Вопрос № 131. Традиции народной поэзии и русской классики в ее творчестве
В поэзии Анны Ахматовой, в которой видели лишь "лирику любовного чувства", хотя уже современников поразили черты поэтики Ахматовой, позволявшие, по словам О. Мандельштама, "в литературной русской даме двадцатого века угадывать бабу и крестьянку".
По характеристике А. Блока, акмеизм "не носил в себе никаких родимых "бурь и натисков", а был привозной "заграничной штучкой". По-видимому, этим отчасти объясняется и тот факт, что русский фольклор не стал одним из органических элементов художественной системы акмеистов.
На этом фоне особенно ярко выделялось поэтическое лицо Анны Ахматовой с ее художественными поисками, неразрывно связанными с наследием национальной культуры. Не случайно А. Блок, выступая против эстетства и формализма акмеистов, выделил Ахматову как "исключение". Поэзия Ахматовой представляет собой необычайно сложный и оригинальный сплав традиций русской и мировой литературы. Исследователи видели в Ахматовой продолжателя русской классической поэзии (Пушкина, Баратынского, Тютчева, Некрасова) и восприемника опыта старших современников (Блока, Анненского), ставили ее лирику в непосредственную связь с достижениями психологической прозы XIX века (Толстого, Достоевского, Лескова).
Но был еще один, не менее важный для Ахматовой, источник ее поэтического вдохновения - русское народное творчество. "Песенки" как особая жанровая категория, подчеркнутая заглавием, проходят через все ее творчество, начиная с книги "Вечер":
Я на солнечном восходе
Про любовь пою.
На коленях в огороде
Лебеду полю.
Народная песенная стихия оказалась близка поэтическому мироощущению ранней Ахматовой. Лейтмотив первых сборников Ахматовой - женская доля-судьба, горести женской души, рассказанные самой героиней. Нередко в народной лирике страстная любовь представляется как болезнь, наведенная ворожбой, несущая человеку гибель. Характерный для народной песни мотив любви-беды, любви-наваждения, напасти у Ахматовой приобретает тот душевный надлом и страстность, каких не знает сдержанная в выражении своих чувств фольклорная героиня.
От любви твоей загадочной,
Как от боли, в крик кричу,
Стала желтой и припадочной,
Еле ноги волочу.
В народной лирике любовная страсть часто ассоциируется с хмелем. Вот как поет о своей судьбе молодая женщина, ушедшая из постылой мужниной семьи к "милому другу":
Не сон мою головушку клонит,
Хмелинушка в головушке бродит!..
Бродит, бродит да вон не выходит...
Пойду млада да вдоль долиною -
Искать свою счастливую долю…
Трудно было бы провести отчетливую параллель между традиционной песней и одним из ранних стихотворений Ахматовой - "Муж хлестал меня узорчатым...", по общая лирическая ситуация стихотворения типологически соотнесена с народной песней: и горькая доля-судьба женщины, отданной за нелюбимого, и фольклорный образ жены-"узницы", ждущей у окна своего суженого.
Муж хлестал меня узорчатым,
Вдвое сложенным ремнем.
Для тебя в окошке створчатом
Я всю ночь сижу с огнем.
Рассветает. И над кузницей
Поднимается дымок.
Ах, со мной, печальной узницей,
Ты опять побыть не мог.
Для тебя я долю хмурую,
Долю-муку приняла...
Своеобразно отразились они и в лирике Ахматовой, особенно в манере описания сельского пейзажа. Свои пейзажные зарисовки Ахматова насыщает приметами деревенского быта: "На пригорке дремлет мельница...", "Под навесом темной риги жарко...", "Все сильнее запах спелой ржи...", "На дороге бубенец зазвякал...", "Журавль у ветхого колодца..." - черта, характерная и для поэтики Некрасова. Но чаще всего бытовая деталь у Ахматовой - лишь элемент фона, на котором разыгрывается душевная драма ее героини ("Под навесом темной риги жарко...", "Каждый день по-новому тревожен..." и др.), неизменная любовная коллизия исключает социальный пафос, которым проникнута некрасовская лирика. Однако в лучших своих стихотворениях ("Приду туда, и отлетит томленье...", "Ты знаешь, я томлюсь в неволе...")
Ахматова сумела достичь глубокого лиризма в передаче душевного состояния своей лирической героини: ее тяги к народному началу и ощущения трагической вины перед простыми людьми из народа:
Ты знаешь, я томлюсь в неволе,
О смерти господа моля.
