Михаил Александрович Стахович. Орловский мудрец, опередивший время – 2

Власть должна быть организованной

Основная тема политических размышлений Стаховича – вопрос о принципах и методах «правильного правления». Политическая нравственность власти состоит в умении содействовать развитию системы общественного самоуправления. Ибо без самоуправления возможны только два состояния – полицейщина и анархия. Два последних российских императора, в силу своей «политической безнравственности», явно тяготели к полицейщине и, утешаясь иллюзией временного упорядочивания, ввергли в итоге страну в пучину анархии. «Управлять массами можно только организовав их и доведя организацию постепенно до центра… Систематически в течение 35 лет правительство не разрешало и прямо разрушало все попытки общественных организаций, всё равно, в какой бы ни было области: не только в политической, но хозяйственной, экономической, социальной, художественной, даже научной, даже религиозной. А путь от народа, общества и к всемогущей власти не был постепенным, организованным, а иногда совсем пустым, но чаще полным, с одной стороны, подозрительностью, с другой – предубеждением, делающим сотрудничество страны и власти невозможным. Неорганизованная масса в 180 миллионов, как и всякая масса впрочем, может подчиняться только двум выражениям власти: или полиции, или анархии. Всё промежуточное уже нуждается в организованности. 3 (16) марта 1917 года с отречением Николая II рухнула полиция тогдашней России. Tertium non datum (лат. – «третьего не дано»)».

Однако заключительный акт исторической драмы России начался задолго до отречения последнего царя – с убийства Александра II и с отказа Александра III подписать подготовленный отцом Манифест о введении выборного Государственного совета в качестве совещательного органа. «Это была умная и осторожная попытка повести Россию эволюционным путём к неизбежному в наше время представительному правлению, – говорил Стахович о нереализовавшихся планах Александра II. – Конечно, этот новый порядок привёл бы постепенно до ограничения самодержавия к Конституции. Но именно в постепенности и заключался бы спасительный для народов путь неизбежной эволюции, а не отвратительный, при её отсутствии, путь революции».

Пришедшая к власти после гибели царя-освободителя группировка во главе с Константином Петровичем Победоносцевым, графом Д. А. Толстым, князем В. П. Мещерским и другими сформулировала и сумела привить новому царю «совершенно вымышленное обвинение всей России в грехе цареубийства»: «Её объявили и виноватой, и больной, стали лечить строгим режимом реакции и пичкать всё время такими сильнодействующими лекарствами, в которых она совсем не нуждалась, но от которых её лихорадило всё сильнее и сильнее… Этот эффект ненужного лечения выдавали за безошибочный диагноз опытных и любящих врачей и всё усиливали дозы…». Безнравственность враждебного России курса правящей верхушки вынудила государственника Михаила Александровича Стаховича перейти в ряды либеральной оппозиции.

Из «Орловского вестника» – к общероссийской известности

Всероссийскую известность губернский дворянский предводитель Стахович получил в 1901 году в связи с прочитанным им на «Миссионерском съезде» в Орле докладом о свободе совести, где он открыто высказал своё неприятие распространённой практики религиозного принуждения и дискриминации иноверцев. Стахович в полемической форме постарался защитить идею, что никакое насилие не способно вызвать любовь к Богу и лишь полная свобода вероисповедания может благотворно содействовать популяризации и распространению православия. «Меня спросят, – говорил Стахович, – чего же вы хотите? Разрешения не только безнаказанного отпадения от православия, но и права безнаказанного исповедания своей веры, то есть совращения других? Это подразумевается под свободой совести? Особенно уверенно среди вас, миссионеров, я отвечу: да, только это и называется свободой совести… Запретной пусть будет не вера, а дела; не чувства, а поступки, ущербы, изуверство – всё то, что уголовный закон карает…».

Речь М. А. Стаховича, поначалу опубликованная в «Орловском вестнике», была затем перепечатана в столичных «Санкт-Петербургских ведомостях», «Московском обозрении», «Миссионерском обозрении» и т. д. Живший тогда во Флоренции известный театральный деятель князь Сергей Михайлович Волконский заметил сначала ссылки на речь Стаховича в иностранной прессе, а затем уже начал собирать все связанные с ней материалы. В своих мемуарах Сергей Михайлович Волконский вспоминал: «Его речь прокатилась из конца в конец земли русской; она произвела впечатление бомбы… Буря, поднявшаяся вокруг этой речи, длилась более двух месяцев и, к сожалению, утихла, прекращенная цензурными распоряжениями».

