ОСЕННЯЯ ПЕДАГОГИКА – КУДА ВЕДЕТ ЛЕСТНИЦА?

О чем говорить в сентябре? Ответ на вопрос лежит на поверхности – о школе… Тема старая как мир, но от этого не теряющая актуальности. Обсуждают современных детей и нашу систему образования все – ученые и чиновники, родители и медики, подростки за домом и бабушки у подъезда. И мало кто не найдет в нашей школе уязвимые места, достойные осуждения. Сегодня мы говорим с человеком, который на все вопросы о школе отвечает 35 лет по несколько раз в день. И отвечает себе – потому как се это время просто работает учителем. При социализме, перестройке, в период разрухи, становления суверенитета, дальнейшего развития страны – он учит детей истории. Считает себя консерватором, но пользуется уважением и любовью и у самых продвинутых современных тинэйджеров. Гость нашего будуара – Михаил Евгеньевич Дикань.

Журналисты: Дина Трухина, Алла Дикань (дочь нашего героя, так что не удивляйтесь внезапному переходу беседы на «ты»).

Михаил Дикань –учитель истории и географии гимназии «Арман», Год рождения – 1957 Образование – Чимкентский педагогический институт Трудовая биография – учитель, историк, публицист, путешественник, автор учебников по истории Казахстана, отличник образования РК, заслуженный инструктор туризма РК. Хобби: археология, футбол, водный туризм, театр Семья: супруга-Наталья, дочь – Алла, сыновья – Андрей и Антон Внуки: Яна, Лев, Тимур, Александра Жизненное кредо: Учиться и учить до дней последних донца (из любимого Маяковского)

Дина: Здравствуйте, Михаил Евгеньевич. Мы поздравляем вас с началом учебного года. Хотя говорят, что поздравлять учителя с этой датой – это все равно, что поздравлять лошадь с началом весенне-полевых работ.

-Совершенно верно.

Дина: Но, тем не менее, как настроение?

-Настроение хорошее – 25 мая приближается (улыбается)

Дина: Сегодня мы собрались поговорить о школе и о том самом будущем поколении, которые уже достаточно скоро сменят нас и будут решать судьбу страны, о людях, которые и растят это самое будущее поколение. Что, по-вашему, сейчас видит учитель в школе?

-Первая эмоция, которая приходит в голову – это жалость к учителю. Особенно к молодому. Ведь работать им приходится совсем в других условиях, чем те, в которых начинали мы. Я консерватор и не скрываю этого. И если сравнивать поколение 80-х и поколение 10-х годов, это, как говорят, две большие разницы. Растет рациональное поколение, сейчас среди детей крайне мало лириков, путешественников, спортсменов, по-настоящему увлеченным любимым делом.

Алла: А хулиганы, гроза школы – тоже изменились?

-Да, и они тоже. Если раньше они были просто бесшабашные, «без царя в голове», но в принципе, беззлобные, то сейчас даже детски шалости – с расчетом. Школа – отражение жизни и дети отображают нашу действительность – расчетливую, где-то циничную.

Дина: Одно из самых распространенных обвинений в адрес наших детей: «Вы не читаете!». Да, компьютер наши дети знают с младенчества, и это замечательно. Но однажды я задумалась – а вдруг мой ребенок, если ему на это хватит ума, подойдет ко мне и спросит: «Мам, ну вот вы читали! Читали! В автобусах, с фонариком под одеялом. И что?! Что вы нам вручили в качестве общества, быта, морали, идеалов? Ведь эту жизнь вы построили – 40-летние, 50-летние?».

Вопрос правильный, конечно. И здесь с исторической точки зрения есть только один аргумент – мы живем на переломе, а жить на переломе всегда было нелегко. Возьмем другой переломный период – 17-й год ХХ века. Да, у нас в 90-е не было кровавых революций, но это был большой перелом. И в первую очередь он ударил и по нам, тем, кому в 90-е было за 30. Наши идеалы оказались выброшенными. Но мы до сих пор за них цепляемся. Мы не можем отойти, от героев, которыми восхищались годами, что бы о них не говорили, мол, к примеру, Александру Матросову просто отдали приказ

…

Алла: А по Павлику Морозову ты тоже скучаешь?

