Муниципальное общеобразовательное бюджетное учреждение средняя общеобразовательная школа № 36
Наименование секции: Литература и литературоведение
Исследовательская работа
тема: « Герои романа М.Ю.Лермонтова
«Герой нашего времени» и их прототипы»
Авторы работы:
Григорьева Виктория, Куцова
Мария, 10 «А», 10 «Б» классы.
Научный руководитель:
Воронежская Ольга Александровна,
учитель русского языка и литературы.
г. Таганрог
2015
Цели работы:
1). Выявить прототипов главных героев романа М.Ю.Лермонтова «Герой нашего времени».
2). Доказать, что роман Лермонтова во многом автобиографичен и отражает реальные события жизни поэта и его окружения.
Используемые методы:
1) Работа над текстом романа М.Ю.Лермонтова «Герой нашего времени».
2) Изучение специальной литературы по данному вопросу.
3) Подбор фотофрагментов, портретов и иллюстраций, музыки.
4) Работа со словарями.
5) Работа с сайтами Интернета.
6) Систематизация собранного материала.
7) Создание доклада и слайдовой презентации.
Содержание
I. Введение.
II.Основная часть. Прототипы героев романа М.Ю.Лермонтова «Герой нашего времени».
1. Главные герои и их прототипы.
2. Прототипы второстепенных персонажей.
3. Реально существовавшие лица на страницах романа.
III.Заключение.
IV.Библиография.
Вступление
«Герой нашего времени» -- главное произведение Лермонтова, явившееся новым взглядом на человеческую природу, характер, связь социально-психологического, физического и духовного миров.
Роман переполняют яркие характеры и образы. Многие из них имеют прототипов.
В «Словаре литературоведческих терминов» И.А.Книгина читаем определение термина: «Прототип ( от греч. – прообраз) -- реальное лицо, послужившее автору прообразом для создания литературного персонажа».
При изучении романа «Герой нашего времени» нас заинтересовали вопросы: « Кто эти люди?», «В каких отношениях с ними был Лермонтов?», «Почему именно с них он писал своих героев?»
Для того чтобы проникнуть в глубины авторского замысла, мы сделали попытку обнаружить связь с реальными людьми, ставшими прототипами героев произведения.
Основная часть
Уже в образах ранних произведений Лермонтова легко угадываются друзья и знакомые из ближайшего окружения поэта. Он и сам признавал: «В драме «Странный человек» (1831) «лица, изображенные мною, все взяты с природы…».
Склонность писателя к «зарисовкам с натуры» дает себя знать и в «Герое нашего времени».
Особенно много претенденток находилось на роль княжны Мери: Наталья Мартынова, Эмилия Верзилина, Екатерина Быховец, Аделаида Киндякова из Симбирска, невеста писателя Соллогуба Софья Вильегорская и даже некая госпожа В., которая спустя сорок лет после опубликования романа ходила по Пятигорскому бульвару и у источников в длинных седых локонах, со следами стройной красоты и с видимым удовольствием отзывалась на прозвище «княжна Мери».
Из перечисленных лиц можно сразу исключить Эмилию Верзилину и Екатерину Быховец, с которыми поэт познакомился в 1841 году, когда уже вошло второе издание «Героя нашего времени». В то же время, действительно, в 1837 году в Пятигорске отдыхали семья отставного подполковника Мартынова с женой и восемнадцатилетней дочерью Натальей из Москвы и семья майора Киндякова из Симбирска, состоящая из его самого, жены и младшей дочери. Краевед из Ульяновска А.Блохинцев собрал сведения об этой довольно образованной и культурной семье, установил, что г-жу Киндякову, возможный прототип княгини Литовской, звали Анной Владиславовной, а ее дочь – Аделаидой.
Интересную гипотезу о прототипах княжны Мери и Грушницкого высказал лермонтовед Андреев – Кривич. По его мнению, при создании этих образов нашли отражение отдельные черты и взаимоотношения знакомых Лермонтова по Петербургу того периода Софьи Вильегорской и Владимира Соллогуба. Лермонтов посвящал красавице Вильегорской лирические стихи, чем вызывал ревность Соллогуба.
