Образ женщины в обрядовой жизни мордвы

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования

«МОРДОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ им. Н. П. ОГАРЁВА»

Историко-социологический институт

Кафедра истории России

УТВЕРЖДАЮ

Зав. кафедрой

д-р ист. наук, проф.

________Н. Ф. Мокшин

«_____» ______2015 г.

МАГИСТЕРСКАЯ ДИССЕРТАЦИЯ

ЖЕНЩИНА В ОБРЯДОВОЙ ЖИЗНИ МОРДВЫ

Автор магистерской диссертации Т. Ю. Сережкина

Обозначение магистерской диссертации МД-02069964-46.04.01-07-15

Специальность 46.04.01 история

Руководитель работы

д-р ист. наук, проф. Н. Ф. Мокшин

Нормоконтролер

д-р ист. наук, проф. Е. Н. Мокшина

Рецензент

канд. ист. наук, доц. С. И. Малоземов

Рецензент

канд. ист. наук, доц. М. С. Волкова

Саранск

2015

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение

высшего профессионального образования

«МОРДОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ им. Н. П. ОГАРЁВА»

Историко-социологический институт

Кафедра истории России

УТВЕРЖДАЮ

Зав. кафедрой

д-р ист. наук, проф.

________Н. Ф. Мокшин

«_____» ______2015 г.

3. ЗАДАНИЕ НА МАГИСТЕРСКУЮ ДИССЕРТАЦИЮ

Студентка Сережкина Татьяна Юрьевна

1. 1 Тема: Женщина в обрядовой жизни мордвы

Утверждена приказом № 1841-с от 27.02.14

2 Срок представления работы к защите 01.06.2015 г.

3 Исходные данные для магистерской диссертации: научная и учебно-методическая литература, документальные и фольклорные источники, публикации в периодических изданиях.

4 Содержание магистерской диссертации:

4.1 Женщина в быту и хозяйстве мордвы

4.2 Женщина в обрядовой жизни мордовского этноса

5 Приложение А

Руководитель работы Н. Ф. Мокшин

Задание приняла к исполнению Т. Ю. Сережкина

РЕФЕРАТ

Магистерская диссертация содержит 103 страницы, 89 наименования ис­точни­ков, состоит из введения, двух глав, разделенных на параграфы, заключе­ния, списка использованных источников, 1 приложения.

ЖЕНЩИНА, МОРДВА, БЫТ, КУЛЬТУРА, ОБРЯДЫ, ХОЗЯЙСТВО, ОБЩИНА, СЕМЬЯ, ТРАДИЦИИ, РОЖДЕНИЕ РЕБЕНКА, СВАДЬБА, ПО­ХОРНЫ, ФОЛЬКЛОР, ВЕРОВАНИЯ, ОЗКСЫ, ПРАЗДНИКИ.

Объектом исследования являются женщины в обрядовой жизни мордов­ского этноса конца XIX – начала XX века.

Цель работы – обстоятельное изучение образа женщины в обрядовой жизни мордовского этноса конца XIX – начала XX века.

Методы исследования: общенаучный, диалектико-материалисти­ческий, сравнительно-исторический, систем­ный, функциональный, логический, ком­плексного подхода, наблюдения, пережитков.

Полученные результаты: изучена роль женщины-мордовки в быту, хо­зяйстве, материальной и духовной культуре, семье и общине, обрядовой жизни.

Степень внедрения – частичная.

Область применения – материалы работы могут быть использо­ваны в учебном процессе, в практике работы исследователей по данной проблеме.

Эффективность – повышение качества знаний по данной теме.

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ 5

1 Женщина в быту и хозяйстве мордвы 13

1.1 Хозяйственная деятельность 13

1.2 Изготовление одежды – область женского труда 20

2 Женщина в обрядовой жизни мордовского этноса 29

2.1 Женщина – основная хранительница семейных и общинных

традиций 29

2.2. Образ женщины в фольклоре и художественном творчестве мордовского народа 40

2.3 Образ женщины в обрядах мордвы 49

2.4 Роль женщины в календарных обрядах и праздниках 78

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 90

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ 93

ПРИЛОЖЕНИЕ А Женщина в обрядовой жизни мордовского народа 100

ВВЕДЕНИЕ

Женщина, как правило, лучше расположена к восприятию культурных, в том числе национальных, ценностей. Ее натура более тонкая, чувственная, эмо­циональная, эстетичная. Она играет первостепенную роль во всех сферах жизни человека: материальной, духовной, общественной и т.д., являясь не только хра­нительницей домашнего очага, но и национальных традиций и обычаев мордов­ского этноса. Роль мордовской женщины в быту, хозяйстве, культуре, обрядо­вой жизни, по сути, незаменима. Ведь женщина воспроизводит самого чело­века, и насколько она сама чтит национальные обычаи и обряды, знакома с на­циональной литературой, языком, фольклором, материальной и духовной куль­турой настолько она может передать их своим детям, а затем внукам и правну­кам. В конечном итоге от этого во многом зависит развитие и процветание всей мордовской нации.

Эффективность домашнего хозяйства, характер взаимоотношений в се­мье, само содержание семейно-бытового уклада и обрядовой жизни во многом зависели от женщины, ее характера и личных качеств, от той атмосферы, кото­рую она создавала веками. В данной работе предпринята попытка показать зна­чимость женщины в традиционном мировоззрении и жизненном укладе мор­довского этноса, рассмотреть определенные этапы ее жизненного цикла, осо­бенности внешнего облика, роль в хозяйственной деятельности, семье, общине, фольклоре, обрядовой жизни, воспитании детей, творческой жизни народа.

Вопросы о роли женщины в социальной, экономической, политической сферах, в семье, материальной и духовной культуре актуальны по сей день. С изменением всей ситуации в стране, произошла переориентация взглядов на роль женщины в семье, общественной жизни, да и вообще на образ женщины, пришло понимание ее исключительной важности и значимости в обществе. Женщины составляют более половины человечества, и то, как они живут, явля­ется одним из показателей степени развития общества. Изучение женщины в обрядовой жизни мордвы позволит лучше понять ее психологию, менталитет, особенности поведения.

Функции мордовки в быту были чрезвычайно многообразны. В трудовой семье мордвы женщина готовила пищу, пряла, ткала холсты, шила одежду, сти­рала, ухаживала за детьми, обеспечивала чистоту жилья, пропалывала посевы в поле, жала, работала на сенокосе, участвовала в обмолоте, производила все не­обходимые работы по уходу за огородом, ухаживала за коровами, овцами и т.д.

Объектом данного исследования является образ женщины в обрядовой жизни мордовского народа.

Предмет исследования – мордовская женщина как хранительница нацио­нальных обычаев и обрядов, материальной и духовной культуры своего этноса.

Цель данной магистерской диссертации заключается в обстоятельном изучении женщины в обрядовой жизни мордовского этноса за период с сере­дины XIX и до начала XX века.

Для достижения указанной цели решались следующие задачи: показать место и роль женщины в обрядах жизненного цикла мордовского народа, рели­гиозных верованиях, фольклоре, семье, общине, хозяйственной деятельности, искусстве, воспитании детей, духовном наследии, раскрыть внешний образ мордовки, ее менталитет.

Методы исследования: общенаучный, диалектико-материалисти­ческий, сравнительно-исторический, систем­ный, функциональный, логический, ком­плексного подхода, наблюдения, пережитков.

Хронологические рамки исследования охватывают в основном период с середины XIX и до начала XX века. Что же касается более ранних событий и явлений в обрядовой жизни мордовского этноса, а так же процессов, так или иначе оказывавших воздействие на мордовскую женщину, то они также рас­сматриваются, поскольку без обращения к ним не будут понятны те или иные аспекты бытия мордовского народа.

Территориальные рамки исследования не ограничиваются исключительно пределами Республики Мордовия, в которой в настоящее время проживает ме­нее половины всей мордвы Российской Федерации. Исторически сложившаяся в условиях Российского государства дисперсность расселения мордовского на­рода детерминирует необходимость для полноты анализа привлечения соответ­ствующих материалов по всему этносу. Основной массив собранного нами ма­териала характеризует обрядовую жизнь мордвы европейской части страны и, прежде всего тех губерний, из ряда административно-территориальных подраз­делений которых в годы Советской власти была сформирована мордовская ав­тономная государственность (Пензенской, Симбирской, Тамбовской, Нижего­родской).

При подготовке работы общим теоретико-методологическим ориенти­ром послужили работы П. И. Мельникова (Печерского), А. А. Шахматова, М. Е. Евсевьева, Смирнова, М. Т. Маркелова, В. Н. Белицер, К. Т. Самородова, Н. Ф. Мокшина, В. А. Балашова, Н. Ф. Беляевой, Г. А. Корнишиной, Е. Н. Мокши­ной, Ю. Н. Сушковой и др. В них содержатся ценные идеи и наблюдения отно­сительно сущности, места и роли женщины в обрядовой жизни мордвы, ее быту, хозяйстве, семье и обществе, религиозных верованиях, фольклоре.

Настоящее исследование опирается на обширный круг разнообразных источников, которые отражают образ женщины в обрядовой жизни мордовского народа. Широко использовались автором фольклорные материалы из многотомной серии «Устно-поэтическое творчество мордовского народа» в 7 томах (Саранск, 1963-1979), а также других фольклорных сборников «Мордовские народные песни» (Саранск, 1957), «Мордовские народные сказки» (Саранск, 1985), «Мордовские пословицы, присловицы и поговорки» (Саранск. 1986) и др. [87; 73; 74; 75]. Большую ценность для нашего исследования составили также этнографические и фольклорные сведения, собранные среди мордвы известными учеными А. А. Шахматовым, М. Е. Евсевьевым и М. Т. Маркеловым в конце XIX – начале XX в., впоследствии опубликованные [77; 19; 20; 43; 83].

Широко привлекались автором и материалы по интересующей нас проблеме из различных периодических изданий как дореволюционного, так и советского, а также современного периодов [8; 31; 32; 36; 81].

В работе также содержатся полевые материалы, собранные автором во время этнографических экспедиций Мордовского государственного университета им. Н. П. Огарева в 2010 г. в мокша-мордовское с. Кочетовка Инсарского и в 2014 г. в русско-мокшанское с. Новочадово Атюрьевского района Республики Мордовия. Кроме того, автор магистерской диссертации самостоятельно занималась сбором этнографических материалов по обрядовой жизни мордвы в ряде мордовских поселений Атяшевского, Атюрьевского, Зубово-Полянского и Торбеевского районов РМ.

Положение мордовской женщины в семье и обществе редко становилось центральной проблемой научно-исторического исследования. Долгое время сведения о мордовских женщинах фиксировались лишь в ходе описания быта мордвы различными наблюдателями. Так, например, дореволюционные исследователи И. Лепехин, И. Г. Георги, П. С. Паллас и др. оставили по интересующей нас проблеме некоторые сведения [56].

Первым крупным исследованием мордвы, давшим возможность судить о роли мордовской женщины в семье, общине, религиозно-обрядовой сфере был П. И. Мельников (Печерский), опубликовавший в 1867 г. работу «Очерки мордвы», где описал языческие верования и моления с указанием детальных особенностей у мокши и эрзи [47]. Среди работ дореволюционной историографии весьма ценной для нас являлась также книга В. Н. Майнова «Очерк юридического быта мордвы», поскольку в ней довольно подробно рассмотрена проблема женского правового статуса [41].

Большую ценность представляют труды М. Е. Евсевьева – первого профессионального ученого-этнографа, вышедшего из мордвы. Знание обычаев своего народа позволило ему создать подробное описание мордовской свадьбы, описать многие календарные, семейные и общественные обряды. На основе собственных многолетних наблюдений М. Е. Евсевьев составил весьма подробную модель организации семейных и общественных отношений мордвы, собрал огромный уникальный этнографический и фольклорный материал [19; 20].

В 1928 г. вышла в свет небольшая по объему работа А. Михайлова, ставшая первой публикацией, специально посвященной проблеме положения женщины у мордвы [48]. В ней освещаются многие аспекты женской жизнедеятельности – религиозная, хозяйственная, этнокультурная. Вместе с тем в работе явно просматривается зависимость авторских выводов от советских идеологических установок.

До 1960-х гг. «женский вопрос» был практически забыт мордовскими исследователями. Вновь он был поднят в коллективном труде «Женщины Советской Мордовии». Предметом рассмотрения в ней стали факты, рассматривающие изменения в положении женщины-мордовки в годы советской власти. Аналогична ей и монография А. В. Климкиной, хотя здесь преимущественно говорится в основном о женском участии в социалистическом строительстве. Несомненным достоинством исследования стала опора на широкий круг архивных источников, что позволило автору довольно полно показать процесс втягивания женского населения в общественно-политическую деятельность [21; 22; 33].

В 1950–1980-е гг. вышло в свет немало монографий и сборников по этнографии и фольклору мордвы, которые характеризуются многообразием тематики исследований и привлечением огромного корпуса новых источников [4; 6; 18; 34 и др.].

Огромный вклад в изучение мордовского народа внес известный ученый историк и этнограф Н. Ф. Мокшин. Его многочисленные разноплановые работы пролили свет на многие вопросы истории и этнографии мордвы. Особенно ценными для нас стали такие труды ученого, как «Религиозные верования мордвы» (Саранск, 1998); «Мордва и вера» (Саранск, 2005. написанная в соавторстве с Е. Н. Мокшиной); этнографические справочники «Материальная культура мордвы» (Саранск, 2002) и «Мифология мордвы» (Саранск, 2004) и др. [55; 53; 51; 52].

Проблемам бытовой культуры мордвы посвящены работы В. А. Балашова [2; 3; 4]. В них весьма подробно рассмотрены вопросы семьи и брака, особенности местных самобытных черт, свойственных мокшанкам и эр­зянкам.

Исследованием сферы семейных взаимоотношений финно-угорских народов, отраженной в обрядах и обычаях, занималась исследовательница из Москвы Т. П. Федянович [88]. Для нас представляет интерес, многие собранные автором полевые материалы, а также сделанный ею ряд обобщений по поводу сохранности традиционных элементов, составлявших ранее статус мордовской женщины.

Большой вклад в изучение обрядовой жизни мордвы, в том числе участие в них женщин внесла Г. А. Корнишина [35]. Особый интерес представляет освещение ею знаковых элементов женского костюма в системе социальной организации и обрядовой жизни мордвы. Автор указал на то, что женская одежда мордвы по сравнению с мужской, была гораздо более насыщена маркерами, несущими информацию о возрасте, о состоянии репродуктивных способностей организма и семейном положении владелицы.

Механизмы тендерной социализации детей и подростков в мордовской традиции отражены в монографиях Н. Ф. Беляевой [9; 10; 11]. Она указала на то, что степень родительской любви и требований в мордовских семьях не зависели от пола ребенка – всем из них старались уделить равную долю вниманя, а половая принадлежность становилась определяющей лишь в приобщении их к трудовой деятельности.

Вопросы трудовой деятельности мордовских женщин в конце XIX — начале XX столетия освещены в трудах И. И. Фирстова и А. С. Лузгина. Сведений о занятости женщин в промысловой деятельности в указанный период немного, еще более редки цифровые данные, и тем больший интерес для нас представляют замечания о том, что к началу XX в. на территории современной Мордовии женщины постепенно начинают находить заработок за пределами своего села, причем их занятия в отходе отличались разнообразием: от традиционных «женских» до мужских силовых работ [39; 40; 68; 69; 70]. Не менее ценны замечания о возможности организации женщиной самостоятельного кустарного промысла, а также о востребованности женских рук при выполнении отдельных операций в семейных промыслах, поскольку все это способствовало изменению образа жизни женщины и ломке устоявшихся схем организации производственных отношений и половозрастного разделения труда.

В ракурсе изучения вещного мира этнического образа женщины-мордовки представляют интерес работы по исследованию национального костюма. Развитие женского костюмного комплекса у мордвы в XIX – XX вв. весьма подробно рассмотрено в работе В. Н. Белицер [7]. Ею был обобщен и проанализирован огромный литературный, музейный и полевой материал по традиционной мордовской одежде, рассматриваемой как отражение этнического своеобразия мордвы.

При рассмотрении образа женщины в обрядовой жизни мордвы необходимым является обращение к фольклористике. В неразрывной связи с действительностью изучал фольклор А. И. Маскаев [45; 46]. В его труде «Мордовская народная эпическая песня» изложено множество сюжетов с участием женских персонажей в традиционных обрядах. Многочисленные интерпретации ученого, напрямую затронувшие проблему положения женщины в мордовской культуре, имеют большую значимость для нашего исследования. В монографии другого известного мордовского фольклориста К. Т. Самородова показано, насколько сильно мировоззрение людей определялось сложившейся религиозной картиной мира, где главную роль играли женские божества [82]. В обрядовых произведениях мордвы отразилось стремление влиять на природные процессы посредством магического действия, умилостивления всесильных повелительниц стихий конкретной местности, устоявшимся культом материнства, «лежащим в основе всей древней идеологии мордвы».

Немалый интерес для освещения участия женщин в религиозной жизни мордовского народа имеют монографии Е. Н. Мокшиной «Этническая ситуация в Мордовии на современном этапе» (Саранск, 1998) и «Религиозная жизнь мордвы во второй половине XIX – начале XXI века» (Саранск, 2006), а также сборник ее избранных статей «Актуальные проблемы истории и этнографии мордовского народа» (Саранск, 2013) [64; 65; 66].

Большой фактологический материал о правовом положении мордовских женщин в семье и общине привлекался нами из работ Ю. Н. Сушковой «Брак и семья в обычном праве мордвы» (Саранск, 2005) и «Этноправосудие у мордвы» (Саранск, 2009) [67; 85].

Неоценимую помощь в написании магистерской диссертации оказали обобщающие работы по истории и этнографии мордвы «Мордва (историко-этнографические очерки)» (Саранск, 1981), «Мордва историко-культурные очерки» (Саранск, 1995), «Мордва: очерки по истории, этнографии и культуре мордовского народа» (Саранск, 2012), «Мордва Российской импе­рии» (Саранск, 2014), «Мордовия. Энциклопедия в 2 т.» (Саранск, 2004) и др. [68; 69; 70; 71; 72].

Следует отметить, что, несмотря на ограничение женской компетенции сферой дома и семьи, мордовские женщины оказывали весомое влияние на состояние общества. В формировании общественного мнения женский голос имел подчас решающее значение. В традиционном обществе у мордвы женщины играли ведущую роль в подготовке и осуществлении религиозной и праздничной обрядности. С началом периода искоренения религиозной составляющей сельской жизни эта сфера проявления женского доминирования утрачивает свое значение как важнейший аспект общественной жизни и перемещается в тесный круг семьи. Однако советская власть, провозгласив принцип равенства полов, способствовала вовлечению мордовских женщин в общественно-политические процессы, в сферу управления жизнью общества. Исследование доказывает, что чем ближе положение женщины к равенству с мужчиной в традиции, тем более устойчиво развивается общество, тем более в нем выражена тенденция к гибкому обновлению при сохранении базового ядра духовно-культурных ценностей, в том числе и этнического характера.

Магистерская диссертация состоит из введения, двух глав, разделенных на параграфы, заключе­ния, списка использованных источников, приложения.

1 Женщина в быту и хозяйстве мордвы

1. Хозяйственная деятельность

Типичным для дореволюционного периода был натуральный характер земледельческого хозяйства. Все необходимое для жизни (пища, одежда, жи­лище, утварь, средства передвижения, орудия труда и т.д.) в основном изготов­лялось домашним способом и потреблялось внутри хозяйства. Отсталое веде­ние хозяйства, малоземелье требовали больших усилий членов семьи, чтобы поддержать такое хозяйство как источник существования. В этих условиях роль женщины в хозяйственных делах была огромной.

Разделение труда в семье было неравным, на женщинах лежали все ра­боты по ведению домашнего хозяйства, значительная часть работ в сельскохо­зяйственном производстве и уход за детьми. Женщина-крестьянка была лишена права на получение земельного надела.

Эффективность домашнего хозяйства, характер взаимоотношений в семье и вокруг нее, само содержание семейно-бытового уклада во многом зависели от хозяйки, ее характера и личных качеств, от той атмосферы, которая складыва­лась веками. В народе говорили, что «при умелой хозяйке в доме рай, а при плохой – ад» [17, с. 68].

Функции женщины по хозяйству были чрезвычайно многообразны. В тру­довой семье мордвы женщина готовила пищу, пряла, ткала холсты, шила одежду, стирала, ухаживала за детьми, обеспечивала чистоту жилища и всей усадьбы в целом, пропалывала посевы в поле, жала, работала на сенокосе, уча­ствовала в обмолоте, производила все необходимые работы по уходу за огоро­дом, ухаживала за коровами, овцами и т.д. Мужчина пахал, сеял, вместе с жен­щиной убирал урожай и ухаживал за скотом, плел лапти на семью, строил дом и двор для скота, заботился о топливе. Он же изготовлял сбрую для лошади, другой инвентарь, орудия труда для сельскохозяйственных работ. Труд женщин в этих условиях носил двойной характер: домашний и производственный.

Чтобы представить объем и характер труда женщины-мордовки в усло­виях дореволюционной жизни, уместно привести примеры занятий женщин в различных хозяйственных работах. Женским являлся труд по обработке ко­нопли и льна – основного сырья для производства пряжи, а затем холста. Уборка, обмолот, замочка или настил конопли и льна производились главным образом силами женщин. В осенние дни мордовка сушила тресту в специально натопленной для этого бане, чаще же на печке, где, как правило, спали дети и старики. Потом начиналась «чисто женская работа»: вручную целыми днями мяли тресту. Часть полученного волокна шла на продажу, в основном же – на пряжу. Дни и ночи при свете лучины, всю долгую зиму женщина-мордовка пряла. Весной, до наступления прополочных работ, она должна была ткать холст. Одной из трудоемких, требующих большого умения, являлось вышива­ние женской рубашки – панар. Мордовка затрачивала много времени и усилий на то, чтобы вышить и сшить ее.

Уход за посевами, прополка также были женским делом. Особенно свое­временно и быстро надо было убирать хлеба. При этом следует учесть, что уборка урожая, как и обработка почвы и посев, производились примитивными орудиями труда. С началом жатвы все другие дела в мордовской семье откла­дывались. С раннего утра до самого позднего вечера с малыми и грудными детьми на земельной полосе женщина-мать, а рядом с ней и девочка 8-10 лет, жали рожь – основную зерновую культуру.

Особый интерес в хозяйственной деятельности мордовки представляет приготовление пищи, ритуальных кушаний, напитков. Пища, традиционная система питания, являясь составной частью материального жизнеобеспечения человеческого бытия, представляет значительный интерес в плане изучения бы­товой культуры мордовского этноса, тесно связаны с окружающей флорой и фауной, хозяйственной деятельностью и во многом определяется ими. Поэтому характер питания, состав потребляемых продуктов и блюд, способы и порядок приготовления пищи, особенности рациона – все это также представляет значи­тельный интерес для исследователей [2, с. 253].

В мордовской семье пищу готовила обычно свекровь, а в больших патри­архальных семьях ей помогали остальные женщины. Традиционная мордовская кухня зависела от продуктов, получаемых в хозяйстве, и обуславливалась ос­новными занятиями народа: земледелием и животноводством. В течение мно­гих столетий женщиной вырабатывались определенные традиции, связанные с набором и технологией приготовления блюд. Это выразилось в ряде специфи­ческих черт: так, при заготовке впрок пищевые продукты солились, молоко употреблялось большей частью сквашенное, отсутствовали острые специи, были характерны подливы из сметаны, кислого молока, конопляного масла, либо толченой массы конопляного семени и т.д.

Хлеб мордовки пекли из кислого теста, сажая на капустные листья. Одно из наиболее старинных мордовских блюд – ям (м., э.), представляет собой нечто среднее между супом и кашей. Его варили из проса, чечевицы, гороха и заправ­ляли конопляным маслом. Мордовская кухня представляет широкое меню на­циональных кушаний: салмат, пироги – пярякат (м.), прякат (э.), блины, навсе­мат (макалки), кулага (м., э.) и т.д.

