" И нет выше цели в жизни,
Творя в священных садах ,
Возвысить имя Отчизны
В дне нынешнем и в веках !
Сценарий спектакля по поэме Алишера Навои
« Стена Искандара»
Сценарий составила
учитель русского языка и литературышколы № 151 города Ташкента
Сабирова Наира Назировна
Город Ташкент
Яшнободский район
школа №151
Презентация музыкального спектакля на поэму Алишера Навои
" Стена Искандара"
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Ведущий-
Ведущий-
3- Ведущий-
Шах Румии Файлакус-
Шах владыка -полководец мира Искандар-
Шах Ирана Дара-
Мудркец Накумохис-
Мудрец Арасту –
Мудрец Афлатун-
Мудрец Сократ-
Мудрец Хурмус-
Мудрец Балинос-
Мудрец Букрот-
Мудрец Фарфурнус-
1.Посол шаха Ирана Дары-
2.Посол шаха Ирана Дары-
Мать Искандара-
Раукшанак, дочь шаха Ирана Дары-
Воин шаха Ирана Дары Бербери-Барик-
Полководцы Искандара:
Полководцы Дары:
Наложницы матери Искандера:
Писари: 1 действие
1-автор: Тот, кто былое кистью оживил,
Завесу над картиной приоткрыл:
Четыре царских рода власть несли
В пределах обитаемой земли.
А длилось время их, как помнит свет,
Четыре тысячи и триста лет;
И тридцать шесть еще последних лет
И десять месяцев еще вослед.
То были открыватели цари,
Мирозавоеватели цари.
И мир тысячелетний, и покой
Вкусил при тех владыках род людской.
Но, призванные благо утвердить,
Цари не все успели совершить.
В сей малый срок, что дан живущим в дар,
Взращен был добрым шахом Искандар.
Коль перечислим все его дела,
То всякий скажет: «Слава и хвала!»
Теперь я суть вступленья объясню,
Происхожденья тайну проясню.
Четыре царских рода было. Он
После второй династии рожден.
Когда покинул мир последний кей,
Бахман Дара вселенной правил всей.
Дара гордился, что цари земли
Ему покорно дань свою несли.
2-автор: Тогда в Юнане правил Файлакус,
Его царем признали Рум и Рус.
Все свойства были царственными в нем;
Он — ангел был в обличии земном.
Чтоб знать его историю, возьми
Прочти царя поэтов Низами.
В сказанье, что как вечный свет горит,
Он так о Файлакусе говорит:
Хоть в мире счастлив был его удел,
Наследника он — сына — не имел.
Тоской по сыну был он удручен,
Скажи: опоры в жизни был лишен.
И вот однажды, позднею порой,
С охоты возвращался он домой.
И увидал в пустыне властелин
Столпы и стены сумрачных руин.
Врата и свод обрушились давно,
Как сердце, что тоской сокрушено.
В тени руин заснул он, утомлен,
И был дыханьем утра пробужден.
Услышав стон, воспрянул он, глядит:
Пред ним, мертва, роженица лежит.
И с ней — новорожденное дитя,
На гибель обреченное дитя.
Ее мучений день конца достиг…
Был жалобен и слаб младенца крик.
Как будто понимал малютка сын,
Что вот он — беззащитен и один.
А Файлакус? Живое сердце в нем
От состраданья вспыхнуло огнем.
3-автор: Он кликнул слуг, велел дитя хранить,
А мать умершую похоронить.
Найденыша того забрал с собой
И стал его счастливою судьбой.
Он Искандаром отрока назвал
И трон ему, как сыну, завещал.
Хранитель истины, чье слово — свет,
Наставник наш, храни его Изед,
Об Искандаре, о его делах
Джами пропел нам в сладостных стихах.
Пошел я той же трудною стезей;
И летописи были предо мной.
Но я, от малых знаний был немым,
Придя к Джами, советовался с ним.
«Двух Искандаров не было! — сказал
Учитель мне и свитки показал. —
Походы все и подвиги его —
Деянья человека одного!»
Так говорил правдивый Низами,
Так подтвердил и в наши дни Джами.
Открыт источник истины один,
Что Искандар был Файлакусов сын.
Исследуя, я правду проверял,
В исследованье правду отыскал.
Так говорил истории знаток,
Что изучал сей двойственный чертог:
Обретший Искандара Файлакус
Его и царства утвердил союз.
Он слуг и войско щедро одарил,
Врата дворца для празднеств отворил.
( Выходят философы)
Арасту:
«Родился, — прочитал он в небесах, —
Счастливый, мудрый, справедливый шах.
Весь мир он обитаемый пройдет
И славою наполнит небосвод.
Владыки примут власть его и суд,
Ярмо его приказов понесут.
Он мир великодушьем осенит,
Ему, как бубен, солнце зазвенит.
Движение светил предскажет он,
Заветный узел тайн развяжет он.
Познанье в кровь и плоть его войдет.
Он целый мир сокровищ обретет.
Законы звезд он заключит в число
И по рукам земное свяжет зло.
Пройдет он по неведомым морям,
Проложит путь к безвестным островам.
Судил всевышний на заре времен —
Все царства мира завоюет он».
(Прощения у бога попросил Шах Файлакус и сыну власть вручил;)
Он вспомнил завещание отца:
Сын входит с матерью шаху Файлакусу.
Файлакус:
«Врага в свои владенья не пускай.
Мой прах на поруганье не предай!
Пусть именем твоим, твоей рукой
Мой будет вечный огражден покой!
Я вырастил тебя в моем саду
Затем, чтобы, когда навек уйду,
Меня ты был достоин заменить
И нашу славу в мире сохранить».
Накумохис-:
Так Искандар под сводом древним сим,
Ни с кем в делах великих несравним.
