Вопрос о религиозности Достоевского (на примере романа «Идиот»)

Вопрос о религиозности Достоевского

(на примере дневниковых записей и романа «Идиот» Ф.М. Достоевского )

Кузнецов Г.И. ученик 10 а МАОУ СОШ №4

Данчинова М.Д.,

учитель русского языка и литературы

МАОУ СОШ №4

г. Улан-Удэ

Для многих людей имя Ф. М. Достоевского уже ассоциативно связываться с религией - христианством. Художественно-философское видение писателя пронизано именно такими ценностями, идеями и размышлениями. Прежде всего это выражается в утверждении проблем нравственности. Отсюда трудно даже представить, что Достоевский мог подвергнуть церковь какой бы то ни было критике. Ведь, даже оказавшись в среде петрашевцев, до каторги и после нее писатель уже глубоко нес в себе имя Божье, которое углубилось еще сильнее в последующие годы. Об этом свидетельствуют дневниковые записи писателя, его произведения.

Так, в этом убеждает следующая запись, в которой Достоевский не видит смысла своей жизни «вне Христа», уверяя, что «…нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа… если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной» [1, с. 176]. Данное признание писателя необходимо принимать как глубокий факт религиозности человека, его проникновенность божественной истиной. Какое же может быть отрицание христианства в этом смысле?

Однако собственный путь писателя, судьбы молодых людей в России, оказывающихся в тайных кружках наподобие группы М. Петрашевского, зарождение терроризма сначала как идеи, а затем как программы – все это не могло не направлять Достоевского на размышления о судьбе России, народа, основой которых был вопрос: в чем, в ком черпать силы для духовной основы, может ли имя Христа спасти человека?

Отсюда герои писателя внутренне полярны – одни со Христом, иные без него, веруя в идею о Великои Инквизиторе. Кто-то находится на острие этого нравственного вопроса, готовый в любую минуту отречься как от себя, родных, так и вообще отвергнуть самую душу и совесть и отдаться на произвол бесовству.

Достоевский в произведениях, судьбах персонажей буквально проживал как признание, так и отрицание Бога. Это свидетельствует не только о том, что Достоевский бездумно или отвергал, или безумно веровал в Бога, но и о том, что практически каждый персонаж Достоевского самостоятелен и очень глубок в разрешении веры в Христа. В этом плане М. М. Бахтин писал о героях Достоевского следующее: «Слово героя о себе самом и о мире также полновесно, как обычное авторское слово… Ему принадлежит исключительная самостоятельность в структуре произведения, оно звучит как бы рядом с авторским словом и особым образом сочетается с ним и с полноценными же голосами других героев» [2, с. 3, 8]. Таким является князь Мышкин, живущий с именем Бога в душе, Кириллов из «Бесов», который представил свою идейную версию о Христе, Иван Карамазов, создатель «Великого инквизитора», другие. Писатель представляет данные образы с художественной отсылкой на их самостоятельность в отношении к вере, имени Божию или в отрицании его.

В этом плане можем задать вопрос: поднимал ли Достоевский в своём творчестве проблемы, касающиеся отрицания непосредственно церкви? Ответ «нет» будет выглядеть нелогично, хотя бы потому, что все герои автора несут определенную точку воззрения в вопросе о сущности христианства. Однако, если взять за аксиому тот аспект, что писатель довольно негативно относится к католицизму, то становится понятными некоторые художественные идеи.

Для этого обратимся к роману «Идиот», изречению главного героя романа Льву Николаевичу Мышкину, касающееся католической церкви: «Нехристианская вера… католичество римское даже хуже самого атеизма… Атеизм только проповедует нуль, а католицизм идёт дальше: он… проповедует… Христа противоположного. Он антихриста проповедует… По-моему, римский католицизм даже и не вера, а решительно продолжение Западной Римской империи… Папа захватил землю, земной престол и взял меч; с тех пор все так и идёт, только к мечу прибавили ложь, пронырство, обман, фанатизм, суеверие, злодейство, играли самыми святыми… чувствами народа, все, все променяли за деньги, за низкую земную власть» [3, с. 565]. В монологе князя Мышкина Достоевский излагает мысли относительно католицизма как института церкви. Писатель выражает одну из идей русской православной мысли об искажении католичеством самой сути христианства. Этот вопрос давно поднимался в русском обществе. Об этом в свое время утверждали славянофилы. Достоевский размышлениями князя Мышкина углубляет данную тему.