Особо почитаемыми в составе мордовской пищи были ритуальные блюда, тесно связанные с отдельными моментами земледельческого цикла, а также се­мейными и общественными религиозными праздниками. В частности, пшенная каша не только была изысканным блюдом во время свадьбы, крестин, поминок, но с ней был связан и специальный молян – бабань каша (бабья каша), а в эрзян­ской свадьбе последний день пребывания невесты в доме своих родителей на­зывался кашадо ярсамо чи (день каши), с которого и начиналась свадьба. К наиболее старинным, но сохранившим до сих пор свою значимость напиткам относятся березовый сок, квас, кислое молоко, разбавленное водой. Напитки эти безалкогольные. В качестве хмельных напитков популярны пуре (м., э.) из меда и поза (м., э.) – брага из ржаной муки или свеклы. Любимое блюдо мордвы – пшенные блины, которые выпекаются очень толстыми. Их едят с мо­локом, сметаной, коровьим маслом.

Мордовские женщины имеют большой опыт в приготовлении кислого молока, которое в летний период, пожалуй, более употребительно, чем свежее. В бедных хозяйствах его приготовляли обычно из снятого кипяченного или то­пленого молока, которое охлаждали до температуры парного и смешивали с за­кваской – старой простоквашей. Выдержав в теплом месте до загустения, его выносили в погреб. Кислое молоко ели с хлебом, с картофелем, кашами, пода­вали к блинам. Для более длительного хранения заквашенное топленое молоко откидывали в полотняный мешок и клали под пресс. Получалась густая масса. Это был один из способов сохранения молока, которое собиралось во время по­стов. Такое молоко ели, разбавляя молоком или холодной водой. Обычно им утоляли жажду в поле во время жатвы.

Еще одним хозяйственным делом мордовских женщин являлось собира­тельство. В лесах и оврагах, на лугах они собирали грибы, орехи, малину, ща­вель, землянику, клубнику, хмель, лекарственные растения и другие дары при­роды. Обязанности женщины по хозяйству были очень многочисленны. Одна из важнейших – грудное вскармливание и уход за младенцем. Она его нянчила, пестовала, ласкала, лечила, воспитывала, закладывала основы нравственности и трудолюбия. На нее ложились заботы по обшивке детей и взрослых членов се­мьи. К ним добавлялись изготовление одежды, стирка белья, переработка мяс­ных и молочных продуктов, овощей, заготовка их впрок. Женщина должна была ухаживать за домашним скотом, птицей. Большую часть времени жен­щины тратили на приготовление одежды. По обычаю снохи должны были ткать как для себя, так и для свекрови. В больших семьях нередко в избе стояло не­сколько ткацких станов.

Однако довольно часто женщины совмещали выполнение функций хо­зяйки дома со значительным объемом полевых работ [2, с. 12-23; 3, с. 25-26]. Чаще всего в малой семье женщина работала больше, она фактически одна несла на своих плечах все тяготы домашнего хозяйства. В местах развитого промыслового от­ходничества нередко она осуществляла весь комплекс сельскохозяйственных работ. По словам старожилов ряда сел, «женщина с косой в руках или сохой в поле была обычным явлением». Этот факт нашел отражение в фольклоре, в ху­дожественной литературе, в исследованиях. Таким образом, женщина не только осуществляла все домашние заботы, но и порой реально принимала участие в воспроизводстве необходимого продукта, как и мужчина. Без ее труда крестьян­ское хозяйство не могло функционировать.

Но в тоже время в малой семье наметились некоторые изменения тради­ционной регламентации этикета поведения членов семьи, выразившиеся в неко­торой демократизации семейного строя. Женщина получала большую само­стоятельность, она имела определенное влияние на мужа, пользовалась уваже­нием родственников, односельчан. Довольно широкими становились ее полно­мочия в домашнем хозяйстве. В случае отсутствия мужа, жена заменяла его и в более важных вопросах.

Среди богатого и своеобразного культурного наследия мордвы важное место занимают традиции, связанные с рождением и воспитанием детей. Рож­дение детей и способы их воспитания – старое и вместе с тем вечное призвание каждой женщины. Женщины занимались воспитанием задолго до появления педагогических школ и педагогической науки. Каждый народ и каждая куль­тура имеет свои представления о воспитании, которые обобщались в виде жи­тейских правил, традиций, обычаев, обрядов и передавались из поколения в по­коление. Традиции вплетались в процесс жизни, само воспитание осуществля­лось в контексте реальной трудовой деятельности и празднично-обрядовой культуры. К. Д. Ушинский отмечал, что воспитание созданное своим народом и основанное на народных началах, имеет ту воспитательную силу, которой нет в самых лучших системах основанных на абстрактных идеях; только народное воспитание является живым органом в историческом процессе.

Народные традиции воспитания были обусловлены особенностями исто­рического, социально-экономического развития, этническими особенностями, что образует неповторимое лицо мордовского народа. Они способствовали формированию необходимых в жизни практических умений и знаний, мо­рально-нравственных качеств, развитию умственных способностей. Основным арсеналом воспитательных средств издавна служила система взаимоотношений семьи, ее трудовая деятельность, обрядовая жизнь, устно-поэтическое творче­ство. Программа народного воспитания мордвы наиболее ярко выражена в по­словицах и поговорках [52, с. 53].

Женщина заботилась о хорошем физическом здоровье своих детей. Мордва всегда отличалась своим физическим дородством от других племен, крепостью телосложения, отменным здоровьем. Об этом писал, к примеру, П. И. Мельников: «...по большей части мордва народ крупный, здоровый, с от­крытым и чистым лицом, смелым взглядом, со свободными и непринужден­ными движениями, статностью фигуры особенно отличаются женщины, мило­видные, они редкие и положительные красавицы» [47].

Несомненно, что в формировании физического здоровья мордвы немалую роль играли народные средства укрепления здоровья детей. Как было отмечено ранее, забота о физическом развитии начиналась задолго до рождения ребенка, что выражалось в различных запретах и предписаниях для беременных, а не­редко и для окружающих. Ряд ритуальных магических действий исполнялись ради приобретения новорожденными здоровья и силы.

В повседневной жизни укрепление физических качеств связывалось с соз­данием здорового быта детства. Сюда входили способы ухода, гигиены, пита­ния. Важнейшим условием воспитания здорового ребенка является четкий рас­порядок жизни. Считалось необходимым приучить его к строго чередующимся приемам пищи, а также сна, отдыха, бодрствования. С детства старались при­вить те привычки и навыки, которые играли существенную роль в укреп­лении здоровья и повышения жизнедеятельности. Огромное значение придава­лось сну малыша. У мордвы распространено мнение, что ребенок растет во сне, поэтому полагалось правильно предоставить возможность спать младенцу в любое время суток. Остерегались укладывать его лишь в период захода солнца. По поверью, сон будет неспокойным из-за кошмарных сновидений, ребенок начнет путать день и ночь, проснется с головной болью. Детей старшего воз­раста поднимали спозаранку, чтобы они вместе с взрослыми позавтракали и за­нялись своими обязанностями. Ребенка, да и вообще спящего человека, стара­лись разбудить очень осторожно. Многие народы считали, что во время сна душа покидает тело, и если человека разбудить внезапным окриком, то душа не успеет возвратиться, и он может умереть.

Основополагающим фактором, влияющим на развитие и здоровье детей считается обеспечение их сытным и разнообразным питанием. Мордва в этом видела источник силы и здоровья. В связи с этим небезынтересным является обычай найма работника: прежде чем нанять человека хозяйка его угощала. В зависимости от его аппетита, как и сколько съест, решался вопрос принять или отказать. По традиции пищу принимали три раза в день. Маленьких детей кор­мили, когда они проявляли беспокойство, плакали. С трех лет ребенка приучали соблюдать общее правило: за стол садиться вместе со всеми. Если подросток задерживался, опаздывал к общему столу, то оставался без еды, и в лучшем слу­чае мог довольствоваться лишь куском хлеба.

Идеалом мордовской семьи считалось наличие большого потомства [33, с. 120-123]. В обыденном сознании такая семья была особо почитаема, признава­лась богоугодной. Идеей многодетности пронизана вся мировоззренческо-со­циальная система мордовского народа. В молитвах, заклинаниях, благопожела­ниях одна из существенных просьб – это мольба о ниспослании детей. Такое отношение диктовалось не только природным чадолюбием. Дети – это наде­жда и опора в хозяйстве, гарантия обеспечения старости, это связь поколений. Мордовская женщина осознавала, что самое трудное и ответственное связано не только с рождением ребенка, ни и с его воспитанием. Эта мысль ярко выра­жена в различных произведениях устно-поэтического творчества. Педагогиче­ская культура пронизывала все стороны жизни: фольклор, обычаи, обряды, праздники, религиозные воззрения. Женщина воспитывала в своих детях и тра­диционно бережное отношение к природе, удивительным народным ремеслам, красоте одежды, законам гостеприимства [9; 10].

Женщина, как натура тонкая, эмоциональная, эстетичная более располо­жена к восприятию культурных, в том числе национальных, ценностей. Она иг­рает первостепенную роль во всех сферах жизни человека, являясь хранитель­ницей не только домашнего очага, но и национальных ценностей мордовского этноса. Роль мордовской женщины в бытовой культуре мордвы, ее обрядовой жизни, по сути, является незаменимой. Ведь женщина воспроизводит самого человека, и насколько она сама чтит национальные обычаи, знакома с нацио­нальной литературой, языком, фольклором, настолько она сможет передать их своим детям и внукам. А от этого напрямую зависит развитие и процветание всего мордовского народа.

1.2 Изготовление одежды – важная область женского труда

Присматриваясь к мордовским женщинам, наблюдатель скоро заметит, что среди них можно найти большое разнообразие типов. Рядом с белоку­рыми, сероглазыми и обладающими светлой кожей эрзянками, мы встречаем женщин, обладающих черными волосами и глазами, смуглым, желтоватым цве­том кожи – это мокшанки. Мокшанки в большей части случаев, как и эрзянки, обладают круглым лицом, но различаются его строением [5, с. 84].

При высоком росте мордовки отличаются большой массивностью

сложения. Не обладая грацией и изяществом движений, мордовские девушки и женщины проявляют в походке, говоре, жестах самоуверенную силу и энергию. Прямой, несколько откинутый назад стан, тяжелые, размашистые движения, громкая речь с несколько хриплыми нотами – вот черты, которые наблюдаются во внешнем виде мордовок.

Наречие эрзянское отличается от мокшанского и фонетикой, и лексиче­ским составом. Мокшанка и эрзянка, если они не из соседних деревень, плохо понимают друг друга и прибегают к объяснениям на русском языке [82].

Многое о мордовской женщине может рассказать ее одежда. Женский костюм мордвы – венец творчества мордовских женщин [80, с. 71]. Народный кос­тюм мордвы издавна привлекал внимание исследователей. В частности, акаде­мик П. С. Паллас еще в конце XVIII в. в своем труде «Путешествия по разным провинциям Российской империи» сумел довольно точно передать оригиналь­ные особенности мокшанских и эрзянских костюмов, обратил внимание на раз­личие в элементах одежды и украшений девушек, женщин и старух [56].

В середине XIX в. народные костюмы мокши и эрзи достигли закончен­ной художественной формы. И если мужская и повседневная женская одежда отличалась простотой и целесообразностью, то праздничная одежда женщин была очень сложной, многосоставной, с обилием различных украшений, с це­лым рядом приемов драпирования фигуры. Самостоятельно женщина порой не могла одеться в такой костюм. Обряд одевания, в котором нередко участвовало два-три человека, иногда длился несколько часов.

Основной частью женского костюма, как у эрзи, так и у мокши, являлась рубаха – панар туникообразного покроя без воротника. Эрзянский панар шили из двух полотнищ холста, перегнутых пополам и сшитых по продольной нитке. Швы располагались по средине груди, спины и по бокам. В прореху, оставлен­ную сверху в боковых швах, вшивались прямые недлинные рукава. Вышивка, которая была главным украшением одежды, окаймляла ворот, рукава, подол, располагалась широкой полосой по переднему шву и продольными полосами на спине и груди [5, с. 85].

Рубахи мокшанок имели отличие в покрое и отделке. Перегнутая пополам по поперечной нити точь холста была основой стана рубахи, к которой по бо­кам пришивались полотнища покороче. Такой покрой образовывал у плеча квадратную пройму для рукавов. Рукава мокшанских рубах делались длин­ными. Они расширялись в подмышках квадратными ластовицами и клиновид­ными вставками. По сравнению с эрзянскими, мокшанские рубахи были не­сколько шире, так как использовалась полная ширина всех четырех точей хол­ста, образовывавших стан одежды. До того как выкроенные детали сшивались, мастерица отделывала их вышивкой. В основном декор располагался на цен­тральном полотнище. Вдоль кромок вышивали черной или темно-синей шер­стью ажурные полоски. На праздничной рубахе по спине проходило по три-пять широких дорожек с каждой стороны. По краю подола мокшанки выпол­няли вышивки в технике набор фиолетово-черного или в чередовании красного и темно-синего цветов. Только переднее полотнище украшала отделка разно­цветными узорами, вышивка косой счетной гладью или косыми стежками. Осо­бые узоры мастерица вышивала на плечах и лопатках. По традициям на празд­ник мокшанка надевала несколько рубах. Верхняя, самая нарядная рубаха, имела широкую вышивку на рукавах, которая проходила от плеча до обшлагов.

Широкая туникообразная мордовская рубаха требовала множества до­полнительных деталей, которые помогали женщине придать необходимый си­луэт одежде. Прежде всего, рубаха подпоясывалась плетенным на дощечках шерстяным поясом – каркс. Нередко концы поясов завершались кисточками (цект), отделанными бисером, блестками, помпонами. Но, как правило, поясной набор включал еще съемные детали: подвески и полотенца. В эрзянском кос­тюме ансамбль набедренных украшений был чрезвычайно самобытным. В 13-14 лет эрзянские девочки начинали носить набедренник – пулай. В костюме это был своего рода символ зрелости, совершеннолетия. Пулай как никакой другой элемент костюма, был определителем региональной принадлежности носителя, т.к. форма и декор набедренников у представителей разных групп эрзян отли­чалась. Праздничная и эстетическая функции, а вместе с тем и состоятельность владельца находили выражение в качестве отделки и стоимости материалов, кроме холста и шерстяных нитей на оформление набедренников шло множе­ство бисера, блесток, бус, цепочек, пуговиц, раковин-каури, приобретавшихся в лавках [48, с. 153] .

Непременным атрибутом традиционного женского костюма являлся пе­редник, дополняемый в ряде мест нагрудником. Для женщин мокшанок были характерны закрытые передники с рукавами. Назывались они по-разному: за­пон, сапоне и т.д. У эрзи бытовал особый вид нераспашной одежды – покай, покрытый плотной вышивкой. Его надевали девушки в день совершеннолетия и на свадьбу. В комплекс одежды мордвы входила распашная одежда руця (э.), мушкас (м.). По покрою, она относилась к типу распашной туникообразной одежды. Этот вид одежды, как правило, служил в качестве праздничной оде­жды замужних женщин.

Женские головные уборы эрзи (панго, сорока, сорка, шлыган) делались на твердой основе и имели форму цилиндра, полуцилиндра, конуса, реже лопато­образную. Остов состоял из луба или бересты. Мокшанские головные уборы (панга, златной), род мягкого чепца трапециевидной формы, состояли из двух-трех частей. Были распространены полотенчатые уборы из холста, платки. В ряде районов прическа напоминала рога (кодавкс). От ее особенностей зависела форма головных уборов, а также способы повязывания головных полотенец и платков.

Девичий головной убор не закрывал волосы. По традициям мордовского населения Теньгушевского района впервые нарядный головной убор на твердой основе надевали девочки 9-10 лет на праздники. В четырнадцатилетнем воз­расте он сменялся пышным головным убором из цветов, бус, бисера, раковин-каури, называвшимся «шляпа». Просватанная девушка год до свадьбы носила круглую шапку перьхтим, украшенную с бубенцами, жетонами, монетами-че­шуйками, бисером, цепочками, лентами и крупными помпонами из разноцвет­ных ниток шелка-сырца. На косу прикреплялась пулу пе, связка шелковых лент, шитых серебряными блестками. Своеобразный головной убор надевали девушки в церковь. Он состоял из короткого полотенца с узорными концами. Концы соединялись на затылке заколкой, а уголок сложенного наподобие пи­лотки полотенца спускался на лоб. После свадьбы девичий головной убор ме­нялся на женский. Часто невесту «окручивали» (надевали женский головной убор) после венчания в церковной сторожке или в доме жениха.

Богат и разнообразен набор нагрудных украшений мордовских женщин [48, с. 102]. Воротники, нагрудники, ожерелья, гайтаны, чересплечные украшения выполнялись из бисера, бус, стекляруса, цепочек, жетонов, монет, бубенцов, колокольчиков. Ворот рубах скреплялся застежкой – сюлгам в виде овального обруча с подвижной иглой у эрзян и кольца на трапециевидной пряжке у мок­шан. Сюлгамы обильно декорировались бусами и бисером.

Основным видом традиционной женской одежды из сукна и меха был сумань (м., э.), представляющий собой род кафтана, сшитого из домотканого сукна темного цвета. Наиболее распространенной зимней одеждой была на­гольная шуба, подпоясывающаяся кушаком.

Обувью служили лапти – карьхть (м.), карьть (э.), так называемые мор­довского типа с косым плетением, низкими бортами и специальными петлями из лыка для прикрепления обор. Эрзянки обвертывали ноги белыми, мокшанки – белыми и черными онучами (пракстат). Признаком женской красоты счита­лись ноги, ровно и толсто обернутые онучами.

Сложный и тяжеловесный женский костюм, особенно его праздничный вариант, подчеркивал широко почитаемые в мордовской среде здоровье, силу и выносливость женщины. Благодаря такому костюму индивидуальные особен­ности каждой фигуры нивелировались и подгонялись под соответственно усто­явшиеся понятия о красоте.

Каждая мордовская женщина обладала определенными творческими спо­собностями, зародышами искусства, которые она представляет через украше­ние вышивкой мордовской одежды. Носительницей и выразительницей эстети­ческих потребностей является у мордвы слабая половина общества. Мордвин равнодушен к изящному: во всем, что он делает он преследует практическую цель. Женщина проявляет в сравнении с ним большую широту потребностей. Она усердно работает над украшением своего костюма и проявляет в этой об­ласти некоторую долю оригинальности [82, с. 25-36].

Вышивание было не только обязательным, но и любимым занятием мор­довских девушек, за которым они проводили много времени. Обучение этому ремеслу начиналось с шести-семи лет. К десяти годам девочки уже знали не­сколько видов швов, а в 12-13 лет им разрешалось ходить в гости к родным и подругам вышивать. Владение сложным искусством вышивки считалось одним из больших достоинств девушки. Стараясь не повторяться, они совершенство­вали технику исполнения рисунка и стремились найти новые орнаменты, чер­пая их из окружающей природы. Об этом свидетельствует и терминология мор­довского орнамента: «змеиная головка», «куриные лапки», «еловые ветки», «солнечные узелки», «звездочки» и др. Между девушками постоянно шло со­ревнование в искусстве вышивания. На свадьбе было принято демонстрировать вышитые невестой рубашки, платки, полотенца, другие подарки, прежде чем она вручала их жениху и его родственникам, участникам свадебной церемонии [2, с. 78-83]. Область женского обрабатывающего труда распространяется, глав­ным образом, на производство и окрашивание тканей, и изготовление из них различных принадлежностей костюма. Мордовки, изготовив пряжу, сами ее красят [41, с. 12-17].

Во второй половине XIX – начале XX в. удельный вес тканей, изготов­ленных женщиной в домашних условиях, был весьма значителен. Из холста и сукон домашней выделки шили одежду, постельные принадлежности, обувь и головные уборы. Лучшие сорта холста употребляли на изготовление свадебных подарков: рубах, передников, полотенец, платков и других вещей, которые не­веста дарила своей будущей родне. Холстом платили за требы священнику, холст жертвовали в церковь на помин души и т.д.

Приготовление материала для одежды лежало целиком на женщине. Это отражено в плаче матери-мордовки по своей дочери [20, с. 150]:

И прядильщица моя, и ткачильщица моя,

Ты, сшивающая на меня рубашку.

Много сил и времени отнимала эта трудная работа у мордовки, костюм которой был сшит почти целиком из холста и украшен тонкой, сложной вы­шивкой. Вся первичная обработка конопли, так же как и прядение, и ткачество, лежали на женщине, в частности на молодой снохе. Свекровь принимала в дом молодую, указывала снохе ее обязанности [16, 25-27]:

Чтобы по вечерам ты долго сидела,

По утрам огонь рано вздувала,

Чтоб в избу дрова таскала...

Жесткую коноплю мяла,

Длинные холсты ткала.

Из волокнистых растений мордовки возделывали преимущественно коно­плю – каньф (м.), канстъ (э.). Самые лучшие сорта холста получали из её мужского соцветия, так называемой поскони – позяй (м.), пазе (э.). Конопля, видимо, для мордвы была весьма древней культурой. С её севом и уборкой свя­зано много обрядов, поверий и примет.

Уборка поскони и конопли была женским делом. Посконь поспевала зна­чительно раньше конопли. Женщины выбирали её в конце июля, а затем сте­лили на лугу и так держали две-три недели, а при сухой погоде – от пяти до шести недель. Коноплю же дергали в конце августа – начале сентября. Её не­сколько дней подсушивали в огороде, развешивая на козлах. После того как го­ловки конопли подсыхали, её молотили цепом – тяляма (м.), пивсэма (э.). Если не было под рукой цепа или валька, молотили простыми палками. Затем стебли конопли мордовки мочили в реке, озере, пруду или ручье. В неглубоком месте водоёма на дно забивали на некотором расстоянии друг от друга два длинных шеста, между которыми клали дерн, погружали на дно. Выдерживали ее таким образом от двух недель до месяца; затем коноплю вынимали, сушили в бане или на ветру, а потом мяли.

Уборкой льна, как правило, также занимались женщины. В конце августа, когда поспевали семена, они дёргали лён руками. Затем лён и коноплю мор­довки мяли: взяв горсть конопли или льна левой рукой, клали её на щеки мялки и опускали правой рукой било, повторяя это до тех пор, пока стебли не превра­щались в волокна; затем их отряхивали от оставшейся костры, ударяя с силой по края мялки, и складывали на землю или же относили в чулан.

Для того чтобы волокно было ещё более мягким, его толкли пестами в ступах – шувар (м.), човар (э.). В толчении кудели принимали участие жен­щины и девушки, собираясь группами около своих изб. А чтобы начать пряде­ние волокна поскони, конопли или льна, необходимо было как можно лучше очистить его от костры. Для этого волокно мордовки трепали. Затем кудель рас­чесывали щеткой – семе (м.), сэме (э.). Повсеместно женщины пользовались щеткой, сделанной из свиной щетины, с ручкой, облитой варом и обшитой хол­стом. Далее, женщина, мыкая мочки, сидела на донце и, держа гребёнку правой рукой, расчесывала волокна, надетые на гребень. Когда волокна становились достаточно мягкими и чистыми, приступали к прядению.

Прясть женщины в мордовских деревнях начинали осенью, когда закан­чивались полевые работы и вечера становились длиннее. Пряли на протяжении всей зимы. Учиться прясть девочки начинали лет с одиннадцати-двенадцати. В бедных и многодетных семьях девочек сажали за пряжу даже раньше [70].

Ещё мордовская женщина изготовляла шерстяные ткани сукна из шерсти домашних овец, которых сами же стригли два раза в год: осенью и весной. Шерсть мордовки пряли при помощи прялки и веретена. Название прялки – пона лапа (м.), пона пакарь (э.).

Интересно и то, что ранней весной, после масленицы, женщины начинали подготавливать нитки к снованию и тканью. Нитки отбеливали, а затем разма­тывали на воробах – орадома пацят (м.), велямот (э.). Растянув моток ниток на колышки вороб, женщина находила его конец, и, вытянув нитку, свёртывала её восьмёркой и клала на землю или на пол. Полученный моток перевязывали нит­ками. После этого нитки перематывались на сновалку для приготовления ос­новы. Насновав необходимое количество пряжи, её осторожно снимали со сно­валки и приступали к навиванию на ткацкий стан. Эту работу женщины обычно делали вдвоём.