В характере Мери отразилась и глубокая сердечная привязанность Лермонтова к красавице и умнице Вареньке Лопухиной, в которую он был влюблен еще в студенческие годы. Это не означает, конечно, что Лермонтов встречался с ней на Кавказе или воспроизвел один из эпизодов ее биографии. Просто он видел в Лопухиной идеал женщины и, как замечает биограф поэта П. Висковатый, наделил ее чертами и Мери, и Веру: «характер Вареньки Лопухиной раздвоен и представлен в двух типах».
Итак, прототипом Веры Лиговской тоже является Варвара Лопухина – Бахметева. В романе «Герой нашего времени» Варя становится Верой, той единственной, которую по сюжету очень любит, но навсегда теряет Печорин. У Лопухиной, как и у героини драматической истории, родинка на лице (только у Веры -- на щеке, а у Вареньки – над бровью), старый муж и плохое здоровье. Дорогие для Лермонтова черты В.А. Лопухиной придают образу Веры жизненность и внутреннее обаяние.
Муж Варвары был в бешенстве, когда общие знакомые намекнули на неслучайное сходство героини романа с женой, поспешил заверить, что никогда не был с ней на Кавказе, на воды ездил только за границу, а подобные истории— домыслы глупых мальчишек. Лермонтов сделал вид, что это его не касается, но Соллогубу ответил в «Княжне Мери», сравнив его с Грушницким в самолюбивых притязаниях к женщине.
При создании образа Грушницкого Лермонтов относится к прототипу как к материалу, подлежащему переосмыслению и переделке. Прежде всего в этом персонаже дает себя знать восприятие автором романа прозы Бестужева-Марлинского, чьи произведения совсем недавно были предметом всеобщего восхищения, а затем превратились в олицетворение ложной патетики и напыщенной мелодраматичности. Ко времени создания «Героя нашего времени» Марлинский, по словам Белинского, «пролетел в литературе ярким метеором, который на минуту ослепил всем глаза и – исчез без следа…». Белинский первым заметил в Грушницком родство с героями Марлинского, подчеркнув, что Грушницкий и подобные ему молодые люди «страх как любят сочинения Марлинского, и чуть зайдет речь о предметах сколько-нибудь не житейских, стараются говорить фразами из его повестей». И все же современники Лермонтова неоднократно предпринимали попытки найти первоисточник этого образа, уж слишком колоритна была фигура Грушницкого. Ряд мемуаристов сходятся на том, что Лермонтов «списал Грушницкого с Колюбакина». В самом деле, в биографии и поведении Николая Петровича Колюбакина (1812–1868), уланского поручика, разжалованного в рядовые за пощечину полковому командиру, было сходство с биографией Грушницкого. Колюбакин был сослан на Кавказ рядовым и после участия в нескольких боях (в одном из них он получил ранение в ногу) вновь был произведен в офицеры и награжден солдатским Георгием. Лермонтов познакомился с Колюбакиным в Пятигорске –- еще один момент совпадения биографии последнего с жизнеописанием Грушницкого. По молодости лет и вспыльчивости Колюбакин имел несколько дуэлей и, будучи приятелем А. А. Бестужева-Марлинского, вел себя « в духе его героев».
Известный кавказовед Е. Г. Вейденбаум, которому также «случалось читать и слышать, будто Грушницкий списан с Н. П. Колюбакина, решительно отверг эту версию. В молодые годы Н. П. Колюбакина можно было упрекнуть в резкости и заносчивости, которые ему обошлись очень дорого. Но он был всегда человеком храбрым, честным, благородным. По убеждению Е. Г. Вейденбаума, из Грушницкого, каким его изобразил Лермонтов, никогда не вышел бы такой «государственный деятель», каким выказал себя Н. П. Колюбакин «и как боевой офицер, и как администратор» (Николай Петрович дослужился до сенатора и стал одним из видных военно-административных деятелей на Кавказе).
