17 февраля - день памяти Джордано Бруно.

17 февраля 1600 года Джордано Бруно предали сожжению в Риме на площади Цветов (итал. Campo dei Fiori) по решению светского суда. Последними словами Бруно были: «Я умираю мучеником добровольно и знаю, что моя душа с последним вздохом вознесётся в рай». Все произведения Джордано Бруно были занесены в 1603 году в католический Индекс запрещённых книг и были в нём до его последнего издания 1948 года.

Джорда́но Бру́но (итал. Giordano Bruno; урождённый Филиппо Бруно, прозвище Бруно Ноланец; 1548, Нола близ Неаполя — 17 февраля 1600, Рим) — итальянский монах-доминиканец, философ-пантеист и поэт; автор многочисленных трактатов. Признан выдающимся мыслителем эпохи Возрождения и великим представителем эзотеризма. Из-за своей склонности к чтению сочинений, считавшихся католической церковью подозрительными, и по причине высказываемых сомнений относительно пресуществления и непорочного зачатия Девы Марии, а также своего неортодоксального подхода к трактованию Троицы, навлёк на себя подозрения в ереси и был вынужден покинуть орден доминиканцев (1576) и скитаться по Европе: жил в Швейцарии, Франции, Англии и Германии. Вернувшись в Италию (1592), был арестован в Венеции и выдан инквизиционному суду в Риме. Он отказался отречься от своих учений и после семилетнего тюремного заключения был сожжён на костре как еретик и нарушитель монашеского обета. В 1889 году на месте казни в Риме ему был воздвигнут памятник. Наверное, каждый школьник на вопрос о том, почему инквизиция расправилась с Джордано Бруно, ответит так: в XVII в. молодого ученого сожгли на костре из-за того, что он был сторонником гелиоцентрической системы Коперника, то есть утверждал, что Земля вращается вокруг Солнца. На самом деле в этом распространенном мифе верно только одно: Джордано Бруно действительно был сожжен инквизицией в 1600 г. Все остальное требует уточнений. Во-первых, Бруно вряд ли можно было назвать молодым. На сохранившейся гравюре XIХ в. Ноланец (по месту рождения – итальянский город Нола) действительно выглядит молодо, однако на момент казни ему было 52 года, что по тем временам считалось весьма преклонным возрастом. Во-вторых, едва ли его можно называть ученым. Джордано Бруно был странствующим доминиканским монахом и философом, исходил всю Европу, преподавал во многих университетах (откуда его нередко со скандалом изгоняли за еретические суждения), защитил две диссертации. Возможно, несколькими столетиями ранее его и можно было бы назвать ученым, но в его времена гипотезы в научных трудах требовали математических подтверждений. Работы Бруно были выполнены в образной, поэтической форме, а не в форме научных трактатов. Он написал более 30 трудов, в которых утверждал, что Вселенная безгранична и бесконечна, что звезды – далекие солнца, вокруг которых вращаются планеты, что существует другие обитаемые миры и т.д. Гелиоцентрическая система Коперника лишь дополняла его религиозно-философские концепции. Бруно не занимался научными исследованиями в том смысле, в каком ими занимались Коперник, Галилей, Ньютон и другие ученые. Сам себя Бруно Ноланец считал прежде всего религиозным проповедником, намеревавшимся реформировать религию. Вопреки распространенной версии, согласно которой ученый выступал против церкви и священнослужителей, он не был атеистом, и этот спор не был конфликтом науки и религии. Несмотря на радикальность своих суждений, Джордано Бруно оставался верующим человеком, хотя считал, что у современной ему религии масса недостатков. Он выступил против основополагающих догматов христианства – о непорочном зачатии, божественности Христа и др. В доносе, написанном венецианским аристократом на своего преподавателя мнемотехники (искусства запоминания) Бруно Ноланца в 1592 г., сообщалось о его еретических взглядах, «что Христос совершал мнимые чудеса и был магом, как и апостолы, и что у него самого хватило бы духа сделать то же самое и даже гораздо больше, чем они; что Христос умирал не по доброй воле и, насколько мог, старался избежать смерти; что возмездия за грехи не существует; что души, сотворенные природой, переходят из одного живого существа в другое; что, подобно тому, как рождаются в разврате животные, таким же образом рождаются и люди, … что надо прекратить богословские препирательства и отнять доходы у монахов, ибо они позорят мир». Принципиальными для Джордано Бруно были прежде всего религиозно-философские, а не научные идеи. Разбирательство инквизиции по делу Бруно длилось 8 лет, в течение которых его пытались убедить в том, что его еретические утверждения полны противоречий. Однако монах не отказался от своих взглядов, и тогда инквизиционный трибунал объявил его «нераскаявшимся упорным и непреклонным еретиком». Бруно лишили сана, отлучили от церкви и передали в руки светских властей. В его обвинительном приговоре о гелиоцентрической системе речи не шло – ему вменялось в вину отрицание догматов христианства. В те времена идеи Коперника хоть и не поддерживались церковью, но их сторонников не преследовали и на кострах не сжигали. Но Бруно, по сути, создал новое религиозно-философское учение, которое грозило подорвать основы христианства, так как отрицало всемогущество Бога. Поэтому его покарали как еретика, а не как ученого. В середине февраля 1600 г. «наказание без пролития крови» было приведено в исполнение. Джордано Бруно, так и не отрекшегося от своих взглядов, сожгли