Для вышивания, а также для тканья цветных поясов, тесьмы для отрочки рубах мордовки использовали крашенные нитки. Краски вплоть до 1920-х гг. употреблялись в основном растительные. Так, например, жёлтую краску полу­чали из череды, которую мордва называла широнь тол (м.), чеерень тол (э.) – мышиный огонь. Зелёную краску получали из берёзовых листьев и из буквицы лекарственной – сенгярь архтома (м.), растущей на лесных полянах. Для полу­чения черной краски использовали ольховую кору – лепе суд (м.). Наиболее распространена была красная краска, добываемая из корней подмаренника – кей (м.), кев (э.). Подмаренник рос в лесу под деревьями, его выкапывали жен­щины летом до Ильина дня. Во многих песнях рассказывается, где растёт ма­рена и для чего и как его употребляют [19, т. 5, с. 127]:

Под деревом корень марены,

Пришла девочка – вынула,

Шерстяные нитки им выкрасила,

Носовой платочек им вышила.

Кей сушили, толкли, просеивали и, взяв его из расчета, примерно, при­горшню на пасму шерсти, засыпали в квас с опущенным в него железным предметом и настаивали в продолжение недели. Одновременно с раствором кея изо мха плауна – пиньжеем, собранного в хвойных лесах, приготовляли закреп­ляющий раствор для пряжи. Стебли мха плауна, также как и корни подмарен­ника, сушили, толкли и просеивали, заливали квасом, в который опускали же­лезный предмет, и ставили в теплое место, чаще всего просто на печь. Через 4-5 дней, вынув из раствора железо, клали в него пряжу и морили на печи дня три-четыре. Затем пряжу вынимали, встряхивали и клали в горшок с раствором кея, предварительно вынув из него железный предмет. В таком виде пряжа стояла на печи дня три, после чего сверху ее закрывали корнями подмаренника и ста­вили на несколько часов в жарко истопленную печь. Вынутый из печи, плотно закрытый горшок с пряжей, некоторое время оставляли на шестке, когда пряжа остывала, ее вынимали и встряхивали и просушивали в теплом, но в не жарком месте, чтобы она не стала жесткой.

Тканьем холста мордовки занимались ранней весной. Хорошая работ­ница заготовляла за сезон для семьи до 200 метров холста. Холст ткали в ос­новном суровый, но различного качества и ширины. Так, например, посконный холст – котф (м.), коцт (э.), из которого шили женские будничные рубахи, более грубый. Холст вытканный из льняных ниток был белее и тоньше посконного и выше ценился самой мордвой. Из цветного холста шили женские запоны, наво­лочки для перин и подушек, употребляли его в качестве подкладки для верхней одежды и головных уборов.

Много сил и времени отнимала эта трудная работа у мордовки, костюм которой был сшит почти целиком из холста и украшен тонкой, сложной вы­шивкой. Своими трудами она должна была обшивать и одевать своего мужа и детей. Итак, одной из важнейших обязанностей женщины-мордовки являлось производство и окрашивание тканей, изготовление из них различных принад­лежностей мордовского костюма [16; 70].

2 Женщина в обрядовой жизни мордовского этноса

1. Женщина – основная хранительница семейных и общинных традиций

Семья – древнейший институт человеческого общества, важнейший источ­ник его социального, экономического и духовного развития. В семье в специфическом виде проявляются материальные, идеологические и духовные отношения, присущие тому или иному обществу. Наиболее концентрирован­ным выражением этих многообразных отношений выступает семейно-бытовая культура, которая складывается в строго определенной этносоциальной сфере и в течение длительного времени. Она формируется и развивается в процессе на­копления и интеграции жизненного опыта членов семьи, их системы взглядов, предпочтений, мнений, вкусов, привычек, стереотипов поведения, способов взаимодействия с другими людьми. Та или иная организация семьи порождает специфические черты домашнего быта, обусловленные национальной принад­лежностью семьи, традициями, обычаями и иными факторами [70].

Как в прошлом, так и в наше время не может быть полностью подобных друг другу семей. На неоднородность их образа жизни оказывает влияние ряд факторов: индивидуальность членов семьи, различия в обрядах и обычаях, со­стояние культуры. Этим же объясняется то, что каждая семья имеет свой набор ценностных ориентаций, отличия заключаются в степени их значимости. Семья у мордвы, как и у других народов, прошла сложный путь развития, начиная от классических форм, существовавших на стадии разложения родового строя. Для нее была характерна смена матриархальных устоев патриархальными, по­скольку институт отцовства возник и сформировался гораздо позже материн­ского.

На основании осмысления и переосмысления опыта многочисленных ис­следователей, можно воссоздать обобщенную картину жизни мордовки в раз­ные исторические периоды и в разных социальных статусах. Процесс социали­зации человека начинается с самого раннего возраста. В детстве (до 6-7 лет) у детей нет еще правил и четкого полового деления. Постепенно ребенок начи­нает усваивать знания о своей половой принадлежности, обнаруживать внеш­ние различия в одежде и манере вести себя. К 7-ми годам появляется чув­ство собственной половой принадлежности, в соответствии с восприятием са­мого себя как мальчика или девочки. Уже с этого возраста мордовскую девочку в XVIII – первой трети XX вв. приобщали к женскому труду: начинали обучать ткать, вышивать и прясть. В этот период происходило усвоение не только соци­альных ролей, связанных с половой идентификацией, но и способов общения мальчиков и девочек. Позиция ребенка как представителя своего пола опреде­ляла специфику развития самосознания.

Переход детей в категорию подростков начинался с 7-9 лет. Это период активного включения в социально-производственную деятельность, освоения хозяйственных традиций. К 13-15 годам девочка вступала в период девичества, который считался одним из наиболее значимых в жизни мордовской женщины. Именно с него начинает вырисовываться реальная картина становления мор­довской женщины как равноправного члена общества. В это время идет актив­ная подготовка к переходу в самый значительный для нее социальный статус – замужество (жена, хозяйка дома).

Несмотря на то, что традиционное мордовское общество не демонстриро­вало четкого разграничения мужских и женских ролей, реалии были таковы, что мужчина всегда занимал господствующее положение. Однако женщина до­минировала в сфере домашнего быта, семьи. Это был ее мир, скрытый зачастую от взоров посторонних. Здесь, в своем огромном и интересном исключительно женском мире, она чувствовала себя хозяйкой. В истории развития мордовской семьи зафиксирован период господства женщины в родовом коллективе, что нашло отражение в мордовской мифологии. В образах богинь-матерей вопло­тились строгие этические и эстетические нормы, которые выступали в качестве образца и для мордовской женщины-матери. Верования в женские божества определили во многом поэтику и национальное своеобразие мордовского ис­кусства, придали уникальность и самобытность художественным образам. Во многих жанрах устно-поэтического творчества мордовского народа присутст­вуют женские архетипы, отражающие морально-нравственные эталоны своей эпохи и непреходящие общечеловеческие ценности.

Женщина является основной хранительницей семейных традиций, нацио­нальных ценностей мордовского этноса. Для понимания механизма функцио­нирования мордовской семьи, ее бытовой культуры и роли женщины в ней су­щественное значение имеют особенности ее внешней формы, в частности структурно-поколенный состав. Вплоть до начала XX в. у мордвы существо­вали две формы семьи: большая патриархальная и малая индивидуальная. Большая семья охватывала несколько поколений потомков по мужской линии с их женами и детьми, причем все они жили вместе одним двором, сообща обра­батывали свои поля, вели общее хозяйство, питались и одевались из общих за­пасов. Поэтому внутренние взаимоотношения и обязанности членов семьи строго регламентировались.

Высокий статус имела жена главы семейства – кудазорава (м.), покштява (э.) (большуха, главная хозяйка). Эффективность домашнего хозяйства,

атмосфера внутри семьи, характер взаимоотношений между ее членами, само содержание семейно-бытового уклада во многом зависели от ее характера и личных качеств, от той атмосферы, которая складывалась. Ее функции были чрезвычайно многообразны. Она ведала всеми женскими делами. Все члены семьи почитали и слушались главной хозяйки. Невестки находились от нее в полной зависимости, «без ее согласия они и шага не могли ступить». По обы­чаю, в распоряжения большой хозяйки никто из мужчин не вмешивался. Тра­диционно работы между женщинами домохозяйка распределяла согласно их наклонностям и возрасту, но поровну, без обременения той или другой более тяжелой работой. Определенные поблажки допускались в отношении беремен­ной женщины и кормящей матери. В компетенцию хозяйки входили выпечка хлеба, приготовление будничной и праздничной пищи. Она также была полно­властной хозяйкой кладовой со всеми продовольственными запасами, которые расходовались и распределялись по ее усмотрению. В ряде случаев у нее ока­зывалась и семейная касса. От умения жены рационально организовывать до­машнее хозяйство во многом зависело благосостояние семьи. Знаком уважения к жене главы дома служило ее участие в семейном совете, в решении наиболее важных финансовых вопросов. Нередко ей принадлежала решающая роль при заключении браков ее внуками [53; 51; 59; 67].

Велико значение женщины-мордовки в сохранении традиционной куль­туры [2, с. 102]. Она выступала как бы связующим звеном между поколениями, осуществляя преемственность и передачу этнических традиций, лучших дости­жений народного культурного наследия. Богатый жизненный опыт позволял ей знакомить членов семьи с устным народным творчеством, требованиями тра­диционного этикета внутрисемейных и внутриобщинных отношений, а так же с народными праздниками и обрядами. Хозяйке дома принадлежала огромная роль по уходу за младенцем. В силу чрезмерной занятости матери в хозяйст­венной и повседневной жизни, ее заботы о ребенке брала на себя кудазорава (покштява). Она нянчила, пестовала, ласкала, лечила, воспитывала, закладывала основы нравственности и трудолюбия.

Высокий статус старшей женщины определялся и ее исключительной ро­лью в обрядовой жизни семьи и общины. В традиционной культуре хозяйка се­мьи считалась хранительницей домашнего очага. От ее умения и знаний зависят жизнь, здоровье и благополучие, как членов семьи, так и всего хозяйства. Она совершала обряды жертвоприношения покровителю дома и двора, другим бо­жествам, приготавливала для этой цели ритуальные кушанья и напитки. Под ее руководством соблюдались многие обычаи, отмечались календарные и религи­озные праздники. Участие старшей женщины в похоронно-поминальном об­ряде воспринималось семьей и в целом социумом как одна из главнейших ее обязанностей.

Почти каждая пожилая мордовка обладала определенным даром загова­ривания недугов и принятия родов. Поэтому неудивительно, что хозяйка брала на себя ответственность за здоровье членов семьи и продолжение рода, осуще­ствляя роль знахарки и повитухи. Перечисленные функции, выполняемые стар­шей, делали ее весьма заметной и значимой фигурой не только в семейном кол­лективе, но и в обществе. Зачастую пожилые женщины оказывали существен­ное влияние на формирование общественного мнения. После смерти мужа она фактически сохраняла свои права, и новая старшая жена ничего не предприни­мала без согласия вдовы. В семьях более простого типа такая роль отводилась свекрови.

Положение других женщин в большой семье определялось традицией обычного права, личными качествами и тем трудом, который они вкладывали в общее хозяйство. Сильная, здоровая, работящая сноха пользовалась уважением и находилась в лучшем положении, чем сноха непроворная или болезненная. Входя в новый дом, невестка теряла свое имя. По обычаю, ее нарекали именем в соответствии с возрастной иерархией ее мужа среди других сыновей. Так, жену старшего сына или брата звали Парава (пара (м.) – хорошо), второго брата – Мазава (мазы (м.) – красивая), третьего – Вежава (вежа (э.) – малый) и т.д. Новое имя им предназначалось для родственников, а свекор и свекровь назы­вали всех снох рьвяня (м.), урьва (э.) – сноха, невестка. От полученного имени зависели права и обязанности женщины. Более высокий статус имела старшая сноха. В случае отсутствия хозяйки дома или ее болезни она выпол­няла ее функции. Средняя ухаживала за скотом, доила коров, а младшая – осу­ществляла все работы по дому, обслуживала за столом, носила воду. Согласно обычаю, молодая невестка должна была вставать раньше всех в доме. Счита­лось большим стыдом, если ей напоминали об ее обязанностях и поведении. Во многих традициях младшие члены семьи всецело подчинялись авторитету старших. В поведении невесток соблюдался ряд ограничений, запретов. Поло­жение женщины менялось с момента беременности и рождения ребенка [59; 67; 85].

У мордвы, как и у других финно-угорских народов, не было строгой изо­ляции полов как в семейном, так в общественном быту. В мордовских домах не существовало деления на две обособленные половины, а также не отводился и не отгораживался специальный женский угол. Мордовки не знали затворниче­ства, участвовали в семейных и общественных праздниках, посещали женские посиделки. В отсутствие мужа хозяйка могла принимать гостей любого обще­ственного положения.

В несколько лучшем положении в семье находились незамужние дочери. Хотя они во всем зависели от воли родителей и в семейной иерархии стояли ниже своих братьев, все же пользовались относительной свободой и выполняли меньше работ. Большая часть времени у них уходила на подготовку придан­ного, свадебных подарков. В малой семье на девушке лежали обязанности забо­титься о старших братьях, которых она обшивала, обстирывала.

В мордовской семье каждая девушка имела свое личное имущество, кото­рое включало праздничную одежду, головной убор, украшения. Во многих тра­дициях девочки с ранних лет начинали вышивать себе рубахи, подбирать бусы, пуговицы, жетоны и т.д. Из семейного бюджета дочерям выделялась опреде­ленная сумма денег для приобретения нужных предметов. Их собственный до­ход мог также складываться от продажи ягод, грибов, орехов. Нередко девушки нанимались на сторону полоть огород, молотить хлеб, вязать снопы, ощипывать гусей.

Исключительно женским имуществом являлся бабий короб – парь (долб­леная кадушка с праздничной одеждой и разнообразными украшениями). В их состав входили нагрудные украшения с большим количеством бус, фибул, за­стежек – сюлгам, бисерных воротников, головных уборов с богатым бисерным шитьем, нередко алая фата из тончайшего шелкового платка, всевозможные подвески, поясные украшения. Предметы из короба никогда не продавались, а переходили из поколения в поколение. Унаследованные от предков, они лишь частично обновлялись новыми материалами, не отдаляясь от традиционных ра­мок. Ряд украшений представляли значительную ценность, так как в них наши­вались серебряные, нередко и золотые монеты. Если жена умирала, то муж обя­зан был вернуть парь ее родственникам или младшей сестре. В традиционной мордовской семье женщины нередко продавали излишки холста, пряжи, приго­товленные их руками. Полученные средства расходовали по своему усмотре­нию.

Одно из главных назначений семьи – продолжение человеческого рода. Среди семейных ценностей дети играют связующую роль, давая возможность для выполнения личностью обязанности отца, матери, дочери, сына, внука и т.п. Они олицетворяют вечный смысл жизни человека. Репродуктивная функ­ция предусматривала не только количественное воспроизводство, но и качест­венное, что связано с социализацией, приобщением детей к общественной жизни, культурным и нравственным ценностям, позволявшим им полноправно функционировать в данном социуме. Народное мировоззрение ставило значи­мость семьи в зависимость от качества детей. Хорошее потомство поднимало статус рода, семьи, родителей [9, с. 56-80].

В бытовой культуре супруги в большинстве случаев являлись партне­рами, как в домашнем хозяйстве, так и в деле воспитания детей. Обыденное сознание утверждало: «- нись мирдентень – вить кедь» (э.) – «жена мужу – пра­вая рука». Сам мужчина всегда сознавал роль и значение женщины в семье, по­этому никогда не наваливал на нее большую часть трудов. Мужская психология исходила из правил: «Ваньфтсак рьвяцень – парста етафтсак эряфиень» (м.), – «Бережешь жену – благополучно проживешь свою жизнь». В наставлениях де­тям отец рекомендовал слушаться мать, не обижать ее, не оставлять в одиноче­стве, в старости.

Велико значение женщины мордовки в сохранении традиционной куль­туры. Она выступала как бы связующим звеном между поколениями, осущест­вляя преемственность и передачу этнических традиций, лучших достижений народного культурного наследия. Богатый жизненный опыт позволял ей знако­мить членов семьи с устным народным творчеством, требованиями традицион­ного этикета внутрисемейных и внутриобщинных отношений, а так же с народ­ными праздниками и обрядами. Она нянчила, ласкала, лечила, воспитывала, за­кладывала основы нравственности и трудолюбия своим детям, внукам, правну­кам [52, с. 52-53].

Основу общественной структуры у дореволюционной мордвы составляла община. Фактически каждый человек с момента рождения и до самой смерти находился под ее опекой. Она приобщала детей и молодежь к нормам общест­венной, правовой, трудовой жизни, к системе общинного этикета и его вековых правил, коллективным видам работы, общественным праздникам, религиозным верованиям. Община со сложившимся социальным устройством, с функциони­рующими национальными традициями служила внешним фактором в системе общественных отношений и во многом определяла особенности развития лич­ности. Мордовская община проявляла себя во всех сферах жизни: экономиче­ской, социальной, идеологической, в семейно-брачных отношениях, быте, пси­хологии, культуре. Община была хранительницей народных традиций, коллек­тивной памятью этноса.

Многогранные функции мордовской общины в XIX – начале XX в. во многом исходили из общепринятых принципов самоуправления. Все вопросы, связанные с общественным бытом, мордва обсуждала на общих собраниях представителей общины – сходах (пуромкс (м.), промкс (э.)). Общинники вы­соко оценивали значение этого органа управления, прежде всего из-за той роли, которую он играл в сложной системе общественных взаимоотношений, его де­мократичности при решении хозяйственных и бытовых проблем. В сходах уча­ствовали главы семей или в отдельных случаях старшие после них. Женщины, не являясь дольщиками семейного имущества, не могли, за редким исключе­нием, представлять свое хозяйство на таком собрании. Сельский сход (мир) большинством голосов выбирал старосту, его помощников, мирские комиссии и других должностных лиц. Чаще всего в административный аппарат избира­лись самые авторитетные, хорошо работающие, а значит, и обеспеченные до­мохозяева. Подчас это была весьма значительная материальная ответственность, и поэтому община строго контролировала действия тех, кто управлял ею или представлял ее финансовые, экономические и прочие интересы во внешнем мире – обеспечивал взаимоотношения общины и государственной власти [65, с. 53-55].

В отборе оптимальных для данных условий способов и приемов ведения хозяйства и в контроле за их соблюдением заметную роль играло то, что об­щина обладала правом регулировать сроки и характер пользования комплексов земельных наделов, тяготевших к тому или иному селению. Аналогичные обя­занности она выполняла при регулировании форм эксплуатации лесов, паст­бищ, мирских мельниц, плотин. Применительно к пашенным угодьям возмож­ности трансмиссии трудовых традиций посредством прямых решений общины были более ограничены, хотя частично они реализовывались путем выработки коллективного мнения, например, о том, на каких участках высевать ту или иную культуру в зависимости от их плодородия, ландшафта и т.д.

Другой устойчивой функцией общины было уравнительное распределе­ние между ее жителями ежегодных платежей и трудовых повинностей. Обло­жение крестьян налогами по душам было неравномерным, оно зависело от эко­номического положения крестьянского хозяйства: чем состоятельней оно было, тем меньшую долю составляли его подати ко всему его расходу и наоборот. В ведении общины находилось также поддержание в селении хозяйственного по­рядка: исправность мостов, дорог, прудов, общественных помещений, безопас­ность полей, лесов, скота и т.п. Обычным делом для общинных властей был разбор нарушений норм повседневной жизни сельчан: краж, оскорблений, се­мейных разделов и т.п. Менее острые конфликтные ситуации разрешались на месте, судом соседей, больше того, в отдельных случаях аналогичный правовой статус имел семейный коллектив, так как его бытовой уклад жизнедеятельности во многом повторял господствующие в общине традиции, обычаи, весь образ жизни.

Коллективным праздником молодых девушек-мордовок был Тейтерень Пиянь Кудо (Девичий дом пива). По всей видимости, он входит в цикл празд­ников, которые в прошлом разделялись у мордвы по половой классифика­ции: Атянь пия (Пиво стариков), Бабань пия (Пиво старушек), Алянь пия (Пиво мужчин), Церань пия (Пиво юношей), Авань пия (Пиво женщин). Он служил цели укрепление рода, общины. Тейтерень Пиянь Кудо к нам дошел в форме обычая сельской молодежи по вечерам собираться в каком-либо кре­стьянской доме. Он служил не только для развлечений молодежи, но и входил в состав вечеров-посиделок и иных увеселений. Осенне-зимние посиделки устраивали в отаплиевом помещении. Многие из них были изолированными. Парни с одной улицы, не допускали в дом парней другой улицы, так же и девушки одной улицы не допускали на них девушек другой улицы. Для этого в домах существовала охрана. Атрибутами были плетки или ногайки. Позднее юноши с других улиц допускались, но с предоплатой, то есть с внесением определенного количества денег. Позднее Девичий дом заменился на Рождественский дом.

На Пиянь кудо и иных посиделках девушки пряли, вышивали, вязали, пели песни, рассказывали сказки. Проходил обычно праздник в разные сроки на 6 декабря, после Покрова. Праздник группировался возле специаль­ного дома, нанятого девушками, или же дом предоставлялся отцом одной из девушек, которой пришло время замужества. В разных домах их собиралось по-разному, где-то по 15, а иногда до 25 человек. Обычно собиралось 12 де­вушек для того, чтобы молодым людям приготовить пуре – национальный напиток, а так же испечь пироги. В празднике участвовали девушки от 14 лет. Выбирали одну, которая смотрела кто лучше поет, танцует и затем вы­плачивали ей деньги. Многие девушки в качестве охраны приводили своих братьев, если девушки оставались с ночевкой, то братья спали либо на полу, либо на лав­ках. В определенный период времени к дому парни приводили не объез­женных коней, сажали на них своих будущих невест, будущих жен, пере­одевая их в мужское одеяние, но перед тем как сесть, девушки делали три круга вокруг лошади. Этот обряд означал переход от досвадебного периода в свадебные игры.

На другой день девушки наряжались, пели песни с плодородческим смыс­лом: в другое время их петь запрещали. Затем исполнялись песни с семей­ной тематикой. Основной темой девичьих песен были брак и любовь. Но были песни и религиозно-магического содержания с приглашением предков и по­кштяй на девичье пиво, в дом, который расположен не на краю села, а в самом его центре. Во всех случаях демонстрировался песенный диалог между богами и предками, девушками и родителями, как говорили девушки на тот период: «Ох, матушка-кормилица, не надо за богатого, надо за любимого». В песнях воспевались хлеба, их уборка, величались пироги, блины. Хлеб, свеча, укра­шенный лентами петух, пуре были элементами счастливой семейной жизни. В эти песни добавлялись эротические мотивы, носящие идею плодородия... В не­которых из них данная идея символизировалась с кражей волос и пряжи деву­шек Андямо. Поведение юноши было скрытным: он крадет ночью, тайком кра­деное выбрасывает на поля, луга. Форма привораживания в древности являлась магической процедурой укрощения сил девушки. Позднее мотив кражи стал трактоваться в форме объяснения в любви парня девушке. Позднее религиозно-магический характер песен перешел в бытовую сферу и стал нести развлека­тельно-воспитательную функцию [19, 20].

Одной из широко распространенных форм проявлений общинного быта сельской мордвы был обычай безвозмездной помощи (лездома (м.), лездамо (э.)), в центре которого находился коллективный неоплачиваемый труд родст­венников, односельчан для аккордного завершения какого-либо срочного этапа работ у одного хозяина (возведение нового дома, уборка сена, хлеба, вывозка навоза из дворов и т.п.) [70, с. 623-625].

Специфической формой общественного быта мордвы, регулируемые об­щиной, были общественные моления – моляны (озкст – м., э.) по случаю пре­дотвращения стихийных бедствий (засухи, падежа скота), начала или заверше­ния земледельческих работ и т.п., сопровождаемые разнообразными религи­озно-магическими обрядами [53; 55; 65].