С позиции писателя, действия католичества в стремлении разрешить проблему разрозненности народа через усиление власти папы Римского является не чем-нибудь как настоящим введением именно огня раздора в этом вопросе. Более того, по мысли Достоевского, католичество искажает саму христианскую веру, проповедуя авторитет Папы Римского, что является, своего рода, насилием над духовными помыслами истинных прихожан Церкви Божией. Писатель отмечает следующее в дневнике от 1876 г (март): «Идея их царства - раздор, то есть на раздоре они хотят основать его. Для чего же им раздор именно тут понадобился? А как же: взять уже то, что раздор страшная сила и сам по себе; раздор, после долгой усобицы, доводит людей до нелепости, до затмения и извращения ума и чувств…» [с. 260]. Эти мысли Достоевский вкладывает в уста князя Мышкина. Герой с волнением произносит монолог о пагубности воздействий католической церкви на умы людей, особенно молодых, распространением атеизма. Мышкин утверждает, что атеизм есть не что иное, как порождение самой католической церкви. В этом проступает мнение самого писателя о том, что атеизм зародился как ответная реакция на лживую религиозную позицию европейской церкви в идеологии христианства. По убеждениям Достоевского нет и не может быть насилия во имя добра, любви, единства, как то проповедует католичество. Как сам писатель, так и герой романа «Идиот» провозглашают одно в своих убеждениях: атеизм набирает силу от того, что истинная вера в Христа поставлена под сомнение самой Церковью католической. Усилением в этой крупнеющей вере является духовная незащищенность людей. Именно это писатель отмечает в дневнике: «А народ наш так незащищен, так предан мраку и разврату, и так мало, кажется, у него в этом смысле руководителей! Он может поверить новым явлениям со страстью (верит же он Иванам Филипповичам), и тогда - какая остановка в духовном развитии его, какая порча и как надолго! Какое идольское поклонение материализму и какой раздор, раздор: в сто, в тысячу раз больше прежнего, а того-то и надо чертям» [с. 262].

В уста же князя Мышкина писатель вкладывает прямое обвинение католичеству в порождении идей социализма. Так, герой прямо заявляет: «Ведь и социализм – порождение католичества и католической сущности! Он тоже, как и брат его атеизм, вышел из отчаяния, в противоположность католичеству в смысле нравственном, чтобы заменить собой потерянную нравственную власть религии, чтоб утолить жажду духовно возжаждавщегося человечества и спасти его нге Христом, а тоже насилием! Это тоже свобода чрез насилие, это тоже объединение чрез меч и кров! [ с. 565]

Ведь и социализм – порождение католичества и католической сущности! Он тоже, как и брат его атеизм, вышел из отчаяния, в противоположность католичеству в смысле нравственном, чтобы заменить собой потерянную нравственную власть религии, чтоб утолить жажду духовную возжаждавшего человечества и спасти его не Христом, а тоже насилием! Это тоже свобода чрез насилие, это тоже объединение чрез меч и кровь!
*** Источник данного материала: https://www.literaturus.ru/2021/01/monolog-knjazja-myshkina-o-katolicizme-pravoslavii-vere-ateizme.html

В русском человеке из простонародья нужно уметь отвлекать красоту его от наносного варварства. Обстоятельствами всей почти русской истории народ наш до того был предан разврату и до того был развращаем, соблазняем и постоянно мучим, что еще удивительно, как он дожил, сохранив человеческий образ, а не то что сохранив красоту его. Но он сохранил и красоту своего образа. Кто истинный друг человечества, у кого хоть раз билось сердце по страданиям народа, тот поймет и извинит всю непроходимую наносную грязь, в которую погружен народ наш, и сумеет отыскать в этой грязи бриллианты. Повторяю: судите русский народ не по тем мерзостям, которые он так часто делает, а по тем великим и святым вещам, по которым он и в самой мерзости своей постоянно воздыхает. А ведь не все же и в народе — мерзавцы, есть прямо святые, да еще какие: сами светят и всем нам путь освещают! (270)

А потому и я отвечу искренно: напротив, это мы должны преклониться перед народом и ждать от него всего, и мысли и образа; преклониться перед правдой народной и признать ее за правду, даже и в том ужасном случае, если она вышла бы отчасти и из Четьи-Минеи6 272