Ему сопутствовали чудеса…
Пред ним смолкали гордых голоса.
Он — покровитель государства был
И в Руме утвердитель царства был.
Освободил народ свой от оков,
Страну свою очистил от врагов.
И, убедясь, что власть его крепка,
Он за предел страны повел войска.
Но — в радостях, в пирах — не отыскал
Отрады той, что сердцем он алкал.
Афлатун-
И вновь походом обошел весь мир,
Повсюду утвердив добро и мир.
Защитой от яджуджей им стена
Была железная возведена.
Скажи: он обошел не мир земной,
А девять сводов неба над землей.
На всех дорогах, для любой страны,
Ягач он сделал мерою длины.
И знаки расстояний на путях
Велел установить великий шах.
А на местах ночлегов каждый край
Был должен ставить караван-сарай.
Благоустраивал без шума он
Строй жизни мира, к благу устремлен.
Сократ-
Свершить же не под силу никому
Все, что до нас свершить пришлось ему.
Дал небосвод ему такую власть,
Что целый мир пред ним был должен пасть.
Его величье морем разлилось.
К зениту знамя Рума поднялось.
Меч — молния в руке, как ветер — конь,
Лицо его — сжигающий огонь.
И он решил весь мир завоевать,
О меньшем не хотел и помышлять.
Он видел: мир земной не так велик
И равных нет ему среди владык.
Так за три года набрался он сил,
Владенья Рума удесятерил.
2 действие
(Дворец Искандара. Перед собой он сесть велел гонцу. Посол смиренно сел у царских ног. И от смущенья говорить не мог.
(Ему он задал царственный вопрос:)
Искандар:
«По-доброму ли шах Дара здоров,
Счастливейший, как древний Кей-Хосров?»
(Ответил гость и прах поцеловал,
И вновь владыка Рума вопрошал)
«Коль мир у вас и счастье и покой,
С какою вестью послан ты Дарой?»
Посол:
(И, вновь пред ним поцеловавши прах,
Посол ответил:
«О великий шах,
Я пред величием твоим дрожу,
Но раз ты повелел — я все скажу.
Отец твой — венценосный Файлакус
С Дарой когда-то заключил союз.
И десять сотен слитков золотых
Платил Даре, по договору их.
Прошло три года, как отец твой шах
В небесных наслаждается садах.
Но Рум не шлет хараджа третий год;
Долг этот, дружбы двух царей оплот,
В сокровищницы к нам не поступил…
Иль, может, вовсе не отправлен был.
И цель прихода моего одна —
Долг этот получить с тебя сполна.
Отдашь — я увезу. А если нет —
Скажи. Я передам Даре ответ».
Искандар:
«Привет мой передай Даре,
Потом ответ мой передай Даре:
В юдоли сей ничья не вечна власть,
Удел величья — пасть, истлеть, пропасть.
Не мучься — ради завтрашнего дня,
Стяжаньем душу живу бременя!
Пусть ты ни с кем в богатстве не сравним,
Но ты богатством угнетен своим.
Где польза от богатства твоего?
Зачем без пользы собирать его.
Когда от дела происходит вред,
Такое дело делать смысла нет.
Забудь наш долг! Ведь птица унеслась,
Что золотыми слитками неслась!
Коль примешь ты наш дружеский совет,
То и вражды у нас с тобою нет.
Но коль отвергнешь ты мои слова,
То мы отвергнем и твои слова.
Без пользы для себя хлопочешь ты!
Подумай, если мира хочешь ты:
Ты слабых подавлял и покорял.
Таких, как я, ты прежде не встречал.
Источник счастья — мудрость, свет ума;
Но в силе алчность там, где нет ума.
Нам непосильна дань минувших лет;
Потребуешь — мы сами скажем: нет.
А от судьбы — пусть ты могуч, богат —
Могущество и власть не защитят.
И пусть бесчисленны твои войска,
Их опрокинет сильная рука.
Пусть мы тебя слабее во сто раз,
То, что нас ждет, — утаено от нас.
Когда страна богата и сильна,
То не нужна такой стране война!»
(Гонец поклонился и отправился передать слова Искандара Даре.) (Дворец Дары.)
Дара:
(Слова гонца, он так ему сказал:)
«Коль впрямь Румиец это говорил,
То, значит, бог ума его лишил.
Иль, может быть, в ту пору был он пьян
И от вина безумьем обуян?
Иль он еще дитя, не зрел умом
И управлять не может языком?»
Посол:
«За ним следил я зорко, не шутя:
Не пьян он, не безумен, не дитя.
Нет, разумом он светел и здоров,
И попусту он не бросает слов!
Благоразумен, сведущ и учен,
Он мудростью глубокой наделен!
Сильно иль слабо воинство его, —
В его словах — достоинство его.
В величии — хоть обойди весь свет —
Ему подобных не было и нет!
Присматривался долго я к нему
И удивлялся дивному уму».
(Так был взъярен Дара ответом сим)
Дара:
В оковы нашего посла забить ,
В колодец черный посадить.
«Румиец — раб мой, сын рабов,
Что ползали у ног моих отцов.
Он — раб, и предки подлые его
Рабами были предка моего!
Кто он такой, чтоб милостью моей
Возвесть его в достоинство царей?
Чтобы слова его словами счесть,
Что оскорбляют нашу власть и честь?
Ни страха предо мной не стало в нем
И ни стыда перед людским судом!..
Но мы такой отпор дадим ему,
Так я его ничтожность покажу,
Что этот необузданный дикарь
Опомнится, раскается, как встарь!»
(И царь Дара гонца найти велел, Который бы находчив был и смел.)
Дара:
Отправляйся в путь,
Човган и крепкий мяч вручи ему,
И дай ему с кунжутным семенем мешок, —
(Явились к шаху стражи во дворец).( Дворец Искандара)
Сказали: «От Дары опять гонец!»