Возможно, что отдельные черты характера и биографии Колюбакина Лермонтов при создании образа Грушницкого и использовал, но зеркальным отражением его данный образ, конечно же, не является.
С большим основанием как об одном из прототипов Грушницкого можно говорить о Николае Соломоновиче Мартынове (1815–1875), убийце поэта. Мартынов был выпущен из Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров в корнеты Кавалергардского полка на год позже Лермонтова. В середине марта 1837 года Лермонтов встретился с Мартыновым в Москве по пути на Кавказ. Почти целый месяц они сходились чуть ли не каждый день, часто завтракали в ресторане «у Яра», Лермонтов бывал в доме Мартыновых и ухаживал за сестрой Мартынова Наталией Соломоновной. Затем Лермонтов и Мартынов служили на Кавказе и осенью того же года встретились там еще раз. Таким образом, до возвращения в Петербург в начале 1838 года Лермонтов хорошо знал Мартынова и вполне мог что-то почерпнуть от встреч с ним для создания собирательного образа Грушницкого.
Один из современников так описал наружность Мартынова: «В молодости Мартынов был очень красив, он был высокого роста, прекрасно сложен. Волосы на голове темно-русые, всегда носил коротко остриженными; большие усы, спускавшиеся по углам рта, придавали физиономии внушительный вид».
Эта характеристика близка к описанию Грушницкого: «Он хорошо сложен, смугл и черноволос; ему на вид можно дать двадцать пять лет, хотя ему едва ли двадцать один год. Он закидывает голову назад, когда говорит, и поминутно крутит усы левой рукой, ибо правою опирается на костыль».
Другой современник Лермонтова И. Арсеньев вспоминал, что Мартынов «был человек щепетильно-самолюбивый и обидчивый, не отличаясь большим развитием... Мартынов был довольно бесхарактерен и всегда находился под чьим-либо влиянием».
Мартынов мог себя узнать в Грушницком. Немецкий поэт и переводчик Фридрих Боденштедт, встречавшийся с Лермонтовым, писал : «Противник его принял на свой счет некоторые намеки в романе «Герой нашего времени» и оскорбился ими, как касавшимися притом и его семейства».
Мартынов был хорош собой, однако за душой у него было всего лишь две страсти: успехи у женщин и желание поскорее продвинуться по служебной лестнице. Если у Колюбакина склонность к позе была продиктована молодостью и приверженностью моде, то у Мартынова это составляло стержень его натуры. Лермонтову в Пятигорске привелось часто общаться с Мартыновым. Ограниченность и непомерное самолюбие, постоянная рисовка однокашника раздражали поэта, бывшего непримиримым врагом всяческой фальши. Лермонтов частенько подшучивал над Мартыновым, рисовал на него карикатуры и писал эпиграммы, насмешливо величая его «горцем с большим кинжалом». Мартынов пытался отвечать тем же, но его эпиграммы и остроты не достигали цели, что еще больше усиливало взаимную неприязнь. Вдобавок ко всему Лермонтов и Мартынов одновременно ухаживали за одной девушкой, что, естественно, делало их соперниками. В конце концов, постоянная потребность ограниченного человека в самоутверждении и зависть к поэту и стали причиной трагедии, разыгравшейся 15 июля 1841 года у подножия горы Машук.
Доктор Н. П. Раевский, свидетель не особенно точный, оригиналом Грушницкого называл юнкера Бенкендорфа.
В глазах некоторых современников (Н.О.Лернера, а затем и А.А.Ленорина) на роль прототипа Грушницкого мог претендовать и известный в конце 1830-х и в 1840-х годах беллетрист Павел Павлович Каменский (1810–1875). В «Литературных воспоминаниях» И. Панаева о нем говорится: «Интересный молодой человек, явившийся с Кавказа с повестями а la Марлинский и солдатским Георгием в петлице». На Кавказе Каменский встретился с Марлинским и сделался его близким приятелем, подражая ему во всем, прежде всего в манере речи. Две повести Каменского из кавказского быта вышли в 1838 году и были крайне негативно оценены не приемлющим напыщенности Белинским. Указав на очевидную зависимость произведений Каменского от манеры Марлинского, критик заключал: подражатель «совершенно доказал славу своего образца, показав, как легко упражняться в этом ложном роде литературы, даже и не имея таланта, и особенно как смешон этот род».