Все обособляются, уединяются, всякому хочется выдумать что-нибудь свое собственное, новое и неслыханное. Всякий откладывает все, что прежде было общего в мыслях и чувствах, и начинает со своих собственных мыслей и чувств. Всякому хочется начать 288 Ф. М. достоевский с начала. Разрывают прежние связи без сожаления, и каждый действует сам по себе и тем только и утешается. Если не действует, то хотел бы действовать. Положим, ужасно многие ничего не начинают и никогда не начнут, но все же они оторвались, стоят в сторонке, глядят на оторванное место и, сложив руки, чего-то ждут. У нас все чего-то ждут 287

Напротив, не ушла ли огромная часть молодых, свежих и драгоценных сил в какую-то странную сторону, в обособление с глумлением и угрозой, и именно опять-таки из-за того, чтоб вместо первых девяти шагов ступить прямо десятый, забывая притом, что десятый-то шаг, без предшествовавших девяти, уж во всяком случае обратится в фантазию, даже если б он и значил что-нибудь сам по себе. Всего обиднее, что понимает что-нибудь в этом десятом шаге, может быть, всего только один из тысячи отщепенцев, а остальные слышали, как в колокола звонят. В результате пусто: курица болтуна снесла. Видали ль вы в знойное лето лесной пожар? Как жалко смотреть и какая тоска! сколько напрасно гибнет ценного материала, сколько сил, огня и тепла уходит даром, бесследно и бесполезно. 292

Есть такой политический, а пожалуй, и естественный, закон природы, который состоит в том, что два сильные и ближайшие друг к другу соседа, как бы ни были дружны, всегда кончат желанием истребить один другого и, рано ли, поздно ли, приведут это желание в действие. (Об этом правиле сильного соседства можно бы было и нам, русским, поболее подумать.) «От красной республики прямой переход к коммунизму» — вот эта-то мысль и устрашала до сих пор французов-собственников, и столько времени должно было пройти, пока они вдруг, в огромном большинстве, теперь догадались, что ближайшие-то соседи и будут самыми ожесточенными врагами, уже из одного только принципа самосохранения. 297

!!!

А папа12? Ведь он сегодня-завтра умрет и — что тогда будет? Неужели римское католичество согласится умереть с ним вместе для компании? О, никогда оно так не жаждало жить как теперь 298

А между тем это «обособление» слишком огромное и слишком полное самых необъятных и 299 дневник Писателя. 1876 невместимых желаний, чтоб согласиться отказаться от них ради мира всего мира. Да и для чего, в угоду чему отказаться? Ради человечества, что ли? Оно давно уже считает себя выше всего человечества Там же

Что ж, римское католичество и не такие повороты проделывало: раз, когда надо было, оно, не задумавшись, продало Христа за земное владение. Провозгласив как догмат, «что христианство на земле удержаться не может без земного владения папы», оно тем самым провозгласило Христа нового, на прежнего не похожего, прельстившегося на третье дьяволово искушение, на царства земные: «Все сие отдам тебе, поклонися мне!» О, я слышал горячие возражения на эту мысль; мне возражали, что вера и образ Христов и поныне продолжают еще жить в сердцах множества католиков во всей прежней истине и во всей чистоте. Это несомненно так, но главный источник замутился и отравлен безвозвратно. К тому же Рим слишком еще недавно провозгласил свое согласие на третье дьяволово искушение в виде твердого догмата, а потому всех прямых последствий этого огромного решения нам еще заметить нельзя было 299

