Методическая разработка (сценарий) классного часа "Душа полна тобой"

«Душа полна тобой».

(Методическая разработка – сценарий классного часа)

Оформление зала и оборудование:

1. Плакат с названием темы классного часа.

2. Выставка рисунков по произведениям А.С.Пушкина.

3. Портрет А.С.Пушкина.

4. Записи музыкальных произведений для сопровождения композиции.

5. Выставка книг А.С.Пушкина.

6. Презентация «Душа полна тобой».

7. Цветы, свечи.

8. Компьютер, проектор, экран.

План.

1. Вступление. «Стихи о любви».

2. Основная часть. «Душа полна тобой».

• Анна Алексеевна Оленина;

• Мария Николаевна Раевская (Волконская);

• Зинаида Александровна Волконская;

• Александра Ивановна Осипова;

• Анна Петровна Керн;

• Наталья Николаевна Гончарова.

3. Заключение. «Он – это чудное мгновение, запечатленное в веках».

1. Вступление. «Стихи о любви...»

Первый ведущий:

Сколько их написано, сложено, спето за многие тысячелетия существования человека на земле. Мировая литература подарила нам бесчисленное множество сказаний, баллад песен, поэм, драм трагедий просвещенных великому чувству любви. О любви первой и любви предзакатной, последней. О любви неразделенной и любви счастливой, о любви возвышенной, романтической- и любви чувственной, земной.

Любовь-это не только самое древнее чувство человека, но и самое благородное. Созидательное и самое «человечное». Страдание, унижение зависть, эгоизм, честолюбие, жадность- все меркнет перед очищающей и осветляющей силой любви. Любовь возвышает и милует, но и она же карает с объективностью беспристрастного, но строго судьи, отвергая ничтожное, подлое мелкое. Сила влечения к любимому существу способна преодолевать все преграды и трудности. Иногда она столь огромна, переполняет человеческую душу, что найти себе выход, разрешиться может только трагически:

«Я из рода бедных Азров

Полюбив, мы умираем.»

Как свидетельствует один из героев стихотворения Генриха Гейне, стихи о любви сохраняют для нас образы некогда живших женщин и мужчин, исторические подробности отдаленных событий, черты быта, глубину и многообразия человеческих чувств. О Елене Прекрасной, о Беатриче, о Лауре, о Татьяне Лариной, о дочери Гудала Тамаре, об Анне Снегиной и Шаганэ мы не знали бы, если бы в их честь не было написано замечательных стихов. Величайшие писатели и поэты, философы и мудрецы слагали стихи о любви. Славу им принесла глубина их переживаний, их восторг перед красотой человеческих чувств. Наша русская литература- в лоне поэзии мировой- создала поистине шедевры на ему любви. От плача Ярославны из «Слова о полку Игореве», от красных девиц и добрых молодцев из былин и русских сказок, от протяжных, полных музыки русских песен безвестных авторов, повествующих нам о коротких встречах и долгих разлуках, о страданиях любящих или житье с нелюбимыми, мы приходим к блистательным строкам Державина и Жуковского, к ослепительно чистой, возвышенно мудрой поэзии Пушкина, к горячечно страстным стихам Лермонтова, к скорбной музыке Некрасова, к проникновенным стихам о любви Тютчева, Фета, Кольцова, Майкова, А.К. Толстого, Никитина, Блока, Бунина, Есенина, Ахматовой, Маяковского.

Баратыниский и Веневитинов, Языков, Дельвиг, Вяземский, Федор Глинка, Мей, Апухтин, Надсон, Анненский, Брюсов - невозможно назвать всех, пишущих о любви, обидно кого-нибудь не назвать. Но это они создали «науку страсти нежной», которую человек изучает веками, но так никогда и не может постигнуть ее до конца, ибо в этой науке все загадка, все тайна.

Исходя из самых глубин жизни, принимая живое существо как таковое со всеми его недостатками и несовершенствами, русская лирическая поэзия поднимает человека и ведет к белоснежным вершинам духа, очищая от мелкого, наносного, облагораживая божественной скорбью познания счастья. Да, воистину скорбью. Ибо счастье не есть категория плоская, одномерная. В нем, может быть, как ни в чем другом с наибольшей, щемящей душу выразительностью, проявляется двойственность человеческого бытия- смертность сущего. Я и бессмертие жизни вообще, безмерные трудности на пути к счастливой жизни, взаимной любви- и краткость мига этой любви, которая, как оказывается, не только итог, завершение мук и страданий, но еще и начало чего-то иного, не зависящего от тебя: новых чувств, новых жизней...

«На холмах Грузии лежит ночная мгла;

Шумит Арагава предо мною.

Мне грустно и легко; печаль моя светла;

Печаль моя полна тобою,

Тобой одной тобой … Унынья моего

Ничто не мучит, не тревожит.

И сердце вновь горит и любит-оттого,

что не любить оно не может».

2.Основная часть. «Душа полна тобой».

Второй ведущий:

Анна Алексеевна Оленина.

Один из немногих домов, что стали почти родными, когда выпорхнул из лицея, когда был не молод даже, а просто он, блестящ, неистов, покорителен. Здесь сдружился с отцом русской литературы - Жуковским, Карамзиным, здесь была и новая русская литература, здесь один круг объединял его с Мицкевичем и Глинкой.

