Игорь Эммануилович Грабарь . "Февральская лазурь"...
На склоне лет И. Грабарь с удовольствием рассказывал о том, как создавался этот пейзаж. Февральскую лазурь художник увидел в Подмосковье. Зимой 1904 года он гостил у художника Н.Мещерина в имении Дугино. В одно солнечное февральское утро И. Грабарь вышел как обычно погулять и его поразило необычное состояние природы: «Казалось, что она праздновала какой-то небывалый праздник- праздник лазоревого неба, жемчужных берез, коралловых веток и сапфировых теней на сиреневом снегу», - вспоминал художник. Грабарь любовался березами, он всегда говорил, что из всех деревьев средней полосы России больше всего любит березы. В то утро одна из берез привлекла его внимание, поразив редкостным ритмическим строением ветвей. Заглядевшись на березу, художник уронил палку и нагнулся, чтобы ее поднять. "Когда я взглянул на верхушку березы снизу, с поверхности снега, я обомлел от открывшегося передо мной фантастического зрелища фантастической красоты; какие-то перезвоны и перекликания всех цветов радуги, объединенных голубой эмалью неба. Если бы хоть десятую долю этой красоты передать, то и это будет бесподобно". Он тотчас побежал в дом, взял холст и в один сеанс набросал с натуры эскиз будущей картины. Следующие дни были такие же чудесные, солнечные, и художник, взяв другой холст, с этого же места в течении трех дней писал этюд. После этого И.Грабарь вырыл в снегу траншею, свыше метра глубиной, в котором и поместился с большим мольбертом и холстом. Для того, чтобы получить впечатление низкого горизонта и далекого леса и небесного зенита, со всеми переливами голубых красок от нежно- бирюзовых внизу до ультрамариновых на верху. Холст он заранее подготовил в мастерской, покрыв его по меловой, впитывающей масло поверхности густым слоем плотных свинцовых белил различных тональностей. "Февраль стоял изумительный. Ночью подмораживало и снег не сдавал. Солнце светило ежедневно и мне посчастливилось писать несколько дней подряд без перерыва и перемены погоды около двух с лишним недель, пока я не кончил картину целиком на натуре. Писал я с зонтиком, окрашенным в голубой цвет и холст поставил не только без обычного наклона вперед, лицом к земле, но повернув его лицевой стороной к синеве неба, отчего на него не падали рефлексы от горячего под солнцем снега, и он оставался в холодной тени, вынуждая меня утраивать силу цвета для передачи полноты впечатления. Я чувствовал, что удалось создать самое значительное произведение из всех до сих пор мною написанных. Наиболее свое, не заимствованное…"