Охотник за резидентами

В Центральном музее МВД России хранятся интереснейшие документы и материалы, которые могли бы лечь в основу остросюжетного романа или сценария детективного фильма. В шпионских историях, вроде тех, что рассказаны полковником милиции в отставке Николаем Смирновым, очеркистом газеты ГУ МВД «На боевом посту», запечатлены и особенности профессии, и приметы времени, и удивительные судьбы. Леонид Вейнер родился в 1908 году в Херсоне в семье рабочего судоверфи. В 18 лет уехал на заработки в Москву, где устроился парикмахером. Дальше служба в армии, а после нее Леонида, как тогда было принято, направили по комсомольской путевке в милицию. И не абы куда, а в знаменитый МУР. В учителях недостатка не было, и смышленый паренек быстро постигал «науку раскрывать». В 1940-м его забирают в Наркомат внутренних дел, где он уже возглавляет опергруппу. Врагами народа для него в то сложное время были в первую очередь уголовники и бандиты. С началом войны, как написано в биографии, Вейнер ушел на фронт с первых дней, значит, добровольцем. В легендарном спецподразделении НКВД ОМСБОН совершал диверсионные рейды по тылам врага. Потом воевал на Центральном и 1-м Украинском фронтах, где дослужился до должности начальника оперативной группы. Но, очевидно, его опыт требовался в Москве. Как следует из справки в музейном досье, в 1944 году он был включен в специальную группу по розыску вражеской агентуры на железнодорожном транспорте. Галочка на Казанском К московскому транспортному узлу было приковано особое внимание вражеской агентуры. Так или иначе контролировать обстановку на «железке» и принадлежавших ей объектах требовалось сверхтщательно – такой опыт был у матерого опера Леонида Вейнера. …Возглавляемая им группа получила задание проверить документы у пассажиров на Казанском вокзале. Встретивший оперов военный комендант – пожилой майор был настроен благодушно. Напомнил, что действовать надо осторожно, стараться не применять оружия. Затем вручил старшему группы альбом с образцами документов, которые периодически менялись. До полуночи, когда была назначена проверка, еще оставалось время. К назначенному часу пассажиров поубавилось. Вейнер разбил сотрудников на три группы, усилив их солдатами комендатуры, и началась привычная для той поры проверка документов. С гражданскими было проще, на военнослужащих времени уходило больше. Особое внимание офицерам, хотя они, особенно фронтовики, порой вели себя с патрулем несдержанно: мол, и здесь достали тыловые крысы. Но это была предсказуемая реакция, и оперативники, работавшие под прикрытием патруля, не придирались напрасно, если документы были в порядке. Вейнер обратил внимание на капитана, который дремал, сидя в кресле между двумя женщинами в общем зале ожидания. Почему не в воинском? Тронул за рукав, представился, попросил документы. Разбуженный попытался возмутиться, но когда понял, что это не поможет, нехотя достал из кармана командировочное и служебное удостоверения. Документы были в порядке: капитан Н следует из А в Б через Москву – все верно за исключением одного нюанса. Не хватало маленькой карандашной закорючки в правом верхнем углу, которую должны были поставить кадровые органы. Это мог быть и недогляд штабников, такое случалось. Тогда приходилось с извинениями возвращать документы, получая в ответ порцию колкостей. Но Вейнер решил подстраховаться, пустив в ход версию с новым приказом командования, согласно которому офицеры в течение месяца не должны ехать транзитом через столицу. Поэтому для уточнения им надо пройти в комендатуру. Капитан признался, что он что-то слышал, но не думал, что все настолько серьезно. Это уже был сигнал, поскольку подобного приказа не существовало. Опытный оперативник и виду не подал, что его визави допустил серьезную ошибку, лишь продолжал настойчиво и убедительно приглашать офицера следовать за ним. При обыске у капитана было изъято два пистолета, что в военное время не вызывало, однако, серьезных вопросов, тем более к военному. Но тут задержанный начал давить на совесть, мол, не стыдно ли им выворачивать карманы боевому офицеру, предложив самостоятельно достать все, что в них есть. Добродушный комендант дал согласие. Воспользовавшись этим, капитан вдруг быстро достал что-то из кармана брюк и сунул в рот. Но тут четко сработали опера, один из них – Чернухов, стоявший сзади, провел болевой прием, заставив выплюнуть скомканную бумажку: ей оказалась квитанция вокзальной камеры хранения. При более тщательном обыске капитана в подкладке его сапог были найдены бланки документов с гербовыми печатями и