Велико значение роли женщины во внутриобщинных отношениях, а также в народных общественных праздниках и обрядах. В религиозных воззрениях мордвы доминировали женские божества, им же принадлежала главная роль в ряде молений, обрядов. В силу базовых мировоззренческих ус­тановок некоторым божествам мужчины не могли совершить моленье или уча­ствовать в нем. В традиционной культуре мордовской общины женщина явля­лась хранительницей национальных ценностей. Она совершала обряды, приго­тавливала для этой цели ритуальные кушанья и напитки. Характерной особен­ностью всех мордовских молений были жертвоприношения различным языче­ским божествам и чтение в их честь молитв. Абсолютное большинство таких молений не имело точного календарного времени проведения, но так или иначе было связано с подготовкой, проведением и итогами земледельческих работ. Под женским руководством соблюдались многие обычаи, отмечались кален­дарные и религиозные праздники. Зачастую пожилые женщины оказывали су­щественное влияние на формирование общественного мнения [52, с. 123-133]. Следует отметить, что любое общественное моление воспринималось мордвой как важнейшее событие в жизни. Обычно в день его проведения всякая работа прекращалась, взрослые и дети надевали праздничную одежду, в домах готови­лись ритуальные кушанья, в том числе для общественного стола – все это соз­давало атмосферу праздничной приподнятости, ритуальной таинственности.

2.2. Образ женщины в фольклоре и художественном творчестве мордовского народа

Становление и развитие духовной культуры мордовского народа, как и всякого другого, нельзя понять без глубокого осмысления его фольклора, отра­зившего многовековую историю, хозяйство и материальную культуру, общест­венный и семейный быт народа, его культурные связи, этнопедагогику и этноп­сихологию, религиозные верования и обряды, народные знания и мифологию. Особенно велика роль фольклора как источника для изучения жизнедеятельно­сти народов, долгое время остававшихся бесписьменными. А таких народов в царской России было немало, к ним относилась и мордва. Фольклор для мордвы являлся по существу единственной своеобразной летописью, запечат­левшей историческое сознание народа.

Исторический возраст фольклора очень велик. Своими корнями он восхо­дит к глубокой древности. Для многих народов мира, в том числе и для мордвы он продолжает оставаться явлением живым и по настоящее время. Такой об­ширный историко-хронологический диапазон фольклора позволял ему синтези­ровать ценнейшие элементы народного опыта, народных знаний и традиций. Этнические особенности мордовского народа отражаются в произведениях об­рядового фольклора – заговорах, молитвах, гаданиях, календарных песнях, причитаниях, а так же и внеобрядовых произведениях-песнях, сказках, загад­ках, пословицах и поговорках [51, с. 13-16] .

Не секрет, что женщины являются основными хранительницами нацио­нальных ценностей потому, что им более чем мужчинам, известны националь­ные традиции, обычаи, обряды, национальные кушанья, предметы обихода, а также ближе национальная духовная культура, фольклор.

Основную роль в мордовском фольклоре играет женщина. Она исполняет праздничные, свадебные песни, похоронные причитания, песни-мольбы, закли­нательные песни, семейные моления, обрядовые песни и другие виды мордов­ской фольклористики. Женщина в мордовском фольклоре выступает в роли сказительницы, певицы, запевалы, одним словом, исполняет все виды как обря­довой, так и внеобрядовой поэзии мордовского народа. Но самое главное то, что мордовская женщина умела чтить культурные ценности своего народа, и смогла не только сохранить фольклор, национальные обычаи, национальную литературу, язык, традиции, но и смогла передать все это своим детям, что спо­собствовало процветанию и развитию духовной культуры этноса.

Наиболее важные мордовские общественные или семейные праздники и обряды, а также связанные с ними песни, причеты и заговоры возникли на са­мобытной основе в ту эпоху, когда предки эрзи и мокши жили в матриар­хально-родовом строе. Об этом свидетельствуют национальное своеобразие их содержания и формы, а также специфические особенности развития мордов­ской мифологии, в которой сохранился культ женских божеств, культ предков. Женские божества занимали преобладающее место во всех молянах. Это отра­зилось и в обрядовом фольклоре. В различных молитвах, рассказах, мифах, пес­нях главную роль играют, как правило, женские божества, а мужские лишь упо­минаются вскользь или же вообще не упоминаются, а лишь подразумеваются.

Большой знаток традиций мордовского народа М. Е. Евсевьев по этому поводу сообщал [19, т. 5, с. 396-399], что при проведении семейного праздника в честь богини двора – Юртавы (Юрт Озкс), который проводился хозяйкою дома, «по­сле моления начинают пировать и петь песни с пляской до вечера». Моление «Хари сари» (Девичье пиво) заканчивается также пиршеством, пением хоровых плясовых песен под музыку, а именно: «заходя в очередной дом, девицы с му­зыкантом чествовали хозяина пением песен, прибаутками, топая правой ногой и хлопая в ладоши». Особенно в этом отношении интересно описание Евсевье­вым двух семейно-родовых молян – братчин деревни Мордовское Вечкенино. Здесь у каждой братчины было по две родовые свечи – штатола, хранимых по одному году в каждом доме. В момент перенесения этих свечей в соседний дом устраивалось моление. Особенностью этого моления, - пишет Евсевьев, - было в том, что в нём участвовали одни женщины, и при перенесении штатолов из одного дома в другой употреблялись так называемые алашат («лошади») или люлямат («улюлюкалки»). Это моление сопровождалось восторженным ве­сельем, шумом и криком, особенно в тот момент, когда участницы торжест­венно шествовали по улице. Впереди скакали несколько женщин на палках, подпрыгивая в такт, кричали: «Иго-го...». Остальные все шли за ними в ряд и пели песни.

Обрядовые песни, которые исполнялись только в определенные дни во время традиционных праздников озксов, в обрядовой поэзии стали бытовать как календарно-праздничные. К ним относятся: песни весенне-летнего и осенне-зимнего цикла. Каждая обрядовая песня исполняется прежде всего для того, чтобы повлиять на природу, обеспечить урожай, приплод скота, достаток и благополучие в семье. Например, при выходе на поле после посева озимых проводился праздник озим озкс в честь богини земли – Паксявы, плодородия –Норовавы, а после окончания жатвы – Тарвазавы (моление в честь богини серпа). Старшая из женщин-жниц благодарила Паксяву:

Милостивая Паксява,

Дала ты нам много зерна,

Не обижая наши сердца

Колосья ржи полны

Серебряным, золотым зерном [19].

Великолепные песни посвящены общественному и семейному быту, воспе­ванию труда и любви, весенней обновляющейся природе. Во всех этих песнях присутствует образ мордовской женщины. В прошлом их исполнение имело магический смысл, однако, в конце XIX в. он утратился, и песни стали исполняться как увеселительные. По утверждению М. Е. Евсевьева, большая часть песен весеннего цикла пелась по вечерам молодежью, главным образом девушками, и назывались они песнями – лиянами (лияна-морот), а остальные песни – вайхана (вайхана-морт), исполнялись только женщинами. Они пред­ставляли собой законченные произведения, как правило, посвященные одному лицу, характеризовали его положительно, либо отрицательно [19; 20; 8]:

То-ли-ли, то-ли-ли,

То-ли Семенова Авдотья.

Она всегда нарядненькая,

Она всегда беленькая, красивенькая,

Словно светлая звездочка.

Что же касается свадебных песен, то они исполнялись определенными пе­вицами. В мокшанской свадьбе – женщинами-стряпухами и свахой, девушками, родственницами со стороны жениха и подруг невесты; в эрзянской свадьбе преобладало исполнение свахой. Среди мордовских свадебных песен очень много исполняемых в форме диалога между отдельными группами или отдель­ными лицами. Таковы диалогические песни причитания, исполняемые невестой и замужней женщиной, чаще всего родственницей. Невеста, спрашивает жен­щину, причитывая:

Расскажи, матушка, расскажи

Каков чужой-то отец?

Расскажи, матушка, расскажи

Какова чужая-то мать?

Расскажи, невестушка, расскажи

Какова чужая-то семья?

Женщина в ответ причитает:

Расскажу, голубушка, расскажу,

Каков чужой-то отец:

Со стороны на него смотреть

Он как первый день Пасхи,

А подойдешь к нему поближе,

Как столкнешься с ним –

Чужой-то отец, голубушка,

Как гроза сердится,

Как молния острая:

Если крикнет на тебя,

Не найдешь места где встать,

Не найдешь места, где стоять.

Мы не имеем печатных свидетельств о проведении похоронных обрядов и исполнении в далеком прошлом плачей. Но в народе бытовали древние фольклорные произведения, повествующие об исполнение в далекие времена народными плачеями причитаний по случаю смерти близкого члена семьи или сородича, и это нашло отражение в преданиях, сказках [14, с. 187].

Мордовские похоронные причеты исполняются женщиной-плакальщи­цей, вопленицей. Она в плачах об умершем выражает чувства жалости к нему, как к близкому, родному человеку, заслужившему уважение семьи, рода, об­щины своими положительными чертами. Похоронный причет как самостоя­тельный жанр бытовал примерно в пятнадцати видах, которые по традиции в обязательном порядке заучивались и исполнялись только женщинами и девуш­ками. Главная тема причетов – стремление выразить скорбь и горе об умершем человеке. Это настоящая поэзия печали и скорби.

Составной частью обрядовой поэзии являются заговоры, которым в об­ряде придавалось магическое значение. Они исполнялись, главным образом, при неожиданных бедствиях. Заговоры представляют собой своеобразный вид фольклора, и являются одним из самых древних жанров народной словесности. Элементы мордовских заговоров встречаются в календарных, свадебных и осо­бенно в похоронных обрядах.

Наряду с жанрами обрядовой поэзии в мордовском устном народном творчестве богато представлены произведения необрядовые. Это пословицы, поговорки, считалки, скороговорки, прибаутки, загадки, предания, рассказы, легенды, сказки, песни, частушки и т.д. Практически во всех фольклорных про­изведениях мордовского этноса присутствует образ женщины. Через фольклор мордовка обнаружила «несомненное самостоятельное творчество» [84, с. 8-13]. Можно сказать, что мордовские женщины могли не только вести хозяйствен­ную деятельность, но у них существовал свой духовный мир. Фольклор – един­ственная форма творческой жизни мордовских женщин. Жанрам мордовского фольклора нельзя отказать и в художественном достоинстве. Перефразируя слова В. Г. Белинского, можно отметить, что в них «вся житейская мудрость – плод практической опытности... и это выражено в таких оригинальных... непе­редаваемых ни на какой язык в мире образах и оборотах» [82; 80. с. 23-48].

Традиции устного народного творчества выступают источником обога­щения и совершенствования мордовской профессиональной художественной литературы и изобразительного искусства на всех этапах их развития вплоть до сегодняшнего дня. Профессиональной мордовской литературе предшествовал длительный период, когда фольклор был единственной формой существования словесного искусства. Родное устно-поэтическое творчество представляло для мордовских литераторов познавательный и художественный интерес.

Мировосприятие той или иной нации складывается из разных эстетико-чувсгвенных категорий, одной из которых является отношение к женщине. Преклонение перед женским образом полно и глубоко отразили произведения мордовского устно-поэтического творчества, а также письменной литературы, в частности, первые русскоязычные писатели из мордвы. Образ мордовской женщины воспет в лирике З. Дорофеева, поэмах Д. Морского и рассказах С. Аникина, романе А. Дорогойченко «Большая Каменка» и др. Перечисленные авторы, следуя традициям мордовской эстетики, наделили женщину природной красотой, сделав ее носителем истинных нравственных ценностей. Фолькло­ризм каждого из этих авторов своеобразен, однако, в их наследии улавливаются и закономерные явления.

Так, в поэме Д. Морского «Ульяна Сосновская» авторскую идею, вопло­щенную в образе героини, прочно поддерживают многовековые фольклорные традиции, связывающие все лучшее и высокое с женским началом. Внутренняя и духовная чистота при этом находит воплощение во внешнем облике героини. Следование Д. Морского этим народным традициям ведет к тому, что в строках поэмы, описывающих красоту героини, отчетливо слышен отзвук фольклорных мотивов. Автор вво­дит в текст устоявшиеся устно-поэтические формулы: «стройна и величава», «лебедушка белолицая», «зорька-девица» и т.п. Влияние устно-поэтического творчества в этом произведении сказалось в стиле, рит­мике, широком исполь­зовании фольклорных жанров – плачей, причитаний, а также многих мотивов и художественных приемов, присущих народной поэзии. Д. Морской следует фольклорной традиции, утверждающей, что свадебный фольклор представляет собой многожанровое явление.

Как в реальной жизни, так и в литературе, образ мордовки никогда не был статичным. С изменением статуса женщины в обществе, в семье, меняется ее нравственно-эстетический идеал, хотя непреходящие общечеловеческие ценно­сти остаются постоянными: скромность, доброта, трудолюбие, степенность, от­зывчивость, жизнелюбие и т.п. Авторы при изображении женщины-мордовки вышли далеко за пределы исследования семейно-бытовых и нравственно-эти­ческих проблем. Анализ многих мордовских произведений свидетельствует о неустанном творческом поиске писателей. Совершенствуя свое мастерство, они постоянно используют и обогащают опыт, накопленный своими предшествен­никами. Интерес к образу женщины в их произведениях доказывает ее непре­ходящее значение в культуре народа. Глубина в изображении женских характе­ров, красота и точность художественного слова, лиризм стиля Ю. Кузнецова, Г. Пинясова, И. Кудашкина, психологическая обоснованность поступков, прису­щая героиням повестей Ф. Андрианова, Н. Мирской, лаконичность и точность слова В. Мишаниной, Ф. Пьянзина, философская глубина образов А. Тяпаева, Н. Эркая, позволяют создать цельную картину жизни мордовской женщины. Воспринимая изображенные женские образы как единое целое, можно создать многоликий собирательный образ женщины-мордовки, обладающий качест­вами, которые позволяют характеризовать ее как Героиню своего народа.

Образ женщины-мордовки нашел свое воплощение и в произведениях изобразительного искусства. Возникновение изобразительного искусства мордвы тесно связано с образованием мордовской государственности. Важ­ными предпосылками его развития стали богатые традиции народного творче­ства, влияние русского искусства, деятельность художника А. К. Макарова, ор­ганизация им в 1828 г. Саранской живописной школы, а также творчество жи­вописцев И. К. Макарова, и в особенности – Ф. В. Сычкова и скульптора С. Д. Эрьзи.

В XIX в. к теме женщины-мордовки обращались лишь отдельные, наибо­лее демократически мыслящие художники дореволюционной России, открывая для себя новые характеры и типы, и это было исторически обусловлено повы­шенным вниманием ко всему народному, как изначальному. В живописи образ мордовской женщины появляется впервые лишь в середине XIX века. Это кар­тина «Две молодые мордовки» академика И. К. Макарова. После его картины подобный образ появился в искусстве ровно через двадцать лет из-под кисти В. П. Верещагина («Мордовки», 1862). В образе мордовской женщины для худож­ников соединился интерес к национальному костюму, как проявлению многих качеств, и к облику женщины, как носительницы этих качеств. В конце XIX в. к воплощению образа мордовки обращаются Н. Дмитриев-Оренбургский, К. А. Савицкий, Е. Д, Поленова, М. П. Клодт.

В начале XX в. под влиянием существенных изменений в общественной жизни и отечественном изобразительном искусстве появляются картины, по­священные мордовским женщинам, написанные В. П. Кузнецовым, К. А. Коро­виным, И. С. Куликовым, С. Л. Виноградовым, И. О. Горюшкиным-Сорокопу­довым и др. Самым ярким художником 30-х гг. XX в., уделившим большое внимание изображению мордовки, явился Ф. В. Сычков. В своих картинах он показал типические черты женщин своего времени. Работа «Школьница-отлич­ница» (1934) является не просто индивидуальным портретом девочки: в ней нашли выражение характерные особенности мордовской детворы. В «Эрзянке» (1937) представлен яркий образ мордовки, лицо которой полно достоинства и женского обаяния. «Учительница-мордовка» (1937) и «Трактористки-под­ружки» (1938) раскрывают содержательный образ современной мордовской женщины. В умных и вдумчивых глазах учительницы, в ее миловидном лице видны спокойная уверенность в себе, сознание полезности своего дела. Образы трактористок олицетворяют ярчайших представителей рабочего класса. Они являют собой пример мужественности, готовности освоить любые, даже муж­ские профессии. Образы простых девушек наполнены чувством собственного достоинства и гордости своим трудом.

Во второй половине XX в. к образу мордовской женщины обращались художники Мордовии Е. А. Ноздрин, JI. C. Трембачевская-Шанина, В. Д. Илю­хин, В. А. Беднов, A. A. Жидков, В. Ф. Макаров и многие другие. Их полотна вместе с конкретными реалиями, тонко выписанными художниками, несут су­ровую правду о мире, истории, ритме напряженных человеческих дел, состав­ляющих историю. Одной из современных художниц, в творчестве которой зна­чительное место занимает изображение мордовской женщины, является Г. Стэ­нан. В ее работах «Сенокос – пора ягод», «Отдых на сенокосе», «Вечер», «Ти­шина», «Мокшанские луга», портретах мордовок-мокшанок «Лукерья Ива­новна», «Бабушка», «Пелагея» уделяется большое внимание описанию мор­дов­ской деревни и ее жителей.

Большое место образ мордовской женщины занимает в творчестве скульптора H. A. Андреева («Девушка-мордовка» (1904), «Голова мордовки» (1910), «Девушка в мордовском национальном костюме, заслоняющая лицо от солнца» (1912), «Мордовка с двумя снопами» (1913), «Мордовка с четырьмя снопами» (1914-1916), «Мордовка со скрещенными на груди руками» (1915)). H. A. Андреева привлекают пластические формы национального костюма, из торжественно-тяжеловесного обрамления которого выступает лицо мордовки, тщательно моделированное, психологически наполненное. В произведениях С. Д. Эрьзи «Портрет мордовки» и «Эрзянка» (1915), «Голова мордовки» (1917), «Портрет матери» (1938), «Портрет матери» (1940) воплощен этический, эстетический и этнический идеал мордовской женщины в свете исторического опыта скульптора. Это обобщенный образ мордовки, олицетворяющий ее силу и красоту, душевную стойкость, готовность к пробуждению, жажду пробужде­ния. Образы не индивидуализированы, мы не знаем имен этих женщин. Но есть нечто общее, что их всех объединяет: все они наделены сильным характером, поскольку именно сильная женская натура всегда импонировала скульптору [70].

Изобразительное искусство Мордовии рассказало как о традиционном образе мордовской женщины, так и о становлении ее как равноправного члена общества в новейшей истории мордовского народа, о ее духовном и социаль­ном раскрепощении и успехах в строительстве новой жизни. В произведениях мордовских писателей, поэтов, художников и скульпторов перед нами пред­стает целая галерея замечательных образов мордовок. Анализ этого наследия свидетельствует о неустанном творческом поиске их создателей. Совершенст­вуя свое мастерство, они постоянно обогащали его, опираясь на опыт, накоп­ленный предшественниками. Интерес к образу женщины в их произведениях доказывает ее непреходящее значение в культуре мордовского народа.

2.3 Образ женщины в обрядах мордвы

Обряды в структуре бытовой культуры занимают особое место, так как, будучи системой действий нормативного, стереотипизированного характера и выступающие как социальные символы (знаки) определенных ценностей, пред­ставлений, они раскрывают наиболее знаменательные страницы из жизни микро- или макроячейки, ее отдельных членов. «Изучая обрядовую жизнь на­рода, - по словам В. В. Пименова, - можно получить известное представление и о его быте» [54, с. 73]. Большинство исследователей до недавнего времени разде­ляли обряды на две большие группы: календарные – связанные с трудовой дея­тельностью, и семейные – свадебные, родильные, похоронные и поминальные.

В последние годы некоторые ученые стали подвергать сомнению подоб­ную классификацию. Они мотивировали это тем, что термины «семейные», и «календарные» являются понятиями разного порядка и во многом перекрещи­ваются. Они предлагают делить обрядность на «календарную» или «сезонную» и обрядность жизненного цикла. Причем, и в самих этих категориях существует своя градация. Так, сезонные праздники обычно делят на имеющие определен­ную дату (дни солнцеворота, церковные праздники) и обряды окказиональные с нефиксированной датой. Среди последних выделяются две разновидности: 1) повторяющиеся из года в год в определенную пору (начало и конец пахоты, жатвы, пастбищного содержания скота), 2) необязательные, совершаемые по необходимости (во время засухи, эпидемий, падежа скота). Календарные об­ряды нередко разделяют и по временам года (Имайкина В. Л. «Обрядовый ка­лендарь зимнего сезона у мордвы», 1968, Корнишина Г. А. «Весенний цикл об­рядов и праздников мордвы», 2000; «Сезонные обряды мордвы», 1999). При этом, как правило, год разбивается, не на четыре, а на три периода. Исследова­тели рассматривают отдельно наиболее насыщенные ритуальными действиями зимние и весенние циклы, а летние и осенние праздники описываются в раз­личных сочетаниях.

Обряды начала лета, знаменующие окончание сева, являются как бы про­должением весенних, а в конце лета начинается жатва, то есть они смыкаются с осенними ритуалами. То же самое иногда наблюдается и в отношении осеннего цикла: осенние праздники, отмечающиеся по окончании жатвы, некоторыми исследователями рассматриваются вместе с летними обрядами, а октябрьско-ноябрьские – вместе с зимними.

Такое же разночтение наблюдается и в отношении обрядов жизненного цикла. Иногда здесь рассматриваются лишь родильные, свадебные, похоронные и поминальные ритуалы. А в последнее время многие ученые стали включать в этот перечень так называемые обряды совершеннолетия, которые отмечали из­менения в социовозрастном статусе молодых людей. Многие из них ведут на­чало от так называемых инициаций, которые у всех народов означали посвяще­ние юношей и девушек в полноправные члены рода, переход их в группу взрослых.

Об этом пишет Г. А. Корнишина: «Особенно важным событием было достижение юношей или девушкой совершеннолетия: появлялся новый взрос­лый член трудового коллектива и продолжатель рода. Поэтому община строго следила за соблюдением необходимых изменений, сопровождавших это собы­тие» [35]. Существовал и ряд других посвятительных обрядов, сохранявшихся у мордвы вплоть до начала XX века [30, с. 76].

Некоторые исследователи предлагают классифицировать обряды в зави­симости от состава их участников: общественные (общесельские, межсель­ские), семейно-родовые и индивидуальные (обряды от порчи, болезней, приво­рожение). При этом в первую группу вводятся обряды, связанные преимущест­венно с хозяйственной деятельностью людей; во вторую – наряду с ритуалами, непосредственно касающимися быта семьи и рода, включаются домашние мо­ления, знаменующие начало или окончание каких-либо работ в земледелии, скотоводстве, постройке и заселении нового дома и т.п.

Все из вышеперечисленных классификаций имеют свои положительные стороны и недостатки. Изучение фактического материала показывает, что ме­жду отдельными видами обрядов нет резких границ. Многие семейные и посвя­тительные обряды включают в себя моменты, направленные на обеспечение удачи в хозяйственных делах. И наоборот, во время молений и праздников в честь божеств покровителей земледелия, скотоводства и т.п. всегда просили их о благополучии в семье. То же можно сказать и о субъекте или носителе того или иного обряда.

Многие из существующих обрядов и обычаев ведут свое происхождение с первобытных времен. Уже тогда у охотников и собирателей, целиком завися­щих от природы, существовали обряды, связанные с подготовкой к охоте, нача­лом сбора плодов, погребением умерших и т.д. По мере того, как человек нака­пливал исторический опыт, он замечал, что в определенное время года живот­ных и плодов становится больше и это совпадает с тем или иным расположе­нием звезд, долготой дня и т.п. Особенно развилось внимание к закономерно­стям годового цикла у земледельческих народов. При этом высокий урожай у древних земледельцев не был гарантирован [51; 52]. Поэтому, чтобы год был таким же удачным, как и предыдущий, люди повторяли те же действия без ка­ких либо изменений. Эти регулярно повторяемые символические действия и стали обрядами. Они стали совершаться в определенные дни, соответственно космическому ритму.

