Марина Цветаева и Арсений Тарковский...

Марина Цветаева и Арсений Тарковский

На самом деле это знакомство состоялось в 1940 г.

У нас с Мариной были очень добрые отношения. Я познакомился с ней в 1939 году, когда она возвратилась на родную землю. Тогда же вышла в свет книга моих переводов из туркменского поэта Кемине (XIX в.). Я подарил ее Цветаевой, она ответила мне письмом, в котором было много добрых слов о моих переводах. История же Марининого посвящения такова. Первую строку одного из моих стихотворений: «Стол накрыт на шестерых» — она взяла эпиграфом к своему стихотворению, в котором укоряла меня за то, что я забыл ее, седьмую. Марина Ивановна Цветаева приехала в СССР в очень тяжелом состоянии, была уверена, что ее сына убьют, как потом и случилось. Я ее любил, но с ней было тяжело. Она была слишком резка, слишком нервна. Мы часто ходили по ее любимым местам — в Трехпрудном переулке, к музею, созданному ее отцом… Марина была сложным человеком. Однажды она пришла к Ахматовой. Анна Андреевна подарила ей кольцо, а Марина Ахматовой — бусы, зеленые бусы. Они долго говорили. Потом Марина собралась уходить, остановилась в дверях и вдруг сказала: «А все-таки, Анна Андреевна, вы самая обыкновенная женщина». И ушла. Она была страшно несчастная, многие ее боялись. Я тоже — немного. Ведь она была чуть-чуть чернокнижница. Она могла позвонить мне в 4 утра, очень возбужденная: «Вы знаете, я нашла у себя ваш платок!» — «А почему вы думаете, что это мой? У меня давно уже не было платков с меткой». — «Нет, нет, это ваш, на нем метка „А. Т.“. А его вам сейчас привезу!» — «Но… Марина Ивановна, сейчас 4 часа ночи!» — «Ну и что? Сейчас приеду». И приехала, и привезла мне платок… На нем действительно была метка «А. Т.».

Последнее стихотворение Цветаевой было написано в ответ на мое «Я стол накрыл на шестерых…». Стихотворение Марины появилось уже после ее смерти, кажется, в «Неве». Для меня это было как голос из гроба.

© Арсений Тарковский "Пунктир"

*

Стол накрыт на шестерых,

Розы да хрусталь,

А среди гостей моих

Горе да печаль.

И со мною мой отец,

И со мною брат.

Час проходит. Наконец

У дверей стучат.

Как двенадцать лет назад,

Холодна рука

И немодные шумят

Синие шелка.

И вино звенит из тьмы,

И поет стекло:

“Как тебя любили мы,

Сколько лет прошло!”

Улыбнется мне отец,

Брат нальет вина,

Даст мне руку без колец,

Скажет мне она:

— Каблучки мои в пыли,

Выцвела коса,

И поют из-под земли

Наши голоса.

© Арсений Тарковский

*

Все повторяю первый стих

И все переправляю слово:

— «Я стол накрыл на шестерых.»

Ты одного забыл — седьмого.

Невесело вам вшестером.

На лицах — дождевые струи.

Как мог ты за таким столом

Седьмого позабыть — седьмую.

Невесело твоим гостям.

Бездействует графин хрустальный.

Печально им, печален — сам,

Непозванная — всех печальней.

Невесело и несветло.

Ах! не едите и не пьете.

— Как мог ты позабыть число?

— Как мог ты ошибиться в счете?

Как мог, как смел ты не понять,

Что шестеро (два брата, третий

— Ты сам — с женой, отец и мать)

Есть семеро — раз я на свете!

Ты стол накрыл на шестерых,

Но шестерыми мир не вымер.

Чем пугалом среди живых —

Быть призраком хочу — с твоими,

(Своими). Робкая как вор,

О — ни души не задевая! —

За непоставленный прибор

Сажусь незванная, седьмая.

Раз! — опрокинула стакан!

И все, что жаждало пролиться, —

Вся соль из глаз, вся кровь из ран —

Со скатерти — на половицы.

И — гроба нет! Разлуки — нет!

Стол расколдован, дом разбужен.

Как смерть — на свадебный обед,

Я — жизнь, пришедшая на ужин..

Никто: не брат, не сын, не муж,

Не друг — и всё же укоряю: —

Ты, стол накрывший на шесть — душ,

Меня не посадивший — с краю.

© Марина Цветаева