штампами различных воинских частей. А в чемодане, изъятом из камеры хранения, таких бумаг обнаружилось еще больше, не считая… трех миллионов советских рублей. Пришедший в себя капитан тут же признался в дезертирстве из танкового полка, где якобы служил заместителем начальника штаба, и предложил им взять себе эти деньги (бешеные в полном смысле слова) – уж так ему хотелось на свободу. Это вызвало еще большее подозрение: публично в военное время предлагать офицерам военной комендатуры откуп. И тут опытный муровец и опер Леонид Вейнер взялся за дезертира по-настоящему. Задержанный оказался резидентом абвера, встречавшим на вокзале агента. На того по горячим следам вышли в тот же день. Некий «лейтенант Красной армии», почуяв неладное, попытался оказать вооруженное сопротивление и был ликвидирован. Собачья работа Другой случай, тоже ждущий своего сценариста, произошел на Урале, куда Леонид Вейнер был откомандирован незадолго до окончания войны. В районе Миасса, крупного центра военной промышленности, одна за другой произошли несколько железнодорожных катастроф: поезда сходили с рельсов, но полотно оставалось почти неповрежденным. Дело было взято на контроль в Генштабе, а занялись им следователи НКГБ. Были произведены аресты среди железнодорожников, солдат подразделений охраны участка дороги, проверены десятки лиц, причастных к авариям, но найти диверсантов не удавалось. Дело разрослось до нескольких томов, в Москве ждали результатов, а их не было. После очередного совещания на Урал направили несколько оперативно-следственных групп. В составе одной из них оказался и Вейнер. В помощь к нему был прикомандирован местный сотрудник НКВД, который хорошо знал опасный участок. Начав знакомиться с материалами дела, анализируя и сопоставляя факты, Вейнер выделил круг лиц, в числе которых оказались железнодорожники: любитель спиртного стрелочник Голиков и дорожный мастер Власов. Все по идее сводилось к их вине, однако после тщательной перепроверки алиби и материалов следствия от этой версии пришлось отказаться. Опера «вбуравливались» в дело: несколько раз, переодевшись в форму железнодорожников и стараясь не привлекать внимания, они проходили по опасному участку под видом путейских рабочих; обрастали знакомствами среди местного пролетариата. Выборочно устраивали ночные засады прямо на насыпи. Все впустую. Требовалось время, которого… не было. Многие материалы в деле были анонимками, но при их сопоставлении получалось, что писавший очень хотел, чтобы виновниками катастроф стали Голиков и Власов. Отработав круг их недоброжелателей, опера пришли к выводу: автор один из двух – или диспетчер Филатов, или путевой обходчик Иванов. Но их уже проверяли коллеги из НКГБ. Казалось, ниточка вновь оборвалась. Но опытный опер решил начать проверку обоих кандидатов сначала, невзирая на то, что они работали на дороге еще с довоенной поры и ничем себя раньше не скомпрометировали. Возникла идея организовать перевод одного из них в Челябинск и понаблюдать за реакцией каждого. Пришлось еженощно выезжать на засады, так как, по мнению Вейнера, перед вынужденным отъездом диверсант должен напоследок отметиться. С собой брали кинолога с собакой. В одну из безлунных ночей животное стало подавать знаки, что появился посторонний, а вскоре послышались шорох гальки и характерный металлический звук. Спущенный с поводка пес метнулся в сторону предполагаемого диверсанта. Через несколько минут сомнения развеялись. На месте преступления с поличным был задержан обходчик Иванов. К рельсу он успел привинтить несложное приспособление, отправлявшее поезда под откос. А в кармане засаленной телогрейки у него был обнаружен парабеллум. На поверку Иванов оказался немецким агентом Адольфом Пепке, внедренным на железную дорогу еще в 30-е годы. Он был глубоко законспирирован, являлся резидентом абвера, координирующим работу германской агентуры на Урале. Выйти на дело лично Пепке пришлось после разгрома диверсионно-шпионской сети. Все участники операции были награждены, капитан Вейнер получил орден Красной Звезды. Этой боевой награды Леонид Абрамович удостоился дважды. Кроме того, был отмечен именным оружием Brevet, медалями «За боевые заслуги», «За победу над Германией», «За оборону Москвы». В послужном списке Вейнера удалось найти подтверждение, что в 1945 году он был откомандирован в Берлин для инспектирования службы военных сообщений советских оккупационных войск на территории поверженного рейха. Затем служил в штабе отдела военизированной охраны Курской – Московской железной дороги. А в запас вышел в звании майора госбезопасности.