Исследователь мордвы В. Ауновский отмечал: «Суеверные праздники, т.е. различные приметы, поверья, обычаи и обряды как результаты своеобраз­ного понимания людьми внешней и внутренней природы, служат неотъемле­мым достоянием всего рода человеческого... Без сомнения, у простонародья (равно и мордвы), тесно связанного с внешнею природою и с пеленок вскорм­ленного причудливыми рассказами о предметах и явлениях последней, поверья и приметы многочисленнее и грубее» [71].

Постепенно, наряду с обрядами, связанными с хозяйственной деятельно­стью, появлялись ритуалы, отмечающие возрастные и социальные изменения в жизни отдельных людей: рождение, брак, достижение совершеннолетия и дру­гие. Разрастаясь и усложняясь, обряды стали иногда занимать несколько дней и даже недель. В большинстве эрзя-мордовских селений Пензенской, Самарской, Саратовской, Симбирской, Нижегородской губерний наблюдалось празднова­ние «Тейтерень пия кудо», «Пия кудо» («Дом девичьего пива», «Дом пива»). Праздник был одним из наиболее значительных событий в жизни мордвы. О значимости его говорит тот факт, что непосредственная подготовка к празднику начиналась еще задолго до осени, а отмечался он после уборки урожая. Со вре­менем одной из основных черт большинства обрядов и праздников становится как раз их противоположность рабочим будням, как по содержанию – на празд­ники не работают, так и по эмоциональному фону – повышенное веселье или скорбь.

В традиционной обрядности мордвы, как и других народов, сохраняются остатки былых социальных и религиозных воззрений [35]. Так, до послед­него времени практически во время всех обрядов имело место обращение к языческим божествам - покровителям дома, двора, кладбища и т.п. Они облека­лись в форму молитв, причитаний, песен. В ряде обрядов ясно виден культ предков, который является самым крупным переживанием родового быта. Род, воля которого оказывается нужной в эти моменты, не ограничивается живыми представителями его. Знаток мордвы И. Н. Смирнов писал: «Согласие и благо­словение на то или другое предприятие испрашивается не у живых только ро­дичей, но и у тех, которые перешли в иную жизнь, – у них даже в большей сте­пени, чем у живых. Деды, прадеды, самые отдаленные предки, которых помнит данная семья или данный род, призываются в важные минуты жизни так же обязательно, как обязательно младший член семьи обращается за советом или разрешением к старшему» [84]. Позднее в обрядовые ритуалы вошли церковные це­ремонии и предметы православного культа.

Существенное место в обрядовой культуре мордвы занимали магические действия, которые можно разбить на несколько групп: защитные, магия по сходству и подобию, контактная магия, посвятительная, очистительная и дру­гие. Некоторые моменты ритуальных циклов связаны с древнейшими тотеми­ческими представлениями мордвы, т.е. верой в тесную связь между определен­ными группами людей и видами животных, растений. К реликтам тотемизма можно отнести обычай ряжения в маски зверей, воспроизводство лошадиного ржания и езды на конях при переносе родовой свечи-штатола в период братчин и т.д. Такие братчины описывал М. Е. Евсевьев. Особенностью этого моления было то, что в нем участвовали одни только женщины и при перенесении шта­толов из одного дома в другой употреблялись так называемые «алашат» («ло­шади») или «люлямат» («улюлюкалки»). К шее «алаша» был привешен мешо­чек, наполненный просом и украшенный банти­ками. Этот мешочек должен был представлять, по-видимому, туловище ло­шади. К мешку одного из коней снизу пришивали два шарика из красной мате­рии. Этот «алаша» представлял собою жеребца. М. Е. Евсевьев предполагал, что обычай этот совершался для того, чтобы показать штатолам, что их не про­сто несут, а везут на лошадях, что, ко­нечно, более почетно для штатолов. За­пись им была сделана со слов старушки Ротькиной из деревни Мордовское Вечкенино Наровчатского уезда [19; 20].

Прослеживается у мордвы и культ растений, которые служили символами здоровья, благополучия и плодородия, нередко они выполняли роль оберегов. С развитием земледелия роль животных и растений в обрядах мордвы уменьша­ется, зато возрастает обрядовое значение хлеба и каши, которые являлись обя­зательными практически во всех ритуалах.

Магические функции несли на себе бытовые предметы, применявшиеся в обрядах. Одни из них служили оберегами: иголки, ножницы, топоры; другие – символами благополучия, согласия, соединения: солонки, полотенца, монеты; третьи – выступали как определители роли того или иного персонажа: сабля, коса в руках уредева, крест на особом ожерелье у свахи, мужские шапки, на­гайки у предводительниц девичьей группы. Бытовые предметы утилитарного значения, включенные в обрядовое действо, приобретали символическое значе­ние, например горсть зерен, которую перед началом сева хозяин дома сначала освящал на домашнем молении, а затем зарывал на загоне вместе с лепешкой, мясом и яйцами, чтобы обеспечить богатый урожай [53]. В обрядах мордвы прослеживаются и следы прежнего деления общества на половозраст­ные группы, которые сохранились еще с первобытного времени.

Так, даже сейчас, при размещении участников обрядовых трапез за сто­лом и выполнении какой-либо ритуальной церемонии соблюдается четкое раз­граничение по полу и возрасту. Длительные по времени обряды дробились на ряд дней, в которых ведущая роль принадлежала какому-то возрастному под­разделению: дни молодежи, дни стариков, дни женщин и т.п. Кроме того, име­лись церемонии, участниками которых являлись те или иные возрастные группы: «бабань каша» («каша старух»), «атяньозкс» («моление стариков»), «тейтереньпиянькудо» («дом девичьего пива»), «авань поза» («женская брат­чина») и т.п. Со временем роль различных половозрастных групп в обрядовой культуре менялась. Так, вероятнее всего на ранних этапах развития этносов хранителем и основным носителем обрядов были старики и старухи. Их веду­щая роль сохранялась и позже в общесельских (общеобщинных) обрядах, на­поминающих о единстве коллектива, а также в обрядах, связанных с культом предков (похороны и поминки, различные моления умершим предкам), роль же общинного «актива» перешла к взрослым женатым общинникам, особенно в обрядах, имеющих функции плодородия (в том числе и рождение новых членов общины). Это было связано с тем, что именно эта группа являлась основой тру­довой деятельности и от нее зависело воспроизводство самой общины. Посте­пенно, по мере разложения общины и снижения социальной роли обрядовых действий, они теряли свою серьезность и все более становились молодежными играми. В них главными действующими лицами становились молодежь и дети. В настоящее время на первый план в обрядовой жизни вновь выдвинулось старшее поколение, которое сохраняет память о традиционной обрядовой куль­туре и выполняет практически все обрядовые функции.

Обряды могли быть общественными, то есть совершались всем селом, ко­гда имелись интересы всего общества (первый выгон скота на луга, начало па­хоты, сева, урожая и т.п.), и семейными, когда имелись в виду интересы от­дельной семьи. Существовали также и случайные обрядовые моления,

которые устраивались при появлении какой-нибудь эпидемии на людях и скоте, при появлении саранчи на полях и др.

Общественные обрядовые моления всегда совершались за деревней у ру­чья или родника, а так как в старое время леса находились всегда близко к де­ревне, то моления обычно происходили на опушке леса под дубом, вязом, ли­пой, березой или сосной, но осину и ель мордва избегала. На одних молянах участвовали одни только женщины или только мужчины, а на других могли участвовать и те и другие вместе. На общественных молениях для совершения обрядов и чтения молитв выбирались особые старики или старухи. Обычно вы­бирались одни и те же лица [53; 55; 65].

Семейные обряды выполняют важную специальную функцию по стаби­лизации родственных связей. К ним относятся обряды, связанные с созданием новой семьи, рождением ребенка, похоронами и поминовением умершего чело­века. Семейные обряды совершались старшими в доме, обычно хозяйкою дома.

Каждый праздник у мордвы в прошлом был не столько праздником в со­временном понимании этого слова, сколько целенаправленным молением, с ис­полнением того или иного комплекса религиозно-магических обрядов, посвя­щенных определенным божествам, их кормлением, чтобы можно было рассчи­тывать на их благодать.

При изучении обрядовой жизни мордвы прежде всего обращает внимание большое количество женских божеств: леса (вирь) – Вирь-ава (ава – женщина, мать), земли (мода) – Мода-ава, воды (ведь) – Ведь-ава, ветра (варма) – (Варма-ава), огоня (тол) – Тол-ава, дома (кудо) – Кудо-ава и т.п. Наряду с божествами в образе женщин, фигурируют и божества в образе мужчин, например, Вирь-атя (атя-мужчина, старик), Мода-атя, Ведь-атя, Варма-атя, Тол-атя и др., считав­шиеся мужьями соответствующих женских божеств. Все перечисленные и им подобные божества-мужчины играют менее важную роль, чем их жены. На­пример, в различных молитвах, рассказах, сказках, мифах, песнях главную роль играют, как правило, женские божества, а мужские лишь упоминаются вскользь или же вообще не упоминаются, а лишь подразумевается. Чем объяс­нить такое преобладание женских божеств? Думается, что указанные верова­ния в женские божества возникли в эпоху материнско-родового строя, то есть в та­кой период развития первобытного общества, который характеризовался ве­ду­щей ролью женщины в хозяйственной и общественной жизни. Это фантасти­че­ски и отразилось в религиозных верованиях того времени. Указанные боже­ства являлись покровительницами и покровителями, держательницами и держа­те­лями (кирди, от кирдемс – держать) определенных сил природы и связанных с ними занятий. Среди них еще не было главного, верховного бога и ему под­чи­ненных божеств, как не было в то время господства и подчинения среди са­мих людей. По своему происхождению все эти божества, как женского, так и муж­ского пола, не что иное, как фантастическое отражение в головах людей той или иной силы природы, их олицетворение [54, с. 15-20; 65].

Наши предки полагали, что божества эти могли быть как добрыми, так и злыми. По их представлениям, божества могут наделать немало бед и неприят­ностей, если вовремя не умилостивить, не задобрить их. Они, естественно, хо­тели, чтобы божества были добрыми и всячески содействовали их жизнедея­тельности. С этой целью в честь божеств воздавались молитвы. Вплоть до на­чала XX в. в обрядах мордвы сохранялись элементы языческих представлений, в которых преобладает роль женских божеств. Например, в с. Кузоватове Сим­бирской губернии первый весенний молян назывался «Бабань-каша» – именем, которое приурочивается в большинстве случаев к более позднему празднику, где ведущую роль выполняла хозяйка дома. Совершался этот молян следую­щим образом. На берегу реки в сосновом лесу мужики вырывали ямы-печи, старухи ставили в них корчаги с кашей в честь Ведь-авы, Авын-авы, Пакся-авы и прочих богов, в память предков и основателей деревни. Когда каша поспе­вала, корчаги вынимали, ставили в ряд, старухи молились над ними, призывая милость богов. По окончании молитвы они накладывали несколько небольших горшков с кашей и относили эти горшки по одному в поле, в овин, на реку. Бро­сая горшок с кашей в воду, говорили: «Вот тебе, Ведь-ава, матушка, каши, уроди нам гречу коров, уток и кур». Пенки с каши снимали и клали в развилину сосны Чувтонь-пазу. Остальную кашу выкладывали из корчаг, клали масла и кормили ребят; взрослым кашу раздавали на дом». Женщины в с. Кирдюшеве Симбирской губернии устраивали Сараз-озкст – моление о курицах, где в жертву приносились куры.

Интересны также обряды, описанные М. Е. Евсевьевым, особенностью которых было то, что в них участвовали только одни женщины. Праздник уст­раивался в первое воскресенье после пасхи. Мужчины в этом празднике уча­стия не принимали. В воскресенье утром из каждого дома приходили на брат­чину по одной женщине для молитвы. Они приносили с собою по караваю хлеба, блинов, лепешек и яиц. Принесенное складывали на столы, и начиналось моление. Затем в избу вносили священные штатолы; ставили их на лавку перед образами, прилепляли на них по церковной свече и зажигали эти свечи. Сами же штатолы не зажигались: они лишь служили как бы подсвечниками для цер­ковных свеч. На молении произносили молитвы. После молитвы участницы мо­ления начинали есть принесенные с собою кушанья и пить брагу. Нередко по­купали в складчину и водку. К концу моления сюда же приходили с пением и молодые женщины, которые до этого времени находились на улице в отдале­нии от этого дома. Встречать молодых выходили все участницы моления и от­воряли для них настежь ворота. Молодые женщины становились в ряд и делали старушкам по низкому поклону. После этого старушки вводили их в избу. Здесь каждую молодушку, вышедшую замуж в течение последнего года, подводили к столу с яствами и, наклонив ей голову, слегка стегали по спине три раза кнути­ком, приговаривая: «алыяк! алыяк!» (т.е. несись! несись!). При этом каждая мо­лодушка вынимала из-за пазухи яйцо и клала на стол. После этого старушки подносили ей стакан пива и отпускали на двор. На дворе устраивали для моло­душек скамейки из досок, и здесь они начинали пить брагу и петь песни.

Собранные таким образом яйца съедали, пожелав молодушкам быть здо­ровыми и иметь побольше детей. Попировав, братчина отправлялась в гости к другой братчине. Шествие сопровождалось большим шумом и криком. Впереди скакали несколько женщин верхом на палках, подпрыгивая и крича: «иго-го!». За ними шли три женщины с коньками (алашат) в руках. Остальные все шли за ними в ряд и пели песни. Погуляв там немного, таким же образом возвраща­лись. Другая братчина провожала ее, и на улице шум удваивался [19, т. 5, с. 396].

Важна была роль женщин в земледельческом цикле обрядов, где четко проявлялась связь женского начала и «родственной» ему стихии земли. Моло­дые женщины вместе с девушками «зазывали» весну, а представительницы бо­лее старших поколений обучали их весенним песням. Взрослые женщины иг­рали главенствующую роль в обрядах «кормления» различных природных сти­хий: земли, воды, огня, растительности. Они готовили еду каждой из них, так как различался не только набор ритуальных блюд, но и смысл кормления мог быть различен: одних ублажали с просьбой не приносить вреда (ветер, огонь), других – для появления и роста (птицы, растительность). Некоторые обряды, основным моментом которых являлось такое «кормление», были исключи­тельно женскими, о чем уже говорилось выше [52].

На женщинах лежала также и забота по обеспечению «пищей» умерших родственников. Ведущее место занимали женщины в обрядах, проводившихся в период с посева до созревания хлебов, то есть это было время беременности и вынашивания плода нивой, что соответствовало таким же функциям жены и матери в человеческом коллективе. После окончания сева женщины устраивали свои братчины, а во время жатвы они проводили благодарственные моления в честь покровительницы поля. На взрослых женщинах лежала также практиче­ская и ритуальная забота о скоте, кроме лошадей. Например, «большуха» руко­водила семейным молением в честь бога свиней. А в осеннем ритуале, посвя­щенном покровителям двора и скотоводства, вообще участвовали только жен­щины и дети. Мужчины должны были в этот день работать вне дома и возвра­щаться после окончания данного ритуала. Хозяйки выполняли и обряд первого выгона скота со двора. В случае болезни животных они проводили ночное мо­ление, во время которого просили покровительницу дома и семьи избавить скот от болезни, даровать ему здоровье и силу. Таким образом, в традиционных об­рядах мордвы четко прослеживались ритуальные роли семейных мужчин и женщин [35; 52; 55].

С распадом прежней структуры общины обрядовые действия теряли свое значение, и все более становились играми, где главными действующими ли­цами были молодежь и дети. В настоящее время на первый план вновь выдви­нулось старшее поколение, которое сохраняет память о народных традициях и практически выполняет все обрядовые функции. По утверждению крупного ученого-этнографа Н. Ф. Мокшина, для мордвы, впрочем как и для других зем­ледельческих народов, земля представлялась женщиной, обладающей плодо­творной силой, производящей все необходимое для людей. Поэтому к ней старались относиться с чрезвычайным почтением, посвящая много жертвопри­ношений. Во время этих жертвоприношений говорили, к примеру, так «Мастор-ава, матушка, мастороньстаканькириця, ванасынек-пурнавинек, тоньлеметь­кундасынек, варштаксюкпряноклангс. Мезевештян-максык, меземердян-теик. Вештяншачисюро…, шождыне-парынешумбраньпарочине. Мастор-ава, ма­тушка, мезекаятанлангозот, мезевиттянэзэзеть-ливтик, кастык, пештик, лез­дык!» («Мастор-ава, матушка, тяжесть земли держащая, вот пришли-собрались, твое имя вспоминаем, посмотри на наши поклоны. Что просим-дай, что ска­жем-сделай. Просим хорошего урожая…, дай хорошего здоровья. Мастор-ава матушка, что бросаем на тебя, что сеем в тебя-подними, вырасти, наполни, по­моги!»). Отдельные фрагменты верований в божество земли Мода-аву сохра­няются до настоящего времени. И теперь еще доводилось беседовать с людьми, особенно из среды пожилых женщин, полагающими, что Мода-ава может, к примеру, наслать на человека болезнь. Действительно, человек может заболеть от продолжительности лежания на сырой, холодной земле. Здесь нет ничего сверхъестественного. Однако наши предки не понимая действительных причин тех или иных заболеваний, приписывали, в частности, земле сверхъес­тественные свойства божества [55].

Неотъемлемой частью бытовой культуры мордовской женщины являются обряды, совершаемые по случаю того или иного важного события в жизни. Они формировались у мордвы на протяжении многих веков ее этногенеза и этниче­ской истории, составляя существенную часть ее традиционного образа жизни, менталитета. Одним из наиболее устойчивых компонентов духовной культуры, в кото­ром можно проследить традиции, формировавшиеся в различные истори­ческие периоды, является свадебная обрядность. В очень сложном комплексе свадеб­ного ритуала, распадающемся на многочисленные обрядовые действия на про­тяжении длительного времени, а отчасти и до современности, сохраня­лись ар­хаические черты обычаев, верований, семейно-брачных отношений, от­ражаю­щие социальные, правовые, религиозные представления народа. В сва­дебных обрядах ввиду их особой стойкости отчетливо проявляется этническая специ­фика быта и культуры этноса.

Так, говоря о роли женщины в обрядовой жизни мордовского народа, нельзя не коснуться вопроса об одном из важнейших событий в жизни любого человека – создании своей семьи. Это знаменательное событие у всех народов издавна сопровождалось разнообразными обрядами [20]. Мордовская свадьба – это самое интересное и уникальное по своему национальному, традиционному масштабу торжество, которое сохранило свою важность до настоящего вре­мени. Мордовская свадьба состоит из таких действий:

1. Сватовство;

2. Приготовление к свадьбе;

3. Свадьба в доме жениха;

4. Свадьба в доме невесты;

5. Приезд свадебного поезда к невесте;

6. Свадьба в доме жених после венчания;

7. День потех или ряженных.

^{Сватовство в мордовской свадьбе являлось одним из основных момен­тов и проходило в несколько этапов. Первый этап – предварительная догово­ренность о сватовстве. Перед сватовством родители жениха должны были узнать, примут их родители невесты или нет. «А то вдруг они не хотят выда­вать дочь замуж. И если родители невесты согласны, то тогда вскоре едут сваты». Бывали такие случаи, когда родители решали сами поженить своих детей (которые друг друга не разу не видели, например, из разных деревень). «При этом никакого сватовства не было. Привезут невесту, посадят в перед­ний угол и закроют ее, чтобы никто не видал, а свадьба при этом идет. И ко­гда начинают блиновать, раздавать подарки, тогда ее открывают. Ни тот, ни другой друг друга не видели, а их поженили и им некуда деваться. Живут и мучаются».}

^{Если свадьба проходила по ранней договоренности, то родители от­правляли сватов в дом невесты, «чтобы договориться, кто сколько поставит». Сваты вначале обычно садились под матицей, считалось, что она «спуты­вает», «связывает», поэтому пришедших нельзя выгнать. Заводили разговор в шутливой форме, а потом уже договаривались о расходах на свадьбу. Не­редко, когда сваты приходили сватать невесту, они привозили ей подарки, а невеста выговаривала, что подарить ей на свадьбу, к примеру, валенки, шаль, платье. Обязательно в этот день договаривались о дне свадьбы. После назна­чения дня свадьбы свекровь приносила невесте шерстяные нитки для выши­вания. Обычно три клубка – красного, синего и зеленого цвета. Время свадьбы назначалось так, чтобы невеста успела приготовить всем подарки: отцу жениха – рубаху, матери – рубаху, крестному – рубаху, сестре – платье или холст и т.д. Подарков готовилось много. Приготовление к свадьбе не­весты являлось очень важным делом, поскольку раньше невесте необходимо было иметь для себя и для даров от 10 до 20 вышитых женских и мужских рубах и платьев. Такое множество даров нельзя было быстро приготовить. Да и девушка имела немного времени, чтобы приготовить себе приданое, так как зимой и летом работала на родительскую семью, и лишь в мае и июле – это месяца для сидения, она трудилась на себя. Поэтому между сватовством и самой свадьбой был достаточно большой промежуток времени. И нередко невеста уже выходила замуж и в замужестве готовила свое приданое.}

^{Следующим обрядом в предсвадебном цикле был обряд пропоя, кото­рый бытовал и у русских, но у мордвы имел ряд специфических особенно­стей. Перед свадьбой, после сватовства, оставляли 6 недель, а через три не­дели ехали пропивать невесту. С этого дня жених с невестой не встречались до самой свадьбы. Когда сваты придут, то с собой они должны принести: ведро вина, хлеба каравай, соли и целковый денег, при этом хозяева и родст­венники (невесты) сидят как приглашенные, их угощают сваты. В это время невеста сидела в чулане, куда отправлялся отец жениха для осмотра невесты. В дверях чулана его встречали две замужние женщины, обычно жена брата невесты и старшая замужняя сестра и требовали платы за пропуск, после того, как он заплатил, его пропускали. Отец жениха наливал стакан водки, опускал в него серебряную монету и подносил невесте. Она отпивала не­много и давала допивать своим подругам. Свекор дарил ей платок, кольцо и браслет. С этого момента молодые считались окончательно просватанными, девушка переставала ходить на посиделки и начинала вместе с подругами готовить подарки родне жениха. Все эти этапы предсвадебного цикла сопро­вождались свадебными причитаниями, которые у мордвы передавались от одного поколения другому. К ним мордовские девушки приучались с дет­ства. Вообще, мордовская свадьба, представляла борьбу двух партий (голо­сов) – рода жениха и невесты, т.е. звучали два мотива: громогласно, весело и торжественно обычно пела сваха, как представитель рода жениха (победи­теля); другой мотив – печальный, грустный (связанный с расставанием с родным домом) – пела невеста и ее подруги.}

^{Мордовская свадьба обычно проходила в «легкий день» – воскресенье. За три дня до свадьбы, в пятницу, в дом невесты приходили подруги. В суб­боту, за день до свадьбы, проводили «день каши», этот обряд до сих пор со­хранился и проводится на мордовских свадьбах, символизируя прощание не­весты со своей родней и подругами. Наиболее древней и традиционной для мордвы была пшенная каша, входившая в праздничную и обрядовую пищу (свадьба, похороны). Многие исследователи традиционной мордовской свадьбы, описывая роль пшенной каши, указывали на архаичность блюда, видя его истоки в дохристианских верованиях мордвы, в частности в празд­нике «бабань каша».}

^{В этот день в доме невесты собирались все ее родственницы (мужчин не приглашали). Каждая женщина, которую пригласили, должна была при­нести с собой чугунок каши. Обычно варили пшенную кашу. У кого было молоко, тот сварит и на молоке, а можно и на воде. Когда все садились за стол, ставили чугунки с кашей, а по середине чашку с маслом. Хозяйка из своего чугунка накладывает кашу всем гостям. Невеста должна сидеть во главе стола, а рядом с ней с одной стороны сидела на подушке маленькая се­стренка или крестница, а с другой – девка, которая должна выходить замуж. После того, как провели «кашу», собирают скатерть и кладут на голову са­мой старшей подруге, чтобы она скоро вышла замуж. Все чашки, которые приносили с кашей, остаются у невесты, чтобы жених видел, сколько у нее родни. После этого невесту выводят на улицу, где она бросает кольцо, кто из подруг поймает, та следующей выйдет замуж.}