Но все мне памятна до боли
Тверская скудная земля.
Журавль у ветхого колодца,
Над ним, как кипень, облака,
В полях скрипучие воротца,
И запах хлеба, и тоска.
И те неяркие просторы,
Где даже голос ветра слаб,
И осуждающие взоры
Спокойных, загорелых баб.
Муза, персонифицированный образ которой сопровождал творчество Ахматовой на всех этапах ее эволюции, предстает в облике женщины из народа:
И Муза в дырявом платке
Протяжно поет и уныло.
В жестокой и юной тоске
Ее чудотворная сила.
Фольклорная традиция - особенно песенная - в значительной степени повлияла на поэтический язык и образность ахматовской лирики. Народно-поэтическая лексика и разговорный синтаксис, просторечие и народные присловья выступают здесь органическим элементом языкового строя.
Горе душит - не задушит,
Вольный ветер слезы сушит,
А веселье, чуть погладит,
Сразу с бедным сердцем сладит.
С поэтическим строем народной песни связано употребление сравнений:
То змейкой, свернувшись клубком,
У самого сердца колдует,
То целые дни голубком
На белом окошке воркует.
Некоторые черты ахматовской поэтики роднят ее с принципами художественного отражения действительности в народной частушке. Композиционная структура этого фольклорного жанра оказала определенное влияние на характер построения строфы у Ахматовой, которая четко делится на две части, а параллельные ряды сопряжены друг с другом относительно произвольными ассоциациями.
Я окошка не завесила,
Прямо в горницу гляди.
Оттого мне нынче весело,
Что не можешь ты уйти.
Элементы частушечной поэтики входят составной частью и в создаваемые Ахматовой "синтетические" жанры, вобравшие в себя черты народных заплачек, причитаний, заклятий ("Не бывать тебе в живых..."):
Горькую обновушку
Другу шила я.
Любит, любит кровушку
Русская земля.
Тенденция к лаконизму поэтического выражения событий душевной жизни, отмеченная еще первыми критиками, одно из своих проявлений нашла в обращении Ахматовой к афористичным жанрам фольклора - пословицам, поговоркам, присловьям.
А у нас - тишь да гладь,
Божья благодать.
А у нас - светлых глаз
Нет приказу подымать.
Или пример из более поздней лирики - "Двустишие" 1931 года:
От других мне хвала - что зола.
От тебя и хула - похвала.
В годы войны Муза Ахматовой обретает скорбные, суровые черты. Ей оказывается близка фигура народной плакальщицы. В оплакивании погибших Ахматова видит свой гражданский долг поэта:
А вы, мои друзья последнего призыва!
Чтоб вас оплакивать, мне жизнь сохранена.
Над вашей памятью не стыть плакучей ивой,
А крикнуть на весь мир все ваши имена!
Жанр причитания оказался той поэт. формой, которая могла выразить и вместить чувства, понятные всему народу. "Причитание" Ахматовой явилось поэтическим памятником погибшим ленинградцам:
Ленинградскую беду
Руками не разведу,
Слезами не смою,
В землю не зарою.
За версту я обойду
Ленинградскую беду.
Я не взглядом, не намеком,
Я не словом, не попреком,
Я земным поклоном
В поле зеленом
Помяну.
Одним из определяющих в философской лирике Ахматовой 50-80-х годов стал мотив пути, имеющий устоявшуюся литературную традицию, но генетически восходящий к фольклорному символу жизни:
И голос вечности зовет
С неодолимостью нездешней,
И над цветущею черешней
Сиянье легкий месяц льет.
И кажется такой нетрудной,
Белея в чаще изумрудной,
Дорога не скажу куда...
В зрелой лирике Ахматовой не ослабевает и ритмико-стилистическая и речевая фольклорная стихия, тесно слитая с индивидуальной авторской манерой. Ахматова продолжает обращаться к созданному ею в раннем творчестве особому стихотворному жанру "песенки". Написанные в 1943-1964 годах "песенки" - "Дорожная", "Лишняя", "Прощальная", "Последняя" - объединены в отдельный цикл, две "песенки" 1956 года помещены в цикл "Шиповник цветет" (№№ 4, 5), к ним примыкает "Песенка слепого" из оставшейся незавершенной пьесы "Пролог". Темы, образы, язык, стихотворный строй народной поэзии помогают полнее выразить лирическое настроение и эмоциональное состояние героини, что подчеркивает близость народного мироощущения поэтике Ахматовой.
4
306 904
39 
