«Герой другой стороны» ( еще один лицеист)

Так иногда называли ещё одного из пушкинского выпуска Лицея – Александра Корнилова: 14 декабря он был на Сенатской, но в числе верных царю.

О своих годах в Лицее Корнилов, один из самых младших на курсе, всегда вспоминал с таким восторгом, что одна дама сказала: «Если бы у меня был сын, я не была бы спокойна, пока не знала бы, что он принят в лицей». На его квартире отмечалось сорокалетие Лицея в 1851 году.

Его прозвища – Сибиряк (отец Корнилова, поначалу боевой флотский офицер, затем был губернатором Иркутска и Тобольска) и Мосье. О происхождении этого прозвища, полученного в первый же день на торжественном обеде, рассказал И.Пущин: «Императрица Марья Федоровна попробовала кушанье. Подошла к Корнилову, оперлась сзади на его плечи, чтоб он не приподнимался, и спросила его. "Карош суп?" Он медвежонком отвечал: "Oui, monsieur!" [Да, Месье!]. Императрица улыбнулась и пошла дальше, не делая уже больше любезных вопросов», а Корнилов сразу «попал на зубок» одноклассников.

Наставники отмечали, что он «имеет весьма хорошие способности и счастливую память», но «крайне нерадив и неосмотрителен в обращении и всех своих поступках», а также «мало прилежает к учению, занимаясь, по молодости, более игрой и резвостью».

Вот Сибиряк,

Медведь, простак,

Валяется в постели,- отмечали и «скотобртцы»

А.Корнилов. Фрагмент карикатуры из лицейского журнала

В 1816 году запись о нём оставил Е.Энгельгардт: «Ни на одно мгновение не может оторваться от забав. В своей наружности он очень небрежен, а в поведении до неуклюжести невоспитан. Он не умён, но имеет хорошую память и делает в формальных науках довольно значительные успехи. Характер у него открытый и чрезвычайно добродушный».

Впоследствии Корф, считавший карьеру Корнилова вполне успешной, записал: «Светлая голова и хорошие дарования. В лицее он ленился и притом вышел оттуда чрезвычайно молод: но после сам окончил свое образование и сделался человеком очень нужным и полезным».

Корнилов по окончании Лицея начал службу в армии, затем в лейб-гвардейском Московском полку. В 1825 году он был уже капитаном. Сначала он «решился участвовать в намерениях противиться новой присяге» и 12 декабря был на одном из совещаний будущих декабристов, так как хотел видеть на престоле Константина: «Я не присягну, потому что твердо уверен в ложности отказа Константина Павловича. Для какой причины ему отказываться, когда вся Россия ему добровольно присягнула». Однако в день восстания изменил свои намерения.

М.Бестужев вспоминал: «Когда Фридрикс прочитал нам отречение Константина и манифест Николая, я, наблюдавший Корнилова, приметил, что его пунцовое лицо подернулось бледностью. Неожиданное отречение Константина его поразило до такой степени, что он вышел шатаясь от генерала». Вот что доносили о нём: «Из сведений же, доставленных от командующего Гвардейским корпусом видно, что Корнилов во время привода полка к присяге находился при своей роте и не возбуждал солдат к неповиновению, но при смятении старался восстановить порядок, вырывал покорных и недоумевающих солдат из среды бунтовщиков и ставил их во фронт, а потому из роты его были на площади только 10 человек». Его решимость не поколебала даже угроза оружием. Вновь послушаем Бестужева: «Я остановил Корнилова и спросил:

- Ну! Как теперь ты намерен действовать?

- Я не могу действовать с вами и беру свое слово назад.

- Но ты позабыл одно условие, - возразил я, показав ему ручку пистолета, спрятанного в рукаве шинели.

- Ну, что ж - убей меня! Я лучше соглашусь умереть, нежели участвовать в беззаконном предприятии!».

Трудно давать нравственные оценки, трудно представить себе, что чувствовал Корнилов, выступая против друзей (в том числе и лицейских), но трусом его, во всяком случае, назвать нельзя.

После восстания Корнилов был арестован, но «в полку был оставлен» и, думается, не потому, что в Верховный уголовный суд по делу декабристов был назначен его отец.

Дальше было участие в Русско-турецкой войне 1828—1829 («Саврасов и Корнилов в походе», - сообщал Энгельгардт в 1829 г.), ранение под Варной, увольнение с военной службы в чине полковника в 1832 году.

А затем – гражданская служба. Был Корнилов киевским губернатором, потом вятским и тамбовским. «О нем слава отличная», – писал Энгельгардт Матюшкину. С его деятельностью в Тамбове связывают возрождение театра, основанного в 1786 г. Г.Державиным: в 1838 г. там были сыграны "Горе от ума" (несмотря на запрещение к представлению в провинции) и "Ревизор", в 1840 г. приезжал с гастролями великий П.Мочалов…

В Вятке во время губернаторства Корнилова жил ссыльный А.Герцен; его отзыв достаточно скептичен (впрочем, как ещё Герцен мог описать государственного чиновника?), но весьма интересен: «Высокий, толстый и рыхло-лимфатический мужчина, лет около пятидесяти [на самом деле Корнилову было 36 лет], с приятно улыбающимся лицом и с образованными манерами. Он выражался с необычайной грамматической правильностью, пространно, подробно, с ясностью, которая в состоянии была своей излишностью затемнить простейший предмет. Он покупал новые французские книги, любил беседовать о предметах важных и дал мне книгу Токвиля о демократии в Америке на другой день после приезда. Он был умён, но ум его как-то светил, а не грел. К тому же он был страшный формалист, – формалист не приказный, а как бы это выразить?. Его формализм был второй степени, но столько же скучный, как и все прочие». Впрочем, эта характеристика дана через двадцать лет, в «Былом и думах», а в момент знакомства с Корниловым Герцен отзывался о нём в основном положительно: «Сюда приехал новый губернатор — все переменяется; этот человек образованный и нашего века, со мною хорош» (письмо Н.Захарьиной от 16.08.1837 г.), «Корнилов — умный, просвещённый человек, я свободнее вздохнул с его приезда» (письмо Н.Кетчеру от 10.09.1837 г.)

Корнилов дослужился до чина тайного советника Был членом консультации при Министерстве юстиции Российской империи и сенатором.

Встречался ли Корнилов с Пушкиным по окончании Лицея, мы не знаем. Однако есть один интересный факт об отношении Корнилова к поэту: когда в 1851 г. С.Комовский отправил М.Яковлеву свою «Записку о Пушкине», тот, сделав значительные поправки, отправил записку Комовского именно Корнилову (хотя в ту пору были живы ещё многие лицеисты), который вернул её автору с отзывом: «С моей стороны я не сделал никаких замечаний: написанное тобою я нахожу верным» (то есть согласился и с Комовским, и с Яковлевым).

Женат он был на графине С.Д.Толстой, детей у него не было. Умер в 1856 году.

Одно из самых славных мест в русской истории принадлежит его брату - адмиралу Владимиру Корнилову, герою обороны Севастополя, погибшему в возрасте 48 лет в октябре 1854 года при бомбардировке Малахова кургана. Его называли лучшим умом русского флота. Кстати, Владимир Корнилов был очень дружен с другим лицеистом - морским офицером Ф.Матюшкиным.

В.А.Корнилов