^{Мать невесты в этот день готовила свадебный пирог – «курник», кото­рый считался обязательным атрибутом мордовской свадьбы. Пирог делали из творога и теста (в несколько слоев: слой теста, слой творога). Этот «кур­ник» на следующий день вместе со свадебным поездом отправляли в дом жениха. Во многих селах обязательной частью мордовской свадьбы являлся обряд «девичья баня». Материалы традиционной мордовской свадьбы свиде­тельствуют, что для мордвы это сравнительно новый обряд, заимствованный у русских. По окончании обряда с кашей, подруги невесты начинали топить баню. Пока баня топится, они невесту запрут, двери холодной водой обли­вают, зимой снегом обкладывают, а сами к жениху идут за веником и мылом. Принесут, а невеста веник разломает, мыло растопчет. Веник для невесты обычно брали у соседей: а ребятишки возьмут веник завяжут лентой и спря­чут, а невеста должна его выкупить. Если мальчишка украл, то рубль даст, если девочка, так ленту. Невесту в «девичью баню» вели подруги, пели гру­стные песни о том, что она расстается с девичьей жизнью, «девичью жизнь смывает», уходит из родного дома. Невеста шла с покрытой головой, из бе­лья подруги несли только белую рубаху. В бане подруги расплетали невесте косу, мыли ее последний раз. По возвращении из бани, подруги заплетали ей уже две косы (у мордвы незамужние девушки носили одну косу, а замужние – две). А если невеста была сиротой, или у нее была мать одна или отец, то косы заплетали наполовину. Мать невесты в этот день готовила угощения подругам – «девичью салму», яичницу со свининой, а невеста дарила им по­дарки – платочки, ленты. А старухи при этом причитали: «вот косу пополам разделят, девичью волю отнимут, а женская доля она тяжелая».}

^{Свадьба в доме жениха, наоборот, начиналась с веселья, пекли пироги для свадебного поезда. Обычно их пекла мать жениха, а ей помогали жен­щины из родни. Они приносили с собой миску с крупой или мукой, по краям которой укладывалось нечетное количество яиц, а в середину кусок масла. На свадьбу было принято приносить продукты в сыром виде и в нечетном количестве. Теперь даже люди старшего поколения не могут объяснить, по­чему так делается. Они говорят, что так «ведется издавна по обычаю». А в прошлом сырые продукты считались символом жизни, а нечетное число оз­начало, что в семье не хватает человека. Являться на свадьбу с пустыми ру­ками считалось неприличным, так как в подношениях проявлялась помощь родственников родителям жениха. Для того, чтобы изгнать нечистую силу, которая может испортить свадьбу, когда пекли пироги, зажигали лучину и с ней обходили вокруг теста и только после этого начинали печь. Пекли от 5 до 9 пирогов, каждый из которых имел свое значение. Самым главным пиро­гом был Большой лукш, он имел круглую форму, пекли его из кислого теста, а начинка состояла из 7 слоев: нижний слой из пшенной каши, потом слой из яиц, третий из творога, самый верхний слой был с яйцом. Каждый слой пекли отдельно, а потом их друг на друга складывали, смазывая пшенной кашей. Сверху пироги разукрашивали, делали из теста елочки, зубчики, а на самый главный пирог сверху птичку «гульку» посадят. Вот по-русски, эта «гулька» ничего не значит, просто птичка, а по-мордовски это нехорошее слово, это как «мужской пол». А когда за невестой поедут, то Большой Лукш возьмут с собой. Когда пирог поставят на стол, в доме невесты, то сваха по­пытается эту гульку украсть. Она должна привести ее в дом жениха обратно, чтобы невесте этот пол не достался. В первый вечер перед сном, сваха пока­жет гульку невесте – понравится или нет.}

^{Большое значение в мордовской свадьбе играли свадебные чины: сваха, уредев, помощники уредева, причитальщицы, проежане. Со временем с изменением свадебной обрядности у мордвы многие эти чины были утра­чены. Как уже отмечалось, почти повсеместно исчезли свадебные причита­ния, а с ними отпала необходимость в причитальщицах. Но по-прежнему большую роль в свадебном поезде играет сваха – «кудава», ею обычно была крестная мать жениха или другая родственница. Свахой не могла быть мать жениха, девица, вдова или беременная женщина, считалось, что эти жен­щины могут принести несчастье новой семье. В воскресенье утром жених собирался ехать за свахой: раньше сильно не наряжались, обычно надевали рубахи, которые разве что вышивали по низу, рукава, ворот. Под пятку же­ниху клали монетку, чтобы не сглазили. А пока он ездил за свахой, в доме жениха ждали «девок» со стороны невесты, которые должны были принести часть приданого невесты: «подруги собирают скатерти, полотенца». В доме жениха их встречали с песнями, при этом собиралось много народу. «Девки придут, сначала играют, водой обливаются, если зима то снегом кидаются. В дом заходят, начинают забивать гвозди, кричать, что гвозди не бьются». «Хозяева для них накрывают стол, а девки стараются ложки украсть и уне­сти, сколько ложек украдут, столько детей у молодых и будет. А уже на свадьбе хозяева возьмут и положат им одну ложку – вот вам, раз вы во­ришки».}

^{После того, как жених съездил за свахой, начинался второй этап мор­довской свадьбы. Это шествие у мордвы называлось «свадебный поезд»: с собой везли пирог, который вечером состряпали – Большой лукш, четверть самогона и ведерный лагунок пива. Главным лицом в поезде считалась сваха, а потом уредев (покш-кида), сейчас это друг жениха, а раньше у него была функция охраны жениха и всего поезда от порчи. Всякие кушанья, по­данные на стол, первым начинал есть уредев, а потом все остальные. Мать жениха как хранительница очага оставалась дома, она лишь провожала сына хлебом с солью. Родители перед отъездом благословляли жениха: отец брал в руки икону, которую оставляли дома, она считалась хранительницей очага новой семьи. А старухи молились за поезд.}

^{В доме невесты в ночь перед свадьбой не спали. Невеста с подругами всю ночь пели песни, плакали. А на заре невеста одна выходила во двор, вставала на колени, прощалась со своим домом, хозяйством, «причитая о том, что последнюю зорьку встречает она дома». В это время все находились в ожидании поезда, подруги начинали одевать невесту, пели песни. С приез­дом сватов в дом невесты каждый этап мордовской свадьбы имел свое зна­чение. Это было целое представление, когда один род (жениха) боролся с другим (невесты). Как только в доме невесты услышали колокольчики, сразу двое братьев бегут к воротам, чтобы задержать поезд и получить с поезжан выкуп. Сваты встают у ворот, поют, дают деньги, выкупают ворота. Подхо­дят к крыльцу, закупают крыльцо, потом дверь закупят. В доме сватов ожи­дали пожилые женщины, которые стояли вокруг пустого стола и пели песни (стол должен был накрывать жених). Это сейчас принято невесту выкупать, а раньше выкупали стол, считали, что выкупать невесту это грех, это не хо­рошо. Раньше продавали только стол, а не человека. Когда стол выкупили, то с невестиной стороны отвечали: «По магазинам ходили, цветы выкупали, венки, как по вашим лицам сделаны, выкупайте цветы. А после сваты ста­вили на стол все, что они привезли. Со стороны невесты обращались к отцу жениха: «По сторонке не стой, ты же приехал за делом, выкупил стол, са­диться надо». Когда за стол сели, поют: «У стола четыре угла, по углам че­тыре слова, и посредине 100 рублей», и сваты начинают угощать невестину родню. После того, как поели, сваха встает и говорит: «Сколько у вас родни, сколько вам нужно подарков». Они говорят: «У нас столько, столь и надо нам подарков, столь рублей, отдавайте деньги». А при этом подруги невесты, если им кажется, что им мало дали денег, то они начинают стыдить их. По­сле этого родственники невесты передают все остальное приданое невесты и дарят свахе полотенце, уредеву и другим холста белого. Невеста в это время сидела в другой комнате, после этого ее выводили, и начинался обряд про­щания невесты со своими родными. Вся родня начинала причитать, старухи молиться: «тут уж мать с дочерью начинают плакать, тут они прощаются». Невеста подходит к родителям, мать благословляет ее иконой, которой ее благословляла ее мать. Невеста эту икону отдает свекру со словами: «Икону эту нужно беречь», свекор ее уводит с собой, со словами «как благословили, так будешь жить». Когда невесту выводили из дома, она начинала хвататься за все косяки: «не хочет уходить из родного дома», а жених ее тащит. Пре­жде чем молодые сядут в сани, отец невесты должен был с иконой обойти лошадей, а эту икону отдать дружку. Этот обряд связан с тем, что мордва ве­рила в то, что молодых могли сглазить в любой момент свадьбы, особенно они были не защищены в период отъезда из дома невесты. Другой оберег со­вершал отец жениха: «он три раза с иконой обходил лошадей, а потом для того, чтобы не сглазили невесту, он три раза ножом крестил ее и землю». После отъезда свадебного поезда, в доме невесты плач прекращался, и начи­налось веселье.}

^{Невеста с женихом входили во двор, где их встречали отец с иконой, мать с караваем и солью и родственница в вывернутой шубе и шапке, а в ру­ках у нее была чашка с хмелем. Эта женщина в шубе называлась медведем. В этом образе переплетались языческие верования мордвы. Одевая выверну­тые шапку и шубу, мордва считала, что можно защитить молодых от нечис­той силы «колдунов», которые «боятся медведя». Хмель считался символом плодовитости и легкости. Обсыпая молодых хмелем, приговаривали: «Пусть будет у молодой столько же детей, сколько на хмелю бывает шишек. Пусть молодая будет так же легка в работе, как хмель». После этого молодых вво­дили в дом: впереди шел уредев, он одной рукой за собой вел жениха, а дру­гой рукой подметал веником пол, чтобы под ноги молодых не попало наго­ворное вещество и не испортило их. В доме уже был накрыт стол, на кото­ром посредине стояли икона, три зажженных свечи и горшок с кашей. Моло­дых обводили вокруг стола три раза: впереди шел уредев, потом жених с не­вестой, а за ними сваха: «и где молодые третий круг начали, там они и са­дятся». Когда вся родня жениха садилась за стол, невесту уводили, чтобы «голову перевязать по-женски». У мордвы до замужества девушка ходила с непокрытой головой. Завязывали голову женщины с жениховой стороны. Платок на невесту накидывают, а она три раза платок скидывает: не охота ей в женские ряды вставать. После этого жениха зовут, чтобы он завязал ей платок. Платок завязывали назад концом, сверху веревочку делали «обру­чем». «Повяжут» красный платок и две косы заплетут, и девушка становится женщиной. После этого невесту выводили на улицу, все вставали кружком и вы­купали у невесты пиво, а кружку бросали, чтобы «узнать какая у невесты по­ходка». Этот обряд совершали три раза за день. Когда эти обряды провели, начиналось веселье, отправляли свадебный поезд за родней невесты и весь день гуляли.}

^{Постель молодым стелила либо сваха, либо сестра, либо родственницы – женщины молодые, смешливые. Под постель и дрова клали и всякое шу­тили. А дрова положат, чтобы мягче спать, чтобы на невесте жених спал мягко, невеста пусть знает как. На второй день мордовской свадьбы все ве­селились, бесились, блины пекли. Проводили обряд «курицы», «сами в избу тащили сор, бревна и дрова при сватье и невесте. Возьмут трубы закроют, чтобы дым в избу валил, дверь закроют, чтобы дым на улицу не валил, сильно раньше интересно было, теперь нет такого.}

^{Обряд с петухом превращается в бурное веселье, когда петуха пой­мают, отрубят ему голову, всех гостей кровью перемажут. Потом все с пес­нями, с гармошкой идут на реку, сваху с петухом посадят в ванну. На речке все начинают купаться, а сваху прямо вместе с корытом бросают в реку. Этого петуха привозят домой и варят суп, который подают гостям, но мясо ест только женихова родня. Последний обряд, который делали на второй день, это был «сор»: «Солому занесут в дом, с деньгами смешают, а невеста должна выкупить веник, подмести. Сами веник из рук вырвут, опять невесте надо новый веник выкупить, а деньги сорят везде. Когда все гости разой­дутся, «невеста выходит из-за стола подарки дарить новой родне». Так, на­пример, отцу жениха – рубашку, свекрови – рубашку, а остальным – кому метра два товар, а мужикам – по рубашке. Иногда были такие случаи, что невесту на свадьбе крали. В кладовку спрячут, а туда жениха не пускают, надо чтобы он ее выкупил. Завершенной считается свадьба в том случае, ко­гда хозяева совершают обряд «битья горшков». Берут в руки палки или что еще и бьют, поднимают своеобразный шум. Проезжие и задержавшиеся гости поднимаются с мест, выходят из дома и разъезжаются, на этом свадьба заканчивается.}

^{Свадьба раньше проходила около недели: по неделе гуляли, если за­пасу продуктов много, молодые ездили по гостям. По домам ездили, сейчас в столовой два дня и нету свадьбы. На третий день принято было ехать в гости к невестиной родне, потом – к жениховой. А если невеста из другой деревни, свадьба могла затянуться и на две недели, пока молодые объедут всех. Со временем мордовский свадебный обряд сохранив общую структуру, утратил многие традиционные особенности. Уже нет тех причитаний, которые в тра­диционной мордовской свадьбе звучали, не прекращаясь, нет того свадеб­ного поезда. Исчезли многие послесвадебные обычаи, такие как хождение молодой через неделю к своей матери за прялкой или знакомство молодого мужа с родственниками жены. Перестали существовать и другие обычаи: так, некоторое время после свадьбы молодая ела отдельно от семьи, или она должна была стирать белье не только семьи мужа, но грязное белье прино­сили все его родственники, что бы посмотреть, как она стирает. В свадьбе мордвы были утрачены и многие религиозно-магические действия, обычаи, старые запреты предупредительного и ограничительного значения: втыкание иголок или булавок в одежду жениха и невесты, обход свадебного поезда и т.п. Некоторые элементы традиционных обрядов, действий и обычаев суще­ствуют в трансформированном виде.}

В каждом из названных этапов совершались свадебные действия, сопро­вождаемые определенными обрядами и песнями. Они исполнялись в опреде­ленное время и в определенном месте [20, с. 13]. Например, песня «Вставай, вста­вай, сношенька» могла прозвучать только во время пробуждения невестки. А во время дарения подарков невеста пела «казень морот», в которых сообщалось о том, что кому дарит. Собственно обрядовые песни исполнялись определенными певицами – женщинами-стряпухами, свахой, девушками, родственницами со стороны жениха и подруг невесты. В эрзянской свадьбе преобладало исполне­ние обрядов и песен свахой. Так, например, в эрзянском с. Батушеве Атяшев­ского района Республики Мордовия сваха (кудава) исполняла главенствую­щую роль во всей свадьбе. На эту должность назначается обычно крестная мать жениха. Ее обязанности – охранять невесту во время свадьбы от порчи, а так же исполнять песни и свадебные обряды со дня сватовства и до последнего мо­мента свадебного действия. Доркина Ксения Федоровна по прозвищу Доркень Осяй (1913 г. рожд.) рассказала песню свахи (кудавы) на эрзянском языке:

КУДАВАНЬ МОРО

Аштек ванса кумань - патянь

Анок вансынь трянь каканзо,

Туи, а туи мелезэнь,

Лади а лади седейзэнь.

Истя тусь Монь мелезэнь,

Истя ладясь седеезэнь.

Ванса - тейса виде килей сэрезэ,

Мазый умарь чамазо.

Пильгензэ ванынь-бойка шагонь шагицят,

Кедензэ ванынь - паро тевень теицят.

Пижине какам, иля, иля мелявто,

Иля иля аварде.

Аволь куломо сайтядызь,

Аволь емамо сайтядызь,

Лаксо валозь полозо,

Штасо валозь столезэ.

Хоть мон мерян или аварде,

Иля, иля мелявто.

Апак авартяк иля уль,

Апак мелявто иля уль.

Ламо ломаненень берянь карми марявомо,

Ламо ломаненень бойкасто молят - кежеват,

Аламо молят - нузяксат,

Ламо ломаненень а савтови кодаяк.

(Здесь описывается, как сваха пришла рассматривать невестку, которая ей понравилась внешним видом и начала ее успокаивать, чтобы та не плакала, и давала советы, как понравиться в доме жениха).

Как и у многих народов, брак у мордвы раньше часто заключался по воле родителей. Молодые не выбирали друг друга, за них выбор делали родители. «Выбирали невесту, какая понравится родителям, а жениху понравиться – это не обязательно». У мордвы в дореволюционное время было распространено та­кое явление, когда сыновей 8-10 лет женили на 20-30-летних девушках. Цель женитьбы малолетних мальчиков на взрослых девицах была чисто экономиче­ская: богатый человек старался женить своего сына, чтобы взять в дом новую рабочую силу. Родители девушек, наоборот, в тех же целях старались как можно дольше продержать своих дочерей при себе, поскольку женщина в семье была важной работницей. Наравне с мужчинами она выполняла всю работу и еще должна была кормить и одевать мужа и детей. Помощь от своей семьи она не получала, а ее приданое поступало в общее хозяйство. Неженатых мужчин у мордвы обычно не бывало. Но со временем частым стало такое явление, когда здоровые и красивые женщины, преимущественно дочери богатых родителей, отказывались от замужества, меняли национальный костюм на черное русское платье и становились монашками или черничками. Основной причиной этого явления были тяжелые условия жизни замужней женщины.

Заметный след в свадебных обрядах мордвы оставили также языческие представления народа. В многочисленных причитаниях, сопровождающих весь цикл этого действия, его главные действующие лица обращались к покрови­тельницам дома, двора, бани, умершим предкам. Кроме того, совершали ряд магических действий: одни – для того чтобы невеста имела много детей (осы­пание ее хмелем, сажание на ее колени ребенка и т.д.), другие – для предохра­нения молодых от «нечистой» силы (покрывание головы невесты, троекратный обход уредевом свадебного поезда и др.).

Женщина в мордовской свадьбе участвует в таких обрядах, как причита­ние невесты, возвращение молодой в дом родителей после свадьбы, так назы­ваемое «охаивание» невесты родственницами жениха до свадебного торжества; обряд надевания невесте головного убора замужней женщины, наречение ее «невесткой» (лемдема); обычай, запрещающий молодой жене сразу после свадьбы садиться вместе со всеми за обеденный стол и т.д.

Каждая женщина, выходя замуж, проходила обряд прикрепления к новой семье: чтобы «молодая перестала думать о родном доме и привязалась крепче к новому, на шестке раскладывали огонь, приводили ее к огню и высказывали пожелания, чтобы память о родном доме так же покинула молодую, как дым покидает свой огонь и расходится по воздуху… Прикрепление к дому происхо­дило путем вырубания от стены щепки и возложения ее на голову молодой» [20]. Как мы видим, данные обрядово-ритуальные действия направлены на то, чтобы человек поверил в необходимость существующего уклада жизни. Для этого привлекаются эмоциональная компонента и большая доля символизма. Олицетворение отрубленной щепки с навсегда покинутым домом, дыма от огня с памятью призвано было «не доказать» молодой женщине, но заставить «дове­риться» общепринятому порядку социальной жизни. Таким образом, данный обряд принимался «молодухой» посредством доверия и имел своей целью форми­рование представления о неразрывности семейных уз.

По свидетельству М. Е. Евсевьева, традиции предписывали молодушке стыдиться и бояться уредева «больше, чем даже свекра: она до конца своей жизни не может произнести его имени, как и имя свекра. Если при крещении назван будет именем уредева или свекра ее сын, она меняет это имя на другое. При уредеве она не может садиться» [20, с. 108]. В другом месте Евсевьев опи­сывает ритуал первой встречи жениха и невесты. Жених по этому обычаю при­ходит в амбар или конюшню, «а затем туда же приводят и молодушку и со сло­вами: «Волк, вот тебе овца! - вталкивают к мужу» [20, с. 366]. В обоих обычаях четко прослеживается формирование представлений о доминирующей роли муж­ского начала в жизни общины. В семье мужа молодуха по существу «не поль­зовалась никакими правами – она не имела права даже садиться во время обеда за общий стол. Обедала стоя у стола, в то время как вся прочая семья до малых детей сидела за столом. Члены семьи, старшие по возрасту, называли ее урьва, что значит рабыня – Уре ава (уре – раб, ава – женщина), а те, кто моложе ее, называют – уряж (от того же уре)» [20, с. 366-367.]. Но в религиозных веро­ваниях мордвы присутствовал важный элемент, способный кардинальным об­разом изменить отношение мордвы к женскому началу в общине. Речь здесь идет о том, что подавляющее большинство божеств в религиозных верованиях мордвы были женского рода.

Мордовская семья не мыслилась без детей, поэтому их рождение издавна обставлялось разнообразными обрядами, основной смысл которых заключался в стремлении обеспечить безопасность новорожденного и роженицы, оказать благоприятное воздействие на формирование личности нового члена семьи и его приобщение к эталонам соответствующего бытового уклада [9, с. 184-196].

Родильные обряды немыслимы без слова – женщина. Роды обычно проис­ходили в бане. Как правило, в процессе родов участвовала повитуха. При труд­ных родах она применяла ряд широко распространенных у многих народов ма­гических действий: развязывала на одежде роженицы все узлы, снимала у нее серьги, распускала волосы. Иногда использовались и методы народной меди­цины, в частности поили роженицу мыльной водой или сырыми яйцами, вызы­вая тем самым рвотные судороги. За свои услуги повитуха получала в подарок мордовскую рубаху, платок или кусок мыла.

Вплоть до крестин ребенка оберегали от «дурного глаза», поэтому посто­ронним старались не показывать его, а в некоторых регионах даже после кре­щения ребенка во избежание порчи его «злыми духами» в течение шести не­дель мать, укладывая малютку в зыбку, три раза его крестила ножом и столько же раз обводила им зыбку, после чего нож прятала под подушку младенца. Следует заметить, что все многообразие родильной обрядности мордвы созда­валось в течение очень длительного исторического периода и под влиянием со­циально-демографических условий и религиозных воззрений.

В XIX – начале XX вв. особой популярностью пользовались женщины-знахарки. Они имели особый статус в мордовском обществе, так как знахарство – это одна из форм дохристианских верований и обрядов мордвы, связанная с практикой народного врачевания или народной медицины. Знахарством зани­мались особые женщины, преимущественно пожилые, накопившие определен­ный опыт врачевания, но не ограничивающиеся только им, а применяющие це­лый набор других, иррациональных действий, ничего общего с медициной не­редко не имеющих. К лечебной магии тесно примыкают магические обряды, целью которых было предохранение от различных болезней, дурного глаза, то есть сглаза. Сюда же относятся разнообразные обряды «огораживания», «опа­хивания» [51, с. 156-173].

В силу своих репродуктивных способностей женщины выступают по­средниками между природой, миром животных (поскольку все виды животных должны производить потомство в целях сохранения видов) и культурной сре­дой. Несмотря на то, что данный аспект частной сферы патриархальной куль­туры более, чем какой-либо другой, связан с фактором вовлечения женщин, он является двойственным по своей природе. Не только рождение, но и смерть обычно отмечена присутствием женщины, поскольку она контролирует мо­менты наивысшей уязвимости в жизни человека. Человек приходит в жизнь аб­солютно беспомощным; уходя из нее, он столь же беспомощен перед лицом смерти. На женщин смотрят как на хранительниц врат, через которые человек проходит в момент рождения и смерти. Ассоциация женщин с моментами уяз­вимости рождает чувства крайней двойственности по отношению к женщинам; двойственности, которая оставляет свои глубокие следы на стадии формирова­ния психики каждого отдельного человека. Образы женщин, удерживающиеся в памяти народа из глубины веков, способствуют постижению национальных особенностей мордовского этноса.

