Интервью с Олегом Табаковом о работе над "Василием Тёркиным"

Олег Табаков, народный артист СССР, художественный руководитель МХТ им.Чехова, самый известный исполнитель "Василия Теркина", отвечает на вопросы "Российской газеты".

Российская газета: Олег Павлович, расскажите, пожалуйста, как вам работалось над поэмой "Василий Теркин"? У вас такой легкий актерский дар, а у Александра Твардовского - легкий, буквально летящий текст.

Олег Табаков: Это не совсем так. Знакомство с поэтом Твардовским произошло у меня просто. В 1947 - 1949 годах я не имел никаких источников того, что нынче называется масс-медиа, кроме радиоточки. И радиоточка время от времени выдавала самую интересную информацию. Была даже такая шутка: "Скажите, а что сегодня в газетах?" А ответ такой: "Что-что? То, что вчера было по радио". Именно таким образом сложились мои детские пристрастия, в том числе и литературные. Нужно сказать, что и читал я много - совсем рано научился. И дома были книги еще не все проданы во время войны. А то, что я узнал благодаря радио, - это были программы, где выступал Николай Литвинов, Мария Бабанова. Но самое большое впечатление на меня произвел Дмитрий Орлов - великий русский артист, в исполнении которого я и услышал впервые "Василия Теркина".

Смысл вашего вопроса - такой же легкий, как дарование Александра Трифоновича. Это ошибочная точка зрения. У Александра Трифоновича было совсем не легкое дарование, а, скорее всего, наоборот - дар, связанный с познанием не самых веселых, радужных и праздничных сторон жизни. Это связано было и с его юностью, и с его биографией, начиная со сволочной борьбы советской власти против кулаков и так далее.

Когда я первый раз услышал "Василия Теркина", то оторваться от этого уже не мог. Не только потому, что это книга про бойца, об его приключениях, бедах или страданиях - именно так принято о ней говорить. А потому что это было на фоне того официально-дежурно-суконно-краснознаменного настоящего написано человеческим странным языком. Странным для меня - для человека довольно молодого, еще не отравленного ни канцеляризмами, ни зависимостью от того суржика, на котором изъясняются люди служивые.

И были в диапазоне этого воздействия строки, доводившие меня до слез. Например, такие: "Люди теплые, живые шли на дно, на дно, на дно." Как так можно было придумать, так рассказать о трагедии, о страшной бойне.

РГ: Вы читаете, и у меня даже мурашки по коже.

Табаков: Это потому что я прожил это. У меня отец воевал. То, что там было, и то, что писал Твардовский, - касалось и меня лично. Уже впоследствии, когда я стал уже не просто любить Твардовского, а специально изучать, заниматься им, искать какие-то материалы, воздействие его стихотворений на меня оставалось таким же. (Тут Олег Павлович с неповторимыми интонациями, с только ему свойственными ударениями читает):

"Я знаю, никакой моей вины

В том, что другие

не ПРИШЛИ с войны,

В том, что они,

кто старше, кто моложе

Остались там.

Но не о том же речь,

Что я их мог,

но не СУМЕЛ сберечь.

Речь не о том.

Но все же, все же, все же."

Что такое эти стихи? Поразительная совестливость. И она дана была Александру Трифоновичу от Бога в равной степени с его великим талантом. И все это вместе взятое каким-то образом переплавилось и воздействовало не только на меня.

Еще ведь всегда очень важно - кто с тобой затевает дело. Все мои работы делал удивительный человек - Владимир Храмов, режиссер литературной редакции Центрального телевидения. Встретившись на литературных работах, мы сотрудничали вплоть до его ухода из жизни. Он работал в моей студии: вначале в детской, а потом на курсах, которые я выпускал в ГИТИСе. Возвращаясь к Твардовскому, "Василий Теркин" - это книга, развенчивающая генеральские мифы о войне. Ошибаться насчет качества или душевных свойств этой поэмы присуще было не только критикам с лампасами или без них. Даже Анна Ахматова ошибалась, говоря об этой лирике пренебрежительно и скептически. А лиричнее этого, на мой взгляд, о войне ничего нет. Потом, уже когда пришли с войны остальные - появилось. Вспомните Исаковского "Враги сожгли родную хату", Давида Самойлова, Бориса Слуцкого и других.

В "Василии Теркине" нет имен Ленина, Сталина. Но самое важное в том, что Твардовский отделил пропаганду от реальной жизни. То есть он эту поэму санировал, очистил ее от пропагандистского мусора, который загружали в наши мозги с редкой настойчивостью. Он написал про человека. Про мотивацию его отчаянных и смелых поступков. В конечном итоге, говоря высоким стилем про мотивацию ПОДВИГА русского народа.

РГ: Сейчас много говорят о том, что нынешние молодые люди не знают войны, что для них нужно писать про нее новые книги и снимать новые фильмы. Вы много работаете с молодыми. Как думаете, они сегодня молодые поймут "Василия Теркина"?

Табаков: Я не теоретик. Теркина и Твардовского всегда поймут люди, способные отзываться на чужую боль. А это уже душевное свойство, которое ни государство, ни школа не воспитывает. Это воспитывают дома - мама, бабушка, близкие. Изболевшееся сердце Александра Трифоновича таким вот образом рассказало нам о том, что произошло. Умение отзываться на чужую боль - вот главный критерий, по которому можно судить, поймем мы это сегодня или нет.

Источник: https://rg.ru/2010/06/17/tvardovskij.html