Да, его в годы перестройки его стали активно обвинять – предатель отца, нарушил библейскую заповедь «Чти отца своего». Но если вспомнить реалии того времени, когда, то предал он ради идеи, и стремление к этой идее и было высшей целью того исторического периода. И мы вверили в это, искренне верили. Возьмем, к примеру, киноискусство, на каких фильмах мы росли? «Как закалялась сталь», «Мальчиш-кибальчиш», «Кортик». Мы плакали, потому что жалели героев. Сейчас я не видел, чтобы дети плакали над фильмом.

Алла: А как же Гарри Поттер? Я ходила с детьми на последнюю серию, там мы все рыдали, плакал весь ряд девчонок от 10 до 30 лет.

Интересно, над чем вы там рыдали?

Алла: Ну как над чем?! Добби убили! Дамблдора убили! Одного из братьев Уизли убили! Профессора Люпина убили! Да там шекспировские страсти бушевали!

Думаю, здесь дети плакали оттого, что им показали насилие, убийство близких им по возрасту героев, героев, к которым они привыкли, полюбили их.

Алла: Сейчас дети плачут часто? И отчего?

Да, часто… По пустякам, от обиды, иногда от кажущихся обид. Очень часто плакать начинают ну. из-за материальных причин, из-за одежды, например. Иногда спрашиваешь девочку: «Почему плакала?». Отвечает: «Я попросила у мамы купить такой-то костюм, она не смогла купить, а девочки смеются». Такого в советском детстве не было. Но там была одинаковая школьная форма, может, недостаточно красивая, но она не подразделяла детей по статусам.

Алла: А я против школьной формы! Моя четырёхлетняя Александра увидела на улице толпу школьников и говорит: «Смотри, пингвины!». И правда, напоминают они своей графической скукой этих птиц. Нужна ли такая единая униформа, этот единый стандарт? Это же ущемление человеческих прав.

Во-первых, форма – это дисциплина. Гимназисты, лицеисты – гордились своей формой, которая отличала их от другой молодежи. А если говорить о советском времени, то это, если ты, Алла, помнишь, были времена холодной войны, и в таких условиях советских детей с малолетства готовили к службе в армии. Почему одним из обязательных школьных мероприятий был смотр строя и песни? А горн и барабан в пионерском лагере, военные сигналы и прочая атрибутика? то была продуманная государственная политика и она приносила свои плоды!

Дина: Да, советских детей, безусловно, «строили» во всех смыслах. Но нам и объясняли – мы идем туда-то! В коммунизм, за светлой мечтой, в общество равных возможностей. Нам, кому сейчас за 40, коммунизма уже особо не обещали, нам обещали, например, программу «Жилье-91». А какие ожидания от жизни у наших детей?

У нас, если говорись о детях, растет поколение, за которых все решают родители – от выбора школы и до определения работы. Он приходит во взрослую жизнь ребенком. А сейчас, после введения 12-летки, 10-классники будут 18-летние. Может, нам при школах открыть отделения загсов, родильные дома? Да, западный мир живет по такой системе, но это не значит, что и нам это надо. Это как с демократией – мы бросились туда, как в омут с головой. Да, хорошо, что ребенок знает свои права! Но иногда эти права превалируют над его обязанностями, о которых он и знать не хочет… Я принес с собой книгу Бел Кауфман «Вверх по лестнице, ведущей вниз». Американский школьник задает вопрос: «Можно ли мне выйти?», учительница отвечает «Выполни работу и иди». А ребенок тут же парирует: «У нас демократия, я имею право!» А о своей обязанности выполнить какую-то работу он почему-то не вспоминает.

Дина: Вы позиционируете себя как консерватора, говорите о приверженности прошлым идеалам. Но так почему же к вам относятся хорошо и дети НЫНЕШНЕГО поколения, которые чужды вашим идеалам и порой радикально не разделяют вашей позиции? В чем секрет?

Я анализировал свою жизнь и пришел к выводу – я не менялся. Как работал, как общался с детьми, как вел себя – и не изменился.

Дина: То есть настоящая искренность, четность – она срабатывает с детьми в любом случае, дети чувствуют это хорошо.

Алла: Ну, открой секрет педагога Диканя?

Секрет на поверхности. Я верю своим ученикам, не обманываю их и стараюсь видеть в них больше хорошего. Есть люди, которые обращают внимание на недостатки, или, как модно говорить, критически относятся к любому человеку. Я смотрю на людей с противоположной точки зрения. Иногда говорят – «Ох, какой он добрый, не кричит». Я сам понимаю, что надо иногда быть чуть жестче. Но потом понимаю – нет, доброта все же должна быть на первом плане, если работаешь с детьми. Да и со взрослыми, наверное, тоже…

Алла. А может, это мужской авторитет? Мужчин в школе немного.