в Риме. В 1889 г. на этом месте был установлен памятник с надписью: «Джордано Бруно – от столетия, которое он предвидел, на месте, где был зажжен костер». И если Галилея спустя несколько столетий церковь реабилитировала, то Бруно до сих пор считается отступником от веры и еретиком. Поскольку приверженцами гелиоцентрической системы, помимо Джордано Бруно, были еще Галилео Галилей и Коперник, в народном сознании все эти три исторических персонажа часто сливаются в один, который в научном мире шутя называют Николаем Бруновичем Галилеем. Знаменитую фразу «И все-таки она вертится» по очереди приписывают им всем, хотя на самом деле она родилась гораздо позже в одной из работ о Галилее. А вот Бруно перед смертью, опять-таки по преданию, произнес: «Сжечь – не значит опровергнуть». Площадь цветов I. Я читал протоколы допроса Джордано Бруно. Он говорил хорошо и глаз не сводил с угрюмых Лиц оппонентов (в данном случае - палачей), Предвкушавших скорое пламя костров-свечей. Инквизитор спрашивал сухо, но с интересом. (Вероятно, в юности тоже грешил прогрессом; Вероятно бредил мечтою подняться к звездам, Но одумался вовремя - было еще не поздно). Арестант говорил, разлетались слова стаккато; Инквизитор, сутулясь, себя ощущал Пилатом, Не способным, однако, омыть принародно руки. Из подвала не выйти, но он приглушает звуки; Для допроса - как раз - уютно, тепло, не шумно; Арестант говорил. О далеких мирах. Заумно Рассуждал полутруп. Полоумный и полуголый. И дрожала рука у писавшего протоколы. А потом - в толпе искривленных от гнева ртов - Трепетал костер на площади без цветов, Освещая мир, что казался таким нелепым: Этот мир. В котором мечты опадают пеплом. II. Вдохновители пьесы о казни Джордано Бруно Занимали впоследствии кафедры и трибуны; Заполняли палаццо, президиумы и ложи; Объявляли: "Виват, король!" и "Король низложен!"; Отделяли неверных, неправедных и нечистых, Агнцев от козлищ, бухаринцев от троцкистов; Насыщали смыслами даты и дни недели; Наделяли достоинством кипы бумажных денег; Пресекали уклоны, метания и расколы. И всегда составляли подробные протоколы. Это важный нюанс: мечтателей - на убой, Но мечтами-то может воспользоваться любой. А любой - не нужен! Тут требуется - специалист, Что готов, способен, руками и сердцем чист, Зажигает толпу на сто миллионов ртов; Забивает цветами площади для цветов, Чтобы не было белых пятен и черных дыр; Чтобы верно переустроенный божий мир Стал навеки благополучен и благолепен. Остается решить, как лучше припрятать пепел. III Равнодушный палач, провожавший Джордано Бруно, Не хотел разбираться в символах, знаках, рунах И устройстве мира. Он стоял на рабочем месте, Делал, что должно; вспоминал о своей невесте, О богатстве кудрей, выбивавшихся из-под банта, И глядел недовольно на болтливого арестанта. Арестант говорил. О мирах и небесных сферах, Задирал инквизитора, откровенно играл на нервах, Поминал наработки какой-то античной школы И с улыбкой глядел на писавшего протоколы. А палач понимал, что допрос никому не нужен, Что давно заждалась невеста и сытный ужин, Что пергамент с чернилами стоят дороже текста, Что мечтателей лепят из очень дурного теста; Он хотел закричать: "Закончатся свечи скоро!". Но смолчал. Палачи никогда не вступают в споры. А потом он старел. Умирал. И рождался вновь. Познавал, что такое богатство, успех, любовь, И, напившись, рассказывал барышням из салуна, Как сгребал после казни пепел Джордано Бруно. IV. Инквизитор, покончив с допросом Джордано Бруно, Возвращался домой и о скорой отставке думал: Мол, горю на работе, почти, как на самом деле, Надоело - смертельно! Уволюсь! На той неделе! Не работа - а пытка! Ни сна, ни любви, ни ласки! Все! Решил! Ухожу! Вот сразу же после Пасхи! Нет! Пожалуй, разумнее будет - в начале лета! Надо что ли у дона Педро спросить совета. Он о том, да о сём за ужином трезво судит. Он, наверное, спросит: ты думал, что скажут люди? Я отвечу, что равнодушен к оценкам черни, Им не представить, что значит допрос вечерний; Не понять, как покойники могут смеяться гордо; Как мечты о прекрасном подчас разрывают горло; Как вгрызаются в душу совести злой уколы; Каково перечитывать кровоточащие протоколы, А потом сидеть, кропотливо сверяя правку. Нет! Решено! Вот - до осени - и в отставку! Протоколов - тьма! Не выдержу ведь! Ослепну! К Рождеству - уйду. И сами возитесь с пеплом! V. Мне приснилось, что площадь Цветов зарастает гневом; Что дворцы Ватикана становятся смрадным хлевом; Что в предместьях Рима пустуют сады и виллы; Бесноватые псы спешат осквернить могилы; В постаревшем небе светило навек ослепло; И дрожит земля, покрываясь холодным пеплом. Мне приснилось кострище в сердце немой пустыни; Равнодушный палач, пожилой инквизитор, с ними - Присосавшийся к горлу прохладной бутылки колы, Тот, что молча писал бесконечные протоколы. Он молчал и теперь. Только хмурился, глядя в небо; Развлекался палач: подрумянил кусочек хлеба На углях костра и дополнил шашлык телячий. Инквизитор - не ел. Был веганом - не иначе. Мне приснился рассвет в холодном, пустом подвале. Арестанта как раз увели. На допрос. Едва ли Он вернется сюда. Я останусь один. Отныне Буду вечно сидеть. Вспоминать о жене и сыне. Познавать себя. Упражняться в азах цигуна. И читать протоколы допроса Джордано Бруно. (с) Сергей Адамский 14-20.04.2017. Источники: Миф и реальность: За что на самом деле сожгли Джордано Бруно Сергей Адамский. Площадь цветов