То, что в Грушницком видели отражение сразу нескольких персон, как и в княжне Мери, доказывает, что Лермонтов не рисовал с конкретной натуры, а воспроизводил определенный тип мироощущения. Тип поведения la Марлинский в светском обществе 1830-х годов был явлением довольно распространенным, и писателю вовсе не было нужды создавать карикатурный портрет реального кавказского знакомого: в Грушницком сплавились наблюдения над многими молодыми людьми его окружения.
Долгие годы в Вернере все признавали доктора Николая Васильевича Майера (1806-1846), служившего при штабе войск кавказской линии. Он был разночинец, протестант и быстро сошелся с декабристами, которые переведены из Сибири на Кавказ солдатами. Высокообразованный, с оригинальным образом мыслей и с каким-то особым душевным складом, Майер сразу привлек внимание писателя. « Лермонтов снял с него портрет поразительно верно»,- утверждал Сатин, хорошо знавший Майера. Совпадали как внешние (маленький рост, хромота), так и психологические характеристики (любовь к парадоксам, мягкость под маской саркастичности), сохранены даже детали биографии (история любви Майера) и поведения доктора (привычка рисовать карикатуры). Сходство было настолько велико, что Майер даже обиделся на Лермонтова и под влиянием этого чувства отзывался о писателе и его таланте как о «ничтожных».
Майер умер в 1846 году в Керчи. По некоторым источникам, среди его бумаг были письма Лермонтова, но в Крымскую войну архив был потерян. Уже в наше время его правнук, профессор Горьковского государственного университета А.Г. Майер, подарил знаменитому исследователю творчества поэта И.Л.Андроникову автопортрет прадеда, который полностью совпадает с лермонтовским описание внешности Вернера.
А Б.А.Нахапетов, член научного общества историков медицины, и С.И.Недумов, научный сотрудник Пятигорского дома-музея М.Ю.Лермонтова, считают, что Вернер имеет сходство с действительно существовавшим лицом – доктором Кавказских Минеральных Вод Федором Петровичем Конради, который в отличие от русского Вернера был немцем. Да и многие черты его характера были значительно лучше, чем у героя. Федор Петрович Конради, родился в 1775 году в Баварии. Изучал медицину в Геттингенском, Йенском и Галльском университетах. Получив докторское звание , несколько лет работал врачом. В 1805 году был выписан в Россию князем Лопухиным в качестве домашнего врача. В 1824 году вступает в должность главного врача Кавказских курортов. Предполагают, что у него лечилась Е.А.Арсеньева с 10-ти летним внуком Михаилом Лермонтовым (бабушка будущего писателя и поэта). Второй раз
М. Ю.Лермонтов встречался с Конради во время своей ссылки на Кавказ в 1837 году и посещал его дом.
Ф.П.Конради был страстным пианистом и решил сделать музыку союзницей в борьбе с болезнями. С этой целью на высоком месте Пятигорска была построена беседка, а внутри натянуты струны, которые под воздействием постоянно дующего здесь ветра издавали мелодичные звуки. Так появилась в городе знаменитая Эолова арфа, о которой упоминается в романе.
В поисках прототипов героев лермонтовского романа самым спорным остается вопрос о Печорине. Первые читатели пожелали увидеть в Печорине самого Лермонтова. Причиной этому, как отмечал Белинский, служит удивительное сходство Лермонтова и Печорина в их взглядах на вещи. До сих пор некоторые склоняются к версии о том, что это одно лицо. Сам Лермонтов критически относился к Печорину, считая его не столько героем, сколько жертвой своего времени.