Царь молвил: «Сядь, о деле расскажи,
Цель твоего прибытья изложи!»
(Сказал носитель тайны, пав во прах)
2-посол:
«Сто раз благослови тебя аллах!
Нет сил мне говорить перед тобой…
Но обо всем, что велено Дарой,
Коль ты позволишь, речь я поведу,
А скажешь — «нет», смиренно прочь уйду».
«Дара, по милости своей,
Взымает дань со всех земных царей.
Берет харадж, по праву древних лет,
Хоть в том у нас нужды особой нет.
Но шахи, что зависимы от нас,
Что исполняют наш любой приказ,
Харадж не забывают в срок платить,
Чтоб о своем покорстве заявить.
Отец твой нам платил, пока был жив,
Служил нам преданно — и был счастлив.
Но умер он… Ты сел на отчий трон.
Ты б должен делать то, что делал он.
Но не пошел ты по его пути,
Решил от послушанья отойти.
Три года с вас налог не поступал.
Но царь царей не требовал и ждал.
И наконец гонца решил послать,
Чье дело — недоимки собирать.
Но ты с гонцом столь дерзко говорил,
Что, знать, забыл — кто есть ты, чем ты был.
Но так как ты — годами молодой —
Не стукался о камень головой,
Мы поняли: невежество и тьма
Сильны в тебе от малого ума!
Великодушье мы должны явить
И, как ребенку, промах твой простить.
Но образумься и не прекословь;
Дань собери — к отправке приготовь;
И сам спеши — под царственную сень,
Поцеловать высокую ступень!
Чтоб не покрыться пятнами стыда,
Будь честен с нами, предан нам всегда.
Увидишь много милостей от нас…
Но коль отклонишь царственный приказ,
Тщеславьем и гордынею объят,
И дивы злобы дух твой победят, —
Поймем, что буйство младости твоей
Благоразумья твоего сильней.
Привез я от великого Дары
Тебе, о царь, достойные дары!»
(Так краснобай-гонец проговорил. И мяч с клюкой пред шахом положил.)
2- посол
«Тебе, как юноше, под стать
Клюкою мячик по полю гонять!
Тебе приличны — мяч, клюка, майдан.
Но царство — это не игра в човган!
Коль вновь ты возразишь царю царей,
Стыдясь признаться в слабости своей,
Тебе возмездье ныне, а не месть,
И зол своих тебе тогда не счесть.
Ты знай, что больше войск в его руке,
Чем семени кунжутного в мешке!»
(И принесли мешок посольский тут, В котором был просеянный кунжут.)
(Проворно это семя на ковре. Гонец рассыпал, преданный Даре.)
«Вот наше войско! Пусть сочтет его,
Кто не боится шаха моего!»
(Умолк посол и опустил глаза, Все стихло, будто пронеслась гроза.)
(С улыбкой Искандар внимал ему, Все высказать — не помешал ему.)
(Когда гонец все, что хотел, сказал — Он так ему достойно отвечал)
Искандар:
«Дара — чистопородный кей и шах,
Быть нам примером призванный в веках.
Но я, тебе внимая, изумлен:
Как стал в своих словах несдержан он.
Владык вселенной, как презренный сброд,
Достойнейших — рабами он зовет!
Царей, которых во главе людей
Поставил бог по мудрости своей,
Дара решил рабами называть?
Но тут пути добра не отыскать.
Мы все — рабы Иездана, только бог
Меня своим рабом назвать бы мог.
Пускай твой шах подумал бы сперва
Пред тем, как эти вымолвить слова.
Себя с великим богом он сравнил,
Грех святотатства страшный совершил
Меня безумцем пьяным он зовет,
Дитятею, не знающим забот.
Меня он обвиняет в трех грехах,
А сам он богохульствует — твой шах!
Коль уважения меж нами нет —
И примирения меж нами нет!
Допустим, что я мал, а он велик, —
Но как несдержан у него язык!
Твой царь Дара мне милость оказал,
Клюку и мяч в подарок мне прислал.
Я в этом вижу тайный смысл…
Ну что ж — В истолкованье он весьма хорош…
Мысль мудрецов, что землю обошла,
Нам говорит: земля, как мяч, кругла.
Дара свой смысл в мяче и клюшке скрыл,
А бог мне целый мир, как мяч, вручил.
Какая же загадка скрыта в нем
В човгане этом с загнутым концом?
Я понял: повелителем времен
Човган судьбы вселенной мне вручен,
Чтоб торопил я своего коня,
Чтоб мяч отбил у всех, вперед гоня.
Здесь — предсказанье, радостная весть…
Да, в этой вести — счастье мне и честь.
Не новую принес сегодня мне
Ты притчу о кунжутовом зерне.
Мол, как семян кунжута вам не счесть,
Так и числа моим войскам не счесть.
Пусть ваша рать несметна, как кунжут,
Ее мои цыплята поклюют!»
(И на кунжут, что был среди палат Рассыпан, он принесть велел цыплят.)
(Все поклевали птицы; и зерном. Не поделились даже с муравьем.)
(Посол Дары глядел, молчал, бледнел; Понуро пристыженный он сидел.)
И молвил Искандар:
«Встань! Подобру
Иди от нас. И извести Дару:
Что слышал здесь, ему ты донеси,
В дороге дальней слов не растряси!»
(Когда посол Дары, что в Руме был, Речь Искандара шаху изложил, —)
Дара:
«Тьфу!» — обращаясь к небу, он кричал, Упрек земле и небу обращал.
(Как молния небес, метался он, Как в лихорадке, содрогался он.
И чтобы гнев души своей унять, Приказ он отдал — войско собирать.)