Похоронные и поминальные обряды мордвы определялись типичными для всех народов представлениями о потустороннем мире, куда приходил чело­век после своей смерти и продолжал жить так же, как и на земле. Женщины по сравнению с мужчинами погребально-поминальные обряды знают лучше: све­дения, связанные с иллюзорным представлением о «потустороннем мире», о душе, якобы летающей до 40-го дня, чаще можно услышать от женщин, чем от мужчин. Погребальные обряды состояли из множества действий, направленных на облегчение перехода в потусторонний мир, устранение возможных препятст­вий на этом пути, а так же выражалась забота об умершем, его дальнейшем «существовании» на том свете. В частности, покойника одевали в новую тра­ди­ционную одежду, преимущественно белых тонов, при этом старались не завя­зывать на ней никаких узлов. В ряде мест «для запаса» на женщину надевали три рубахи, трое штанов и подпоясывали кушаком или поясом. На голову умершей женщине надевали головной убор замужней женщины панга (м.), панго (э.). Пожилым женщинам поверх него повязывали платок. Обувая покой­ного в лапти, оборы на ногах завязывали справа налево (у живых они завязы­ваются слева на право), а концы обор оставляли наружу, в то время как у живых они заправлялись вовнутрь. Покойной замужней женщине косы также запле­тали слева на право и непременно с лентами, а лоб украшали бумажными цве­тами.

Похоронным обрядом у мордвы руководила женщина – аштиця баба (э.). В день похорон с утра мужчины отправлялись копать могилу, а в доме собира­лись люди проститься с покойником и проводить его в последний путь. В это время близкие родственницы с определенными временными интервалами по очереди оплакивали покойника, а в ночное время во главе с местной монахиней пели псалмы и псалтырь. Похоронные причитания исполнялись определенной плакальщицей, вопленицей – лайшиця (э.), олькси (м.). Она в плачах об умер­шем выражает чувства жалости к нему, как к близкому, родному человеку, за­служившему уважение семьи, рода, общины своими положительными чертами. Импровизируемые в стихотворной форме у изголовья усопшего, причитания-плачи не завершались его характеристикой. Вопленица выходила во двор к плотникам, делавшим гроб, чтобы высказать им свои пожелания-наказы, а воз­вратившись в избу, «сообщала» покойному, какой ему «построили дом». При­читания продолжались и при выносе покойного, в них вопленица «сообщала» ему о действиях, совершавшихся над ним участниками траурной процессии на всем пути от дома до кладбища, до того как гроб с покойником опустят в мо­гилу и закопают. В наиболее важных случаях плачи совершались несколькими вопленицами одновременно, что, разумеется, усиливало их психо-эмоциональ­ное воздействие на окружающих. В традиционных поминальных плачах, осо­бенно об отце, матери, сыне, дочери, вопленица повествует о событиях, проис­шедших в ее жизни после их смерти [52; 55; 65].

Провожая покойника в последний путь, женщины надевали траурную одежду, состоявшую из белого платка такой длины, что его концы доставали до пяток. Поверх платка голову обвязывали шерстяными красными и черными нитками, концы которых завязывались на затылке. Есть сведения о том, что до­чери своих умерших матерей сопровождали до могилы с распущенными воло­сами и разноцветными нитками на шее.

С погребально-поминальными причитаниями во многих сходны и неко­торые свадебные плачи, в которых девушки-мордовки, выдаваемые замуж, подчас не по своей воле, расстаются с отчим домом, прощаются со своими предками. Интересно и то, что у мордвы сохранились те похоронные обряды и плачи, которые позволяют объяснить тесную связь похоронного ритуала и по­хоронных воззрений со свадебными обрядами. Так в ряде мордовских селений Башкирии, Мордовии, Пензенской области сохранялись пережитки древнего обычая имитации свадьбы во время похорон не успевшей выйти замуж де­вушки. Гроб с ее телом, одетым в свадебную одежду, несли на кладбище под­руги, при этом исполняли не похоронные плачи, а свадебные причитания. В этой процессии участвовали двое парней как прообразы женихов. После погре­бения девушки становились вокруг могилы и исполняли хороводную песню. Затем участники похорон от кладбища отправлялись в дом родителей невесты, имитируя свадебное шествие. После этой театрализованной игры ее участники расходились по домам [52, с. 15-17].

Таким образом, даже из лаконического описания похоронных обрядов можно заметить, что большая их часть порождена иллюзорными представле­ниями о душе, природе смерти и «потустороннем» мире. В них тесно перепле­таются языческие и христианские верования, родовые или же патронимические пережитки, четко прослеживается культ предков, по определению С. А. Тока­рева, есть ни что иное, как вера в то, что умершие предки покровительствуют своим сородичам и за это им устраивают «умилостивельные обряды» [86]. Напри­мер, раньше, в то время пока еще тело покойного находилось дома, женщины в полночь выходили на деревенскую улицу и, обратясь лицом к востоку, просили предков принять к себе вновь преставившегося.

Очень много суеверий у мордвы было связано с культом умерших пред­ков. Так, по убеждению мордвы «за вольное или невольное оскорбление мо­гилы» [52; 55] неминуемой карой «является болезнь (притка), а за ней иногда и смерть виновника: женщина чаще всего наказывается неплодием» [8, с.174]. Данные суеверия призваны были формировать представление об уваже­нии к умершим членам общины. Эти же представления поддерживались и посред­ством доверия: «Согласие и благословение на то или другое предприятие испрашивается не у живых только родичей, но и у тех, которые перешли в иную жизнь, – у них даже в большей степени, чем у живых. Деды, прадеды, са­мые отдаленные предки, которых помнит данная семья или данный род, призы­ваются в важные минуты жизни так же обязательно, как обязательно младший член семьи обращается за советом или разрешением к старшему»[53].

Следует добавить, что культ предков порожден, прежде всего, условиями патриархально-родового строя, известен лишь как почитание умерших мужчин-сородичей. Однако у мордвы, судя по словам М. Т. Маркелова, почитались и женщины [43]. На поминках ставили два стола – один для прабабушек, другой – для прадедушек, за них соответственно садились женщины и мужчины. Этот бес­спорный факт дает основание предположить или о возникновении культа пред­ков у мордвы еще на стадии материнско-родового строя, или о длительном со­хранении матриархата, которые выражались в значительной роли женщины в обрядовой жизни, которая сохранилась, хотя и в измененном виде, вплоть до современных дней [2, с. 15-17].

Итак, обрядность мордовского народа представляет тот слой культуры, который в современных условиях несет основную этническую нагрузку. Ее стержневой основой является устойчивость и традиционность форм. Просле­живая изменения и инновации, происходящие с ней в различные периоды, в разных социальных средах, реконструируя ее древние пласты, можно получить наиболее полное и глубокое представление об этнической истории мордовского народа, эволюции его мировоззрения.

Обычаи и обряды являются своего рода хранителями достижений про­шлого. С их помощью народ воспроизводит себя, свою культуры и характер из поколения в поколение. Именно поэтому многие столетия преемственность обычаям и традициям своих предков рассматривалась людьми как один законов жизни. Следование этим обычаям, которое предполагало, в частно­сти, участие в различных ритуальных действиях, позволяло человеку ощущать себя не только индивидуальной личностью, но и членом определенного этниче­ского, социального, возрастного сообщества. Это укрепляло его связь со своим народом и являлось важным фактором сохранения и развития этнического са­мосознания. Таким образом, традиционная обрядность мордвы представляет самобытное явление; ее корни восходят к глубокой древности.

2.4 Роль женщины в календарных обрядах и праздниках

Цикл зимних обрядов и праздников

Основным занятием мордвы издревле являлось земледелие, поэтому обряды земледельческого цикла занимали ведущее место в ее культуре. Основной их целью было достижение плодородия в самом широком понимании этого слова. Культ плодородия зародился в глубокой древности и прошел длительный и сложный путь развития. Различным историческим периодам соответствовали свои проявления этого культа от простейших магических заклинаний и действий до почитания божеств плодородия (Норовавы, Паксяавы, Масторавы), которых постепенно сменили христианские святые. В земледельческой обрядности нашли различные формы обожествления плодородия: гадания, почитание стихий (воды, земли, солнца, огня, ветра, дождя), поклонение духам предков выступавших как податели плодородия. Все это прослеживается в обрядах годового цикла, остатки которого сохранились и до настоящего времени.

Зимние календарные праздники приурочивались к декабрьскому солнцестоянию и следующим за ним дням. Кульминационные его точки – 25 декабря, 1 и 6 января определяются христианскими праздниками и гражданским календарем. Основной темой этих обрядов было предугадывание и обеспечение нового урожая. В этих целях практиковались различные способы колдовства, игры, гадания об урожае, о предстоящей судьбе людей на будущий год. Гадания переплетались с обрядами, имевшими значение почина, так называемая магия первого дня. В первый день Нового года совершали то, что должно было иметь воздействие на весь последующий период: сытная еда с набором ритуальных блюд (каша, хлеб, пироги, свиная голова). Вера в магию первого дня проявлялась и в представлениях о том, что первый посетитель или первое встреченное в этот день лицо приносит счастье или несчастье [35; 53].

Задолго до крещения мордвы, до появления понятия рождества Христова появился веселый молодежный праздник – роштованькудо (рождественский дом), который потом стал связываться с ним по времени и названию. Для проведения этого праздника молодежь собирала деньги и нанимала дом, девушки приносили продукты. Когда все было готово, вечером шли девушки по улице и кричали: «Адядороштованькудос!» (Идемте в рождественский дом!).

В период возрождения солнца человек старался всеми силами повлиять на природу, чтобы она лучше была подготовлена для рождения нового урожая. У людей имелось представление, что человеческая плодовитость и то, что с ней связано, стимулирует силы земли и заставляет их давать богатый урожай. Сходен с функциями первого встречного ритуал колядования. Он проводился накануне рождества. Этот день у мордвы так и назывался: «каляданьчи» (день каляды). Он олицетворял рождение солнца, сулил изобилие в предстоящем году. Днем дети, а вечером молодежь ходили по домам и исполняли песни, в которых желали хозяевам благополучия и хорошего урожая. Для этого пекли специальные пирожки – каляданьпрякатпярякат (м.) с различной начинкой: картошкой, горохом, капустой, калиной, свеклой и т.п. Благополучие семьи представлялось зависимым от обилия розданных даров.

С вхождением в мордовскую обрядовую культуру христианства обход дворов детьми стал проводиться и во время Рождества. Здесь уже пелись по-русски рождественские песни, в которых славили рождение Христа. Участники предрождественского и рождественского обхода домов совершали так называемый обряд посевания, т.п. обсыпание хозяев и скотины зерном или рассыпание его по дому. Этим имитировались действия, совершаемые во время сева, что должно было вызвать плодовитость людей и животных, довольство в доме. Часто в качестве колядников выступали пастухи. Возможно, что пастух был как бы «представителем» домашних животных, которых раньше носили с собой колядники и первыми пускали в дом. Обычно это были петух или курица. Хозяева этих животных обязательно кормили, чтобы их посещение было добрым. Следы культа плодородия усматриваются и в приемах ряжения молодежи во время рождественских праздников в маски зверей. Особенно часто у мордвы встречались лошадиные и медвежьи маски. Образы этих животных с давних пор считались носителями доброго начала, они также символизировали активную жизненную энергию и плодоносящую силу. Делались и устрашающие маски: из луба или бумаги делали рога, большой нос, лица мазали сажей или делали из бумаги крашенной в черный цвет личины – чамакс (э.), шамафкс (м.). Иногда на голову одевали выдолбленную внутри тыкву с прорезями для глаз и рта. Такую тыкву с зажженной внутри свечой могли нести и в руках. Подобные маски, по мнению многих исследователей, были персонификацией духов умерших. От их благосклонности, по народным воззрениям, зависело благополучие людей в новом году. Некоторые ученые полагают, что устрашающие маски как бы сближали одетых в них людей с потусторонними силами, которые именно накануне Нового года были наиболее сильны. «Сливаясь» с ними, человек старался таким образом оградить себя от их дурного влияния.

Большое место в рождественском цикле отводилось соломе злаковых растений. Ею застилали пол в избах. В Рождественском доме молодежь, оставшаяся там ночевать, спала на соломе. После окончания праздника ее разбрасывали по полям, вешали на ветки плодовых деревьев, относили в хлев, стелили в гнезда домашней птице. Ходили на гумно к одонью и зубами дергали соломинку. Если колос был полный, то в семье будет достаток, а если колос пустой, то они будут жить бедно. Снопы различных культур: ржи, пшеницы, гречихи и других оставляли на ночь на улице. Утром смотрели: на котором снопе было больше. Солому использовали и во время игр молодежи. Так, во время игры в «поросят» мужчина, изображавший свиноматку, подкладывал солому себе под кафтан. Юноши и девушки хлестали друг друга пучками соломы. Из соломы делали куклу или чучело лошади, которые молодежь носила по селу. Солома широко применялась и ряжеными. Они обвязывались соломенными поясами, набивали ее под одежду, делали соломенные накидки. Эти элементы костюма ряженых, а также и куклы из соломы, сжигались в конце Святок. В этих обычаях проявляется культ плодородия: солома – синоним зерна, хлеба. А церемонии сожжения соломенных чучел символизировали смерть старого года, на смену которому приходил новый.

Много обрядов проходило и накануне Нового года. Мордва проводила в это время домашний молян, на котором хозяйка просила Паксяаву (божество поля) уродить хлеб. Затем женщина брала в руки чашку со специально приготовленными из теста орешками и молила Вирьаву (божество леса) об урожае орехов. В некоторых местах это моление совершалось около водного источника. На берегу раскладывали ритуальную еду и просили верховного бога Верепаза (э.), Вярденьшкая (м.) и богиню урожая Нороваву (э.), Паксяаву (м.), а также покойных предков о хорошем урожае и добром здоровье [52; 53].

Существовало множество способов «предсказания» урожая. Один из них состоял в том, что крестьяне под предводительством знахаря или ворожеи, без крестов и с распущенными волосами отправлялись на перекресток трех дорог за село. Здесь все ложились на землю, кроме знахаря, который, сделав помелом круг вокруг крестьян, оставался стоять. Лежащие будто бы слышали в это время какие-то слова и чьи-то действия, по которым судили о благополучии наступающего года. Иногда будто бы слышат скрип тяжело навьюченных телег и чьи-то голоса, постоянно понукающие лошадей. Это, говорят, год будет плодородный. Иногда слышат веселую и скорую скачку лошадей с порожними телегами, – это, говорят, голодный будет год.

Перед Новым годом проводились также всевозможные гадания, во время которых люди старались узнать о своей судьбе на предстоящий год. Девушки обычно гадали о суженых, сроках замужества. Для этого они клали под блюдо различные предметы: рожь, кнут, военную фуражку. Затем девушки по очереди доставали их, угадывая таким образом занятия будущего мужа. О цвете волос суженого судили, выдергивая у овец клок шерсти. Бросали через ворота обувь: в какую сторону она упадет носом, в ту и замуж выходить. Перед Крещением проходили своеобразные проводы Шайтана, который, по народным поверьям, все Святки находился среди людей. Для его «изгнания» люди устраивали большой шум, ударяя в сковородки, тазы, пилы и т.п. Хозяева с пучками горящей соломы обходили жилые и хозяйственные помещения, изгоняя нечистую силу. Затем все жители с криком и шумом шли за околицу, откуда поспешно расходились по домам, уверенные в действенности своего средства. Большое место в крещенских увеселениях занимали катания на лошадях. Продолжением рождественских обрядов и их заключительным актом является масленица – последний зимний праздник в сельскохозяйственном календаре.

Отличительная черта этого праздника – необузданное веселье, обильная еда и питье. Еда на масленицу, подобно еде на Новый год, имеет обрядовое значение. Традиционным масленичным блюдом были блины, которые многие исследователи считают символом возрожденного солнца. Масленичная гора называлась масла панда (м.), мастяпандо (э.). Молодые женщины, вышедшие замуж за последний год-одирьват (э.), одрьват (м.) приносили сюда ячменные и пшенные блины, которыми угощали молодых парней. За это последние катали их на салазках. Молодожены на Масленицу обязательно ходили или ездили в гости к родственникам. То есть этот праздник был своеобразным этапом приобщения вновь созданной семьи к родственному коллективу. Языческая религия с культом земледелия была закономерным отражением основного занятия мордвы. Приняв христианство, она не оставила свои прежние суеверные обычаи и обряды, а во всех обстоятельствах жизни прибегала к прежним своим обрядам, часто перемешивая их.

Весенне-летний цикл обрядов и праздников

Весенне-летний цикл праздников не менее богат обычаями, чем зимний период. Это объясняется тем, что первооснова всех календарных обрядов – труд земледельца, а весна и лето – самый важный период для сельских жителей. Именно в это время совершаются главные работы земледельца – вспашка поля, посев, высадка рассады, от которой зависело благополучие всей жизни общины в течение года. В весенних праздниках особенно отчетливо прослеживаются два пласта: дохристианский и православный. Языческие моления мордвы, сохранявшиеся вплоть до начала XX в., постепенно сгруппировались вокруг крупных христианских праздников. Весенний цикл начинался с призыва тепла, солнца, теплого ветра. Для этого выпекались из теста жаворонки или ласточки, с которыми дети поднимались на крыши домов и пели веснянки [35; 53]. Пелись также песни-веснянки о сороках- ласточках. Следующий цикл обрядов начинался с Вербного воскресенья. Молодежь ходила по домам, ударяя спящих людей веточками вербы. Это делалось с целью передачи силы растения человеку.

Большая группа обрядов сосредотачивалась вокруг Пасхи – одного из главных христианских праздников. В этот праздник мордва устраивала поминовение предков. У них просили содействия в получении хорошего урожая, размножении скота, молили беречь людей от болезней и всякого зла. В субботу перед Пасхой в одном из родственных домов готовили «атяньпуре» (пиво предков). Молодушки из каждого родственного дома повязывали в дар покойным белые платочки на штатол. После окончания поминовения, перед закатом солнца выходили за околицу «провожать» предков. До утверждения христианских традиций мордва в первый день Пасхи молилась и приносила жертву верховному Богу. Главной жертвой был жеребенок. Совершали в этот день и семейное моление. Есть сведения о том, что мордва устраивала «встречи» и «проводы» Пасхи. В ее роли выступала нарядно одетая девушка, которая появлялась с восточного края деревни. Девушки встречали ее сведромпуре, кланялись, называли посланницей Нишке паза. Вместе с ней они всю пасхальную неделю обходили дома, совершая обряд, напоминающий колядование. Девушки желали хозяевам здоровья, благополучия, большого урожая. «Провожали» Пасху всем селом на запад, выполняя обряды, связанные с огнем. Так, мокшане Саратовской губернии сбрасывали в реку копны горящего сена, в Самарской губернии молодежь бегала в этот день вокруг села с зажженными факелами в руках или спускала с гор горящие колеса. Многие исследователи связывают эти ритуальные огни с солярным культом. Они являлись олицетворением света, тепла, как и солнца [35]. Огню приписывалась и продуцирующая сила, влияющая, в частности, на урожай. С культом огня как символа плодородия было связано моление в честь «хозяйки» Авынавы (на пасхальной неделе или в следующую за ней). Ей молились о хорошем урожае, просили беречь хлеб от грозы и огня. И сейчас в мордовских селениях продолжают праздновать Пасху. Обязательно красят яйца. Ходят семьями на кладбище поминать умерших.

Насыщены обрядами были дни перед началом сева, когда устраивали керетьозкс – моление плуга – первое весеннее моление. В некоторых селениях на общественные деньги покупали быка, резали его и варили мясо для общей трапезы. После моления все приступали к угощению, а потом назначали день сева и выбирали человека, который должен был выехать первым. Наряду с общественным молением началу сева посвящались семейные и родовые озксы. Вечером все члены семьи запирались в избе, хозяин зажигал свечу и клал под образами горсть зерен из предназначенных для сева. Затем он усердно молился об успешном севе и богатом урожае, для себя, на долю нищих и безродных. Перед севом в жертву божествам приносили хлеб, пироги, блины, гуся или курицу, яйца. Так, в Саранском уезде после окончания сева на поле оставляли корзину с яйцами. Во многих местах перед началом сева зарывали яйцо около межи, чтобы зерна были такой же величины. Яйца закапывали в землю и перед посадкой огородных культур, чтобы был обильный урожай. То есть яйцо воплощало собой идею плодородия.

После окончания посевных работ мордовские крестьяне совершали ряд молений, которые должны были обеспечить благоприятную погоду, хороший урожай, здоровье людям и скоту, благополучие в хозяйстве. Проводились моления или всей общиной (велень озкс), или отдельными группами мужчин (атяньозкс) и женщин (бабаньозкс или бабань каша).

Самым главным молением было обще сельское: велень озкс или велень пуре. Оно могло проводиться как на троицкой неделе, так и после нее – вплоть до Петрова дня. К нему тщательно готовились – подбирали жертвенных животных, готовили пищу, варили от 200 до 400 ведер пуре. Обычно моление длилось три дня. В первые два дня молились верховному богу и покровителям различных природных стихий, а на третий день устраивали солдат-озкс – просили здоровья и легкой службы для солдат.

Кульминацией всей весенне-летней обрядности был сам праздник Троицы, который впитал прежние дохристианские обычаи, связанные с почитанием растительности, которая в это время распускалась и цвела. Зеленью и цветами во время летних праздников украшали дома, улицы, церкви. Девушки всю троицкую неделю ходили в венках из листьев и цветов. Центральным предметом троицкого цикла была украшенная березка, вокруг которой развивались основные события; ее называли «кизеньчи» (летний день) и как будто «приводили» в деревню. Перед этим ее несколько раз окунали в реку, прося Ведьаву «вымыть летний день», чтобы он стал белым и красивым. Затем березку проносили по всему селу. В конце троицкой недели устраивался традиционный массовый карнавал Тундоньильтямо, который и сейчас проводится во многих мордовских селах. Для него опять наряжали березку. Главным персонажем здесь выступала Весна-девушка с большим венком на голове. В некоторых селениях каждый конец выбирал свою Весну и наряжал свою березку. Ряженых угощали, а они пели и плясали, разыгрывали сценки, имитирующие трудовые процессы. При движении процессии ее участники обливали зрителей вином или пивом. Заканчивался обряд на ржаном поле или у речки. Здесь бросали березку и ритуальный венок Весны. На поле девушки разбрасывали и свои кольца. Таким образом они стремились передать земле свою молодую силу, что должно было способствовать хорошему произрастанию растений. Мордовские девушки украшали себя зеленью и цветами и в Петров день. Накануне они топили баню, где мылись мочалками из растений и цветов, а затем раскидывали их на полу бани. В этот праздник молодые люди хлестали друг друга зелеными ветками. Все это должно было обеспечить им здоровье, красоту и плодовитость.

В начале лета проводились обряды, которые должны были обеспечить сохранность посевов. Мордва считала, что возделанная земля имеет специальных духов-покровителей. Во время цветения ржи она (богиня пашни, или урожая) в полночь дает знать о предстоящем урожае свистом, о неурожае воплем.дРассердить ее в это время очень опасно. В старину мордва всячески старалась не производить шума в это время – не выходилана двор и сидела по избам с закрытыми окнами. Паксяава сама строго блюла тишину и старалась охранить нивы в том случае, когда начинался ветер, упрашивая Вармаву поберечь хлеб. Подобно домовым, богиня полей тесно связывает свои интересы с интересами селения, которому принадлежат поля.

Между Троицей и Петровым днем пожилые женщины совершали моление на меже – грань озкс. Оно проводилось с целью задобрить Модааву и Моданьпаза (богиню и бога земли), которые обеспечивали плодородие, чтобы они не «ушли» на соседние поля. Для этого их «угощали» различными блюдами и медовым квасом. В засушливое время устраивали моления о дожде – пиземеозкс. С молитвой о дожде обращались к богине воды Ведьаве. При этом проводилось оно около ручья, реки, озера и т.п. Ходили молиться о ниспослании дождя и на кладбище. Для усиления молитвы нередко обливали водой друг друга, прохожих или могилы, причем наиболее старые из них.