Помнится, и тогда, в ушедшей юности, и в городском доме Олениных, и на даче их в Приютино (название-то какое ласковое) мелькало что-то маленькое, светлое, нежное – дочка Олениных Анечка, Анет, едва перевалившая за первое десятилетие своей жизни. А теперь он увидел двадцатилетнюю красавицу, умную и блестящую, и лучшие русские поэты спешили записать свои восторги в ее альбом. Пушкин увидел, вспыхнул, загорелся - влюбился. Был май: раздремывалась северная медленная природа, расцветал Пушкин.

Это было серьезно, хотя даже близкие друзья не очень-то в это верили, вот и Петр Вяземский рассказывал мне: «Девица Оленина довольно бойкая штучка: Пушкин называет ее «драгунчиком» и за этим драгунчиком ухаживает». Князюшка Петр Андреевич был не прав. Любовные стихи - дневник души - вытесняли виселицы и мрак. То вспоминались глаза:

«Какой задумчивый в них гений,

И сколько детской простоты,

И сколько томных выражений,

И сколько неги и мечты!»

То он отводит руку художника от себя, показывая подлинный предмет художества:

«Рисуй Олениной черты.

В жару сердечных вдохновений,

Лишь юности и красоты

Поклонником быть должен гений...»

То золотой ее локон противопоставлялся всему пышному, холодно-гранитному Петербургу. Даже обмолвка ее, оплошка рождает стихи.

«Пустое вы сердечным ты

Она, обмолвясь, заменила

И все счастливые мечты

В душе влюбленной возбудила.

Пред ней задумчиво стою,

Свести очей с нее нет силы;

И говорю ей: как вы милы!

И мыслю: как тебя люблю!»

А что же она, этот «драгунчик», эта прелестница, как она относится ко всему этому? Иногда в дневниках она писала о себе в третьем лице, так что не удивляйтесь: «Однажды на балу у графини Тигенгаузен - Хитровой Анета увидела самого интересного человека своего времени и выдающегося на поприще литературы: это был знаменитый поэт Пушкин.

Бог, даровав ему гений единственный, не наградил его привлекательной наружностью. Лицо его было выразительно, конечно, но некоторая злоба и насмешливость затмевали тот ум, который был виден в голубых или, лучше сказать, стеклянных глазах его. Арапский профиль его, заимствованный от поколения матери, не украшал лица его. Да и прибавьте к тому ужасные бакенбарды, растрепанные волосы, ногти, как когти, маленький рост, жеманство в манерах, дерзкий взор на женщин, которых он отличал своей любовью, странность нрава природного и принужденного и неограниченное самолюбие... Среди особенностей поэтов была та, что он питал страсть к маленьким ножкам, о которых он в одной из своих поэм признавался, что предпочитает их даже красоте. Анета соединяла с посредственностью две вещи, у нее были глаза, которые бывали хороши, порой глупы. Но ее нога была действительно очень мала... Пушкин заметил это преимущество, и его жадные глаза следили за ножками молодой Олениной... Анета знала его, когда была еще ребенком. С тех пор она с восторгом восхищалась его увлекательной поэзией. Она тоже захотела отличить знаменитого поэта: она подошла и выбрала его на один из танцев; боязнь, его что она будет осмеяна им, заставила ее опустить глаза и покраснеть, подходя к нему».

Он влюблен, ей же только льстит, что гений припал к ее ногам. Хотя, впрочем, его буйная неуемная страсть, видно, все-таки хоть отчасти передавалась и ей: еще не любила, но уже не была равнодушна. Вот так круто все замешивалось: тоска и предчувствия конца, загнанность и любовь. Жизнь как «дар напрасный и случайный» и «глаза Олениной моей», а без этого-как выжить? «За Нетти сердцем я летаю»,-скажет он и наконец напишет на полях рукопись, что называется бездумно, неосознанно-сердцем, минуя осторожности разума: Анета Пушкина. Душа решила так, он покорился и сделал предложение. Такой милый, такой добрый, почти родной дом Олениных - и полный, яростный отказ матери Анет, Елизаветы Марковны. Вчера опальный поэт. Ныне входящий в моду и славу, которому покровительствовать обещался государь - одно; но родственник, но муж дочери, фрейлины императрицы - совсем же другое. «Пушкин делал мне предложение он был вертопрах не имел никакого положения в обществе и наконец, не был богат» Только не надо делать поспешные выводы: вот мол, какая, богатства ей подавай! Просто не любила или, если мягче, недостаточно любила, что тут поделаешь: не встреча. А он переживал, страдал. С чего-то темпераментом, гордостью- отказ получить! Не мог не понимать причины: Алексей Николаевич Оленин был в комиссии, разбирающей дело о «Гаврилиаде». Но это родители, их долг быть осторожными, но она... она... устранилась... затихла... Спряталась за мамину широкую спину...Если вспомнить характеристики, данные Нетти поэту: некоторая злоба, затмевавшая ум; жеманство в манерах, дерзкий взор на женщин, неограниченное самолюбие да и сын дурной, да и просто распутный, и к тому же еще и гений, другими словами, узды не знающий,- то какой человек должен был отнестись к отказу, когда не о любви говорят, а о характере да о деньгах?- уж не взрывом ли должно было дело кончиться, грубостями, эпиграммами, вовлечением ума и таланта в тяжкое дело мести? Жизнь будто вталкивала поэта в то самое пересечение прожекторов; вот, казалось, выскользнул любовью из креста, ан нет! Назад! До ослепления, до гибели. Он не бывает у Олениных, он замкнулся, несколько месяцев молчит. Чуть было не выводит Оленина в дурном виде в «Онегине», но запрещает себе это. Душа же работает, стонет, переплавляет удар - во что? Сейчас мы знаем эти строки наизусть.