(Иран, Туран, Монголия, Китай, Где мира обитаемого край
Дара:
Сказал: «Коль двинусь на небо в поход —
Я отступить заставлю небосвод!»
«Вот в чем причина сбора войск моих
И нарушенья мирных дел мирских.
Как только Файлакус — румийский хан —
Ударил в погребальный барабан,
Власть захватил его безумный сын,
Текущий криво, как вода стремнин,
Неукротимый, как степной огонь,
И непокорный, словно дикий конь.
Он — данник мой. Четвертый год настал
С тех пор, как дань платить он перестал.
Столь гордым он в своем безумье стал.
Когда же я гонцов к нему послал,
Чтоб разузнать о положенье дел
И почему платить он не хотел, —
И сразу все расчеты с ним свести,
И сразу взять всю дань и привезти, —
Моим послам он дерзко отказал!
Он много слов бессвязных им сказал,
Необоснованных и наглых слов.
И снова я послал к нему послов,
Чтоб от его главы отвеять зло,
Но наставленье в пользу не пошло:
Глупец! Он так ответил дерзко мне,
Что кровь моя вскипела, как в огне!
Решил я слов напрасно не терять,
Решил я уши наглому надрать.
Вот каково начало, — отчего
Потрясено все мира существо!»
3 действие
(И лицами опять к земле припав, И пыль у ног Дары поцеловав)
Сказали:
«Как причиной столь пустой
Мог быть смущен властителя покой!
Румийский царь приличьям не учен,
Любым из нас он будет укрощен!
А тысяч сорок всадников пошлем,
Проучим мы его — в песок сотрем!»
Дара сказал:
«Уж раз собрал я вас, —
Рум будет местом отдыха для нас.
Что Рум? На Франгистан и Зангибар
Направить мы теперь должны удар,
Дойти до крайних мира берегов,
Вселенную очистить от врагов —
Дней за десять! Свидетель — вечный бог, —
Никто придумать лучше бы не мог».
Шум плыл от войск, как волн пучины шум… И потрясен был Искандаров ум.
Искандар:
«Что ж! — если здесь я бой приму —
Сам собственную голову сниму!
Я от гордыни в ослепленье был,
Когда ковер сраженья расстелил.
Отсель путей для отступленья нет,
Здесь гибель ждет меня, сомненья нет!»
(И так молитвословье произнес)
«Господь! Пока твой светлый мир цветет,
Пусть будет счастлив каждый в нем народ.
Да будет всем земля ковром услад,
Где радость, песни и плодовый сад!
Пусть на престоле мира сядет мир,
И люди все придут к нему на пир.
И в радости, в веселье заживут,
Пока не призовет их божий суд.
Пусть в мире справедливость и покой
Воздвигнут совершенные душой!»
(Всевышнего восславив и судьбу, За Искандара он вознес мольбу. И, обратив к войскам врага свой лик,
Провозгласил)
1 воин:
«Я — Бербери-Барик.
Я был слугой Дары — царя царей,
Но проку в службе не было моей.
За верный труд — не то чтобы добра —
И взгляда мне не уделил Дара.
Стоящих много ниже — он дарил,
Меня ж, моих заслуг не оценил!
Когда о том я шаху доложил,
К рабу властитель слуха не склонил!
Когда ж меня просил я отпустить,
Он, в гневе, приказал меня избить!
Униженному тяжко, мне тогда
Блеснула Искандарова звезда!
Когда я к Искандару прискакал,
Мне царь так много ласки оказал,
Так ни за что меня он наградил,
Что от стыда я голову склонил.
На смертный бой теперь я выхожу,
Две добрых думы на сердце держу:
Всемерно Искандару послужить
И вражьей кровью в битве стыд отмыть!
Всех, кто отмечен щедрым был Дарой,
Поодиночке вызываю в бой.
Пусть шах, чьей мудростью земля полна,
Увидит сам, какая им цена!»
(Когда же Бербери-Барик умолк, Навстречу воин вылетел, как волк, — 9 воинов лежали у него под ногами, убив десятого, он сам тоже погибает.)
(Увидев, что Бербер его пропал, Душою Искандар в унынье впал)
Искандар:
«О, как горька его судьба!
О, как тяжел, увы, удел раба!»
(Но он был рад, что богатырь такой Неслыханный потерян был Дарой.)
(…Ночь наступила. Поднялась луна, Как Искандар, величия полна. И разделила ночи глубина
Войска. И наступила тишина. В своем шатре Дара не ведал сна, — Ему потребны чаша и струна.
Увы! — он кровь глотал взамен вина!)
Дара:
«Что завтра явит мир, что даст война?»
(Румиец ночь в молитве проводил, Он помощи просил у бога, сил.)
(Смиренно он чело к земле склонил, В слезах о справедливости молил.)
(Когда ж уста мольбы он затворил, Рассветный луч вершины озарил.)
(Тревожно вновь заволновался стан, Взревели трубы, грянул барабан.)
(Вскрыл свиток Искандар. Но как же он. Был тем письмом глубоко изумлен!)
Искандар:
«Войну закончу — смерть нашлю на них!» —
(Он молвил о наместниках своих.)
«Пока не обнажил на нас он меч,
Должны мы сами жизнь его пресечь!..
Когда мы корни шаха поразим,
Народ от гнета мы освободим.
И пусть умрем потом! Ведь все равно
Светило наших дней обречено!
Желаний нет у нас других. Умрем,
Но души от насилия спасем!»
(Вручив судьбу и душу небесам, Сел на коня и поскакал к войскам, —В шатер Дары вошел, как солнце дня, —
И видит: в луже крови шах лежит, Кровавой багряницею покрыт. И сердце горем сокрушилось в нем.
И сел он, горько плача над врагом, И голову Дары в ладони взял, И столько слез горячих проливал,
И тихо так Дара заговорил)
Дара:
«Добро пожаловать, мой юный шах!