Да, мы переходим к важной и интересной теме. Мужчин в школе немного, одни девушки и женщины. А мужчина должен быть, к ним тянутся и мальчики, и девочки. Может, они устали от жесткого окружения, ведь и в семье главную воспитательную нагрузку несет мама. А мужчина в школе – экзотика – физрук, военрук, трудовик. Молодых учителей очень мало, хотя было много талантливых учителей молодых, которые оставили школу по разными причинам. Вот хочу привести пример, не знаю, напечатаете ли вы или нет. Великолепный был учитель, великолепный просто – это Володя Привалов! Но он оставил профессию, и об этом я сожалею глубоко.

Дина. Мы напечатаем! Привет, Володя! А почему вы не покинули школу. Наверное, в вашей жизни были и непростые времена, когда можно было уйти на более хлебное место?

Когда я оканчивал школу, родители хотели, чтобы я пошел по их стопам, поступил в Ташкентский театральный институт. Они уехали на гастроли, и я подал документы в педагогический. У меня были сомнения – истфак или филфак, но когда я походил и глянул – на филфаке сплошь женское народонаселение! Меня это несколько испугало, и я свернул в сторону истфака. После армии мне предлагали остаться служить офицером, но я тоже не решил сменить профессию. Возможно, это случилось из-за того, что я очень рано прикоснулся к педагогике – в 18 лет попал на практику в пионерский лагерь и что-то мне там так понравилось… Общение с детьми, скорее всего. А когда я после института пришел в школу, я понял – я попал в свою стихию. Возможно – это и есть мой ареал обитания – общение с детьми.

Дина: Я перед встречей полистала «Книгу для родителей» Макаренко нашла забавный эпизод. В молодости знаменитого педагога пригласили готовить к переэкзаменовке не совсем удачного сынка в одной княжеской семье. За учителем приехали на блестящем экипаже – паре вороных рысаков и спина кучер поразили воображение. Учитель прожил в имении два месяца, и свои мысли выразил в книге так: «Вся эта компания сплошь до одного человека поразила меня своим духовным ничтожеством. До сих пор в своей жизни я никогда не встречал такого собрания бесполезных людей. Глядя на них, я не мог не вспоминать моего отца. Он ежедневно, в течение десятков лет, подымался в пять часов утра, по гудку. Через пятнадцать минут он уже шагает вдоль серых заборов песчаной нашей улицы, и в руках у него всегда красный узелок с завтраком. В шесть часов вечера он приходит с завода пыльный и серьезный, и прежде всего выкладывает на табуретку в кухне аккуратно сложенный красный платочек, в котором так давно он носит свой завтрак. Разве могли когда-либо задуматься все эти князья и графы, свиты его величества генерал-майоры, их гости и приживалы над тем, сколько стоит простой ситцевый красный платок, как нужно его беречь, как бережно нужно его стряхивать после завтрака и складывать вчетверо, а потом еще пополам!?»

Мне тоже доводилось ездить на «вороных», заниматься репетиторством у власть имущих. Некоторые дети не представляют собой ничего. Но только некоторые. Мы подменили цели. Если раньше у нас были глобальные планы – вырасти и строить достоянное общество и приносить пользу всем народу, это были цели глобальные, страшно даже становиться. А сейчас ставится цель – стать юристом в хорошей компании и зарабатывал на жизнь. Может, это неплохо – ведь если я буду жить хорошо, то хорошо будет жить и моя семья. А из семей, как известно, и складывается общество. И здесь можно поспорить – чья цель выше. Но у нас же общество людей, а не животных, мы не можем думать только о жилье и хлебе. Есть еще общественные интересы, без которых не будет существовать любое сообщество людей.

Дина: Какой исторический период, если говорить вашими профессиональными терминами, можно сравнить сегодняшнее время. Ведь мы всегда говорим, что история развивается по спирали, и все в жизни уже когда-то было.

