Тексты изложений для 9 класса

                                     «Любовь, уважение, знание…»

             (из книги Д. С. Лихачёва «Письма о добром и прекрасном»)

         Как относиться к историческому и культурному наследию своей страны? Всякий ответит, что доставшееся нам наследство надо оберегать. Но жизненный опыт пробуждает в памяти иные, грустные, а порой и горестные картины.

        Довелось мне как-то побывать на Бородинском поле вместе с замечательным человеком – реставратором Николаем Ивановичем Ивановым. Он уже и позабыл, когда уходил в отпуск: не может ни дня прожить без Бородинского поля!.. Мы с Николаем Ивановичем обнажили головы перед памятниками, что были воздвигнуты на Бородинском поле благодарными потомками. И это здесь, на поле нашей славы, в 1932 году произошло невиданное поругание народной святыни: был взорван чугунный памятник на могиле Багратиона. Сделавшие это совершили преступление против самого благородного из чувств – признательности герою, защитнику национальной свободы России, признательности русских брату-грузину.

          Я родился и большую часть жизни прожил в Ленинграде. В своём архитектурном облике город связан с именами Растрелли, Росси, Кваренги, Захарова, Воронихина. По дороге с главного аэродрома стоял Путевой дворец Растрелли. Дворец был в очень плохом состоянии – стоял близко от линии фронта, но наши бойцы сделали всё, чтобы сохранить его. Прикоснись к нему руки реставраторов – и какой праздничной стала бы увертюра к Ленинграду. Снесли! Снесли в конце шестидесятых годов. И ничего нет на этом месте. Пусто там, где он стоял, пусто в душе, когда это место проезжаешь. И – горько, потому что утрата любого памятника культуры невосстановима: они всегда индивидуальны, всегда связаны с определённой эпохой, конкретными мастерами.

          «Запас» культурной среды крайне ограничен в мире, и он истощается с прогрессирующей скоростью. Всё дело в том, что к патриотизму долго призывали, а его надо воспитывать с детства. Любовь к родному краю, к родной культуре, к родной речи начинается с малого – с любви к своей семье, к своему дому. И ещё – с уважения к таким же чувствам людей, которые тоже любят свою землю, своё – пусть и непонятное тебе – родное слово. (280 слов)

ОГОНЬ

С костром не бывает одиночества, Какая бы ни была глухая ночь, спокойно у огня. Костер я разложил у спины отвесного камня. Из камней же сделал и таган, чтобы поставить котелок. Сварил уху, напился чаю. И теперь гляжу, как деловито облизывает огонь ветки. Вокруг темная августовская ночь. Вокруг мрак. Он простирается на тысячи километров, поглощая поля, леса, города, села. Мрак огромен. Все мироздание полно им. Он только на время уступает свету дня, а потом снова наваливается па все сущее, как бы напоминая человеку о его бессилии и ограниченности. Но есть огонь. С ним уютно и нет одиночества, К моей радости, остров действительно необитаемый. Не только никто не приехал сюда, но даже и вблизи никого не было. И это хорошо. Я устал. Устал от людей, от города, от жизни. По-моему, человек себя может уважать до тех пор, пока сознает свою силу в обществе. С некоторых пор я за собой этой силы не чувствую. И тем острее вижу, как живет общество.

Раньше у меня такого ощущения не было, поэтому мне всегда хотелось работать и жить. А теперь появилась усталость...

Хорошо у костра. Хорошо быть одному. Хорошо, когда никого нет. В трех шагах от огня палатка. В нее я набросал сухого прошлогоднего тростника, застлал его плащом — отличная постель. Ни звука, ни грохота, ни содрогания, чем так щедр город. Оказывается, есть еще и другой мир — здоровых нервов и беспробудного сна.

Костер догорает. Я больше не подбрасываю веток. Пусть потихоньку уснет и огонь. Завтра я встану чуть свет и поеду к Белому городу. Мне непременно надо там побывать... Уж он-то совсем далеко от земли.

                                                                                                      (По С. Воронину)

ОСЕННИЙ САД

         На окраине дальнего поселка, над медленной рекой Протвой, где шумит по берегам ивнячок и стреляют в глубоних бочагах зубастые щуки, раскинулся фруктовый сад. Когда за реку медленно опускается солнце, яблоки будто наливаются золотом и горят среди зелени листвы. В эти предвечерние часы сад оживает, полнится смехом, звонким ребячьим гомоном.

       Пятый год школьники приходят сюда, помогают убирать урожай. Вначале они работают дружно, как говорится, в охотку, а спустя час-другой устают, затевают возню. С гиком и хохотом гоняются друг за другом, устраивают кучу малу. И никто не в силах обуздать их пылкий, неукротимый нрав. Но даже у самых отчаянных сорванцов есть в душе нечто заветное. Стоит в разгар бесшабашного веселья кому-нибудь крикнуть: «Дед Кузьма идет!», как шум вмиг стихает. Стайкой вспугнутых птиц разлетаются юннаты. В тишине становятся слышны шелест листвы потревоженного сада да глухое старческое покашливание. Вдоль ограды, опираясь на суковатую палку, медленно идет высокий худой старик. На нем широкополая соломенная шляпа, темно-синий плащ, высокие хромовые сапоги. Поражают глаза и улыбка. Улыбка радостная и добрая, а глаза, цвета спелых вишен, проницательны и по-молодому задорны.

      Недавно деду Кузьме исполнилось девяносто. Лет пять он на пенсии, но по-прежнему не может жить баз сада. Точно любимого внука, навещает каждый день. Перед самой войной он заложил этот сад. Поливал, окапывал и бережно подрезал каждое деревце. Здесь более трехсот яблонь, но Кузьма Ильич помнит каждую из них. Вон у той могучей антоновки была обморожена крона, а ствол того красавца аниса поврежден осколком бомбы. Однако садовод выходил их. С годами деревья попрарились и стали плодоносить, а потом началась посадка молодняка. Тяжело, очень тяжело было расставаться Кузьме Ильичу со своим садом...

— Как дела, работнички? — спрашивает Кузьма Ильич и останавливается у ограды.

— Хорошо! — отвечают школьники.

— А как урожай нынче?

— Отменный!

— Так, так, родимые, — старик степенно оглаживает усы. — Иначе и быть не должно. Нынче год яблочный. Я еще в мае по цвету приметил.

И, словно подтверждая слова садовника, девушка с тугой русой косой подбежала к Кузьме Ильичу, смущенно протянула румяное яблоко.

Старик слегка приподнял шляпу, поблагодарил. И глаза, и усы, и каждая морщинка на его желтом лице лучились почти детской радостью...

А на окраине дальнего поселка, над медленной рекой Протвой, в лучах заходящего солнца золотился яблочный сад.                     (По А. Баркову)