Сценарий «Дети. Дневники. Блокада»
Звучит «Седьмая симфония» Шостаковича.
Ведущая.
Блокада Ленинграда – это память,
Блокада Ленинграда – это боль.
Мы не забудем этих дней суровых
Унесших сотни жизни за собой.
Сегодня мы хотим заглянуть туда, куда редко достигал луч света, ведь, по сути, кроме имени-знамени Тани Савичевой и пятёрки пионеров-героев мы не знаем о «войне детей» – ничего. Да, тушили зажигалки на крышах, да, копали картошку и работали на огородах, да, писали письма домой под диктовку раненых бойцов о госпиталях, да, вязали тёплые варежки... Но что было с их миром, миром ребёнка, поколебленным голодом, разрухой, смертью любимых, старших?
У наших героев, всё – впервые. Впервые дневник, впервые - война, у них нет опыта старших поколений, нет прививки жизни, у них всё – на живую нитку, взаправду.
Звучит песня «Дети войны»
Ведущая.
Слайд - Повесть «Седьмая симфония» Тамары Сергеевны Цинберг.
Блокада Ленинграда… Еще юные дети брали опеку над младшими братьями, сестрами, спасая их от смерти. И благодаря этому они сами обретали силы жить дальше. А он все тянется, этот бесконечный день. И когда, кажется, что силы совершенно иссякли, он ставит новые задачи, и одновременно с этим откуда-то берутся и силы, чтобы эти задачи разрешить. Обыкновенные, будничные задачи, но на них требуется столько сил, что, кажется, при других обстоятельствах их хватило бы на полжизни.
На сцене за столом сидит мальчик, рядом Катя. Входит Женя.
Катя: Это Сережа.
Женя посмотрела на мальчика без особого любопытства.
Женя:Эх, совсем он у тебя плохой, наверно, и не ходит уже. Ему сколько?
Катя: Скоро три года будет, почему плохой?
Женя: Слабый очень. У нас у соседки прошлый месяц тоже девочка умерла. Вот так же ходить перестала, все лежала, вот как твой. Хочешь, я у нее для тебя какие-нибудь вещи спрошу — ей теперь ни к чему. Сейчас кому они нужны, детские вещи, — ни продать, ни сменять.
Катя: Спроси, у него ничего нет. Одно одеяло.
Женя:Только не жилец он у тебя.
Катя:Кто не жилец?
Женя: Да твой.
Катя:Неправда! Жилец! Ну и что, что у вас там девочка умерла? А мой не умрет! Не слушай ее, Сережка! «Не жилец», сама ты не жилец! Да он тебя на сто лет переживет, если хочешь знать!
Послышался отдаленный орудийный выстрел. Сережка повернул голову к окну, и Катя тотчас заметила его движение.
— И их не слушай! — закричала она с яростью. — Пусть стреляют! Плевать нам на них! Они все тут передохнут, фашисты проклятые, их всех, как собак, закопают, а мы все будем жить! Вот увидишь. И ихний Гитлер подохнет, и могилы от него не останется, а ты будешь жить! И будешь в школу ходить, и по Невскому гулять! И играть в футбол… И кушать пирожные!
(Дети остаются на сцене)
Ведущая.
Так они идут, эти короткие зимние дни, до самых краев наполненные непосильным трудом, страхом, надеждой и мужеством. Каждый прожитый день — это выигранное сражение, маленькое, незаметное, бескровное, но часто кончающееся смертельным исходом. Но вот он отвоеван, еще один день. Он все-таки прожит, он прошел, присоединился к ряду других прожитых дней, превратился в воспоминание.
На сцену входит военный Воронов, он положил руки на спинку стула и машинально взглянул на часы, потом присел за стол к детям.
Воронов:
«Да, многого мы не знали». Этот чужой изголодавшийся мальчик, — с какой недетской серьезностью, молча, почти торжественно, ест он черный солдатский хлеб. И глубокая серьезность ребенка придает сейчас этому хлебу небывалую, неисчислимую ценность. А это и есть его настоящая цена. Какое счастье — разделить с другими то немногое, что ты имеешь. Не лишнее, не лакомства — насущный свой хлеб. Как хорошо сидеть с ними вместе за столом, на котором разложено все нехитрое твое добро: хлеб, тушенка, припорошенный махоркой сахар; и скромный стол этот может сейчас поспорить с самым пышным пиршественным столом.
Ведущая.