В течение лета проводились также моления перед началом сенокоса – «лайме озкс», на котором резали двух овец и просили богов помочь вовремя скосить сено, сметать его в стога, и чтобы оно пошло на пользу скоту. Перед началом прополки полей молились богине поля Паксяаве, прося ее помочь в работе.

В весенне-летний период возрастала обрядовая роль девушек и женщин, которые являлись олицетворением плодоносящих сил. Причем, весной главенствующее место занимали девушки, подчеркивающие своей молодостью и красотой пробуждающиеся силы природы. А поздней весной и в начале лета основные обрядовые функции переходили к замужним женщинам. Именно в это время, от конца сева до колошения хлебов, проходили в мордовских деревнях женские братчины – «авань поза», «авань брага», «авань пия». Во время них обязательна была трапеза, на которой употреблялись мучные блюда и каша, а также напитки, приготовленные на основе ржаного солода: пива, брага.

Участницы молили богов об удачном урожае, благополучии своих семей. Они также принимали в свое сообщество молодушек, вышедших замуж в течение последнего года. Одна из старших женщин, ударяя молодушку по спине три раза кнутиком, приговаривала: «алыяк! алыяк!» (т.е. несись, несись), желая ей таким образом иметь побольше детей. После того женщины обрызгивали ритуальным напитком посевы, скот, людей, чтобы они лучше росли и плодились. Таким образом, в весенне-летних праздниках применялись многие символы плодородия, использовавшиеся и в зимнем цикле: зерно, хлеб, изобилие мучных блюд (блинов, лепешек, пирогов, каш). Но весной и летом использовались и другие элементы: растительность, сельскохозяйственные орудия, яйца - как важный ритуальный символ плодородия [53].

Осенний цикл обрядов и праздников

В осеннем цикле самое важное место занимают обряды, посвященные началу и окончанию уборочных работ и сбора плодов. По народным поверьям боги не всегда охотно расставались с дарами земли. Поэтому перед началом сбора фруктов, овощей и злаков в их честь устраивались моления. Первым осенним праздником был яблочный спас. В этот день каждый хозяин брал яблоки для освещения в церковь, а потом в своем доме совершал моление в честь покровителя яблонь, чтобы тот сохранил зеленые яблоки от бури и ураганов, от мышей и зайцев, чтобы яблоки уродились сладкие и их было много. Затем все садились за стол и ели яблоки, отделяя кусочки для умерших предков. Устраивались моления и в честь богинь земли – Модаавы, поля – Паксяавы, плодородия – Норовавы. Им молились перед началом жатвы, прося их благополучно провести ее, чтобы не порезать руки серпом, чтобы не получить солнечный удар. После окончания жатвы проводили «тарвазозкс» – моление серпа. Паксяава, по верованиям мордовского крестьянства, жила во ржи. Оставив в стороне восхода солнца полоску несжатой ржи, связывали колосья вместе, под ними стелили белое полотенце с хлебом и солью на нем, серпы втыкали в землю у этого клочка, сами садились на последний сноп, и старшая из женщин благодарила хозяйку поля за урожай:

После молитвы старшая из женщин навертывала колосья на серп и вырывала их с корнем. Зерна с этих колосьев скармливали курам, чтобы у них было много яиц. Одним из самых торжественных, многолюдных и архаичных обрядов осеннего цикла был большой трехдневный праздник «велень озкс» –сельское моление. По-другому его называли «пароньпандома» – буквально: плата за добро. На нем выполнялось множество ритуальных действий: зажжение родовых свечей-«штатолов»,проведение обрядовой трапезы, пение молитвенных песен – «пазморот», приношение жертвы божествам и т.д., чтобы заручиться благоволением покровителей, добиться от них содействия в получении необходимых благ [52].Руководили этим молением выбранные старики – «озатя». Они благодарили богов за хороший урожай, за дождь и солнце, просили сохранить собранный хлеб от пожаров, от грызунов, от гниения. В благодарность они отламывали от каждого кушанья по кусочку и зарывали их в землю, бросали в воду или вешали в специальном туеске на дерево – для богов. После этого все приступали к общему обеду.

Примерно через неделю после велень озкса устраивали семейное моление, в котором принимали участие и замужние дочери. Оно посвящалось домовому Кереньшочконь (м.) и покровительнице дома и двора Куд-Юрт аве (э.). Для них резали две овцы – черную и белую, варили пиво. Все кушанья ставили на стол и просили у покровителей дома здоровья и благополучия для хозяев, благодарили их за помощь. Затем всех присутствующих обносили пивом и едой, которую клали на горбушку хлеба. Иногда в начале осени проводили озимозкс (моление озимых). Его обязательно делали, если озимые плохо всходили. Устраивали это моление прямо на поле. В жертву Паксяаве приносили корову или двух овец. Ее молили защитить хлеб от ветра, града, мороза и сильной жары. В начале октября праздновался Покров. Этот праздник считался женским. Мордовки проводили обряд «покров баба». На каждой улице одна из женщин надевала вывернутую шубу, обувала худые лапти, на шею вешала пучок пеньки, из пеньки же делала бороду, садилась верхом на палку, брала в руки веник и так ходила из дома в дом. Войдя в дом, она плясала и пела, веником проводила по стенам и потолку комнаты, как бы выгоняя тараканов и сверчков: Таким образом, одной из целей этого обряда было уничтожение насекомых, но она не единственная. Покров баба высказывала пожелание женить сына. В каждом доме женщине давали пирог, за который она благодарила: «Пусть уродится хлеб, чтоб на будущий год еще больше был пирог». Так же, как и при проведении других мордовских обрядов, исполнение покров бабы разрешало несколько задач: семейно-бытовых и аграрных. Начиная с Покрова, в мордовских селениях проводился праздник, который был своеобразным ритуалом перехода девушек в старшую молодежную группу.

Назывался он «Тейтерень пия кудо» – девичий дом пива. Название его отражало как основной состав участников-девушек, достигших брачного возраста, так и основное угощение - пиво, которое варилось из собранных продуктов в специально нанятом доме. В больших населенных пунктах нередко было несколько таких изб. Проводился праздник в течение семи – десяти дней. Задолго готовились к празднику: варили брагу, вкусную еду, вышивали подарки к будущей свадьбе, учились причитывать, осваивали искусство многоголосного пения, составляли к предстоящим вечерам отдельные программы для стариков, молодых женщин, молодежи, изготавливали костюмы и реквизит для персонажей народных представлений (Покров Баба, Адямот, Казаки и т.д.). Не последнюю роль играли в «девичьем празднике» и развлекательные моменты. Это было настоящим зрелищем с музыкой, песнями, танцами, играми, ряжением. Оно собирало множество зрителей, которые и сами принимали участие в веселье.

В конце октября проходило семейное моление в овине. Хозяин и его жена приносили в жертву Авынаве – держательнице овина, курицу или красного петуха за то, чтобы она помогла им благополучно обмолотить собранный хлеб, не сжечь его при сушке. При наступлении морозов хозяева молились Морозате –старику Морозу. Для него варили кисель из овса, ржи или гороха и выставляли его на окно. «Старика» просили принять угощение и не бить озимые посевы. На этом осенние земледельческие ритуалы заканчивались. Итак, осенние земледельческие обряды и праздники мордвы также отличались большим разнообразием.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Приведенный в данной работе материал о женщине в быту, культуре, об­рядовой жизни мордовского народа с середины XIX – начале XX вв., дает осно­вание утверждать, что она играет первостепенную роль во всех сферах жизни человека: материальной, духовной, общественной и т.д. Мордовская женщина является хранительницей не только домашнего очага, но и основной храни­тельницей национальных ценностей своего народа. Ее роль в бытовой культуре, по сути, незаменима. Ведь женщина воспроизводит самого человека, и на­сколько она сама чтит национальные обычаи и обряды, знакома с национальной литературой, языком, фольклором, религиозными верованиями, материальной и духовной культурой настолько в конечном итоге она выступает их храни­тельницей, а передавая все это наследие своим детям и внукам, она способст­вует процветанию и развитию мордовской нации.

Изучение роли женщины в обрядовой жизни мордвы можно сделать сле­дующие выводы:

1. Женщина является основной хранительницей традиций, национальных ценностей мордовского этноса.

1. Эффективность домашнего хозяйства, атмосфера внутри семьи, харак­тер взаимоотношений между ее членами, само содержание семейно-бытового уклада во многом зависели от женщины-мордовки.

3 Значительна роль женщины в обрядовой жизни, которая сохранилась,
хотя и в измененном виде, вплоть до современных дней.

4 Велико значение женщины-мордовки в фольклоре. В традиционных
обрядовых молитвах, рассказах, сказках, мифах, песнях главную роль играют,
как правило, женщины.

В данной работе была предпринята попытка показать значимость жен­щины в традиционном мировоззрении и жизненном укладе мордовского этноса, рассмотреть определенные этапы ее жизненного цикла, особенности внешнего облика, роль в хозяйственной деятельности, семье, общине, фольклоре, обрядо­вой жизни, воспитании детей, творческой жизни народа.

Были рассмотрены функции мордовки в быту, хозяйстве, обрядовой жизни. Они были чрезвычайно многообразны. В трудовой семье мордвы жен­щина готовила пищу, пряла, ткала холсты, шила одежду, стирала, ухаживала за детьми, обеспечивала чистоту жилья, пропалывала посевы в поле, жала, рабо­тала на сенокосе, участвовала в обмолоте, производила все необходимые ра­боты по уходу за огородом, ухаживала за коровами, овцами и т.д.

Заметный вклад внесла женщина в мордовскую свадьбу. Она являлась ак­тивной участницей свадебных обрядов мордвы. Родильные обряды немыслимы без слова – женщина. Они, по сравнению с мужчинами, намного лучше знают и погребально-поминальные обряды Женщина лечит, воспитывает, обшивает свою семью. Итак, в изложенном материале дана картина жизни мордовки в дореволюционное время, описаны основные сферы ее деятельности.

Сегодня нам становится очевидно, что необходимо в корне изменить от­ношение к позитивному духовному наследию предшествующих поколений. За­ложенный гуманистический потенциал традиционных обычаев и обрядов мо­жет стать фундаментом нравственного и духовного воспитания молодежи, при­вития ей устойчивых моделей поведения и общения, культурных норм и ценно­стей. Одним из способов достижения этих целей может быть включение тради­ционных обрядовых действий в современные празднества, что будет способст­вовать пробуждению интереса и внимания к ним подрастающего поколения.

Изучение обрядовой жизни мордвы в современных условиях, на мой взгляд, очень важно. Ведь не для кого не секрет, что сфера бытования традици­онной обрядовой культуры постоянно сужается. Многие ее элементы исчезают или находятся на грани исчезновения, сократилось число носителей обрядно­сти. Хранителями ее традиционных форм преимущественно являются люди старшего поколения, с их уходом может навсегда исчезнуть уникальная часть народной культуры. Поэтому необходимо зафиксировать и оставить в памяти последующих поколений сохранившиеся, а также уже вытесненные из быта так называемой массовой культурой традиционные обычаи и обряды, проследить их истоки и рассмотреть структуру. Такое комплексное исследование обрядно­сти мордвы позволит наметить пути сохранения и развития этнических ценно­стей, что представляется особенно важным в современных условиях, когда именно духовная культура (в том числе и ее обрядовая сфера) стала одним из важнейших символов этноса, его интегратором и стабилизатором.

Все это имеет особую актуальность для мордвы, в среде которой в усло­виях дисперсного расселения, активных урбанизационных и интеграционных процессов происходит девальвация ее этнического своеобразия и националь­ного самосознания. Данное обстоятельство вызывает необходимость не только системного фиксирования традиционных слоев обрядовой культуры, но и на­учного анализа ее роли в торможении негативных процессов. Нам необходимо знание духовного капитала предков, ибо это – кладовая общечеловеческих ценно­стей. И не изучать ее, не наследовать, значит способствовать распаду связи времен и поколений.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

1. Абрамов В. К. Мордвины вчера и сегодня: Краткие очерки истории мордов­ской государственности и национального движения / В. К. Абрамов. –Саранск: Мордов. кн. изд-во, 2002. – 240 с.

2. Балашов В. А. Бытовая культура мордвы: традиции и современность / В. А. Балашов. – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1992. – 253 с.

3. Балашов В. А. Историография бытовой культуры мордвы / В. А. Балашов // Бытовая культура мордвы. – Саранск, 1988. – С. 25–26.

4. Балашов В. А., Савинов Л. И. Облик современной семьи / В. А. Балашов, Л. И. Савинов. – Саранск: Мор­дов. кн. изд-во, 1987.

5. Баляев С. И. Роль женского начала в национальном характере мордвы / С. И. Баляев // Степановские научные чтения. – Саранск, 1998. – С. 347.

6. Бардина Р. Женщина труженица, женщина мать / Р. Бардина. – Саранск, 1973. – 185 с.

7. Белицер В. Н. Народная одежда мордвы / В. Н. Белицер. – М., 1973. – 350 с.

8. Беляев Ю. «Эрзянь свадьба» / Ю. Беляев // Вперед. – 2006. – 17 февраля. – С. 4.

9. Беляева Н. Ф. Традиционное воспитание детей у мордвы / Н. Ф. Беляева. – Са­ранск, 2001. – 364 с.

10. Беляева Н. Ф. Мордовская семья / Н. Ф. Беляева. – Саранск., 2001. – 287 с.

11. Беляева Н. Ф. Традиционные институты социализации детей и подрост­ков у мордвы / Н. Ф. Беляева. – Саранск: Мордов. гос. пед. ин-т, 2002.

12. Бытовая культура мордвы. – Саранск, 1990.

13. Все о Мордовии. Энциклопедический справочник. – Саранск, 1997.

14. Дадаева Т. М. Гармонизация отношений женщины и общества / Т. М. Да­даева // Социальная гармонизация общественных отношений. – Саранск. 1997.

15. Дадаева Т. М. Динамика социального положения и ценностных ориентации женщин Мордовии / Т. М. Дадаева // Мордовия в период периферии. – Саранск, 1992.

16. Дадаева Т. М. Женщина как основная хранительница национальных ценно­стей / Т. М. Дадаева // Цивилизационное развитие наций и межнациональных отношений. – Саранск, 2001. – С. 25–27.

17. Дадаева Т. М. Изменение социально-экономического положения женщин / Т. М. Дадаева // Резервы гармонизации социальных от­ношений в Мордовии. – Саранск. 2000. – С. 68–77.

18. Динес Е. И. Традиционная пища и домашняя утварь у мордвы / Е. И. Динес // Исследования по материальной культуре мордовского народа. – М., 1963. – С. 84.

19. Евсевьев М. Е. Избранные труды: в 5 т. / М. Е. Евсевьев. Народные песни мордвы. Т. 2 – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1963. – 528 с.; Историко-этнографические исследования. Т. 5. – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1966. – 589 с.

20. Евсевьев М. Е. Мордовская свадьба / М. Е. Евсевьев. – Саранск, 1990. – 384 с.

21. Ежова Л. С. Женщины Мордовии / Л. С. Ежова. – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1957. – 284 с.

22. Ежова Л. С. Женщины Советской Мордовии / Л. С. Ежова, В. И. Лопатова. Н. Н. Сластухин. – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1964. – 176 с.

23. Жуковская Н. Л. От Карелии до Урала. Рассказы о наро­дах России / Н. Л. Жуковская, Н. Ф. Мокшин. – М.: Флинта, Наука, 1998.

24. История Мордовии в лицах. Биографический сборник. – Саранск: Мор­дов. кн. изд-во, 1994.

25. История Мордовской АССР: с древнейших времен до Великой Октябрьской со­циалистической революции: учебник / под общ. ред. М. В. Дорожкина и А. В. Клеянкина: в 2 т. – Саранск, Т. 1, 1979. Т. 2, 1981.

26. История Мордовской АССР с древнейших времен до наших дней. Учеб­ное по­собие. – Саранск, 1984.

27. История и культура мордовского края: учеб. для вузов. – Саранск, 2008.

28. История Мордовии: с древнейших времен до середины XIX века / под ред. Н. М. Арсентьева. – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 2001. – 344 с.

29. Кавтаськин Л. С. Мордовская народная песня / Л. С. Кавтаськин // Мордов­ские народные песни. – Ленинград: Музиздат, 1957. – С. 11.

30. Кавтаськин Л. С. Мордовские обряды и причитания при похоронах девушки / Л. С. Кавтаськин // Проблемы изучения финно-угорского фольклора. – Са­ранск, 1973.

31. Кияйкин А. Мокшанка / А. Кияйкин // Известия Мордовии. – 2006. – 20 января. – С. 7.

32. Кладова С. Н. Женский портрет любой – это сама любовь / С. Н. Кладова. – Столица С. – 1999. – 15 июня. – С. 4.

33. Климкина А. В. Женщины Мордовии в борьбе за социализм / А. В. Клим­кина. – Саранск, 1976. – 215 с.

34. Котков A. M. Об использовании женского труда в домашнем хозяйстве / A. M. Котков. – Саранск, 1977. – 201 с.

35. Корнишина Г. А. Традиционные обычаи и обряды мордвы: историче­ские корни, структура, формы бытования / Г. А. Корнишина. – Саранск: Мордов. гос. пед. ин-т, 2000.

36. Кротков. Несколько слов о поминовении усопших // Пензенские епархиальные ведомости. Часть неофициальная. – 1871. – № 10. – С. 310-313.

37. Крюкова Т. А. Мордовское народное изобразительное искусство / Т. А. Крюкова. – Са­ранск, 1968.

38. Кузнецов С. К. Мордва / С. К. Кузнецов. – М., 1912.

39. Лузгин А. С. В тесном соседстве / А. С. Лузгин. – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1987.

40. Лузгин А. С. Жизнь промыслов / А. С. Лузгин. – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 2001.

41. Майнов В. Н. Очерк юридического быта мордвы / В. Н. Майнов. – СПб.: Министерство Внутренних дел, 1883. – 267с.

42. Марискин И. С. Летопись Атяшевской земли / И. С. Марискин, О. И. Мари­скин. – Саранск: Мордов.кн. изд-во, 1998. – 536 с.

43. Маркелов М. Т. Избранные труды М. Т. Маркелов. – Саранск: Тип. «Рузаевский печат­ник», 2009.

44. Мартьянов В. Н. Мордовская народная вышивка / В. Н. Мартьянов. – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1991.

45. Маскаев А. И. Мордовская народная сказка / А. И. Маскаев. – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1947.

46. Маскаев А. И. Мордовская народная эпическая песня / А. И. Маскаев. – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1964.

47. Мельников П. И. (Андрей Печерский). Очерки мордвы / П. И. Мельников. – Саранск: Мор­дов. кн. изд-во, 1981.

48. Михайлов A. M. Мордовка / A. M. Михайлов. – М., 1928. – 300 с.

49. Мокшанские народные песни. – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1969.

50. Мокшин Н. Ф. Мордва / Н. Ф. Мокшин // Народы Поволжья и Приуралья. Се­рия «На­роды и куль­туры». – М., 2000.

51. Мокшин Н. Ф. Материальная культура мордвы: этнографический справоч­ник / Н. Ф. Мокшин. – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 2002. – 208 с.

52. Мокшин Н. Ф. Мифология мордвы: этнографический справочник / Н. Ф. Мокшин. – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 2004. – 320 с.

53. Мокшин Н. Ф. Мордва и вера / Н. Ф. Мокшин, Е. Н. Мокшина. – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 2005. – 532 с.

54. Мокшин Н. Ф. Мордовский этнос / Н. Ф. Мокшин. – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1989. – 160 с.

55. Мокшин Н. Ф. Религиозные верования мордвы / Н. Ф. Мокшин. 2-е изд. –Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1998. – 248 с.

56. Мокшин Н. Ф. Мордва глазами зарубежных и российских путешественников / Н. Ф. Мокшин. – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1993. – 240 с.

57. Мокшин Н. Ф. Этническая история мордвы / Н. Ф. Мокшин. – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1977. – 300 с.

58. Мокшин Н. Ф. Тайны мордовских имен / Н. Ф. Мокшин. – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1991. – 174 с.

59. Мокшин Н. Ф. Мордватне: эрзятне ды мокшотне / Н. Ф. Мокшин, А. С. Луз­гин. – Са­ранск: Мордов. кн. изд-во, 2008. (На мордовском-эрзя языке).

60. Мокшин Н. Ф. Мордватне: мокшатне и эрзятне / Н. Ф. Мокшин, А. С. Луз­гин. – Са­ранск: Мордов. кн. изд-во, 2008. (На мордовском-мокша языке).

61. Мокшин Н. Ф. Мордва / Н. Ф. Мокшин, А. С. Лузгин. – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 2008.

62. Мокшин Н. Ф. Фотолетопись мордовского села (100 лет из жизни села Вол­га­пино) / Н.Ф. Мокшин. – Саранск: Тип. «Крас. Окт.», 2009.

63. Мокшин Н. Ф. Мордва и мир: тезарус по традиционной материаль­ной и правовой культуре мордовского народа / Н. Ф. Мокшин, Ю. Н. Сушкова. – Саранск, 2011.

64. Мокшина Е. Н. Этническая ситуация в Мордовии на современном этапе / Е. Н. Мокшина. – Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 1998.

65. Мокшина Е. Н. Религиозная жизнь мордвы во второй половине XIX – начале XXI века / Е. Н. Мокшина. МГУ им. Н. П. Огарева. – Саранск, 2003. – 248 с.

66. Мокшина Е. Н. Актуальные проблемы истории и этнографии мордовского на­рода: из­бранные статьи / Е. Н. Мокшина. – Саранск, 2013.

67. Мокшина Ю. Н. Брак и семья в обычном праве мордвы / Ю. Н. Мокшина. – Саранск, 2005. – 256 с.

68. Мордва (историко-этнографические очерки). – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1981. – 336 с.

69. Мордва историко-культурные очерки. – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1995. – 624 с.

70. Мордва: очерки по истории, этнографии и культуре мордовского народа. 2-е изд, доп. и перераб. – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 2012.

71. Мордва Российской импе­рии / сост. В. А. Юрченков. – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 2014.

72. Мордовия. Энциклопедия. В 2 т. Саранск: Мордов. кн. изд-во, Т. 1.: А – М, 2003; Т. 2.: М – Я, 2004.

73. Мордовские народные песни. – М.: ГИХЛ, 1957. – 268 с.

74. Мордовские народные сказки. – Саранск, 1985.

75. Мордовские пословицы, присловицы и поговорки. – Саранск, 1986. – 280 с.

76. Мордовский народный костюм. – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1990.

77. Мордовский этнографический сборник. Составитель А. А. Шахматов. – СПб., 1910. – 645 с.

78. Народы России. Энциклопедия. – М., 1994.

79. Никонова Л. И. Тайны мордовского целительства. – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1995.

80. Республика Мордовия: учебное пособие / сост. Т. С. Баргова и др. – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1998. – 160 с.

81. Русанов И. Мордовский молян / И. Русанов // Пензенские епархиальные ведомости. Часть неофициальная. – 1868. – № 1. – С. 20-26.

82. Самородов К. Т. Мордовская обрядовая поэзия / К. Т. Самородов. – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1980. – 360 с.

83. Саратовская мордва (этнографические материалы) / Составитель М. Т. Маркелов. – Саратов, 1922. – 239 с.

84. Смирнов И. Н. Мордва / И. Н. Смирнов. – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 2002. – 600 с.

85. Сушкова Ю. Н. Этноправосудие у мордвы / Ю. Н. Сушкова. – Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2009.

86. Токарев С. А. Религия в истории народов мира / С. А. Токарев. – М., 1965. – 623 с.

87. Устно-поэтическое творчество мордовского народа. В 7 т. – Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1963-1979.

88. Федянович Т. П. Семейные обычаи и обряды финно-угорских народов Урало-Повол­жья (конец XIX века – 1980-е годы) / Т. П. Федянович. – М., 1997.

89. Marit, Mordvalalaiset ja Udmurtit. Perinteisen kulttuurin tietosanakirja. – Hel­sinki. 2008.

4