«Я вас любил: Любовь еще,

быть может

В душе моей угасла не совсем;

Но пусть она вас больше

не тревожит;

Я не хочу печалить вас ничем.

Я вас любил, безмолвно, безнадежно,

то робостью, то ревностью томим;

Я вас любил так искренне,

так нежно.

Как дай вам бог любимой быть другим.»

И уж нет дела до того, Олениной ли посвящены эти строки, другой ли, но в том дело, что душа, смявшаяся поначалу от ошеломления удара, вгляделась в себя и не месть нашла в неразделенности, а пожелания счастья. И только любовь могла породить это. Ну что же, что не вершилось, любовь всегда права, она бывает неразделенной, но не бывает несчастливой; разве же не счастье обнаружить в себе такое.

Третий ведущий:

Мария Николаевна Раевская (Волконская)

Отец Марии Николаевны – отважный генерал, герой войны с Наполеоном, воспетый Жуковским:

«Неподкупный, неизменный,

Хладный вождь в грозе военной,

Жаркий сам подчас боец,

В дни спокойные – мудрец …»

Мать Марии Николаевны – Софья Алексеевна Раевская – была внучкой Ломоносова. От нее унаследовала дочь и темные глаза, и темные волосы, и гордую стать . Два брата – друзья Пушкина.

Первые известные нам эпизоды из юности Марии Раевской, будущей княгини Волконской, тоже связаны с Пушкиным.

«Приехав в Екатеринослав, я соскучился, поехал кататься по Днепру: выкупался и схватил горячку по моему обыкновению. Генерал Раевский, который ехал на Кавказ с сыном и двумя дочерьми, нашел меня в корчме, в бреду, без лекаря, за кружкою оледенелого лимонада. Сын его предложил мне путешествие по кавказским водам». Так писал Пушкин брату Льву в сентябре 1820 года.

Мария Николаевна записала эту встречу так:

«Я помню, как во время этого путешествия, недалеко от Таганрог, я ехала в карете с Софьей / сестра Марии Николаевны / … Увидя море, мы приказали остановиться, и вся наша ватага, выйдя из кареты, бросилась к морю любоваться им. Оно было покрыто волнами и, не подозревая, что поэт шел за нами, я стала бегать за волной и вновь убегать, когда она меня настигала; под конец у меня вымокли ноги; я это, конечно, скрыла и вернулась в карету. Пушкин нашел эту картину такой красивой, что воспел ее в прелестных стихах, поэтизируя детскую шалость: мне было только 15 лет».

И в самом деле, Пушкин описал эту сцену в «Евгении Онегине»:

«Я помню море пред грозою;

Как завидовал волнам,

Бегущих бурной чередою

С любовью лечь к ее ногам!

Как я желал тогда с волнами

Коснуться милых ног устами!

Нет, никогда средь пылких дней

Кипящей младости моей

Я не желал с таким мученьем

Лобзать уста младых Армид,

Иль розы пламенных ланит,

Иль перси, полные томленьем;

Нет, никогда порыв страстей

Так не терзал души моей!»

Какой же силы это чувство, если поэт пронес его сквозь всю свою, полную скитаний и треволнений жизнь! Машенька являлась в его сочинениях то образе Черкешенки в «Бахчисарайском фонтане», то Марией, дочерью Кочубея в «Полтаве», он даже сменил подлинное имя – Матрена – на милое ему Мария. Ее лицо возникло в легких росчерках пера на страницах его рукописей, отголоски высокого чувства есть и в «Цыганах», и в

«Евгении Онегине». Он берег это чувство, он боялся выдать его свету, который все размотал бы, оговорил, опошлил. Вечный родник жил в душе поэта, питая чистой ключевой струей его думы, его строки, его осеннюю грусть.

Чем дальше от нас тот год двадцатый XIX столетия, чем дальше счастливая, наполненная солнцем поездка в Гурзуф, тем виднее потаенная любовь поэта, любовь, мимо которой, вероятно, прошла, по юности лет, Машенька Раевская.

Между тем она подрастала, хорошела. Раевские дали детям своим отменное домашнее образование, и возрастающая привлекательность Машеньки, соединенная с тонкими суждениями, с поэтичностью, с удивительной музыкальностью, самобытностью, сделали ее приметной среди ровесниц. К ней стали свататься … «... Я вышла замуж, – пишет Волконская, – в 1825 году за князя Сергея Григорьевича Волконского, достойнейшего, благороднейшего из людей; мои родители думали, что обеспечили мне блестящую, по светским воззрениям, будущность. Мне было грустно с ними расставаться: словно сквозь подвенечный вуаль мне смутно виделась ожидавшая нас судьба. В последний раз увидел Пушкин Марию Николаевну Раевскую – образ которой хранил в своем сердце все эти годы – на вечере у З.А. Волконской в конце декабря 1826 года. Ныне была она княгиня Мария Николаевна Волконская, жена декабриста Волконского. Женщинам, следовавшим за мужьями, были поставлены самые жестокие условия: им не разрешалось брать с собой детей, они не могли возвратиться в Россию ранее смерти мужа и лишались всяческих привилегий. Мария Николаевна ничего этого не боялась. Что чувствовал в этот вечер Пушкин? Поэма «Полтава» посвящена М.В. Волконской (Раевской), хотя прямо это и не указано. Вот четыре строки оттуда, причем первая из них приводится нами так, как она занесена в черновике, непосредственно выражая взволнованные чувства поэта. В печати эти слова: «Сибири хладная пустыня» – были заменены другими: «Твоя печальная пустыня», дабы не наводить на мысль, кому эти стихи адресованы.