Да, но всегда был секрет: папа много веков делал вид, что доволен крошечным владеньицем своим, Папскою областью13, но все это лишь единственно для аллегории; главное же в том, что в этой ал- 300 Ф. М. достоевский легории неизменно таилось зерно главной мысли, с несомненной и всегдашней надеждой папства, что зерно это разовьется в будущем в пышное древо и осенит им всю землю. И вот, в самое последнее мгновение, когда отнимали от него последнюю десятину его земного владения, владыка католичества, видя смерть свою, вдруг восстает и изрекает всю правду о себе всему миру: «Это вы думали, что я только титулом государя Папской области удовольствуюсь? Знайте же, что я всегда считал себя владыкой всего мира и всех царей земных, и не духовным только, а земным, настоящим их господином, властителем и императором. Это я — царь над царями и господин над господствующими, и мне одному принадлежат на земле судьбы, времена и сроки; и вот я всемирно объявляю это теперь в догмате моей непогрешимости». Нет, тут сила; это величаво, а не смешно; это — воскрешение древней римской идеи всемирного владычества и единения, которая никогда и не умирала в римском католичестве; это Рим Юлиана Отступника14, но не побежденного, а как бы победившего Христа в новой и последней битве. Таким образом продажа истинного Христа за царства земные совершилась. И в римском католичестве она совершится и закончится и на деле. Повторяю, у этой страшной армии слишком острые глаза, чтобы не разглядеть наконец, где теперь настоящая сила, на которую бы ей опереться. Потеряв союзников царей, католичество несомненно бросится к демосу. У него десятки тысяч соблазнителей, премудрых, ловких, сердцеведов и психологов, диалектиков и исповедников, а народ всегда и везде был прямодушен и добр. К тому же во Франции, а теперь так даже и во многих местах Европы, народ хоть и ненавидит веру и презирает ее, но все же Евангелия не знает совсем, по крайней мере во Франции. Все эти сердцеведы и психологи бросятся в народ и понесут ему Христа нового, уже на все согласившегося, Христа, объявленного на последнем римском нечестивом соборе. «Да, друзья и братья наши, — скажут они, — все, о чем вы хлопочете, — все это есть у нас для вас в этой книге давно уже, и ваши предводители все это украли 301 дневник Писателя. 1876 у нас. Если же до сих пор мы говорили вам немного не так, то это потому лишь, что до сих пор вы были еще как малые дети и вам рано было узнавать истину, но теперь пришло время и вашей правды. Знайте же, что у папы есть ключи святого Петра и что вера в Бога есть лишь вера в папу, который на земле самим Богом поставлен вам вместо Бога15. Он непогрешим, и дана ему власть Божеская, и он владыка времен и сроков; он решил теперь, что настал и ваш срок. Прежде главная сила веры состояла в смирении, но теперь пришел срок смирению, и папа имеет власть отменить его, ибо ему дана всякая власть. Да, вы все братья, и сам Христос повелел быть всем братьями; если же старшие братья ваши не хотят вас принять к себе как братьев, то возьмите палки и сами войдите в их дом и заставьте их быть вашими братьями силой. Христос долго ждал, что развратные старшие братья ваши покаются, а теперь он сам разрешает вам провозгласить: «Fraternite ou la mort» (Будь мне братом или голову долой)! Если брат твой не хочет разделить с тобой пополам свое имение, то возьми у него все, ибо Христос долго ждал его покаяния, а теперь пришел срок гнева и мщения. 300

А папа вас не продаст, потому что над ним нет сильнейшего, и сам он первый из первых, только веруйте, да и не в Бога, а только в папу и в то, что лишь он один есть царь земной, а прочие должны исчезнуть, ибо и им срок пришел 301

Но папа сильнее его. Повторяю: теперь папство есть, может быть, самое страшное «обособление» из всех грозящих миру всего мира 302

Казалось бы, Ипполит доказывает свое право распоряжаться собственной жизнью перед людьми, но на самом деле он пытается заявить свое право, конечно же, перед небесами, и упоминание о христианах здесь весьма красноречиво и, в этом плане, однозначно. И далее Ипполит впрямую проговаривается: «Религия! Вечную жизнь я допускаю и, может быть, всегда допускал. Пусть зажжено сознание волею высшей силы, пусть оно оглянулось на мир и сказало: "Я есмь!", — и пусть ему вдруг предписано этою высшею силой уничтожиться, потому что там так для чего-то, — и даже без объяснения для чего, — это надо, пусть, я всё это допускаю, но опять-таки вечный вопрос: для чего при этом понадобилось смирение мое? Неужто нельзя меня просто съесть, не требуя от меня похвал тому, что меня съело? Неужели там и в самом деле кто-нибудь обидится тем, что я не хочу подождать двух недель? Не верю я этому ». И уж вовсе затаенные мысли на эту особенно жгучую для него тему прорываются в конце «Необходимого объяснения»: «А между тем я никогда, несмотря даже на всё желание мое, не мог представить себе, что будущей жизни и Провидения нет. Вернее всего, что всё это есть, но что мы ничего не понимаем в будущей жизни и в законах ее. Но если это так трудно и совершенно даже невозможно понять, то неужели я буду отвечать за то, что не в силах был осмыслить непостижимое?»