Мудрец и богатырь, подлунной шах!
Кто перл родил столь дивной чистоты?
Кто мог бы так врагу простить, как ты?
О, как я гневом на тебя кипел!
Как часто гибели твоей хотел!
Средь сильных, миром правящих земным,
Один ты был соперником моим.
Кто в мире есть, как ты? Нет никого!
В тебе явилось миру божество.
Я на лицо твое взирать хочу!
Склонись ко мне! Тебе внимать хочу!
Ты — гость мой, — но в какие времена?
Дом рухнул мой, разграблена казна!
Как послужу я гостю моему?
Где друга долгожданного приму?
Вот лишь душа не отдана судьбе…
Коль примешь — душу я отдам тебе!
Мой милый гость! Ты сердцем так велик,
Теперь я сам — твой гость! — твой гость на миг!
И если дружба, а не зло — твой стяг, —
Бог да хранит тебя на всех путях!
Но если ты явился, чтоб убить,
Склонился, чтоб главу мою срубить, —
Великодушен будь — не убивай!
Помедли миг, сказать два слова дай!»
(Крик Искандар и громкий плач подъял, Венец свой сбросил, ворот разорвал.)
Искандар:
Вскричал: «Живи, великий шах земли!
Уйдешь — как буду от тебя вдали?
Вот пред тобой слуга смиренный твой,
Но я стыжусь, что был плохим слугой!
Увы! в ножны не вкладывая меч,
Я должен был властителя беречь.
Я должен был очистить от врагов
Чертог, где обитает Кей-Хосров!
О, если б о врагах его я знал,
Я б из пределов мира их изгнал!
Нет слов! Язык в бессилии молчит.
Отчаяньем стыда мой ум убит!
В безумье, знай, я принял вызов твой,
В безумье на тебя я вышел в бой.
Я не поверил вражьему письму.
И как — скажи — поверить мог ему?
Но вот — увы! — злодейство свершено.
И для меня светило дня черно!..
Свидетель — небо: лгать я не могу!
Ты знаешь, властелин, что я не лгу!
Я умер бы, судьбу благодаря,
Лишь бы спасти от гибели царя!
Теперь свою мне волю сообщи!
Ее исполнить в мире поручи!
Меня в свои желанья посвяти!
Дай светоч мне на жизненном пути!»
(Молитву небу шах земли вознес И голосом чуть слышным произнес)
Дара:
«Внемли, — вот три желания мои!
Три главных завещания мои!
Те, что меня убили без вины,
Твоей рукой да будут казнены.
Пусть не поможет месть моей судьбе,
Но польза будет в деле том тебе.
Спасти меня — нет средства. Я умру.
Но делом правды ты почти Дару!
Не обижай, прошу, родни моей!
Не забывай: их прародитель — Кей.
Знай! Никого средь них я не найду,
Кто мог бы затаить к тебе вражду.
Сиротам милосердье окажи,
К себе их вечной дружбой привяжи.
Не обрубай моих ветвей живых!
Нет для тебя опасности от них!
Дочь — Роушанак! — с сегодняшнего дня
Она одна осталась без меня!
Короной Кейев древнею она —
Хосрова пурпуром осенена.
Она — луна в созвездии царей,
Перл драгоценный шаховых морей.
Ковер свой украшай ее лучом!
И сердце утешай ее лучом!
Ее женою в свой шатер введи,
На трон с собою рядом посади!
Она — частица печени моей,
Последний колос скошенных полей.
С моею слабой печенью свяжись!
Будь сыном мне! Во внуке дай мне жизнь!
Кусочек печени моей живой,
Внук будет продолжатель мой и твой.
Сын Искандара он и Кейанид, —
Меня с тобой навек соединит!
Трех этих просьб, о друг, не отвергай, —
Прим и их! Мне ж пора сказать: «Прощай!»
(Воздел Румиец руки к небесам, Дал волю горьким воплям и слезам).
«О царь царей, величия предел!
Все принял я, что ты мне повелел,
И к богу обращаюсь я с мольбой,
Чтоб он простил мой грех перед тобой!»
(Когда Дара услышал, что желал, Вздохнул он и навеки замолчал.)
Искандар:
«Такая участь — низкому тому,
Кто изменил владыке своему!»
«Сирот оставил властелин Дара, —
Так пусть же успокоятся они!
И счастливы пребудут во все дни!»
(Позвал писца, царевне Роушанак, Участья полон, написал он так:)
«Твоя потеря горше всех потерь.
Но ты напрасно не крушись теперь.
Покорность воле неба в дни беды
Дает цветенье счастья и плоды.
Пусть куст увядший вырвет садовод,
Весной его отводок расцветет.
Разбитой быть — жемчужницы удел,
Чтоб чистый жемчуг в мире заблестел».
Отправляйся в путь в Искандарию к матери моей.
Ты царицей будешь сердца моего.
Искандар: ( воинам)
«Был у Дары обычай отнимать, —
Обычай будет наш — вдвойне давать».
«Дам вам отдых от войны,
Двойную плату выдам из казны.
«Что мне казна, что — блеск ее!
Народ и рать — сокровище мое.
И пусть дары морей и рудника
В казне моей несметнее песка,
Пусть я богаче всех владык земных,
Какой мн толк от всех богатств моих, —
Тот царь, чей благоденствует народ,
Богатство подлинное обретет».
( Он завоевал весь мир. Все приносили ему дань.)
4 действие
(А Искандар — он царь счастливый был . И полководец справедливый был.)
(Велел писца с бумагою позвать, Чтоб матери письмо продиктовать;)
Искандар:
«Меня недуг, как божий гнев, настиг,
И я в песках, униженный, поник.
И этой силы мне не превозмочь,
И власть моя не может мне помочь.