«Сибири хладная пустыня,

Последний звук твоих речей –

Одно сокровище, святыня,

Одна любовь души моей».

Как знать, быть может уже и тогда, в этот прощальный вечер, рождались в душе Пушкина эти проникновенные строки! Два года спустя умирал генерал Николай Николаевич Раевский. Указав на портрет дочери, он сказал: «Вот самая удивительная женщина, какую я видел».

Чтец: Н. А. Некрасов. «Русские женщины». 

….... что было в Москве повидней,
Что в ней мимоездом гостило,
Всё вечером съехалось к Зине моей:
Артистов тут множество было,
Певцов-итальянцев тут слышала я,
Что были тогда знамениты,
Отца моего сослуживцы, друзья
Тут были, печалью убиты.
Тут были родные ушедших туда,
Куда я сама торопилась,
Писателей группа, любимых тогда,
Со мной дружелюбно простилась:
Тут были Одоевский, Вяземский; был
Поэт вдохновенный и милый,
Поклонник кузины, что рано почил,
Безвременно взятый могилой.
И Пушкин тут был... Я узнала его...
Он другом был нашего детства,
В Юрзуфе он жил у отца моего.
В ту пору проказ и кокетства

Смеялись, болтали мы, бегали с ним,
Бросали друг в друга цветами.
Всё наше семейство поехало в Крым,
И Пушкин отправился с нами.
Мы ехали весело. Вот наконец
И горы, и Черное море!
Велел постоять экипажам отец,
Гуляли мы тут на просторе.
Тогда уже был мне шестнадцатый год.
Гибка, высока не по летам,
Покинув семью, я стрелою вперед
Умчалась с курчавым поэтом;
Без шляпки, с распущенной длинной косой,
Полуденным солнцем палима,
Я к морю летела, — и был предо мной
Вид южного берега Крыма!
Я радостным взором глядела кругом,
Я прыгала, с морем играла;
Когда удалялся прилив, я бегом
До самой воды добегала,
Когда же прилив возвращался опять
И волны грядой подступали,
От них я спешила назад убежать,
А волны меня настигали!..
И Пушкин смотрел... и смеялся, что я
Ботинки мои промочила.
«Молчите! идет гувернантка моя!» — Сказала я строго (я скрыла,что ноги промокли)... Потом я прочла
В «Онегине» чудные строки. 
Я вспыхнула вся — я довольна была...
Теперь я стара, так далеки
Те красные дни! Я не буду скрывать,
Что Пушкин в то время казался
Влюбленным в меня... но, по правде сказать,
В кого он тогда не влюблялся!
Но, думаю, он не любил никого
Тогда, кроме Музы: едва ли
Не больше любви занимали его
Волненья ее и печали...

Четвертый ведущий:

Зинаида Александровна Волконская.

«Царица муз и красоты,

Рукою нежной держишь ты

Волшебный скипетр вдохновений.

И над задумчивым челом,

Двойным увенчанным венком,

И вьется, и пылает гений».

Так писал Александр Сергеевич Пушкин княгине З.А. Волконской, посылая ей вместе с этим стихотворением новую поэму «Цыганы». Они познакомились в сентябре 1826 года, вскоре после возвращения поэта из ссылки в Михайловское. В огромном доме Волконской на правой стороне улицы Тверской, в украшенных картинами и изваяниями залах в ту пору собирался литературно - артистический цвет Москвы. Здесь бывали вельможи, ученые, художники, выдающиеся русские поэты и писатели - Жуковский, Баратынский, Дельвиг, Вяземский, Козлов, братья Киреевские. Но душой блестящих собраний и бесед была, конечно же, сама хозяйка салона-писательница, певица, композитор. Волконская родилась в Италии, в Турине. Отец ее, князь Белосельский- Белозерский, почти всю жизнь провел за границей, служа Русским посланником то в германских, то в итальянских землях. Он был богат и образован, переписывался с видными французскими литераторами. Мать Зинаиды Александровны Волконской, урожденная Татищева, умерла при родах дочери: девочку воспитывал отец. Воспитание было в традициях высшего общества XXIIIвека. Отец и дочь вместе декламировали Расино, Вольтера, итальянских поэтов. В 1809 году, уже находясь в Петербурге, отец умер. Через год семнадцатилетняя Зинаида Александровна вышла замуж за князя Никиту Григорьевича Волконского, егерьмейстера двора, боевого офицера, и попала в придворную среду. Ее красота, образованность, талант певицы (контральто), сан и богатство мужа привлекали к себе всеобщее внимание. В конце 1824 года Волконская, покинув Петербург, переехала в Москву, где и возник его знаменитый салон. Еще в Петербурге она начала изучать скандинавскую и русскую историю и словесность. Ее интересовали народные песни, обычаи, легенды. Она пыталась даже хлопотать об основании русского общества для устройства национального музея и публикации памятников старины. В 1810 году появилась ее книга «Четыре повести», написанное по-французски. Затем Волконская издает в Париже повесть из жизни поднепровских славян пятого века - «Славянская картина». По-русски и одновременно по-французски писала Волконская поэму в прозе «Сказание об Ольге». В альманахе «Северные цветы на 1825 год», изданном Дельвигом, был напечатан перевод «Писем из Италии», потом в различных журналах публиковалось и несколько русских ее стихотворений. После разгрома восстание декабристов в 1825 году положение Волконской весьма осложнилось. Многие ее близкие знакомые, в том числе В. Кюхельбекер, а так же родной брат мужа (Сергей Волконский) были осуждены и сосланы в Сибирь. За Волконской был установлен тайный надзор полиции. 27 Декабря 1826 года она с горячим участием открыто приняла у себя добровольно ехавшую в Сибирь к мужу, Сергею Волконскому, Марию Николаевну Волконскую (Раевскую). Это был почти вызов царю Николаю. Однако, с течением времени Волконская постепенно предается религиозно-мистическим настроениям. Еще до отъезда из России она переходит в католичество и в феврале 1829 года расстается с Москвой, направляясь в Италию. В Риме на вилле Волконской постоянно находили себе приют многие русские люди - Н.В. Гоголь, художники Александр Иванов, Карл Брюллов. Долгая старость ее, в особенности после кончины мужа - он умер в Риме в 1844 году, - была печальна. Один свидетель, посетивший Волконскую в Риме незадолго до ее смерти, писал: «Прелаты и монахи окончательно разорили ее... Ее дом, все имущество, даже склеп, где лежала тело мужа, продано за долги». Имя З.А. Волконской, как ни скромен ее вклад в русскую поэзию, светлой легендой вошло в нашу историю. Оно не отделимо от судьбы Пушкина, Баратынского, Веневитинова и других замечательных русских поэтов начала XIXвека.

