«Есть в близости людей заветная черта,
Ее не перейти влюбленности и страсти,
Пусть в жуткой тишине сливаются уста
И сердце рвется от любви на части»
«Есть в близости людей заветная черта,
Ее не перейти влюбленности и страсти,
Пусть в жуткой тишине сливаются уста
И сердце рвется от любви на части»
То змейкой, свернувшись клубком,
У самого сердца колдует,
То целые дни голубком
На белом окошке воркует,
То в инее ярком блеснет,
Почудится в дреме левкоя …
Но верно и тайно ведет
От радости и от покоя.
Умеет так сладко рыдать
В молитве тоскующей скрипки,
И страшно ее угадать
В еще незнакомой улыбке.
Весенним солнцем это утро пьяно,
И на террасе запах роз слышней,
А небо ярче синего фаянса.
Тетрадь в обложке мягкого сафьяна,
Читаю в ней элегии и стансы,
Написанные бабушке моей.
А там мой мраморный двойник,
Поверженный под старым кленом,
Озерным водам отдал лик,
Внимает шорохам зеленым.
И моют светлые дожди
Его запекшуюся рану …
Холодный, бледный, подожди,
Я тоже мраморною стану.
Настоящую нежность не спутаешь
Ни с чем, и она тиха,
Ты напрасно бережно кутаешь
Мне плечи и грудь в меха
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Сколько просьб у любимой всегда!
У разлюбленной просьб не бывает.
Как я рада, что нынче вода
Под бесцветным ледком замирает.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И, прощаясь, держась за перила,
Она словно с трудом говорила:
«Это все … Ах, нет, я забыла,
Я люблю Вас, я вас любила
Еще тогда!»
Сердце к сердцу не приковано,
Если хочешь - уходи.
Много счастья уготовано
Тем, кто волен на пути.
Я не плачу и не жалуюсь,
Мне счастливой не бывать.
Не целуй меня усталую, -
Смерть придет поцеловать.
Дни томлений острых, прожить
Вместе с белою зимой!
От чего же, от чего же ты
Лучше, чем избранник мой?
Я и плакала и каялась,
Хоть бы с неба грянул гром!
Сердце темное измаялось
В нежилом дому твоем.
Боль я знаю нестерпимою,
Стыд обратного пути …
Страшно, страшно к нелюбимому,
Страшно к тихому войти.
А склонюсь к нему нарядная,
Ожерельями звеня;
Только спросит «Ненаглядная!
Где молилась за меня?»
Я научилась просто, мудро жить,
Смотреть на небо и молиться Богу,
И долго перед вечером бродить,
Чтоб утомить ненужную тревогу.
Когда шуршат в овраге камыши
И никнет гроздь рябины желто - красной,
Слагаю я веселые стихи
О жизни тленной, тленной и прекрасной.
Тихо льется тихий Дон,
Желтый месяц входит в дом.
Входит в шапке набекрень.
Видит желтый месяц тень.
Эта женщина больна,
Это женщина одна.
Муж в могиле, сын в тюрьме,
Помолитесь обо мне.
«… Что он видел, мой мальчик?» Он никогда никаким образом контрреволюционером не был … способный молодой, полный сил - ему завидуют и сейчас используют то, что он сын Гумилева … Как из меня сделали вдову Гумилева»:
«В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях. Как-то раз кто - то «позвал» меня …
- А это вы можете описать?
И я сказала:
- Могу.
Тогда что - то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом »
«Посвящение» :
* * *
Перед этим горем гнутся горы,
Не течет великая река,
Но крепки тюремные затворы,
А за ними «каторжные норы»
И смертельная тоска …
«Вступление»:
* * *
Это было, когда улыбался
Только мертвый, спокойствию рад,
И ненужным привеском болтался
Возле тюрем своих Ленинград.
И когда обезумев от муки,
Шли уже осужденных полки,
И короткую песню разлуки
Паровозные пели гудки.
Звезды смерти стояли над нами.
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь.
Уводили тебя на рассвете,
За тобой, как на выносе шла,
В тесной горнице плакали дети,
У божицы свеча оплыла.
На губах твоих холод иконки,
Смертный пот на челе … Не забыть! -
Буду я, как стрелецкие женки,
Под кремлевскими башнями выть.
Семнадцать месяцев кричу,
Зову тебя домой,
Кидалась в ноги палачу,
Ты сын и ужас мой.
Уже безумие крылом
Души накрыло половину,
И поит огненным вином
И манит в черную долину
Показать бы тебе, насмешнице
И любимице всех друзей,
Царскосельской веселой грешнице,
Что случится с жизнью твоей -
Как трехсотая, с передачею,
Под Крестами будешь стоять
И своей слезою горячею
Новогодний лед прожигать.
Приговор
И упало каменное слово
На мою еще живую грудь.
Ничего, ведь я была готова,
Справлюсь с этим как-нибудь.
У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научится жить.
Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать …
О них вспоминай всегда и везде,
О них не забуду и в новой беде …
… Я стихам не матерью -
Мачехой была.
Эх, бумага белая,
Строчек ровный ряд!
Сколько раз глядела я
Как они горят.
Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах,
И мужество нас не покинет.
Не страшно под пулями мертвыми лечь,
Не горько остаться без крова, -
Но мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесем,
И внукам дадим, и от плена спасем
Навеки!
«И серебряный месяц ярко –
Над серебряным веком стал»
А.Ахматова
(«Поэма без героя»)