Прототипом главного героя иногда считают поэта, филолога Владимира Сергеевича Печерина (1807 –1885). Прочитав роман, он признал героя своим однофамильцем, проворчал: «Именно этого мне не хватает…»
Владимир Сергеевич Печерин и Григорий Александрович Печорин – люди одного поколения, те, кого позже стали называть «лишними людьми». Они действительно чувствовали себя в России Николая I настолько лишними, что уехали куда глаза глядят: Печерин – на Запад (Германия, Швейцария, Франция, наконец, Англия), Печорин – на Восток, в Персию. Оба не хотели и не могли «остепениться» и жить обычной жизнью, «как все»: продвигаться по службе, завести семью, влиться в быт и уклад русской жизни. Оба искали в жизни какой-то высшей правды, смысла и цели. Оба умны, насмешливы, наблюдательны, беспощадны в анализе поступков и мотивов – и чужих, и своих собственных (психологизм в романе Лермонтова и психологизм в записках В.С.Печерина имеют удивительное сходство). Оба способны пойти наперекор общественному мнению, совершать поступки настолько нетривиальные, даже дикие в глазах людей «нормальных», что об их мотивах начинают рассуждать как о загадке. И при этом оба замечательно умеют «подыграть» тому обществу, в котором обитают, прекрасно понимают, по каким законам это общество живёт. Сомнение, скепсис и одновременно готовность идти на риск, чтобы обрести то, что является для них несомненной ценностью,-- именно эти черты роднят лермонтовского героя и его прототипа. И ценностью этой для обоих в итоге оказывается свобода.
Среди тех, кто принадлежал к лермонтовскому поколению и отчасти дал поэту материал для создания образа Печорина, был и Андрей Николаевич Карамзин (1814-1854), сын прославленного писателя и историка. Они познакомились в 1838 году и, по всей вероятности, Лермонтова заинтересовали скептический ум и тонкий литературный вкус Карамзина. Их сближению способствовала и принадлежность обоих к военному сословию (Карамзин был артиллерийским прапорщиком и имел университетское образование).
В настоящее время большинство российский литературоведов разделяют позицию Эммы Герштейн – автора целого ряда работ по исследованию жизненного пути и творческой биографии Михаила Лермонтова. В ее работах убедительно доказано, что в Печорине был воплощен образ представителя известной российской династии - графа Андрея Шувалова (1817-1876), с которым Лермонтов познакомился в доме Карамзиных. С Шувалова могла быть списана внешность главного героя. В романе отражены некоторые страницы его биографии (в середине 30-х годов 19 века он, как и Лермонтов, служил на Кавказе, в Нижегородском драгунском полку).
У Григория Печорина был реальный прототип—это внук фельдмаршала Кутузова Константин Опочинин (1808-1848)! Такую, на первый взгляд, смелую версию совсем недавно высказала искусствовед из Угличского историко-художественного музея Светлана Кистенева. Подтверждение этому она нашла в архивных письмах и дневниках Опочинина, своего именитого земляка, полковника и флигель-адъютанта. Документально известно, что в начале 30-х годов 19 века он не раз на светских раутах встречался с Михаилом Лермонтовым. Поговаривали и об их дружбе. Некоторые существенные факты биографии Опочинина совпадают с тем, что мы знаем о литературном герое: возраст, служба в Конногвардейском полку.
Рассматривая различные гипотезы, мы убедились, что Печорин—образ собирательный, и свести его к «портрету» какого-либо одного реального лица невозможно. Можно лишь заметить, что в этом герое угадываются и черты личности самого автора, и его жизненные наблюдения над окружающими. По определению Лермонтова, «это портрет, составленный из пороков всего … поколения, в полном их развитии» .