Чтец:

КНЯГИНЕ З. А. ВОЛКОНСКОЙ.

(ПРИ ПОСЫЛКЕ ЕЙ ПОЭМЫ «ЦЫГАНЫ»)

Пятый ведущий:

Александра Ивановна Осипова.

Над Пушкиным имела огромную власть сила воспоминаний. «Или воспоминания,- спрашивал он в письме к Дельвигу в декабре 1824 года,- самая сильная способность души нашей, им очаровано все, что подвластно ему?» В стихотворении «К морю» он писал:

«В леса, в пустыни молчаливы

Перенесу, тобою полн,

твои скалы, твои заливы

И блеск, и тень, и говор волн».

В Михайловском Пушкин застал всю семью: родителей, сестру и младшего брата Льва. Как только выяснилось, что Александр находится в положении поднадзорного, отношения с отцом сразу омрачились, в особенности после того как местные власти предложили Сергею Львовичу наблюдать за сыном и его перепиской.

Когда Александр все это узнал, произошла страшная ссора, окончившаяся тем, что сын на время переехал к соседям в Тригорское, а отец в скором времени отбыл со всей семьей в Петербург. С ними вместе уехал и Никита Козлов, пушкинский дядька, служивший ему верой и правдой всю пору южной ссылки опекавший его и оберегавший.

Пушкин теперь оставался один, и постепенно бури затихли. Правда одиночество его было полным: В Тригорсокм в двух-трех верстах от него, жили очень милые соседи - Прасковья Александровна Осипова с дочерьми и взрослой падчерицей.

С этим семейством у Пушкина были самые близкие и самые простые отношения. Сама Осипова души в нем не чаяла а две дочери - старшая Анна Николаевна, задумчивая и мечтательная, и младшая - бедовый подросток Зизи - были чем-то похожи на Татьяну и Ольгу из «Евгения Онегина»: точно он их сам себе нагадал, когда на юге писал второю и третью главы своего «романа в стихах».

Конечно, они во многом были иные, но ведь и вообще литературные образы большого охвата не создаются путем портретного письма в них входит обычно множество черточек из многих, казалось бы, и очень отдаленных, жизненных впечатлений, которые, как бы притягиваясь друг к другу, создают новую поэтически новую живую ткань.

Чтец:

ПРИЗНАНИЕ.

Я вас люблю, — хоть я бешусь,
Хоть это труд и стыд напрасный,
И в этой глупости несчастной
У ваших ног я признаюсь!
Мне не к лицу и не по летам...
Пора, пора мне быть умней!
Но узнаю по всем приметам
Болезнь любви в душе моей:
Без вас мне скучно, — я зеваю;
При вас мне грустно, — я терплю;
И, мочи нет, сказать желаю,
Мой ангел, как я вас люблю!
Когда я слышу из гостиной
Ваш легкий шаг, иль платья шум,
Иль голос девственный, невинный,
Я вдруг теряю весь свой ум.
Вы улыбнетесь, — мне отрада;
Вы отвернетесь, — мне тоска;
За день мучения — награда
Мне ваша бледная рука.
Когда за пяльцами прилежно
Сидите вы, склонясь небрежно,
Глаза и кудри опустя, —
Я в умиленье, молча, нежно
Любуюсь вами, как дитя!..
Сказать ли вам мое несчастье,
Мою ревнивую печаль,
Когда гулять, порой, в ненастье,
Вы собираетеся вдаль?
И ваши слезы в одиночку,
И речи в уголку вдвоем,
И путешествия в Опочку,
И фортепьяно вечерком?..
Алина! сжальтесь надо мною.
Не смею требовать любви.
Быть может, за грехи мои,
Мой ангел, я любви не стою!
Но притворитесь! Этот взгляд
Всё может выразить так чудно!
Ах, обмануть меня не трудно!..
Я сам обманываться рад!