Голод – одно из страшных физических страданий. Как и другие физические страдания, его нельзя передать полностью на словах или в письме - его надо испытать. Это страшное чувство: хочется есть. Хочется, есть что-нибудь – хлеб, картошку, дуранду, мясо, сахар, шоколад – лишь бы есть, лишь бы побольше. Остальные чувства и мысли притупляются, думаешь о еде, о прошлой еде, о будущих счастливых временах.
Слайд- книга «Хлеб той зимы»
Бадаевские склады, Бадаевские склады!..
Опустели полки гастрономов и булочных, мясных и бакалейных. Только на витринах по-прежнему, дразня аппетит, соблазнительно красуются бутафорские коробки шоколада, пирожные, торты. Новые карточки очень красивы — глянцевитая плотная бумага и много-много аккуратных квадратиков, на которых чернеют цифры: 50, 100, 125, 150, 200, 300… Это — граммы: хлеба, сахара, крупы. Как-то совсем незаметно растаяла наша чечевица. За ней исчез крахмал.
Из него мама смастерила клейкие синеватые вареники. И я — завзятая капризуля и привереда — ела их и только нахваливала! Меня часто терзают запоздалые угрызения совести. Подумать только: до войны я отказывалась от котлет и жареной картошки! Часами, бывало, застревала за тарелкой.
Специально застревала. Чтобы дождаться, когда взрослые уйдут на кухню мыть посуду. Они уходили, а я хватала котлеты — горячие! Румяные! Сочные!
Настоящие! Из мяса! — и запихивала их глубоко под диван.Сейчас меня упрашивать уже не приходится. Мигом поглощаю свою порцию, которая с каждым днем все меньше, и тут же снова зверски хочу есть.
Ведущая.
Борьба жизни и смерти решилась в те жуткие зимние дни. Она достигла своего кульминационного пункта и жизнь! - Честь и слава ей! - Победила! Победила и медленно, но упорно, уверенно и настойчиво начала крепнуть, уничтожать все мешающие ей завоевывать свое право торжества и господства в природе, людях и их бытие.
Слайд «Детская книга войны»
Из дневника Майи Бубновой.
Ленинград, милый Ленинград... Сегодня 12 января 1942 года
Мороз жуткий, в квартирах холодина, вода замерзает, света нет. Электричество экономят для заводов и фабрик. Лимит на комнату по 1/2 гектоватта, да хорошо, если свет дают. Трамваи не ходят. Потому ли, что нет тока, потому ли, что занесло снегом рельсы, и все замерзло, а может быть, и потому и по-другому. Редко встретишь машину. Все сковано морозом.24 января 1942 года. Сегодня Ленинград просиял. Все радостные, улыбаются. Сводка! Хлеба прибавили, муку, сахар выдают! Проснулись золотые надежды. Но в Ленинграде жуткий мороз -40°. Люди замерзают, стоит им только присесть отдохнуть или остановиться.Сила, которая спасла нас, поддержала в тяжелую минуту трудной борьбы? Это ты, моя Родина! Это вы, дорогие бойцы, советские люди, это ты, «Ледовая дорога».
Из дневника Гали Зимницкой
Через несколько часов Новый год. Но ничто не напоминает об этом. Попив горячей воды с кусочком хлеба, наши домочадцы разошлись по своим комнатам. Я лежала в постели и вспоминала о довоенных новогодних приготовлениях... Вот мы с мамой принесли домой большую пушистую елку. В квартире густо запахло смолой. Обеденный стол сдвинут к стене и завален елочными игрушками. В муфточки, коробочки и сумочки засыпаем драже и театральный горошек. Шоколадные конфеты в нарядных фантиках вешаем на елку вместе с игрушками... Стоп!
Я вдруг вспоминаю, что большие длинные конфеты, похожие на хлопушки, сохранились из-за яркой красочной обертки. Их уже года два-три вешали на елку. В обертках была пастила, поэтому конфеты были легкими и не оттягивали елочные лапки. И вот я осознала, что такое сокровище лежит в коробке с игрушками. С воплем «ура!» соскакиваю с постели, зажигаю коптилку, стаскиваю со шкафа коробку и добываю драгоценные конфеты. Их пятнадцать штук!
Мама и бабушка радостно удивляются. Всем досталось по три конфеты!
- Давайте съедим их сегодня все!..
Хоть пастила высохла в сухарик, все равно вкусно. И по-праздничному. Горит керосиновая лампа. С Новым 1942 годом! С новыми нашими победами на фронте! Сейчас все хотят только этого. Это первое и главное пожелание друг другу.