Я уйду далеко-далеко, к распаду Римской империи, в период смены рабовладельческого строя феодальным. Когда рабовладелец понял, что ему невыгодно держать раба – производительность падает, он выпустил раба, дал ему землю, и общество подпрыгнуло вверх. Но я задаюсь вопросом – а что будет потом? Будет ли потом по Марксу – светлое коммунистическое общество, к какому идут, например скандинавы, маленькими шажками и, но идут. Или будет иначе? Я не знаю…

Алла: Еще раз о Макаренко. Он часто говорит и о «бракоделах в среде педагогики»

Да, бракоделов достаточно. Помните старую поговорку «Ума нет – иди в пед». Пороговый уровень в пединституты ниже, чем на другие профессии. Но даже те, кто закончил пед, в школу работать не идут. В нашей группе из 20 человек в школе работаю только я. Скажу высокопарную фразу – в учителя должны идти люди по призванию, обладающие внутренней культурой. Для меня непорядочно не подготовиться к уроку, непорядочно, если что-то не знаю, а такое бывает, сказать неправду. Мне не хочется говорить о материальном положении учителя, о котором столько сказано и написано. Но смотрите, какие ножницы – чтобы хорошо зарабатывать, надо иметь много часов, а значит – меньше времени на подготовку, что бьет по качеству. И если у тебя мало часов – у тебя маленькая зарплата. И люди уходят из школы. Говорят, отношение к учителю падает. Однажды, еще в советское время, меня поразила одна из районных школ – в коридорах проведены две линии – по полметра от стены. Там и ходят ученики.

Дина: А может, это и не плохо? Я помню свой небольшой учительский опыт – я выходила в коридор и меня, неслабую и немаленькую девушку, сносили с ног и чуть ли не размазывали по стенке.

А, может, и неплохо. В такой школе ребенок знает – это идет Учитель. У нас есть масса учителей, которых дети любят даже спустя 20-30 лет после окончания школы. Когда ты встречаешь своего бывшего ученика, он благодарит тебя, приводит именно к тебе своего ребенка – это награда лучше всех медалей.

Дина: Михаил Евгеньевич, можно такой не очень корректный вопрос. Мое личное мнение – педагогика, которая касается не образования, а именно воспитания – это некая лженаука. Все эти советские попытки перевоспитать «неподдающихся», доказали – никакой самый лучший трудовой коллектив или там, комсомольский актив, не перевоспитает человека, которые выбрал в качестве жизненных идеалов ложь, воровство, преступление. Вся система уголовно-исправительных учреждений – это не исправление, а в чистом виде наказание.

Я считаю, то науки педагогики как таковой нет и быть не может. Просто ученые-педагоги пытаются то, что у нас есть, облачить в какие-то рамки теорий, выстроить из хаотичного процесса некую систему, свод законов. Но они не действуют. У меня был момент, когда я писал диссертацию по педагогике. И когда подошел к этому мнению, то прекратил свои изыскания. Нет законов педагогики в воспитании. Если говорить о великих педагогах – то Сухомлинский мне ближе, чем Макаренко. Меньше пафоса. Тихо, в своем селе он делал каждодневную необходимую работу, и она, кстати, была основана на доброте к детям. Школа не должна воспитывать. Школа должна давать знание, а воспитание, мораль, нравственность – все это воспитывается в семье. В дореволюционные времена учитель приходил в класс, а сбоку на скамье сидела классная дама – воспитатель по-нашему. Учитель давал урок и уходил. А классная дама учила манерам – нельзя сквернословить, как держать вилку и так далее. И это не было никаким воспитанием. Что такое человек – кто его воспитывает? Мы говорим – общество и школа. А что такое общество? Макаренко утверждал – мы возьмем из подворотни подростка, склонного к преступлениям, и наше общество его воспитает! Я в это не верю. Помните споры – коммунисты говорили, что наследственность ни на что не влияет, мы сами сможем вырастить советского человека. Ну, а если ребенка зачали не в полном здравии или нетрезвом состоянии? До того, как за человека берется педагог, им уже распорядилась природа. И с ней мы не справимся – нельзя на березе вырастить яблоки. Педагог, без сомнения, может стать ориентиром – этого тоже нельзя отрицать. У каждого из нас уесть учитель, который заставил тебя влюбиться в тот или иной предмет. И есть, учитель, который, наоборот, отвратил тебя от предмета. Это очень индивидуально.

Алла: Ты видел сериал «Школа»? Как впечатления?