Есть сокровенный смысл в судьбе любой;
Моей судьбы не понял разум мой.
Я, как последний дар из рук творца,
Приемлю чашу смертного конца!»:
«От сына твоего в тот час, как он
Стенает — войском смерти окружен.
Тебе, живой источник существа,
Душе моей, да будешь ты жива!
С тобой в разлуке долго пробыл я,
Печалил я тебя, о мать моя.
Владела мной бессмысленная страсть —
Навеки утвердить над миром власть.
Но мысль была незрелой в глубине,
Я чашу осушил — и яд на дне.
Хоть ныне разум прояснился мой,
Ошибки не исправлю роковой.
Я — сын дурной — с тобой бы должен жить,
По-рабски должен был тебе служить!
Что все величье царства моего
Пред пылью у порога твоего?
Но помешали счастью небеса…
Навек я смолкну через полчаса.
К последней воле преклонись моей:
Не плачь, не сокрушайся, не жалей!
Да не коснется скорбь твоей главы,
Не то — увы, мне бедному, увы!
Пускай я волю нарушал твою,
Ты эту просьбу выполни мою.
О мать, когда письмо мое прочтешь,
Ты все душой и разумом поймешь.
Пускай смятенье в мире не пойдет,
Когда меня могильный скроет свод.
Ты сделаешь, чтобы народ узнал,
Все то, что я о царстве завещал.
Как солнце, разметавшее лучи,
Не рви волос! Не плачь, крепись, молчи,
Чтоб от твоих неосушимых слез
Сносить мне горше муку не пришлось!
Но, коль собой не сможешь овладеть,
Не в силах будешь мук своих терпеть —
Вели устроить пир. И пусть народ,
Пусть весь народ на пир к тебе придет.
Не надо мною слезы проливай,
Всем людям мира сердцем сострадай!
Покорна высшей воле, как раба,
Приемли все, что нам несет судьба.
Хорош я был иль плох, мой путь свершен,
Разящей жизнью я не пощажен.
Чего я здесь достиг с таким трудом?
Что пользы мне в раскаянье моем?
Остаток дней на жизненном пути
Служенью воле бога посвяти.
А что бы горе в сердце не росло,
Чтобы тебя, как солнце, не сожгло,
Будь в обществе наставников моих,
Внимай высоким поученьям их.
А вспоминая сына своего,
Молитвой тихой радуй дух его!»
«Все!» — ( начертал писец в углу листа, Когда великий шах сомкнул уста.
Все завещал он в нем, что мог желать, Свернув письмо, привесили печать.)
5 действие
И молвил шах с трудом:
«Гонцов скорей
С письмом пошлите к матери моей.
Когда в груди дыхание замрет,
И для меня исчезнет небосвод,
И скроется, как солнце, жизнь моя
За черным облаком небытия —
Тогда мужайтесь и не рушьте мир,
Пусть без меня он не пребудет сир.
Мои останки положа в табут,
И днем и ночью пусть его несут.
Да будет бренный прах царя царей
В Искандарию принесен скорей.
Да будет непробудный сон мой тих
В прекраснейшем из городов моих.
Запомните еще такой приказ,
И это вам последний мой приказ:
Пускай в отверстье гробовой доски
Наружу будет кисть моей руки.
Дабы на будущие времена
Осталась поучением она:
Шах Искандар держал весь мир земной
Сей растопыренною пятерней.
Он этой дланью, — алчностью горя, —
Забрал все страны суши и моря.
Но барабан отхода прозвучал —
И мира он в руке не удержал.
Ушел от мира; и рука пуста,
Как пятерня чинарного листа.
Кто мудр, кому помощник — знанье, тот
В такую западню не попадет».
(Смолк Искандар и глубоко вздохнул, Закрыл глаза и навсегда уснул.Склонились люди, плача и молясь
Угрозы небосвода устрашась. И, поминая шаха своего, Спешили волю выполнить его.
Хоть слезы молча по щекам лились, Они проворно делом занялись, Соорудили смертную постель —
Гроб, словно золотую колыбель. Гроб на носилки водрузив, пошли, В Искандарию тело понесли.
А раньше их гонец письмо примчал, С письмом пред шахской матерью предстал.
Узнала мать, что суд небес свершен, Что Заль навек с Рустамом разлучен. Она без чувств, как бездыханный прах, Упала; свет померк в ее глазах. Очнувшись, больше не хотела жить,
Сама себя хотела истребить. Она письмо сыновнее прочла, Но утешенья в горе не нашла.
То был душе ее последний дар, Что завещал исполнить Искандар. Они несли носилки на плечах
И в золотом гробу сыновний прах. Когда она все это поняла, Могучей волей боль превозмогла. Надев убор и пояс завязав, Навстречу вышла, посох в руку взяв. Увидев жертву своего суда, Главу склонило небо от стыда. Царица славных к гробу подошла И говорить сквозь слезы начала:
Мать Искандара:
«Добро пожаловать, мой дорогой!
Твоя служанка, жертва — пред тобой.
Наш бедный кров тебя не скрыл, не спас.
Любитель странствий, ты покинул нас.
Ты там теперь, где льется чистый свет,
Тебя отныне в темном мире нет.
Там — светлый сад эдема для тебя!
Смятенье мира немо для тебя.
И хоть постичь не может разум мой
Уход внезапный твой в предел иной,
Но если ныне радостно тебе,
То покориться мы должны судьбе.
Зачем сама я прежде не ушла,
Тебе устроить встречу не смогла?
Вот солнце путь закончило дневной,
Остался древний свод, объятый тьмой!
Могла ль поверить я, что ждет меня?
Не дождалась бы я такого дня.
Коль мне бы видеть сон такой пришлось,
То сердце бы мое разорвалось!