В развернувшейся тогда в России дискуссии приняли участие такие выдающиеся деятели, как Лев Николаевич Толстой, Д. С. Мережковский, Н. Ф. Фёдоров, Н. А. Бердяев. Активно выступил против Стаховича протоиерей Иоанн Кронштадтский: «В наше лукавое время появились хулители святой церкви, как граф Толстой, а в недавнее время некто Стахович, которые дерзнули явно поносить учение нашей святой веры и нашей церкви, требуя свободного перехода из нашей веры и церкви в какие угодно веры… Нет, невозможно предоставить человека собственной свободе совести, потому что он существо падшее и растленное…».

Речь Стаховича использовал против него и небезызвестный С. А. Нилус (впоследствии издатель «Протоколов сионских мудрецов») – тоже орловский помещик, выпускник юридического факультета, ярый черносотенец, давно выбравший либерала Стаховича мишенью для своих нападок. Ещё в 1899 году Нилус публично обвинил Стаховича, своего соседа по имению, в «безверии»; неоднократно выступал он и против всех либеральных земцев, «бессознательно играющих в руку единственно искреннему космополиту – еврею и родному его брату, армянину». Критикуя речь Стаховича на «миссионерском съезде», Нилус на страницах «Московских ведомостей» назвал его «российским Дантоном или Робеспьером».

На пике либерального движения

В начале века М. А. Стахович становится активным деятелем общероссийского либерального движения, непременным участником земских совещаний и съездов. В 1902 году он, носящий высокий чин камергера императорского двора (с 1899 года), получил за свою оппозиционную активность на этом поприще «высочайший выговор». Вместе с тем в намечающемся размежевании русского либерализма на радикальное и умеренное крылья Михаил Александрович Стахович стал одним из лидеров умеренных – вместе с Д. Н. Шиповым, графом П. А. Гейденом, князем Н. С. Волконским. Он отрицательно относился к радикализму эмигрантского журнала «Освобождение» во главе с П. Б. Струве, к излишней, по его мнению, политизации либерального кружка «Беседа», единственно возможную программу которого определял как «борьбу с бюрократизмом во имя поднятия принципа самодержавия».

В 1904 году в журнале «Право» была напечатана сильная статья М. А. Стаховича (ранее запрещённая цензурой в «Орловском вестнике») по поводу нанесения полицией Орла смертельного увечья ни в чём не повинному мусульманину-сарту, направлявшемуся в Мекку. За эту статью номер «Права» был конфискован, а статья вышла в заграничном «Освобождении». Ответом на неё стала публикация в официозном «Гражданине» князя В. П. Мещерского – одного из самых влиятельных идеологов России. Ещё при жизни Александра II князь публично объявил своей целью «поставить точку реформам», после чего наследник-цесаревич Александр Александрович был вынужден разорвать с ним отношения. Однако после воцарения Александра III эти отношения были не только восстановлены, но и ещё более укрепились. Мещерский сохранил позиции и при Николае II: именно его влиянию приписывалось назначение министром внутренних дел реакционера В. К. Плеве после убийства в мае 1902 года Д. С. Сипягина.

Под защитой Плевако

В своей статье в «Гражданине» князь В. П. Мещерский обвинил М. А. Стаховича в намерении «бросить обвинительную тень на административную власть» и в «сотрудничестве с революцией». Он нашёл в статье Стаховича «оскорбление патриотизма, почти равное писанию сочувственных телеграмм японскому правительству». В условиях войны с Японией это обвинение выглядело особенно сильным. Вопрос стоял принципиально, и группа молодых правоведов-либералов решила нанести контрудар по князю Мещерскому, подав на него в суд за клевету. В заседании Петербургского окружного суда 22 ноября 1904 года интересы Стаховича (который был в то время на маньчжурском участке военных действий во главе санитарного отряда от орловского дворянства) защищали мэтр русской адвокатуры Федор Никифорович Плевако и её восходящая звезда Василий Алексеевич Маклаков, товарищ Стаховича по либеральным кружкам и совместным «паломничествам» в Ясную Поляну к Льву Толстому.