Читал о нем, видел отрывками. Я бы не показывал такой фильм. Пускай это имеет место, но зачем это показывать? Для того, что бы те, кто до этого еще не додумался, воспринял все это как руководство к действию? Мы же можем показать и грязь, и самые низменные инстинкты человека, это же имеет место быть. Но зачем? Это ведь тоже вопрос культуры. Опять я, консерватор, вернусь к советским фильмам. Помните, как люди отворачивали детей от экрана, когда по сюжету назревал поцелуй? Я уверен – отношения между мужчиной и женщиной должны оставаться таинством не для всех, и не на обозрение, Я поймал себя на мысли – когда росли старшие дети, я переключал канал, когда назревала откровенная сцена. А позже, с младшими, перестал это делать, потому что стал относиться к этому обыденно. Так влияют на нас внешние обстоятельства.

Дина: Недавно я смотрела по Муз-ТВ программу «Королева бала». Показывают семьи, которые собираются на выпускной. Взрослые 18 летние девушки. А папа им говорит: «Не обниматься! Не целоваться! Я разрешаю тебе один медленный танец!». А как же наше представление о разнузданной Америке?

Нет никакой разнузданной Америки. Лет 10 назад я месяц путешествовал по Америке и по нашей программе у нас был ужин в американской семье. Муж – столяр, жена – учительница. Она говорит – нет, у нас все строго! И дома мы многое не позволяем детям – поздно гулять, и так далее. А что касается американского образа жизни, который нам усиленно пропагандирует кино и телевидение – это, я думаю, некая спланированная акция. Не исключено, что они готовили для советского союза специально такие программы, пропагандирующие насилие, разврат. Ждали, когда дверца приоткроется – и запустить это все туда! Американской образ жизни не такой! Они скромны!

Алла: Наши дети выражают протест доступным себе способом – субкультура. Это всегда протест. Вспомните – панки в 70-х годах против системы выступали, хиппи – против войны во Вьетнаме, сегодняшние эмо – протест против лицемерия общества (хочу рыдаю, хочу нет), готы – готовят себя к загробной жизни, так как в этой жизни ничего привлекательного для себя не находят. Я думаю – это должно быть. Это круг по интересам, некий кружок.

Я хочу сказать, что в школах у нас не присутствует то, о чем сказала Алла. Старшие педагоги с советским прошлым этого не допускают. Но выходя из стен школы. Ребенок это надевает все и ходит, демонстрируя свой образ жизни

.

Алла: В конце прошлого учебного года в Нижнем Новгороде был такой случай – появился приказ гороно – всеми способами изничтожать эмо – розовые челки, густо подведенные глаза, готовность заплакать. И ранее безобидные эмо стали вести себя не так уже безобидно – угрожали педагогам, что вскроют вены, сорвали все объявления, устроили акцию протеста. А до того они ходили спокойно. Думаю, надо позволить детям – и позже это пройдет!

Дина: Алла, а ты позволишь своей дочери проколоть пупок?

Алла: Без проблем! Я в 16 лет тоже собиралась это сделать. Меня остановила зима. Зачем, думаю, делать все это, если никто не увидит под одеждой. А когда зима прошла – меня «отпустило».

А не отпустит, вдруг это остановится навсегда? Я не простив – пусть носит свои кольца и сережки, татуировки. А если выпрыгнет из окна? Надо говорить с этими детьми, и не назидательно. Интуитивно понимаешь – какие слова подобрать. Знаете, как мужчина, не очень обращаю внимание на внешность. У женщин, это, наверное, от природы – она сразу заметит необычное на ученице. Отсюда и конфликты.

Дина: Михаил Евгеньевич, давайте дадим выстрелить ружью, которое лежит у нас на столе с начала беседы. О книге Бел Кауфман. «Вверх по лестнице, везущей вниз» – это первый в мире бестселлер про школьные джунгли, про детей, которых сегодня называют обидным словом «школота».

Наши реформы приводят к тому, что мы идем вверх по лестнице, идущей вниз. Мы вводим массу всего ненужного, копируя Запад. Вот на 24 странице у Бел Кауфман список документов, который должен заполнить учитель в американской школе. У нас – намного больше. И Белл Кауфман, одесситка, написала эту книгу в 60-х годах. И куда мы идем?

Алла: Думаю, надо сказать что-то хорошее под занавес.

Будем смотреть в будущее с оптимизмом. Думаю, самое главное – добиться единения учителя и учеником. А дома – единение родителей и детей. А как это добиться – это каждый решает индивидуально.