«Склонность писателя к «зарисовкам с натуры» проявляется и в изображении персонажей второго плана. Так, например, в черновом варианте «Фаталиста» сохранена в неприкосновенности фамилия офицера, послужившего прототипом Вулича –Вуич. Иван Васильевич Вуич (1813-1884), поручик лейб-гвардии Конного полка, был хорошим знакомым Лермонтова. Сослуживец Вуича в воспоминаниях о службе на Кавказе описывает его как «идеального юношу»: «красавец строгого греческого или сербского типа, с изящными светскими манерами, умный, скромный, добрый и услужливый – Вуич был такой личностью, которой нельзя было не заметить». Сохраняя приметы внешности реального лица, Лермонтов усиливает в этом портрете загадочное романтическое начало: «Он был родом серб, как видно было из его имени. Наружность поручика Вулича отвечала вполне его характеру. Высокий рост и смуглый цвет лица, черные волосы, черные проницательные глаза, большой, но правильный нос, принадлежность его нации, печальная и холодная улыбка, вечно блуждавшая на губах его, – все это будто согласовалось для того, чтобы придать ему вид существа особенного…».
Поиски прототипа Казбича привели лермонтоведов Н. О. Лернера, Л. П. Семенова, А. В. Попова к известному в свое время джигиту, лихому наезднику и предводителю шапсугов Кизилбечу (Кизбечу, Казбичу) Шертулокову (Шеретлуко). Однако, по справедливому убеждению Б. С. Виноградова, об историческом Кизбиче, или Кизилбече (1777 - 1840) , речь идет только в заключительных строках повести «Бэла», где на вопрос, что сделалось с Казбичем, Максим Максимыч отвечает: «...не знаю... Слышал, что на правом фланге у шапсугов есть какой-то Казбич, удалец... да вряд ли это тот самый!» Таким образом, в тексте Лермонтова образу Казбича, убийцы Бэлы, противопоставляется какой-то другой Казбич, удалец, реальное историческое лицо. Б. С. Виноградов показал, что Казбич в повести «Бэла» и внешне совсем не походит на Кизилбеча: Казбич «маленький, сухой, широкоплечий», а Кизилбеч, как рисует его портрет адыгейский писатель Ахметуков, «...был громадного роста, с добрыми голубыми глазами, с железной грудью, большой головой, довольно приятный на вид мужчина...»
Очевидно, что М.Ю.Лермонтов, создавая образ абрека, воспользовался лишь именем популярного исторического деятеля адыгской Кубани, а этого совершенно недостаточно, чтобы считать его прототипом Казбича. Зато история красавицы Бэлы имела реальную основу.
Увлечение русского офицера девушкой-горянкой в условиях кавказской войны было довольно частым явлением. О любви приятеля Лермонтова князя А. Н. Долгорукого к черкешенке Гуаше рассказал в своем очерке «Гуаша» убийца поэта Н. С. Мартынов. А прототип «кавказского пленника» Л.Н.Толстого Ф. Ф. Торнау в «Воспоминаниях кавказского офицера 1835, 36, 37 и 38 годов» рассказал о том, как он нашел в плену у горцев свою Бэлу, черкешенку Аслан-Коз.
М. Н. Лонгинов, а за ним и П. А. Висковатов считали, что в основу рассказа о Бэле положено истинное происшествие, случившееся с родственником Лермонтова Акимом Акимовичем Хастатовым, у которого в Шелкозаводске жила «татарка» под этим именем. В 19 километрах от Порабоча находится отписанная в романе старинная станица Ташки-Чу (Аксай), откуда Печорин (а на самом Аким Акимович Хастатов, он же - прототип Максима Максимыча) умыкнул кумычку Бэлу. Аким Акимович держал ее в своём доме и имел с ней романтические отношения. В художественном произведении красавица горянка умирает, на самом же деле он ее отпустил.
А исследователь А. В. Попов полагает, что прототипом Бэлы в известной мере послужила жена сослуживца Лермонтова по Нижегородскому драгунскому полку Г. И. Нечволодова — 22-летняя Екатерина Григорьевна.
В начале 19 века в Грузии в селении Дедоплисцкаро (ранее Царские Колодцы - Красные Колодцы) проживала семья графа Григория Ивановича Нечволодова. Однажды казак похитил у горцев маленькую девочку- черкешенку и привез в село. Семья графа удочерила её, девочка приняла православие и получила новое имя - Екатерина Григорьевна Нечволодова. Екатерина (Бэла) отличалась необычной красотой. Через некоторое время после смерти графини Григорий Иванович Нечволодов женился на своей приемной дочери Екатерине Григорьевне. Их дом был хорошо известен в Кахетии и Грузии. У них бывали знаменитые люди: Пушкин, Лермонтов, Бестужев, Чавчавадзе, Раевский и другие.