Ведущая.
Как бесконечно они тянутся, эти страшные ночи. А утро не приходит само, — нужно набраться мужества, чтобы вылезти из постели в ледяной холод, остывшей за ночь комнаты и дойти до окна, и поднять маскировочную штору. Только тогда ночь отступает и наступает утро.
Мальчик с горном по сцене делает проходку.
Слайд - «Бессмертный горнист» Николай Богданов
«Тра-та-та, та-та!» И снова: «Тра-та, та-та!»
Алеша.
Это трубит Вася — коренастый, крепенький мальчишка из пригорода, захваченного фашистами. Перед тем как слечь, я передал ему свой пост.осаждённом городе самое опасное быть мальчишкой. Не бойцом на передовой, не пожарником на крыше, даже не моряком на «Марате», на который сыплется больше всего бомб, а именно мальчиком-подростком. Солдаты умирают в бою, дорого отдав свою жизнь, а мальчиков Ленинграда выкашивает голод, как траву… До весны ещё так далеко…
В моей голове вились разные мысли. Потом я задремал, очнувшись, ощутил что-то зажатое в руке, вспомнил, что это семена. Важно дождаться весны, а уж там-то мы проживём! И другим поможем. Надо жить. Если не будет мальчишек, кто же будет копать грядки. Надо проявить силу воли и не сжевать эти чудесные семена.
«Тра-та-та, та-та!» И снова: «Тра-та, та-та!»
«Жив горнист! Значит, и я проживу!»
Так продолжалось много-много дней. Пока, наконец, не пришла весна и все, кто уцелел, вышли на улицы. На улицу вышел и я с семенами, сбережёнными для посева. И взрослые, и дети чистили, убирали улицы, вскапывали каждый клочок земли. Семена были нужны, как вода и воздух.Каждому пакетику люди радовались.
«Тра-та-та, та-та!» И снова: «Тра-та, та-та!»
«Жив горнист! Значит, и я проживу!»
Ведущая.
Оказывается, ходил и трубил не один горнист и не два, а много-много мальчиков и девочек. Они сменялись, передавая горн из ослабевших рук в более сильные. Многие умирали, но горн жил. Он играл, играл, звучал непрерывно, помогая всем ленинградским ребятам стойко переносить беду.И вот всем уцелевшим светит солнце. Они будут жить. И их враги утекли, как растаявший снег в половодье.А бессмертные наши горнисты, они и сейчас по утрам звонко играют побудку!
Ведущая.
Слышите, где-то в прозрачной тишине звучит голос: «Ленинград мы не сдадим, моряков столицу…». «Да, мы не отдали тебя, — Ленинград». Город Ленина. Никогда фашисты не топтали твоих мостовых своими сапогами, никогда их лозунги и приказы не пачкали твоих стен! Какие гордые лица сейчас у этих детей. Они гордятся по праву. Потому что те, что жили тогда здесь, в блокадном Ленинграде, помогли нам его отстоять. Своим трудом и своим единством. Своим терпением и своей надеждой. Нет, вернее, — в обратном порядке: надеждой и терпеньем; ведь надежда, именно она, рождала терпенье, великое терпенье, которого хватило на девятьсот дней. Надежда делала человека неуязвимым. Теряя надежду, человек терял все. А были дни, когда будущее им казалось – призрачным.
Звучит песня «Есть только миг».
Ведущая.
Теряя силы, люди верили в Победу,
И голод этой веры не сломил.
Как жаль, что до победного рассвета,
Так много тех, кто так и не дожил.
Прошу почтить память погибших минутой молчания.
Слайд - Метроном
Ведущая.
Прошло много лет. Выросло не одно поколение, которое никогда не знало ужасов войны. Но подвиг, совершенный ленинградцами в годы блокады, навсегда останется в нашей памяти в названиях улиц и площадей, в величественных монументах и мемориальных комплексах.
Выходят дети.
О чем мечтают дети?
У нас мечта одна:
Пусть будет на планете
Мир добрый, как весна.
Мир и дружба всем нужны,
Мир важней всего на свете,
На земле, где нет войны,
Ночью спят спокойно дети.
Там, где пушки не гремят,
Там, где солнце ярко светит,
Нужен мир для всех ребят.
Нужен мир на всей планете!
Взрослые, вас просят дети,
Чтобы мир вы берегли!
Чтоб светило солнце детям
В каждом уголке Земли!
Звучит песня «Не отнимайте солнца у детей».
5
619
86 208 