Шестой ведущий:

Анна Петровна Керн.

В середине лета 1825 года к соседям поэта по имению Осиповым приезжала погостить племянница Прасковьи Александровны, молодая генеральша – красавица А.П.Керн, с которой Пушкин встречался еще в Петербурге и которая тогда, в юные годы, пленила его. Это давнее чувство вспыхнуло в поэте с новой силой и получило свое совершенное выражение в известном стихотворении Пушкина (которое мы все знаем теперь как дивный романс Глинки). Вряд ли во всей мировой литературе есть другое стихотворение, которое сочетало бы пламенность чувства с предельной его чистотой. «Я помню чудное мгновенье» – это строка каждому читателю говорит о том самом светлом, что есть в чувстве любви.

Чтец:

К***

Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.

В томленьях грусти безнадежной,
В тревогах шумной суеты,
Звучал мне долго голос нежный,
И снились милые черты.

Шли годы. Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты,
И я забыл твой голос нежный,
Твои небесные черты.

В глуши, во мраке заточенья
Тянулись тихо дни мои
Без божества, без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без любви.

Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.

И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.

Седьмой ведущий:

Наталья Николаевна Пушкина.

На излете всего того же проклятого 1838-го на балу, как вспоминает танцмейстер Иогель, Александр Сергеевич увидел юную девушку. «Ей только минуло 16 лет, когда они впервые встретились на балу в Москве. В белом воздушном платье с золотым обручем на голове, она в этот знаменательный вечер поражала всех своей классической царственной красотой. Александр Сергеевич не мог оторвать от нее взгляда, испытав на себе натиск чувства, окрещенного французами любовью с первого взгляда. Слава его уже тогда гремела на всю Россию. Он всегда являлся желанным гостем, толпы ценителей и восторженных поклонниц окружали его, ловя всякое слово, драгоценно сохраняя его в памяти... При первом знакомстве их его знаменитость, властность, присущие гению, не то что сконфузили, а как-то придавили ее. Она стыдливо отвечала на восторженные фразы, но это врожденное скромность, столь редкая спутница жизни торжествующей красоты, только возвысило ее в глазах влюбленного поэта». Звали девушку Таша, Наташа, Наталья Николаевна, Натали. И впервые в жизни, по его признанию, Александр Сергеевич был робок. С чем он пришел к ней? С каким душевным приданым? Со своими «донжуанским списком», о котором много говорили, а больше болтали, или с сердцем, которое уже могло породить «Я не хочу печалить вас ничем»? С чем вообще один человек приходит к другому? Ведь только в плохих фильмах он и она встречаются, не имея в прошлом никаких душевных историй, не отягченные душевной памятью. Он принес Натали такое понимание любви. «Не хочу печалить» - это было его гениальным приданным. Невстреча хоть и томила душу, но не ржавила ее, и новая любовь не перечеркнула старую, а вытеснила ее мягким золотым светом печали. И будущему стало легче жить. Немало претерпел Пушкин из-за клеветы света, названного им в письме П.А. Осиповой (26 октября 1835 года) «мерзкой кучей грязи»: «Бедная моя Натали стала мишенью для ненависти света,- писал он, - Повсюду говорят: это ужасно, что она так наряжается, в то время как ее свекру и свекрови есть нечего и ее свекровь умирает у чужих людей. Вы знаете, как обстоит дело. Нельзя, конечно, сказать, чтобы человек, имеющий I200 крестьян был нищим. Стало быть, у отца моего кое-что есть, а у меня нет ничего. Во всяком случае, Натали тут ни при чем, и отвечать за нее должен я. Если бы мать моя решила поселиться у нас, Натали, разумеется, ее бы приняла. Но холодный дом, полный детворы и набитый гостями, едва ли годится для больной. Матери моей лучше у себя. Я застал ее уже перебравшейся...»

У Пушкина сердце горело. За честь жены он всегда готов был стоять насмерть. Беспощадным умом своим Пушкин проникал вглубь явлений: знал без прикрас настоящее и предвидел то, что сулит будущее. Дар предвидения у Пушкина поражает: «Бог мне свидетель, что я готов умереть за нее, но умереть для того, чтобы оставить ее блестящей вдовой, вольной на другой день выбрать себе нового мужа,-эта мысль для меня ад»,-писал он накануне помолвки 5 апреля 1830 года матери своей невесты Наталии Ивановне Гончаровой. Она была редкостной красавицей. В юности застенчивость, даже робость придавала ей особое очарование. Знакомая Гончаровых Н.М. Еропкина вспоминает: «Сильная, ловкая, она была необыкновенно сложена, отчего и каждое ее движение было преисполнено грации... Глаза добрые, веселые, с подзадоривающим огоньком из-под длинных бархатистых ресниц... Очаровательная улыбка и притягивающая простота в обращении помимо ее воли покоряли ей все...» Свидетельство Н.М. Еропкиной кажется мне особенно ценным. Так как в нем отразились и черты духовного облика красавицы - доброта, приветливое, милое отношение к людям. То, что так любил в ней Пушкин... «Она более чем божественна…» - с грустью признавались отвергнутые Наташей студенты, когда она отдала руку Пушкину. Это событие увековечено ими в рукописном журнале Московского университета «Момус». Наталья Николаевна привязалась к Пушкину, наверное, полюбила его - ведь это был Пушкин. После дуэли в приливе горя и раскаяния она билась в истерике, превратилась в тень красавицы. Екатерина Андреевна и Софья Николаевна Карамзины почти ежедневно посещали Наталью Николаевну. Их трогало ее горе. «...Я ведь ее не виню, как не винят детей, когда они по неведению или по необдуманности причиняют зло,-писала Екатерина Андреевна сыну Андрею 3 марта 1837 года...- Наш добрый, наш великий Пушкин должен был бы иметь совсем другую жену...» Екатерина Андреевна ошиблась. Пушкин любил жену, зная о ней все. «Я должен был на тебе жениться, потому что всю жизнь был бы без тебя несчастлив», - писал он ей 8 июля 1834 года. Она была с Пушкиным совершенно откровенна, рассказывала ему все. В преддуэльные дни это причиняло ему невыносимую боль. 24-летняя Наталья Николаевна, мать четверых детей, уехала из Петербурга к брату в Полотняный завод. Почти два года прожила в уединении. Следом за ней, как и предвидел Пушкин, шла великосветская клевета.