Когда б я волю дать могла слезам,
Подобно всем несчастным матерям,
В рыданьях скорбь моя бы изошла,
И я свои бы волосы рвала,
Я над твоим бы ложем гробовым
Нашла конец страданиям своим.
От гнета неба, вслед тебе спеша,
Освободилась бы моя душа.
Вот — ты ушел в неведомую даль…
И мука мне, и вечная печаль,
Что не могу покинуть этот свет,
Что не могу нарушить твой запрет.
Пришло ко мне, тебя опередив,
Письмо твое, и в том письме ты жив.
Боль исступленную я утаю
И в мире волю выполню твою.
И что печаль моя, что слезы глаз,
Когда передо мною твой приказ.
Ведь это не хакан и не кайсар
А сам повелевает Искандар!
О, чистый перл жемчужницы моей!
Где ты, владыка суши и морей?»
(Так говорила мать царя. И вот В смятенье впал толпившийся народ. Как дети или женщины — скажи,
С царем прощаясь, плакали мужи.)
Мать говорила:
«Вечной темнотой
Вселенная покрылась предо мной!..»
И первым Афлатун заговорил:
«Познавшей этот мир и суть его,
Царице мудрой времени сего —
Ей ни советы наши не нужны
И ни слова, что мы терпеть должны.
По знанию, по мудрости своей
Она сама — наставница людей.
Но пользы мало от молитв одних.
Мы здесь — помощники в делах твоих.
Перл в море канул — в море пусть живет,
Пусть день померк — незыблем небосвод.
Зачем твердить, что наш удел — терпеть?
Сам Искандар нам повелел терпеть!
Исполнено с избытком все, что он
Нам заповедал — властелин времен.
И вот — светило будущих веков,
Могучий, словно сто отважных львов,
Он принял смерть! Согласием своим
Ответил смерти — и ничем иным.
Надеюсь — боль горчайшей из обид
Великий бог в грядущем возместит».
(Смолк Афлатун. И встал мудрец Сократ, Такую речь сказал мудрец Сократ:
«Владычица семи великих стран,
Ты — мудрости и знаний океан!
Не надрывай напрасно стоном грудь.
Будь твердой, ко всему готовой будь.
Что наставленья разума тому,
Кто яростно противится ему,
Кто с грозным, звездным куполом самим,
С веленьями судьбы непримирим?
Шипами терний занозив пяту,
Метнет он стрелы жалоб в высоту.
Холодным вихрем бури окружен,
Все проклиная, стоном стонет он.
Кто мудр — приемлет все, добро и зло,
Что по веленью вечного пришло.
Утешься, мать! Твой совершенен путь!
Храни светильник знанья, верной будь!»
(Когда Сократ уста свои закрыл, Встал Балинос, молитву сотворил. Как дуновенье вздоха, Балинос
Без слов хвалу зиждителю вознес.)
Сказал:
«Тебе подобной не найти,
Хотя б весь мир подлунный обойти.
Как ночь, бегут невежество и тьма
Перед светилом твоего ума.
Тебя постигла тяжкая беда,
Великая утрата — навсегда.
И этой боли в мире не избыть
И, может быть, нельзя вознаградить,
Но разуму расследованья луч
Дал тот, кто милосерден и могуч.
И ты за неотложное возьмись,
А что не нужно делать — откажись».
Закончил слово Балинос. И вот Встал седовласый и сказал Букрот:
«Ты гору скорби на плечи взяла,
И выстояла, и перенесла.
Велик аркан терпенья твоего,
Пусть каждый миг растет длина его!
Что движется — то движется не век,
Любая вещь теряет свой разбег.
В игре с човганом резво мяч бежит,
А пробежав свой путь, в траве лежит.
Пока кружится звездный небосвод,
Движенью и покою — свой черед.
И есть конец у каждого пути,
И вечного движенья не найти.
Таков закон для всех земных людей
И, может быть, удел вселенной всей.
Кого возлюбит светлый разум — тот
Суть этого увидит и поймет.
Хвала тому, кто землю сотворил
И разумом живущих одарил!»
Умолк Букрот. Хурмус великий встал, И произнес молитву, и сказал:
«О сад, листву роняющий с ветвей,
Свеча, лишенная своих лучей!
Ты знаешь — если роза расцветет,
Ее однажды срежет садовод.
Свеча в собранье, сколько ни гори,
Светить ей лишь до утренней зари.
Таков итог всего. Был колос цел
И зерна растерял, когда созрел.
Не говори о пользе в мире бед!
Все здесь мгновенно, все ущерб и вред.
Тебе всевышний разуменье дал,
Тебе самой он наставленье дал.
И мне ль тебя, разумную, учить,
Всезнающей о знанье говорить!»
Умолк хранитель знания Хурмус. Встал изощренный в слове Фарфурнус:
«О госпожа, дороже жемчугов
Жемчужины твоих премудрых слов!
Сегодня ты подобна глуби вод,
Где жемчуга ныряльщик не найдет.
Расстанется однажды дно морей
С последнею жемчужницей своей.
И где такая отмель, где родник,
Куда б искатель перлов не проник?
Закон миротворения пойми,
Закон творца в смирении прими.
Да будут все веления твои
Достойны восхваленья и любви!
Благодари за все, что ни пошлет
Источник вечный истинных щедрот!»
(И встал и начал слово Арасту, Не слово — сад в невянущем цвету.
Он говорил, но прерывался глас, И только слезы падали из глаз:
«Прости мне! слез не лить я не могу!
Слов много… говорить я не могу
Как словом я тебе поддержку дам,
Когда в поддержке я нуждаюсь сам?
Былой наставник сына твоего —
Чем я утешусь, если нет его?
Я шел к тебе — участьем устремлен,
А сам безумьем горя омрачен.