В своем выступлении Ф. Н. Плевако не стал делать акцент на юридической стороне дела: он произнёс яркую политическую речь, ставшую обвинением князя Мещерского не столько в клевете на Стаховича, сколько в «извращенном понимании патриотизма». Напомнив суду, что Мещерский упрекнул Стаховича в «сочувствии японцам», Плевако заявил: «За это отрицание в Стаховиче права быть русским и любить более всего на свете своё князю Мещерскому отомстила судьба, и как отомстила! Многие русские люди пошли на японскую войну добровольцами. И что же: имени патриота князя Владимира Петровича Мещерского мы не находим там… Но среди святых граждан и гражданок страны внесено имя Михаила Стаховича…». Плевако так завершил свою блестящую речь: «Нет, сколько бы ни исписал бумаги князь, не краснеющий и бесстрастный, он не докажет честно мыслящим русским людям, что нежелательны Стаховичи и нужны только Мещерские. Довольно с нас и одного Мещерского, дай Бог побольше таких людей, как Стахович! Тогда мы встретим их и на ратном поле, умирающими за Родину, и в лазарете, утоляющими раны и боли мучеников, и в мужах совета, говорящими смелую правду».

В результате нашумевшего процесса «Стахович против Мещерского» либеральная общественность получила полное удовлетворение: влиятельный реакционер и личный конфидент императора был осуждён за клевету к двухнедельному аресту на гауптвахте. Правда, через некоторое время, после того как высшая власть несколько опомнилась, более высокая инстанция оправдала князя.

Всероссийская популярность общественного деятеля М. А. Стаховича была в первые годы нового века настолько велика, что в революционном 1905 году в верхах обсуждался вопрос о его привлечении на крупную правительственную должность в «кабинете министров общественного доверия». Однако Стахович, будучи уверенным в своей победе на уже объявленных выборах в I Думу, отклонил предложение войти в правительство.

Лучший оратор первой думы

Весной 1906 года М. А. Стахович был избран депутатом I Государственной Думы от землевладельцев Орловской губернии. Эта Дума, прозванная современниками «Думой народного гнева», отличалась практическим отсутствием представителей проправительственного лагеря. Оппозиционер и либерал Стахович парадоксальным образом оказался в ней на самом правом фланге в составе немногочисленной группы «умеренных». Впоследствии В. А. Маклаков, ставший одним из самых проницательных аналитиков истории I Думы, написал: «На правых скамьях, на которых мы видели позднее Пуришкевича, Маркова, Замысловского, сидели такие заслуженные деятели «Освободительного движения», как гр. Гейден или Стахович. Они сами не изменились ни в чём, но очутились во главе оппозиции справа. Эта правая оппозиция в I Думе выражала подлинное либеральное направление; именно она могла бы безболезненно укрепить в России конституционный порядок».

В. А. Маклаков, как представляется, достаточно точно описал самоощущение Михаила Стаховича в I Думе: «„Стиль” I Думы, её нетерпеливость, нетерпимость, несправедливость к противникам, грубость, вытекавшая из сознания безнаказанности – словом, всё то, что многих пленяло как «революционная атмосфера», оскорбляло не только его политическое понимание, но и эстетическое чувство». Атмосфере этой он не поддался и потому стал с нею бороться. У него не было кропотливой настойчивости, как у Гейдена; он был человеком порывов, больших парламентских дней, а не повседневной работы. Но в защите либеральных идей против их искажения слева он мог подниматься до вдохновения. Напоминавший бородой и лицом Микель-Анжевского Моисея, когда он говорил, он не думал о красноречии; речь его не была свободна, он подыскивал подходящие слова, но увлекал трепетом страсти».

Действительно, с одной стороны, М. А. Стахович не мог не понимать всю заведомую тщетность усилий их малочисленной группы противостоять общему течению. Но, с другой стороны, свою борьбу с думскими радикалами он воспринимал как нравственный долг. Эта борьба виделась ему продолжением дискуссий на земских съездах: ведь он и там в последние годы всё чаще оказывался в меньшинстве. Здесь, в I Думе, в составе самой влиятельной кадетской фракции было много его старых соратников – их, как он считал, ещё можно было в чём-то переубедить. Что ему явно претило, так это то, что старые товарищи-земцы, элита страны, пошли, как он считал, на поводу у радикалов.

В историю I Думы М. А. Стахович вошёл как основной оратор «умеренных» по таким ключевым вопросам, как отношение к политической амнистии и террору. Его, профессионального правоведа, беспокоила сама нервическая атмосфера, в которой проходила думская дискуссия: «Часто случается, бывают даже целые периоды государственной жизни, когда не сущность вопроса царит и решает дело в палатах, а возбуждение политических страстей. Самое присутствие такого возбуждения является даже опасностью. Оно опасно, как оружие в руках рассерженного…».