«Свет никогда не будет на Вашей стороне. По отношению к Вам он всегда будет без жалости и без снисхождения,- писал ей друг Пушкина князь П.А.Вяземский, немного влюбленный и руководивший ею в начале сороковых годов,- он не станет ждать, чтобы Вы провинились, а предаст Вас строгому безапелляционному осуждению. Затруднительным положением, в котором Вы сейчас находитесь, Вы обязаны отчасти Вашей красоте... Будьте более горды, заставьте уважать Ваши права...»

Перед смертью он скажет: «Жена моя ангел», и еще: «Ступай в деревню, носи по мне траур два года и потом выходи замуж, но за муж, но за человека порядочного». Перечтите эти простые строки, такие великие слова,- ведь опять в них то же: я не хочу печалить вас...только не всем сказанные, а одной, не завет, а прощание. Великий поэт, потому что великий человек. Великий человек, потому что огромная, неохватная, необъяснимая душа. Душа, сотканная из любви.

«Мне грустно и легко; печаль моя

светла;

Печаль моя полна тобою,

Тобой, одной тобой...»

Что же вообще может быть прочувствовано и высказано лучше этого, что?

«И сердце вновь горит и любит-

оттого,

Что не любить оно не может».

Через семь лет после гибели Пушкина, Наталья Николаевна вышла замуж за генерала Петра Петровича Ланского (как и советовал Пушкин в своем предсмертном завете).

Чтецы:
Наталья Пушкина.
И просто ли испить
Такую чашу -
Подругой гения
Вдруг стать в осьмнадцать лет?
Наталья Николаевна, Наташа!
И после смерти
Вам покоя нет!

Была прекрасна -
Виновата значит,
Такое ясно каждому,
Как день.
И негодуют, сетуют, судачат,
И судят-рядят
Все, кому не лень.

А просто ли испить
Такую чашу,
И так ли весело
И гладко шли
Дела у той,
Что сестры звали
«Таша»,
А мы - великосветски! -
«Натали»...

Поэта носит
По степям и хатам,
Он у «Емельки Пугача»
«В плену».
Лишь спрашивает в письмах
Грубовато,
По-русски, по-расейски:
- Ты брюхата? -
Свою великосветскую жену.

И на дворе на постоялом
Где-то
Строчит ей снова:
- Не зови, постой! -
И тянутся прелестницы
К поэту,
И сам он, как известно,
Не святой.

Да, торопила -
Скоро роды снова,
Да, ревновала
И звала домой.
Что этой девочке
До Пугачева,
Когда самой
Хоть в петлю лезть порой?

Тонка, бледна, застенчива -
Мадонна,
Как будто бы сошедшая
С холста.
А сплетни, анонимки -
Все законно:
Всегда их привлекала
Красота.

Но повторять наветы
Нам негоже.
Забыли мы,
Что, уходя с земли,
Поэт просил
Наташу не тревожить,-
Оставим же в покое
Натали... (Юлия Друнина)
***

Дополнительные стихи :
Наталья Пушкина.
Как девочка, тонка, бледна,
Едва достигнув совершеннолетья,
В день свадьбы знала ли она,
Что вышла замуж за бессмертье?
Что сохранится на века
Там, за супружеским порогом,
Все то, к чему ее рука
В быту коснётся ненароком.
И даже строки письмеца,
Что он писал, о ней вздыхая,
Похитит из ее ларца
Его вдова.
Вдова другая,
Непогрешимая вдова –
Святая пушкинская слава,
Одна на все его слова
Теперь имеющая право.
И перед этою вдовой
Ей, Натали, Наташе, Таше,
Нет оправдания живой,
Нет оправданья мёртвой даже.
За то, что рок смертельный был,
Был рок родиться ей красивой…
А он такой ее любил – 
Домашней, доброй, нешумливой.
Поэзия и красота –
Единственней союза нету.
Но как ты ненавистна свету,
Гармония живая та!
Одно мерило всех мерил,
Что он ей верил,
Верил свято
И перед смертью говорил:
«Она ни в чём не виновата!» (Николай Доризо) 
***
Извинение перед Натали.
Теперь уже не помню даты —
ослабла память, мозг устал,—
но дело было: я когда-то
про Вас бестактно написал.

Пожалуй, что в какой-то мере
я в пору ту правдивым был.
Но Пушкин Вам нарочно верил
и Вас, как девочку, любил.