Что делать мне? Немеет мой язык,
Смятенье в мыслях, в сердце… дух поник.
Бог госпоже в беде ее помог.
Какой пример душе! Какой урок!
Она — среди сгорающих сердец —
Духовного величья образец.
Хоть черной кровью грудь ее полна,
Народу улыбается она.
Судьбу не проклинает, не корит,
Творца за доброту благодарит.
Не молвила кощунственных речей,
Их даже в мыслях не было у ней.
В удел ей, небо, благодать пошли,
Печаль души развей и просветли!»
(Для тех семи алмазных рудников Рассыпала сокровищницу слов)
Мать Искандара:
«Из-за меня и сына моего
Печаль вам… это тягостней всего!
Поистине — его взрастили вы,
Его наставниками были вы.
Он вашим другом был, а не царем,
Советам вашим следуя во всем.
Вы — явное и тайное его!
Вы как два мира были для него.
И вот навек ушел ваш верный друг…
Теперь навек осиротел наш круг.
Пусть небо ваше горе облегчит,
Печаль потери тяжкой возместит!
Хоть мы опоры нашей лишены,
Сочувствием друг к другу мы полны.
Вот — я дала зарок себе — молчать
На срок, пока осталось мне дышать,
Но вы пришли мне горе облегчить.
Нельзя нам в общем горе розно быть.
Сочувствию друзей открыта дверь.
Спасибо вам! Все сказано теперь».
1-автор:
Рука, что путь указывала мне,
Ведет проверку этой пятерне.
«То не панджа, — сказал наставник мой, —
А твердый камень, монолит стальной!»
Я поднял пятерню, чтоб сильным стать,
Чтобы в пяти окрепли эти Пять.
Пусть будут мощны, будут велики,
Но эта мощь не от моей руки.
Мой пир, когда дастаны прочитал,
«Пятью сокровищами» их назвал.
Пять книг, чьи перлы светозарней дня,
Дала мне высшей силы пятерня.
Старательно калам свой заострил
И ста желаньям двери отворил.
И, завершив «Смятенье» наконец,
Им победил смятение сердец.
Когда я стал «Фархада» создавать,
Пришлось мне тоже скалы прорубать.
Когда «Меджнуна» свет в стихах померк,
То многих он в безумие поверг.
Когда «Семи» я покорил отвес,
Услышал похвалу семи небес.
К «Румийцу», словно огненный язык,
Повлекся я, и «Стену» я воздвиг.
Дастан мой люди лучшие земли
«Стеною Искандара» нарекли.
Пять в мире лучезарных лун взошло,
Пять стройных кипарисов возросло.
Пять пальм в небесных выросло садах, —
Дыхание мессии в их ветвях,
Всегда зеленых, шумно-молодых;
И гурии живут под сенью их.
С пяти сокровищниц я снял печать,
Их все успел подробно описать.
И в переплет надежный заключил
Листы, куда всю душу я вложил.
И сердцем потянулся вновь к нему,
К учителю и другу моему.
Он в поисках мой покровитель был,
Он в помыслах мой повелитель был.
Пошел к Джами. Ведь он один умел
Открыть мне тайну завершенья дел.
2-автор:
Но мучилась сомненьем мысль моя,
Что быстро это дело сделал я.
Ведь каждый живший до меня поэт
Потратил для «Хамсы» десятки лет.
Великий наш учитель Низами,
Как он писал! С него пример возьми!
Он семя слов живое насадил,
Твердь языка живого сотворил;
Нашел, уйдя от низменных людей,
К пяти сокровищницам пять ключей;
Пока над ним вращались небеса,
Поистине творил он чудеса!
Храним вниманьем шахов и царей,
Он отдал тридцать лет «Хамсе» своей.
И тюрк с индийским прозвищем — Хосров
Мир покорил гремящим войском слов.
Но крепость взяв, потратив много сил,
Он древнее сказанье сократил.
Он очень долго размышлял о том,
Как повесть новым повести путем.
Слыхал, — не знаю, правда или нет, —
Что над «Хамсой» сидел он сорок лет.
Кто, как они, был с тем путем знаком?
Кого мы с ними равных назовем?
А я — судьбою связанный своей —
Чем озабочен? Судьбами людей.
Весь день — о нуждах царства разговор,
Разбор докучных жалоб, тяжб и ссор…
И негде для ушей затычки взять,
Чтоб ропота людского не слыхать.
Но внял я сердцем новые слова,
Мир небывалый создал года в два.
3-автор:
Калам твой к завершению спешит,
К великому свершению спешит.
Пусть упрекать ученый нас начнет,
Века ему другой поставят счет.
Отвечу — полугодья не прошло
С тех пор, как солнце новое взошло.
Стихии воздвигали мой дастан!
Основа — тюркской речи океан…
Не буду слушать, что гласит молва,
Коль справедливы все мои слова!
Как знать: по нраву ль каждый мой дастан
Придется мудрым людям многих стран?
Не знаю я, что скажут обо мне
Они — блистающие в вышине;
Я верил: все мне скажет светлый пир
И утвердит в горящем сердце мир..
На девяти высоких небесах
Благослови его святой аллах
Ты совершил свой труд. Века пройдут,
Но дум твоих плоды не опадут».
И вновь о «Пятерице» я воззвал,
Страницу за страницей доставал,
И на землю слагал их, орося
Слезами, покровительства прося:
«Вот — порожденье сердца моего,
Росток, где новой речи торжество!
Великодушны были вы к нему,
К заветному творенью моему.
Пять книг моих… Перелистайте их
И благосклонно прочитайте их!
Пусть ваши руки их благословят,
Пусть наши внуки их усыновят!»
О Навои, ты все свершил, что мог,
Твои наво тебе внушил твой бог.
Не спи! В сиянье утренней зари
Дарующего свет благодари!