"Куда приводят МЕЧТЫ"(сильное впечатЛение)

Моей жене, сердечным участием скрашивающей мое существование, с признательностью и любовью

⠀

ООт автора

Предисловие к роману – почти без исключений – вещь ненужная. Это моя десятая опубликованная книга, и мне ни разу не пришло в голову писать предисловия.

Однако этот роман, как мне кажется, требует некоего введения. Поскольку его темой является жизнь после смерти, очень важно, чтобы перед прочтением читатель осознал следующее: лишь один аспект этой истории вымышленный – персонажи и их взаимоотношения.

За редким исключением, все детали взяты из научных исследований.

Ричард Матесон

Калабасас, Калифорния,

август 1977 г.

⠀

Умереть, уснуть. – Уснуть!И видеть сны, быть может? Вот в чем трудность;Какие сны приснятся в смертном сне,Когда мы сбросим этот бренный шум, –Вот что сбивает нас…

Гамлет, акт III, сцена 1

(перевод М. Лозинского)

⠀

ППредисловие

Рукопись, которую вам сейчас предстоит прочитать, попала ко мне следующим образом.

Вечером семнадцатого февраля 1976 года в дверь нашей квартиры позвонили, и жена пошла открывать. Через пару минут она вернулась в спальню, где мы смотрели телевизор, и сказала, что меня спрашивает какая‑то женщина.

Я встал и пошел в прихожую. Дверь была открыта. Я увидел стоящую на пороге высокую женщину лет пятидесяти с большим, пухлым конвертом в руках.

– Вы Роберт Нильсен? – спросила она.

Я ответил утвердительно, и она протянула мне конверт со словами:

– Тогда это вам.

Я с подозрением взглянул на конверт и спросил, что это такое.

– Сообщение от вашего брата, – ответила она.

Мои подозрения усилились.

– Что вы имеете в виду? – спросил я.

– Ваш брат Крис надиктовал мне эту рукопись, – объяснила она.

Ее слова меня разозлили.

– Не знаю, кто вы такая, – сказал я ей, – но имей вы хоть какую‑то информацию о моем брате, вы бы знали, что он умер больше года тому назад.

Женщина вздохнула.

– Я это знаю, мистер Нильсен, – устало произнесла она. – Я – медиум. Ваш брат передал мне этот материал из…

Она замолчала, а я тем временем начал закрывать дверь.

Тут она быстро прибавила:

– Мистер Нильсен, прошу вас.

В ее голосе звучала такая неподдельная мольба, что я взглянул на нее с удивлением.

– В течение полугода я неотрывно трудилась над расшифровкой этой рукописи, – сказала она. – Не по собственной воле. У меня уйма других дел, но ваш брат не хотел оставить меня в покое, пока я не запишу каждое слово его послания и не пообещаю, что обязательно доставлю его вам. – В ее голосе зазвучали нотки отчаяния. – А теперь вы должны взять это, чтобы я могла обрести покой.

С этими словами она сунула конверт мне в руки, повернулась и заспешила по дорожке к тротуару. Я видел, как она села в машину и та быстро тронулась с места.

Я никогда больше не видел ее и ничего о ней не слышал. Не знаю даже ее имени.

⠀

Я перечел рукопись уже три раза, однако так и не понял, что с ней делать.

Я неверующий, но, как и любой человек, хотел бы верить в то, что смерть – нечто большее, чем забвение. И все же навряд ли смогу принять эту историю за чистую монету. Я по‑прежнему считаю, что это не более чем выдумка.

Правда, там присутствуют реальные факты. Факты из жизни моего брата и его семьи, едва ли известные той женщине – если только не предположить, что перед написанием рукописи она посвятила несколько месяцев утомительным и дорогостоящим расследованиям, касающимся жизни нашей семьи. Но какой в этом смысл? Какая ей выгода от подобных действий?

В голове у меня роятся вопросы по поводу этой книги. Не стану их перечислять, а дам возможность читателю поставить свои собственные. Лишь в одном я уверен. Если в рукописи изложена правда, нам всем надлежит пересмотреть свою жизнь. И очень основательно.

Роберт Нильсен

Ислип, Нью‑Йорк,

январь 1978 г.

ВВидеть сон о сне

Я резко сел в постели и рассмеялся. Это был всего лишь сон! Я ощущал необыкновенный подъем, все чувства были обострены. «Невероятно, – думал я, – до чего реальным может быть сон».

Но с моим зрением что‑то случилось. Оглядываясь по сторонам, я видел все размытым, а дальше десяти футов не видел почти ничего.

Комната казалась знакомой: стены, оштукатуренный потолок. Пятнадцать футов на двенадцать. Бежевые шторы в коричневую и оранжевую полоску. Я увидел подвешенный под потолком цветной телевизор. Слева от меня – кресло с оранжево‑красной обивкой под кожу и с подлокотниками из нержавеющей стали. Ковровое покрытие того же оранжево‑красного цвета.

