В свете теплых звезд « Рукописи не горят…». Это правда. К чему я об этом? … В последнее время в душе какое-то странное ощущение от своего многолетнего учительского труда. Ранее несомненное - « главный труд на земле!» - как-то туманно покачивается, расплывается в мареве штампованных трескучих фраз, одышливой одухотворенности, многословного реформаторства. Как будто точка невозврата достигнута мною. Или всем образованием России? Всё менее понятно становится, чего же все-таки хочет от меня моя любимая Россия… Учить или не учить всех сельских детей, даже тех, кому родители не в состоянии помочь? Потому что без их помощи многие не освоят современные программы ни при формировании устаревших «знаний, умений, навыков», ни при определении реформаторских «универсальных учебных действий» …. Так что со мной? Усталость? Нет - «неустанно любящее сердце»! Трудности новых программ, ФГОСов? Еще чего! – мы их столько на своем веку видели и преодолевали, что давно уже ничего не боимся. Зарплаты? Да нет, было и хуже. Отношение родителей? Да, сложновато…. Но не безысходно. В сущности, высокие требования мам и пап вполне понятны, они любят своих детей, и даже если слегка перегибают палку – так это вгорячах, быстро отходят. Их уважения мне достаточно, и я им благодарна за понимание моих трудностей. Так что же? Может, отношение властей? Вроде бы тоже всё нормально… Только недавно вот порадовали нас Милютинские чиновники настоящим праздником для учителей : красивым, с любовью, с хорошим вкусом продуманным и тщательно подготовленным, когда тепло и свет добра почувствовал каждый, когда слова были искренними, улыбки теплыми, старость не забыта…. И всё же радости от работы всё меньше и меньше…. Думаю, мои чувства понятны многим читающим коллегам. Но я не люблю, когда в душе царит кутерьма, и, чтобы привести себя в равновесие, занялась наведением порядка в учительском хозяйстве. А это – Сизифов труд… Благо, есть теперь электронные носители. Но их тоже надо чистить от «бумажного хлама». Открываю один. И первое, на что натыкаюсь, находясь в своих разрозненных чувствах, - на эпизод письма хорошему и дорогому человеку, с которым говорю обо всем, что волнует. А волнует, как всегда, многое! И читаю я собственные строчки, которые, словно родниковой водичкой, тихо смывают мое упадочническое настроение… «…Я с любовью учу каждого ребенка и жалею стариков. А старики уходят. Уже не встречаю моих любимых бабушек в беленьких платочках…. Их белоснежные платочки имеют для меня огромный смысл. Это символ душевной чистоты, целомудрия, порядочности. Верности. Символ всех лучших черт женщины. Никогда не забуду одну встречу. … Начало 90-х. Разгул «демократии». Ростовский автовокзал. Грязища - неподобная. Мат - непотребный. Вонь - одуряющая. Толпы странных людей: злых, измученных женщин, «поддатых» мужчин, орущих детей. Фантасмагория… Я и мой трехлетний сыночек ждем автобуса. Смотрю на всё – и черно тоскую, и чувствую такое одиночество в этом совсем чужом, а в 70-е - любимом осеннем Ростове: чистеньком, нешумном, с листьями каштанов, университетской библиотекой, выставочными залами, вкусными студенческими кафешками… Домой хочется - ну хотя бы выехать из города в степь! Чтоб дохнул полынный ветерок и запахло лебедой…. Но автобус опять задерживают… И тут мой взгляд наталкивается на что-то очень родное. Сидит в этой кутерьме на лавочке бабушка. И так она ровненько сидит, и так она спокойна, и такое у нее доброе лицо, и так она светло улыбается всей этой чертовщине, что и лавочка под нею кажется особенно чистой. И воздух вокруг нее – как аура, сияющий и прозрачный, будто в степи…. И люди рядом с ней успокаиваются, дети перестают капризничать…. На ней длинная серенькая юбка, кофточка с рукавами, сшитые вручную. И на голове – сияющий голубизной белоснежный платочек. И чем эти бабушки добивались такой чистоты своих платочков…. Понятно, почему всё вокруг становится чище Смотрю я на нее и плачу в душе от радости, что они ещё есть, бабушки в беленьких платочках! А она, бабулечка, так спокойно, так просто, с таким достоинством раскладывает на коленях чистенький носовой платок, разглаживает его неторопливо, достает узелочек…. Развязывает его. И никогда не забуду, как славно вынула она из него яичко, как ловко да аккуратно чистила его своими морщинистыми темными ручками, как сыпала на него соль, как опрятно откусывала хлебушек…. С каким аппетитом и как не жадно она ела беззубым своим ротиком, платочком вытирая уголки губ…. Как аккуратно достала простую бутылку с газетной пробкой, попила, так же аккуратно закрыла, поставила в кирзовую сумку (помню эти сумки с детства!). И последнее, что сделала – потрясающее для «поколения пепси»: яичную скорлупу в бумажку завернула и в сумку спрятала. Не бросила ее на землю. Из уважения к земле! А хлебные крошки бережно положила в рот… И все это - со светом в лице! «Умиротворенно» - самое трудное для человека жить так. Это была сама природа, полное единение с ней. Такое простое, спокойное и естественное утоление основной потребности человека, а не современное ТВ - ублажение ненасытной утробы…. Почему так прекрасна была эта картина? Вековая культура народа … и не еды, а трапезы была в ней! Почему навсегда запомнила я эту старушку, царствие ей небесное, если умерла? Потому что среди вавилонского разврата было в ней то, что теперь, без них, бабушек в беленьких платочках, мы утрачиваем: человеческое достоинство, отсутствие попыток изобразить из себя нечто, чем не являюсь, стыдливость, скромность, смирение перед судьбой. И главное – любовь. Вот чего нет у нас всех, и у меня в том числе – любви ко всем людям, ко всем! А бабушка в беленьком платочке не знала - не ведала, что такое «любить себя, любимого», … и даже не предполагала, что это вообще возможно! Она любила всех этих противных мне «вокзальных» людей, не размышляя ни о каких «нравственных тонкостях». Недаром такие бабушки, обращаясь к незнакомым, называли каждого « жалочка». Сколько раз в станице старики называли так и меня. И как же хорошо становилось на сердце, с каким удовольствием я говорила с ними! Даже если в этот момент черным - черна была душа, я улыбалась, согретая теплом, исходящим от каждого слова и взгляда этих дедушек и бабушек. Они не метались в поисках названия для человека: господин? Сударь? Мадам? Гражданин? Они говорили так, как чувствовали: жалея каждого. «Жалочка»… Им было бы стыдно, узнай они о нашем бесстыдном эгоизме… Впрочем, истина написана давно: « Конец света наступит, если женщина утратит стыдливость"
47 408
428 