Михаил Юрьевич Лермонтов, вдохновленный красотой и грацией Екатерины Григорьевны, посвятил ей стихотворение «Черкешенка»:
Я видел вас: холмы и нивы
Разнообразных гор кусты,
Природы дикой красоты,
Степей глухих народ счастливый,
И нравы тихой простоты!
Но там, где Терек протекает,
Черкешенку я увидал, -
Взор девы сердце приковал;
И мысль невольно улетает
Бродить средь милых, дальних скал...
Затем описал в романе «Герой нашего времени» под именем Бэла.
В повести «Тамань» герои тоже не вымышленные. По свидетельству мемуаристов, сюжет повести построен на действительных событиях, участником которых оказался сам Лермонтов во время пребывания в Тамани у казачки Царицыхи осенью 1837 г. Товарищ Лермонтова по Школе юнкеров и позднее по лейб-гвардии Гусарскому полку М. И. Цейдлер, который посетил Тамань через год после него, в своих записках о Кавказе 1830-х гг. подробно описал дни, проведенные в этом «небольшом, невзрачном городишке», и не мог не отметить сходства своего описания с «поэтическим рассказом о Тамани в „Герое нашего времени”: «Мне отвели с трудом квартиру, или, лучше сказать, мазанку, на высоком утесистом берегу, выходящем к морю мысом. Мазанка эта состояла из двух половин, в одной из коих я и поместился... По всей вероятности, мне суждено было жить в том же домике, где жил и он; тот же слепой мальчик (настоящее имя Яшка) и загадочный татарин послужили сюжетом к его повести. Мне даже помнится, что когда я, возвратясь, рассказал в кругу товарищей о моем увлечении соседкою, то Лермонтов пером начертил на клочке бумаги скалистый берег и домик, о котором я вел речь».
Существует версия, что прототипом Янко был есаул Яков Барахович. Исследователи творчества М.Ю. Лермонтова утверждают, что личность казака так заинтересовала писатели, что в повести «Тамань» он придал контрабандисту Янко черты Якова Бараховича..
Друг Лермонтова князь Г.Г. Гагарин, будучи в 1837 году в Геленджике, сделал карандашом портрет Бараховича. На рисунке сохранились любопытные надписи, сделанные рукой художника: «Есаул Барахович, выходец из Турции (теперь служит в Азовском казачьем войске)».
А вот что пишет о нём офицер Генерального штаба в Ставрополе Г.И. Филипсон: «На одном из баркасов в укреплении на реке Соче (Навагинском) был зауряд хорунжий Барахович. Ему было лет за 30, он был белокур, черты лица были без особенного выражения. Он был грамотен, настолько, что мог писать реляции о своих подвигах и ябеды. Он был одним из гребцов на Государевом баркасе и, как после оказалось, живя на Дунае, занимался, между прочим, морским разбоем.… Начав свою карьеру казаком из беглых запорожцев, он в несколько лет дошёл до чина полковника, имел много орденов и, наконец, умер в своём войске под судом за ябеды и фальшивые доносы».
Впечатление правдоподобности романа «Герой нашего времени» усиливается упоминанием по ходу действия имен других реальных личностей.
В «Княжне Мери» фигурирует фокусник Апфельбаум и даже воспроизводится содержание афиши, извещающей о его выступлениях. Такой иллюзионист существовал на самом деле, и Лермонтов мог видеть его представление еще в 1837 г., когда тот гастролировал на курортах Кавказских Минеральных Вод.
Главный герой встречает мать и дочь Лиговских в магазине Челахова. И последнее имя подлинное. В Пятигорске в конце 1830-х – начале 1840-х годов существовал универсальный магазин нахичеванского купца Н. Челахова, в котором курортная публика могла удовлетворить все свои потребности.