«Крах думского конституционализма»

4 мая 1906 года в Думе обсуждались в основном те положения «ответного адреса», где речь шла о проблемах амнистии, смертной казни, о политических убийствах. В середине жаркой дискуссии слово опять попросил М. А. Стахович: «Я оговорюсь, что живу в такой глухой и благоразумной местности, в которой теперь, несмотря на все здесь говоримое, люди, наверное, не бросили своей обычной жизни и занятий, не перестали метать пары, сеять гречиху и просо…». Перейдя непосредственно к вопросу о политической амнистии, Стахович ещё раз подтвердил, что он и его коллеги по группе «умеренных» по-прежнему горячо поддерживают призыв к освобождению всех политических заключённых. Однако, добавил он, для полного успеха этого судьбоносного акта Дума должна одновременно выступить и с резким осуждением революционного террора: «Кроме почина существует ответственность за последствия, и эта вся ответственность останется на Государе… Не мы уже, а он ответит Богу за всякого замученного в застенке, но и за всякого застреленного в переулке. Поэтому я понимаю, что он задумается и не так стремительно, как мы, движимые одним великодушием, принимает свои решения. И ещё понимаю, что надо помочь ему принять этот ответ. Надо сказать ему, что прошлая вражда была ужасна таким бесправием и долгой жестокостью, что доводила людей до забвения закона, доводила совесть до забвения жалости… Цель амнистии… – это будущий мир в России. Надо непременно досказать, что в этом Государственная Дума будет своему Государю порукой и опорой. С прошлым бесправием должно сгинуть преступление как средство борьбы и спора. Больше никто не смеет тягаться кровью. Пусть отныне все живут, управляют и добиваются своего или общественного права не силой, а по закону. По обновлённому русскому закону, в котором мы и участники, и ревнители, и по старому закону Божию, который прогремел 4000 лет тому назад и сказал всем людям и навсегда: „Не убий!”» В. А. Маклаков позднее вспоминал: «В I Думе было сказано много превосходных речей. Но я не знаю другой, которая могла бы по глубине и подъёму с нею сравняться…»

На том историческом заседании I Думы Михаил Стахович, наряду с призывом к амнистии, предложил Думе добавить в «ответный адрес» государю следующие слова: «Государственная Дума выражает твёрдую надежду, что ныне, с установлением конституционного строя, прекратятся политические убийства и другие насильственные действия, которым Дума высказывает самое решительное осуждение, считая их оскорблением нравственного чувства народа и самой идеи народного представительства. Дума заявляет, что она твёрдо и зорко будет стоять на страже прав народных и защитит неприкосновенность всех граждан от всякого произвола и насилия, откуда бы они ни исходили».

Предложение Стаховича было не только разумным, но и весьма умеренным – оно исходило из старой его идеи о необходимости восстановления взаимного доверия царя-реформатора и народного представительства. Однако в «Думе народного гнева» это предложение вызвало резкое противодействие радикалов. Позднее В. А. Маклаков так прокомментировал этот «крах думского конституционализма»: «Из государственного установления Дума превращала себя в орудие революционной стихии… Если бы кадеты пошли со Стаховичем… – это образовало бы «конституционное большинство». В этот день кадеты от конституционного пути отказались…». В итоге поправка Стаховича была отклонена думским большинством. «Дума отвергла спасательную верёвку, которую Стахович ей протянул, – писал в эмиграции Маклаков. – Если бы Дума оказалась способной подняться на его тогдашнюю высоту, она бы не только получила амнистию, она оказалась бы достойной той роли, которую сыграть не сумела…».

Послесловие

После роспуска I Думы М. А. Стахович был избран от Орловской губернии во II Думу, которая оказалась ещё более левой, чем её предшественница. С 1907 и по 1917 год он заседал в Верхней палате парламента – Государственном совете, куда регулярно избирался от орловского дворянства. После Февральской революции М. А. Стахович был назначен Временным правительством сначала генерал-губернатором Финляндии, а в сентябре 1917 года – послом в Испанию. Вскоре он переехал на юг Франции, в городок Экс-ан-Прованс, где в 1923 году скончался.

Мы начали этот очерк цитатой из мемуаров проницательной современницы М. А. Стаховича – Ариадны Тырковой. Другой цитатой из неё же – о последних годах жизни Михаила Александровича – хочется и закончить: «Временное правительство попыталось сделать из него дипломата, послало его в Мадрид. Он недолго оставался на этом живописном посту, купил на юге Франции ферму, как Лев Толстой, с которым он был очень близок, сам шёл за плугом, опахивая свои виноградники. Он писал друзьям в Англию, что это счастливейшее время его жизни. Там, среди виноградников, он и умер…».

Похоронен М. А. Стахович на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем.

Источник: http://www.vestnik57.ru/page/orlovskij-mudrec-operedivshij-vremja-1;

http://www.vestnik57.ru/page/orlovskij-mudrec-operedivshij-vremja-2