Теперь я понял, почему предметы выглядели размытыми. Комната была заполнена дымом. Правда, запаха не чувствовалось; мне это показалось странным. И тут я понял окончательно. Несчастный случай. Я повредил глаза. Но меня это не обескуражило. Облегчение при мысли, что я еще жив, свело на нет возникшее беспокойство.

«Но сначала – самое главное, – подумал я. – Надо разыскать Энн и сказать ей, что со мной все в порядке, прекратить ее муки». Я спустил ноги с кровати и встал. Прикроватный столик был из металла, покрашен бежевой краской, верх, как в нашей кухне, из пластика. Скажу по буквам: ф‑о‑р‑м‑а‑й‑к‑а. Я увидел нишу с раковиной. Знаешь, краны напоминали головки клюшек для гольфа. Над раковиной висело зеркало. У меня перед глазами был туман, и я не увидел своего отражения.

Я хотел подойти к раковине, но должен был остановиться, потому что вошла медсестра. Она шла прямо ко мне, и я отступил в сторону. Она даже не посмотрела на меня, а лишь охнула и поспешила к кровати. Там лежал мужчина с разинутым ртом и пепельно‑бледной кожей. Он был сильно перебинтован, и к его телу тянулись многочисленные трубочки.

Я с удивлением обернулся, когда медсестра выбежала из комнаты. Я не расслышал, что именно она прокричала.

Я подошел к мужчине поближе и понял, что он, вероятно, мертв. Странно, почему же кто‑то оказался в моей постели? Что это за больница, в которой укладывают в одну кровать двух пациентов?

Странно. Я наклонился, чтобы его рассмотреть. Его лицо очень напоминало мое. Я покачал головой. Это невозможно. Я взглянул на его левую руку. На пальце было в точности такое же обручальное кольцо, что и у меня. Как это возможно?

В желудке появилось ощущение болезненного холода. Я попытался стянуть с лежащего тела простыню, но не смог. У меня почему‑то пропало осязание. Я продолжал свои попытки, пока не увидел, что мои пальцы проходят сквозь простыню, и я с отвращением отдернул руку. «Нет, это не я», – сказал я себе. Как такое может быть, раз я все еще жив? У меня даже болело тело. Подтверждение того, что я жив.

Когда в комнату вбежали два врача, я резко повернулся, отступив назад, чтобы дать им подойти к телу.

Один из них начал делать мужчине искусственное дыхание рот в рот. Другой держал шприц для поднож… по буквам: п‑о‑д‑к‑о‑ж‑н‑ы‑х инъекций; верно. Я смотрел, как он вводит иглу в плоть мужчины. Потом вбежала медсестра, толкая перед собой какую‑то установку на колесиках. Один из врачей прижал к голой груди человека два толстых металлических стержня, и тот задергался. Теперь я знал, что между этим мужчиной и мной нет ничего общего, поскольку я ничего не почувствовал.

Их усилия ни к чему не привели. Бедняга был мертв. «Плохо, – подумал я. – Его семья будет горевать». Это навело меня на мысли об Энн и детях. Я должен их найти и ободрить. Особенно Энн; я знал, в каком ужасе она пребывает. Моя бедная, милая Энн.

Я повернулся и направился в сторону двери. Справа была ванная комната. Заглянув в нее, я увидел туалет, выключатель, а также красную лампочку и кнопку с нанесенными под ней словами «Вызов персонала».

Выйдя в коридор, я сразу узнал это место. Да, разумеется. Карточка в моем бумажнике предписывала доставить меня сюда при несчастном случае. Госпиталь «Моушн пикча» в Вудленд‑Хиллз.

Я остановился и попытался осмыслить происходящее. Произошел несчастный случай, меня доставили сюда. Тогда почему я не в постели? Но я же был в постели. В той самой, в которой лежал теперь мертвец. Человек, очень похожий на меня. Всему этому должно найтись какое‑то объяснение. Но я никак не мог его найти. У меня в мыслях не было ясности.

Наконец ответ нашелся. Я не был уверен, что он правильный, но ничего другого на ум не приходило. Мне пришлось его принять, по крайней мере в тот момент.

«Меня оперировали под анестезией. Все происходит у меня в голове». Ответ должен был быть таким. Все остальное не имело смысла.

«И что теперь?» – думал я. Несмотря на душевные страдания от происходящего, надо было улыбаться. Если все происходило в моей голове, разве не мог я все контролировать?

«Правильно, – подумал я. – Я сделаю именно то, что намеревался». А намеревался я найти Энн.

Подумав об этом, я увидел другого врача, который бежал по коридору мне навстречу. Мне захотелось его остановить, но моя протянутая рука прошла сквозь его плечо. «Не важно, – сказал я себе. – По существу, это мне снится. Во сне могут происходить любые странности».

