодые парни, считающие себя большими, поют, наконец, и маленькие ребята, по очень простой потребности что-нибудь да болтать… Праздник охватил всю деревню: сегодня отдых, нет дела, нет заботы, – говорят семейские, – и гуляют от души нараспашку…». Так описал автор проведение Прокопьего дня.

Дальше Н. Ушаров сообщает, что праздничное гуляние семейских ограничивается строго одним днем, нет ни похмелья, нет загулов на 2-3 дня. «Завтра ни один человек не пойдет к кабаку. Завтра, в будни с раннего утра все на работе, а не работать в будни, то есть… когда есть работа, по-семейски точно такой же грех, как и работать в праздники». «Да и во время праздника, – заключает автор, – впрочем и безобразно пьяных не видно».

Там же автор подробно и наглядно описывает яркость и многоцветье семейской праздничной одежды, что никак не укладывается в представления некоторых обывателей о строгости религиозных установлений, принятых в старообрядческом обществе.

«Культ чистоты»

Всем староверам был присущ культ чистоты. Это проявлялось в религиозной жизни и в быту, в отношении к пище и к посуде. Для всех старообрядцев общими были запреты в питании. Им, в силу религиозных воззрений, запрещалось принимать в пищу всякое животное с нераздвоенным копытом (конь); парных птиц (голубь, скворец, воробей, лебедь), давленину, то есть пойманную силками, тенетами и плахами птицу, диких животных (заяц, белка, барсук и др.). Запрещалось оставлять воду неприкрытой. Если посудинка с водой не имела крышки, то ее обязательно «закрывали» двумя лучинками, положив их крестом.

У старообрядцев запрещалось иметь общение с мирскими (инаковерующими) в «ядении, питии и любви». Для них имели особую посуду, которую хранили отдельно. Но если человек другой веры и другой национальности переходил или перекрещивался в старообрядчество, то всякие запреты общения с ним снимались. Он становился полноправным членом старообрядческого общества. Примерами этому утверждению служат многочисленные факты перехода бурят в старообрядчество. По переписи населения 1897 г. в Забайкальской области старообрядчество исповедовали 375 бурят обоего пола.

Запреты были вызваны, прежде всего, чисто гигиеническими соображениями. Не признавая официальной или научной медицины, они боялись получить какую-либо «прилипчивую» заразную болезнь от общения с неизвестным человеком, возможным табакуром, выпивохой или «нехристем». Так же строго они относились к использованию посуды в хозяйственных, бытовых и религиозных нуждах.

Они подразделяли ее на чистую и нечистую. Чистое ведро, например, нельзя было вносить в баню. В банной бочке, ушате или шайке нельзя было хранить воду для питья. Ножом, которым резали хлеб, нельзя было резать мясо падали или обдирать павшее животное. Из реки можно пить только пригоршнями, а не ртом. У них была отдельная посуда для скромной и постной пищи. Посуду из-под скороми перед постом выжигали на огне, очищая скоромный дух.

Фольклор семейских

Фольклор старообрядцев Забайкалья является составной частью русской фольклорной традиции. Однако культура семейских вызывает особый интерес, так как в ней сохранились и дошли до наших дней элементы культуры допетровской Руси.

Ярче всего эти элементы проявляются в таких жанрах фольклора семейских, как обрядовая поэзия (календарная и семейно-бытовая), протяжная, или проголосная, песня и духовные стихи. Особенно широко в среде семейских до начала XX в. были распространены духовные стихи, являющиеся ярким проявлением народного православия. Очень любят семейские петь. В протяжных песнях особенно ярко раскрываются самобытные черты семейской песни – многоголосное исполнение и использование внутриголосовых распевов. Протяжная многоголосная песня – основное достояние фольклорной культуры семейских, их гордость, то, что они сохранили и пронесли сквозь века. И сегодня звучат старинные песни в семейских селах, и сегодня много среди семейских музыкально одаренных людей. Они поддерживают песенные традиции родных мест, сохраняют старинный репертуар, исполнительское мастерство своих предков.

Памятники письменности и книжности у семейских

Переселяясь за Байкал, старообрядцы, как самое святое, везли с собой иконы и древние фолианты. Рукописи и книги, изданные еще до раскола, имелись в каждой семье, бережно хранились и передавались из поколения в поколение. Семейные книжные собрания по мере возможности пополнялись.

На территории Бурятии обнаружены подлинные шедевры: первопечатные издания Ивана Федорова, Петра Мстиславца и книги типографии Мамоничей, которые относятся к концу XVI века. Местной книжно-рукописной традиции около двухсот лет. Известны рукописные Евангелия, Апостолы, другие богослужебные книги. Распространены также крюковые певческие рукописи, сборники духовных стихов, многочисленные рукописные вопросно-ответные сочинения, полемические сборники.

В Забайкалье выявлено много книжных старообрядческих собраний, владельцами которых были священники, уставщики, рядовые верующие. Они давали читать книги односельчанам и жителям других деревень. Это было обычным явлением: «Скорее солнце остановится, чем книга будет лежать на одном месте».

Староверы Сибири сохранили и многие памятники народной культуры и древнерусской письменности. Археографы, фольклористы, этнографы собрали у них замечательные материалы: древние книги и рукописи, предметы быта и обихода, образцы старинной одежды, найдены уникальные иконы. Эти предметы старообрядческой культуры существенно пополнили книгохранилища и музеи страны, обогатив науку и культуру. Словом, преданность староверов старине, их консерватизм (религиозный и бытовой) сыграли ныне положительную роль.