Борьба веры и безверия усилием воли заканчивается у Ипполита победой атеизма, утверждением своеволия, обоснованием бунта против Бога, и он формулирует самый краеугольный постулат суицида: «Я умру, прямо смотря на источник силы и жизни, и не захочу этой жизни! Если б я имел власть не родиться, то наверно не принял бы существования на таких насмешливых условиях. Но я еще имею власть умереть, хотя отдаю уже сочтенное. Не великая власть, не великий и бунт.

Последнее объяснение: я умираю вовсе не потому, что не в силах перенести эти три недели; о, у меня бы достало силы, и если б я захотел, то довольно уже был бы утешен одним сознанием нанесенной мне обиды; но я не французский поэт и не хочу таких утешений. Наконец, и соблазн: природа до такой степени ограничила мою деятельность своими тремя неделями приговора, что, может быть, самоубийство есть единственное дело, которое я еще могу успеть начать и окончить по собственной воле моей. Что ж, может быть, я и хочу воспользоваться последнею возможностью дела? Протест иногда не малое дело...»

Акт самоубийства, так эффектно задуманный Ипполитом, тщательно им подготовленный и обставленный, не получился, сорвался: в горячке он забыл заложить в пистолет капсюль. Но курок-то он спустил и момент-секунду перехода в смерть он испытал вполне. Умер он всё же от чахотки. «Ипполит скончался в ужасном волнении и несколько раньше, чем ожидал, недели две спустя после смерти Настасьи Филипповны».

Нельзя обойти стороной и замечательную книгу «Идиот», в которой главный герой не похож на персонажей из других произведений Достоевского. Он обладает детской наивностью, верой и даже простодушием. Как просто его обидеть, как легко обмануть. Он тянет руки к людям, как маленький ребенок, только начавший познавать мир. Князь Мышкин не просто добр, он умеет оправдать любого человека, пусть это будет даже его обидчик. Он сопереживает всему миру. Его душа открыта, а потому каждый удар так тяжело им переносится. Достоевский писал про свое произведение: «Главная мысль романа - изобразить положительно прекрасного человека. Труднее этого нет ничего на свете, а особенно теперь...» [3, с. 396].

Каждый человек в некотором роде проживал определенные сложности, которые в итоге заставляли его закрыться и замкнуться, перестать доверять людям. Они могут предать, жестоко разыграть и обмануть тебя. Человек может дорожить другим, быть готовым преподнести к его ногам огромное состояние, да и весь мир! Но у него нет никаких гарантий, что тот ответит ему взаимностью или хотя бы благодарностью. А потому у человека появляется некий экран, который не позволяет ему ходить с открытой душой. Он защищает его от негодяев, радостно плюющих в сердца других людей, думающих лишь о своей выгоде.

К сожалению, любовь может не только возвысить, но и окончательно разрушить человека. Так и произошло с князем Мышкиным. В погоне за своим счастьем, сочувствуя всем окружающим, он так сильно распахнул свою душу перед черствыми и жестокими людьми, что в буквальном смысле окончательно потерял разум.

Произведения Достоевского показывают нам, насколько тяжело любому человеку бороться с сомнениями, болезнями, страхами. Как мало людей, понимающих нас и сочувствующих, готовых протянуть руку помощи. Наше окружение подчас состоит из тех, кто подсмеивается, хочет унизить и прожить свою жизнь за наш счет. Но есть и другие люди, которых надо разглядеть за громкими речами или скромными поступками. Они не просто наши друзья, они лекари нашей души. Вот те, кто первыми встанет на нашу защиту и укажет верный путь среди сомнений и тревог.Источник: https://psychosearch.ru/biblio/lit/classic/f-dostoyevsky/190-psikhologicheskie-portrety-geroev-dostoevskogo

Эти вот слова подытоживают все выше сказаное.

Вот так вот Достоевский размышлял о проблемах христианства в своём творчестве. Ведь как бы прискорбно для Достоевского не было, католичество, в глазах обычного человека, является частью христианства.

Литература

1. Достоевский Ф.М. Полн. Собр. Соч. в 30 т. М., «Наука», 1972-1988. Т. 28. Кн. 1, с. 176

2. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972.

3. Достоевский Ф.М. Идиот. М.:

Достоевский Ф. М. Дневник писателя. / Сост., комментарии А. В. Белов / Отв. ред. О. А. Платонов. — М.: Институт русской цивилизации, 2010. — 880