Я пошел по коридору. Проходя мимо какой‑то комнаты, я увидел на двери зеленую табличку с надписью белыми буквами: НЕ КУРИТЬ! ИСПОЛЬЗУЕТСЯ КИСЛОРОД. «Необычный сон», – подумал я. Мне никогда раньше не удавалось читать во сне: когда я пытался, буквы сливались. А эта надпись была вполне различимой, хотя и несколько размытой.

«Разумеется, это не совсем сон, – говорил я себе, пытаясь найти ему объяснение. – Быть под наркозом – не то же самое, что спать». Я кивнул, соглашаясь с этим объяснением, и продолжал идти дальше. Энн должна быть в комнате ожидания. Я мысленно убеждал ее не волноваться, успокаивал. Ее страдания воспринимались мною как собственные.

Проходя мимо сестринского поста, я слышал разговор медсестер, но не пытался с ними заговорить. Ведь все происходило у меня в голове. Приходилось с этим примириться и принять правила. Ладно, может, это и не сон – но проще было считать происходящее сном. Пусть сон – под наркозом.

«Подожди, – сказал я себе, останавливаясь. – Сон это или нет, нельзя разгуливать в больничной пижаме». Я окинул себя взглядом и с удивлением увидел одежду, которая была на мне во время несчастного случая. «Где же кровь?» – спрашивал я себя. На миг я увидел себя самого, без сознания, истекающего кровью в момент катастрофы.

И тут я возьми… Нет! Прошу прощения за нетерпение. В‑о‑з‑л‑и‑к‑о‑в‑а‑л. Почему? Потому что, несмотря на замедленность мышления, пришел к одному выводу. Я никак не мог быть тем человеком в кровати. Он был в больничной пижаме, перебинтованный, с подведенными трубками. А я одет, без бинтов и могу перемещаться. Ничего общего.

Ко мне приближался мужчина в уличной одежде. Я ожидал, что он пройдет мимо меня. Вместо этого он, к моему изумлению, останавливая меня, положил руку мне на плечо. Я чувствовал каждый его палец, надавливающий на кожу.

– Ты еще не знаешь, что случилось? – спросил он.

– Случилось?

– Да. – Он кивнул. – Ты умер.

Я с отвращением посмотрел на него.

– Это абсурд, – сказал я.

– Это правда.

– Если бы я умер, то не мог бы размышлять, – заявил я. – И не мог бы с вами разговаривать.

– Тут все по‑другому, – настаивал он.

– Умер тот пациент в палате, а не я, – возразил я. – Я сейчас под наркозом, и меня оперируют. В сущности, я сплю. – Я был доволен своими умозаключениями.

– Нет, Крис, – сказал он.

У меня мороз пошел по коже. Откуда он знает мое имя? Я стал пристально в него всматриваться. Я что, его знаю? И поэтому он появился в моем сне?

Нет, вовсе нет. Я испытывал к нему неприязнь. Во всяком случае, я подумал (несмотря на досаду, эта мысль вызвала у меня улыбку), что это мой, и только мой сон и появившийся человек не имеет к нему никакого отношения.

– Идите и разыщите свой сон, – сказал я, испытывая удовлетворение от своей остроумной реплики.

– Если не веришь мне, Крис, – сказал он мне, – посмотри в комнате ожидания. Там твоя жена и дети. Им еще не сообщили, что ты умер.

– Постойте минутку, постойте. – Я стал тыкать в него пальцем. – Это ведь вы сказали, чтобы я не противился?

Он хотел было ответить, но я был так разъярен, что не дал ему говорить.

– Я устал от вас и от этого дурацкого места, – сказал я. – Я иду домой.

В тот же миг что‑то сорвало меня с места. Ощущение было такое, словно мое тело заключили в металлический кожух и его притянул к себе находящийся на удалении магнит. Я пронесся по воздуху так быстро, что не успел ничего увидеть и услышать.

Все кончилось так же неожиданно, как началось. Я стоял в тумане, осматриваясь по сторонам, но нигде ничего не видя. В конце концов я решил, что надо что‑то делать, и пошел, медленно перемещаясь во мгле. Там и сям, казалось, мелькали силуэты людей. Правда, когда я пытался их рассмотреть, они расплывались. Я едва не окликнул одного из них, но потом передумал. Хозяином этого сна был я. Нельзя позволить ему меня одолеть.

Я попытался отвлечься, представив себе, что я опять в Лондоне. Помнишь, как я туда ездил в 1957‑м, чтобы написать сценарий? Стоял ноябрь, и я не единожды попадал в туманы вроде этого – настоящий «гороховый суп». Правда, этот туман был даже гуще. Мне казалось, я нахожусь под водой, ощущая повсюду сырость.

