Кто двоечник?

Этот семилетний мальчик был её сыном, желанным третьим ребёнком в семье. А его учительница - молодым педагогом, первый год осваивавшим премудрости учительской работы. Был последний день третьей четверти, когда Марина Анатольевна категорично холодным тоном заявила ей, учителю высшей категории, что оставит её сына на второй год. - Он не умеет читать, пересказывать и писать. Совсем не умеет. Я выставлю ему годовые двойки. «Как не умеет? - остолбенела Надежда Антоновна. – Она хочет сказать, что мой сын умственно отсталый?» В пять лет её Миша знал все буквы и умел складывать из них слова. Быстро научился считать до ста и выполнять простейшие действия с вычитанием и сложением. Дальше она его не развивала, боясь, что если научит многому, то сыну скучно будет в первом классе. Но пересказ! Пересказы его она слушала чуть не каждый день. Особенно кинофильмов. И каких пересказов! В нулевом классе его учила другая молодая учительница и тоже только что после института. Знания детей на этом уровне поощрялись не оценками, а различными бумажными кружочками, звёздочками, самолётиками, машинками, деревьями, домиками… Каждый день сынишка приносил по несколько различных фигурок. Ни разу та, самая первая, учительница её сына не пожаловалась ей на Мишу, а он по утрам, она видела, охотно собирался в школу. Надежда Антоновна, решив, что сын справляется с учебной программой, перестала тревожиться за него и из-за большой учительской и семейной нагрузки доверила дочери-семикласснице приглядывать за учёбой брата и помогать ему. После второй четверти, видя, что Миша не блещет итоговыми оценками, она подошла к его новой молодой учительнице поговорить о нём, но та отмахнулась: - Я ещё не успела изучить всех детей. Вашего Мишу тоже. Встречаясь с Мариной Анатольевной в учительской, Надежда Антоновна каждый раз вопрошающе взглядывала на неё, но та не проявляла к ней интереса. «Наверное, с учёбой Миши всё в норме, - успокаивалась она. – Ведь и старшие дети сразу стали учиться без проблем». И вдруг в конце марта, накануне педагогического совещания о предварительном подведении итогов успеваемости учащихся за год, молодая учительница, минуя деликатные речевые обороты, резко заявила ей об этом. Даже элементарного уважения к её возрасту и опыту не проявила. - Погодите, Марина Анатольевна. Не спешите объявлять, что вы оставляете его на второй год. Можно же оставить на осень. Я с ним позанимаюсь летом, а если уж не покажет нужных результатов, тогда и оставляйте. - Я не верю, что ваш сын может поумнеть. - Марина Анатольевна, а где вы раньше были? Почему мне ни разу не сказали об этом? Мы с вами работаем в одном коллективе, видимся чуть не каждый день. Почему же вы молчали? Я об этом скажу на педсовете. Как педагог, вы не провели соответствующей работы ни с учеником, ни с его родителями. - Хорошо. Я скажу, что оставлю на осень. Совещание вела завуч, Мария Николаевна. Ей было неприятно услышать, что у одной из уважаемых учительниц школы сын не справляется с учебной программой. - Марина Анатольевна, время ещё есть исправить положение. Позанимайтесь с Мишей после уроков, дайте ему индивидуальные задания. Я думаю, что вы спешите зачислить его в разряд неуспевающих. В тот же день вечером Надежда Антоновна усадила сына рядом с собой и попросила прочитать рассказ из одной детской книжки. Читал сын и в самом деле не быстро. - А теперь перескажи мне. Но сын молчал. - Почему ты молчишь? Рассказывай же. Сын продолжал молчать, но на его лице отражалось усилие мыслительного напряжения. - Рассказывай, Мишенька. Я жду. Молчит. - Миша, отчего ты молчишь? Скажи мне. - Я первое слово забыл. - Хорошо, посмотри его. Сын взглянул на начало текста, и полилась его речь. Он рассказывал подробно, он ни разу не потянул «м-м-м» или «э-э-э», или «и-и-и», ни разу не употребил лишние слова «значит», «как его», «ну, типа» или «и вот». Она слушала его и думала, что даже старшеклассники не отвечают ей такой чистой речью. Как Марина Анатольевна могла не оценить этого!? - Миша, а ты на уроках рассказываешь? - Нет. - А