Его величие и слава,
уж коль по чести говорить,
мне не давали вовсе права
Вас и намеком оскорбить.

Я не страдаю и не каюсь,
волос своих не рву пока,
а просто тихо извиняюсь
с той стороны, издалека.

Я Вас теперь прошу покорно
ничуть злопамятной не быть
и тот стишок, как отблеск черный,
средь развлечений позабыть.

Ах, Вам совсем нетрудно это:
ведь и при жизни Вы смогли
забыть великого поэта —
любовь и горе всей земли. (Ярослав Смеляков)

3. Заключение. «Он – это чудное мгновение, запечатленное в веках».

Восьмой ведущий:

Для поэта- лирика, воспевающего красоту человеческих отношений, жизнь прекрасна не только минутами счастья, но и всем тем, что она несет в себе, что сопутствовать любящим: боль разлуки, обида, упреки, недоверие, ревность, унижение, разочарование, и даже измена, и даже болезни и смерть. Все в свете любви таинственным образом преобразуется и становиться началом гармонии бытия. Ибо в горести, и болезни, и смерть возмещаются небывалым духовным богатством, драгоценнейшей из валют- жарким золотом чувств. Какие бы обиды и горе не случились в жизни человека, какие бы ни понесли утраты по силе воздействия на человеческую душу, это горе и эти утраты никогда не сравнятся даже с чувством любви безответной, неразделенной. Ибо человек, полюбивший другого, живет в небывалом накале эмоций: он в себе открывает иные миры, незнакомые прежде. Он умеет постигнуть все то, чего прежде не постигал до конца: равноценность и равнозначность чужой, незнакомой ему человеческой жизни, смысл ее, кратность, неуловимость. Он становится добрым, отзывчивым, чутким.

Наши гении, воспевающие глубину и многообразие любви, ее нежность, ее страстность, преклонение перед любимым существом, в тоже время в поэзии не чуждались ни низкого, ни жестокого, ни мятежного, ни греховного. Все- даже самое горестное, больное становиться для поэта живой, горячей болью души. И как ярко, как нежно она выражена, эта человеческая боль, какими волшебными стихами! Слова льются, как музыка и так много таят в себе, несмотря на свою простоту, что вся трагедийность происходящего на наших глазах превращается в нечто солнечно-золотое и становится побеждающей, нравственной силой, осознанием скрытной мудрости жизни. Мы присутствуем при рождении лучших чувств, на какие человек способен. И главное из этих чувств- сострадания, соучастие. Ибо вместе с поэтом мы готовы страдать над могилой любимой и брести «вдоль большой дороги в тихом свете гаснущего дня», вместе с ним мы становимся скупее в желаниях, и уже не жалеем, не зовем, не плачем. Вместе с поэтом готовы ударить винтовкою оземь, взять табак и сказать: «Не виню..». Все это, таинственно и многократно усиленное нашим собственным воображением, с небывалой поэтической мощью отзывается в недрах нашей души соответственно: радость- радостью, горе-горем. И в том-то заключается жизнелюбие и оптимизм русской лирики, в том-то и проявляется не только его чудодейственное мастерство наших гениев, но не только сюжетом стиха, не только его мыслью, не только чувством, взбудоражившем читателя, но еще и самим строением дивных образов и метафор, движением звуков, совершенством мелодии они подготавливают нас к приятию сложностей жизни, примеряются с утратами, разрешают слезами и светлой улыбкой дисгармонию происходящего. Не случайно, что множество произведений на темы любви русских поэтов, в силу своей музыкальности, в последствии стали романсами народными песнями, что они вдохновляли и вдохновляют уже целые поколения композиторов и певцов. Их заучивают наизусть, их цитируют, их читают со сцены, они утешают нас в часы грусти и скорби, укрепляют в нас веру в счастье. Счастье мига любви действительно неуловимо.Зафиксировать, возвратить его людям опять и опять может только поэзия.

«Я помню чудное мгновенье:

передо мной явилась ты,

как мимолетное виденье,

как гений чистой красоты».

Поэт в данном случае возвратил нам только момент самой встречи с любимой, не только воссоздал ее живой образ, но еще и научил нас ценить этот момент, как священный, применительно к нашей собственной жизни, к нашим собственным чувствам. И у нас теперь при воспоминании о подобной же встрече с ним ли, с ней ли пробуждаются новые силы, пробуждается душа, готовая снова воспринимать прекрасное, ощущая это прекрасное как возможность опять бороться, трудиться, творить:

«И сердце бьется в упоенье.

И для него воскресили вновь

И божество, и вдохновенье,

И жизнь, и слезы, и любовь».

Информационные ресурсы:

1. Википедия ru.wikipedia.org;

2. http://pushkin.niv.ru/pushkin/stihi/stih-542.htm;

3. Игорь Северянин — М.: «Наука», 2004. — С. 208 — («Литературные памятники»);

4. ilibrary.ru›Пушкин poetarium.info›pushkin/embrace.htm;

Поэтический сайт «Стихи XIX-XX веков».
5. А.С. Пушкин – т.1, М., «Художественная литература», 1985 г.

6. В. Макаров, С. Смирнов «России первая любовь», М., «Советский писатель», 1989 г.

7. И. Новиков «А.С. Пушкин», «Детиздат», 1954 г.

8. М. Сергеев «Подвиг любви бескорыстной», М., «Молодая гвардия», 1975 г.

9. Сборник стихов «Душа полна тобой», Хабаровское книжное издательство, 1975 г.