Наконец я разглядел сквозь туман наш дом. Эта картина успокоила меня по двум причинам. Во‑первых, сам его вид. Во‑вторых, то, что я добрался туда так быстро. Такое могло случиться только во сне.

На меня неожиданно нашло вдохновение. Я тебе уже говорил о том, как болело мое тело. Несмотря на то что это был сон, я все же ощущал боль. Итак, я сказал себе, что поскольку боль порождена сном, не обязательно ее испытывать. Роберт, при этой мысли боль прошла. Ее сменили чувства облегчения и удовольствия. Разве это не доказательство того, что все происходило во сне?

Тогда я вспомнил, как, сидя недавно на больничной койке, я рассмеялся при мысли о том, что все это сон. Это и был именно сон. Точка.

И вот я без всякого перемещения оказался в прихожей нашей квартиры. «Сон», – подумал я и с удовлетворением кивнул. Я оглянулся вокруг; перед глазами по‑прежнему все расплывалось. «Подожди, – размышлял я. – Тебе удалось ослабить боль, почему бы не исправить зрение?»

Но ничего не произошло. Все, что было дальше десяти футов, скрывалось за какой‑то пеленой.

Я повернулся на клацающий звук когтей по кухонному полу. В прихожую вбежала Джинджер; ты ведь помнишь, это наша немецкая овчарка. Увидев меня, она принялась скакать от радости. Я назвал собаку по имени, радуясь, что вижу ее. Наклонившись, я стал гладить ее по голове и увидел, что моя рука глубоко уходит в ее череп. С визгом отскочив, она в ужасе помчалась прочь, с плотно прижатыми к голове ушами и стоящей дыбом шерстью, а по дороге сильно ударилась о дверной косяк.

– Джинджер, – позвал я, отгоняя от себя страх, – иди сюда.

Ну почему она так глупо себя ведет? Я пошел за ней и увидел, что она, обезумев, скользит по кухонному полу, пытаясь убежать.

– Джинджер! – закричал я.

Я готов был на нее разозлиться, но она была так напугана, что я не смог. Она пробежала через гостиную и нырнула под щиток собачьей дверцы.

Я хотел пойти за ней, но потом передумал. Нельзя было позволить ввести себя в заблуждение этому сну, каким бы безумным он ни казался. Я повернулся и позвал Энн.

Никто не ответил на мой зов. Осмотрев кухню, я увидел, что включена кофеварка – горели две красные лампочки. Стеклянный кофейник на подложке был почти пуст. Я выдавил из себя улыбку. «Как всегда», – подумал я. Через несколько мгновений дом про… п‑р‑о‑п‑и‑т‑а‑е‑т‑с‑я вонью жженого кофе. Я в рассеянности потянулся, чтобы выдернуть вилку. Моя рука прошла через провод, и я весь сжался, но потом заставил себя улыбнуться. «Во сне всегда все делаешь не так», – напомнил я себе.

Я стал обследовать дом. Наша спальня и ванная. Комнаты Йена и Мэри, их общая ванная комната. Комната Ричарда. Я не обращал внимания на туман перед глазами. Я решил, что это не важно.

Что я был не в состоянии проигнорировать, так это возрастающую вялость. Сон это был или нет, но мое тело казалось мне оцепеневшим. Я вернулся в нашу спальню и сел на свою сторону кровати. Мне стало немного не по себе, потому что кровать подо мной не продавилась – а матрац был водяным. «Брось, – сказал я себе, – сон есть сон. Они безумны, вот и все».

Я взглянул на радиоприемник с часами, наклонившись поближе, чтобы рассмотреть стрелки и цифры. Шесть пятьдесят три.

Я бросил взгляд через стеклянную дверь. Снаружи брезжил свет. И все же как могло быть утро, если дом пустой? В это время все мои должны были бы спать.

«Не важно, – сказал я себе, тщетно пытаясь сложить все в уме. – Тебя оперируют. Это лишь сон. Энн с детьми сейчас в больнице, ждут…»

Меня вдруг смутила еще одна вещь. Я действительно был в больнице? Или это тоже было частью сна? Может, несчастного случая вовсе не было? Так много разных вариантов, каждый из которых влияет на следующий. Вот если бы голова моя прояснилась. Но я плохо соображал. Словно выпил спиртного или принял успокоительное.

Я лег на постель и закрыл глаза. Это было единственное, что мне оставалось делать, – я это понимал. Скоро я проснусь и узнаю правду: находился ли я в больнице под наркозом или видел сон в своей постели.

Я надеялся на последнее, потому что в этом случае я должен был проснуться и увидеть лежащую рядом Энн и рассказать ей, какой дурацкий сон мне приснился. Держать в объятиях ее теплое, родное тело и нежно целовать, со смехом рассказывая о том, до чего это странно – видеть сон о сне.

⠀

Читать далееПоделиться Сохранить в закладках