почему? - Меня не спрашивают. - Ну, ты сам бы руку тянул. - Не хочу. Иногда Марина Анатольевна спрашивает, но я нарочно молчу. И она меня больше не спрашивает. Хорошо, когда не спрашивает. - Может быть, она тебя обижает? - Нет. Когда не спрашивает, можно просто сидеть, можно думать, чего хочешь, и делать, чего хочешь. - И что же ты делаешь? - Рисую или в окно смотрю. Там интересно. Надежда Антоновна знала, что у её сына несколько вальяжный нрав, но разве не обязанность учительницы разобраться в характерах своих подопечных? К каждому найти свой ключик? Разве не её дело увлечь уроком всех? Её сыну оказалось интереснее смотреть за окно, чем участвовать в процессе урока. И разве он виноват? Нет, она докажет этой спесивой молодой учительнице, что её сын нормальный ребёнок. Он окончит школу не хуже всех. И в институт поступит. И вот тогда она подойдёт к ней и скажет: «Марина Анатольевна, таким учителям, как вы, не место в школе. Вы способны только губить своих учеников». После занятий каждый день Миша приходил в класс к маме. Если у неё был пятый урок, он тихо сидел на последней парте. А потом они вместе шли в столовую, и Надежда Антоновна кормила сына обедом. Часто попадали в одно время с его молодой учительницей. И вдруг в учительской снова холодным высокомерным тоном: - Я четыре раза оставляла вашего Мишу на дополнительные занятия. Он ни разу не остался. Ваш сын упрям и ленив, он не хочет помощи. Дома Надежда Антоновна спросила у сына, увлечённо занимавшегося детским конструктором: - Миша, Марина Анатольевна оставляла тебя заниматься после уроков? - Оставляла. - А ты почему не оставался? - Я оставался. Я есть хотел. Я после столовой приходил в класс, но он был закрыт. Мама, я долго ждал Марину Анатольевну, но она не приходила. Действительно, после четвёртого урока молодую учительницу сына в школе, как правило, было уже не найти. «Какая же она бездарная! – осуждающе подумала Надежда Антоновна. – Как можно не догадаться, что ребёнок голоден? Сама она не забывает поесть после уроков. В конце концов, можно спросить у ребёнка, почему он не остаётся, а не делать сразу категоричные выводы. Ведь не дети обязаны учительнице, а учительница обязана детям, если уж встала перед классом! В столовой она видела Мишу со мной. Разве нельзя было подойти к нему и сказать, чтобы он пришёл в класс, когда поест. Или подойти к ученику и его матери - несовместимо с её горделивостью? Она совершенно лишена педагогических способностей. Разве не ясно, что у ребёнка своё мироощущение! Разве в институте её не учили понимать тех, с кем она собралась работать?» Заниматься с сыном в апреле и мае Надежда Антоновна не смогла: у неё была перегрузка в подготовке выпускных классов к экзаменам, а их было четыре. И в июне тоже не смогла: были экзамены, подготовка к выпускному и ремонт закреплённого за ней учебного кабинета. Сыном она занялась только в июле, да и то не каждый день: в большой семье всем требовалось внимание. В конце августа Надежда Антоновна привела сына в школу для переэкзаменовки. Марина Анатольевна начала её со скептическим выражением лица. Но неожиданно для неё пересказ у Миши – отлично, чтение – хорошо, грамотность – удовлетворительно. Всё же Надежде Антоновне не хватило времени подтянуть грамотность сына на более высокий уровень. А если бы она занималась не месяц, а четыре месяца – с апреля? Уж точно все оценки были бы хорошие. Прошло время. Миша окончил школу и поступил в университет – без протекции и денег. «Можно уже сказать Марине Анатольевне, что это она тупая, а не мой сын, - подумала Надежда Антоновна, продолжая испытывать в душе обиду. – Нет, подожду, когда сын закончит. Тогда уж точно камешек в него не бросит». Миша получил диплом. Но к этому времени из Марины Анатольевны получилась уже неплохая учительница начальных классов. Завучи начали хвалить её. И молодая спесь, максимализм как будто бы тоже исчезли. «Стоит ли напоминать о старом, - думала Надежда Антоновна, наблюдая за ней в учительской. - Может быть, случай с Мишей единственный в её педагогической практике». А если нет?