В повести «Максим Максимыч» Печорин, вместо того чтобы провести вечер со штабс-капитаном, «остался ужинать и ночевать у полковника Н…» Большинство биографов и исследователей творчества Лермонтова видят за этим инициалом Петра Петровича Нестерова, служившего во Владикавказской крепости.
Эти упоминания о реально существовавших лицах придают произведению достоверность хроники.
Современник поэта Н.Сатин, встречавшийся с Лермонтовым в 1837 году, позднее писал в своих воспоминаниях, что Лермонтов уже тогда, задумав «Героя нашего времени», зорко наблюдал за всеми встречавшимися ему различными типами «водяного общества». Чем глубже и многограннее образ того или иного героя, тем больше вероятность , что связан он неразрывно с переживаниями и мыслями автора. По словам Лермонтова, «история души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа…».
Заключение
Прототипы, реальные лица, представление о которых послужило М.Ю.Лермонтову материалом для художественного воссоздания какого-либо образа, типа или характера, играли большую роль в творчестве писателя. Современники и первые биографы Лермонтова уже в героях его юношеских драм узнавали лиц из ближайшего окружения.
Лермонтовских прототипов можно разделить по некоторым признакам на определенные группы. Персонажи ранних романтических произведпений имеют обычно одного прототипа, который более или менее точно определен. В зрелых произведениях, создавая типичные обобщающие характеры, Лермонтов нередко соединял в них черты, присущие не одному, а нескольким лицам.
Знание прототипов важно для изучения как истории создания отдельных произведений, так и творческой лаборатории писателя в целом: выяснение того, как и в каком направлении перерабатывает он прототипическую реальность, уточняет наше представление о принципах художественной типизации. Хотя роман «Герой нашего времени» во многом автобиографичен и отражает реальные события жизни поэта и его окружения, для Лермонтова - прозаика характерно традиционное для реалистической литературы 19 в. обращение к прототипам как материалу, подлежащему сознательному эстетическому освоению и переосмыслению.
Библиография
1. М. Ю. Лермонтов. Избранные произведения в 2 томах. М., «Художественная литература», 1973 .
2. М. Ю. Лермонтов. Полное собрание сочинений в десяти томах / Главный редактор проекта В. В. Милюков. Редактор тома Ю. П. Куликов. — М.: «Воскресенье», 2001.
3.Лермонтовская энциклопедия. М., «Большая российская энциклопедия», 1999.
4.В.Афанасьев. Лермонтов. М., 1991. («Жизнь замечательных людей»).
5. И.Л.Андроников. Лермонтов. Исследования и находки. Москва, АСТ, 2013.
6. М. И. Андроникова. От прототипа к образу. К проблеме портрета в литературе и в кино. М., 1974.
7.А.А.Герасименко, Н.В.Маркелов, С.М.Телегина, Л.Н.Шаталова. «Люблю Отчизну я…». М., «Три Л», 2004 .
8. Русские писатели и ученые в русской литературе XIX в. (Материалы для словаря лит. прототипов), в сб.: Н. А. Добролюбов. Статьи и материалы. Горький, 1965.
9. В.Свирский. Откуда вы, герои книг? Очерки о прототипах. Москва, 1972.
10. В.Б.Виноградов. Пушкинская Кубань (историко-литературоведческие этюды). Изд. 2-е, доп. – Армавир, 2001.
11. Э. Г. Герштейн. Судьба Лермонтова. 2-е изд. М., «Художественная литература», 1986.
12. А. В. Попов. М. Ю. Лермонтов в первой ссылке. Ставрополь, 1949.
13. М.Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. М., «Художественная литература». 1964.
14. М.И. Сизова. Из пламени и света. Лермонтов. М., «Молодая гвардия», 1960.
15.http://ppt4web.ru/literatura
16.http://news.km.ru/lermontov/dossier
17.http://ru.wikipedia.org/wiki
18.http://penza.rfn.ru/rnews.html?id
19.http://www.sanktpetersburgpost.ru/stuff/kultura/literaturovedenie
20.http://bollin.ru/sochinenie-xix-v
16
4 341
13 124 
