Я НИКОГДА ГЕРОЕМ НЕ БЫЛА
Стук сердца. Сумрачные аккорды струнных, светлая мелодия флейты…
Кто она – Ольга Берггольц?..
Большинство ленинградцев услышали ее впервые в дни блокады… Почти никто не знал ее в лицо, но все знали ее голос. Знали и ждали встречи. Многие вспоминали ее голос с благодарностью. Это не преувеличение: им голос Берггольц помог выжить в блокадную зиму. Выжить, обрести надежду и – победить…. Он остался в памяти тысяч ленинградцев.
Кто она? Нет. Она — обыкновенная женщина. Обыкновенная... и необыкновенная.
Ольга Федоровна (Фридриховна) Берггольц родилась 16 мая 1910 г. в Петербурге в семье обрусевшего немца (потомок обрусевшего шведа, взятого в плен при Петре I), Федора (Фридриха) Христофоровича Берггольца, отец был заводским врачом, мать, Мария Тимофеевна — учительница кройки и шитья при заводской школе. Младшая сестра - Мария.
Детские годы прошли на окраине Невской заставы. Жизнь подарила ей все, что можно пожелать: обаяние и страсть, талант и душу, золотую косу до пят и синие глаза. Она могла бы быть княжной, а стала комсомолкой. Такой уж был у нее характер, отвечающий характеру самого времени. В 1920-х росла и училась в трудовой школе.
Современники вспоминали Берггольц как юную, чистую, доверчивую девушку, с сияющими глазами: в ней был обаятельный сплав женственности и размашистости, острого ума и ребячьей наивности. Дома перед многочисленными друзьями она разыгрывала мини-спектакли, рассказывая веселые истории. Не будь Ольга поэтессой, она могла бы быть прекрасной актрисой, говорили ее знакомые. Берггольц нередко выступала на литературных вечерах и с удовольствием состязалась в остроумии во время застолий. Все окружающие ее друзья признавали , что никто так не любил людей, как Берггольц.
Однажды она, скромная школьница, пришла на заседание ленинградского Союза поэтов. В поэтической гостиной особняка возле Невского проспекта, среди взрослых литераторов, девочка совсем растерялась. Ее внимание привлек рояль, чехол которого был расписан автографами знаменитых поэтов. Удивило, что фамилии вышиты разноцветными нитками. Среди них была даже подпись: Ал. Блок. У этого рояля, пересилив страх, девочка прочитала свои стихи "Каменная утка".
Я каменная утка,
Я каменная дудка,
Я песни простые пою.
Ко рту прислони,
Тихонько дыхни,
И песню услышишь мою.
Лежала я у речки,
Простою землею,
Бродили по мне журавли.
А люди с лопатой
Приехали за мною,
В телегах меня увезли.
Мяли меня, мяли
Руками и ногами,
Сделали птицу из меня.
Поставили в печку,
В самое пламя,
Горела я там три дня.
Стала я тонкой,
Стала я звонкой,
Точно огонь, я красна.
Я каменная утка,
Я каменная дудка,
Пою потому, что весна.
Когда чтение закончилось, к девочке подошел известный детский писатель — огромный Корней Иванович Чуковский, обнял за плечи и пропел-прогудел: "Ну, какая хорошая девочка! Какие ты стишки прекрасные прочитала!" И повернулся ко всем: "Товарищи, это будет со временем настоящий поэт".
Корней Иванович не ошибся. Как не ошиблись и М. Горький и С. Маршак — они тепло отзывались о стихах и поддерживали творчество Ольги Берггольц.
1924 году в заводской стенгазете были опубликованы первые стихи Ольги Берггольц. В 1925 году пришла в литературное объединение рабочей молодежи «Смена», а в начале 1926 года познакомилась там с Борисом Корниловым (1907-1938) - молодым поэтом, за которого вскоре вышла замуж. Ей было 16, ему – 19.
В 1926 году Ольга и Борис стали студентами Высших курсов при Институте истории искусств. Здесь выступали Багрицкий, Маяковский, И.Уткин. Борис на курсах не задержался, а Ольга несколько лет спустя была переведена на филологический факультет Ленинградского университета .
В 1930 она по распределению уехала в Казахстан , где стала работать разъездным корреспондентом казахской газеты “Советская степь”. В краевой газете людей было мало, а работы много. Появились первые книги её очерков. Лирика Берггольц начала 30-х годов была внутренне счастливой, наполненной радостным предвкушением жизни, счастья. Первую книгу стихов Ольги отметил М. Горький.
«Ваши стихи понравились мне. Они кажутся написанными для
себя, честно… Это очень цельно, и этого вполне достаточно на жизнь хорошего человека».
После возвращения из Казахстана в Ленинград Ольга была принята на должность редактора "Комсомольской страницы" газеты завода "Электросила", с которой сотрудничала в течение трех лет. Позднее работала в газете "Литературный Ленинград".
Но жизнь готовила «хорошему человеку» тяжелые жизненные испытания: расстрел первого мужа, смерть двух дочерей. В 1938 г. писательница была арестована по ложному обвинению и провела в тюрьме страшные 149 дней и ночей, которые травмировали ее на всю жизнь, но не лишили стойкости.
Несмотря на все выпавшее, смогла выстоять и остаться собой.
А я вам говорю, что нет
напрасно прожитых мной лет,
ненужно пройденных путей,
впустую слышанных вестей.
Нет невоспринятых миров,
Нет мнимо розданных даров,
Любви напрасной тоже нет,
Любви обманутой, больной,
ее нетленно чистый свет
всегда во мне,
всегда со мной.
И никогда не поздно снова
Начать всю жизнь,
Начать весь путь,
и так, чтоб в прошлом бы – ни слова,
ни стона бы не зачеркнуть.
Шёл 1941 год. Лишь Великая Отечественная война, лишь всенародное бедствие заставили Ольгу Берггольц очнуться после пережитого. Горе теперь было у всех общее.
Ее имя неразрывно связано с историей Великой Отечественной войны и с блокадой Ленинграда. Берггольц, оставаясь в родном городе все 900 дней блокады, работала на Ленинградском радио .
Уже в августе 1941 года в радио-эфире зазвучал голос поэтессы - она зачитывала репортажи с фронта, очерки, письма. Чем тяжелее становилось положение города, затянутого петлёй блокады, тем необходимее был для горожан именно голос О. Берггольц, всегда
Звучавший с какой-то особой доверительностью, помогавший жить.
Страдания города, лишённого хлеба, воды и света, перешли все
видимые пределы, а голос Берггольц ежедневно звучал в омертвелых
квартирах.
Первая блокадная зима убила многих горожан. Гитлеровцы
Рассчитывали сломить дух ленинградцев голодом и холодом. Спустя
годы оставшимся в живых блокадникам не верилось, что они могли
такое вынести.
Обессиленных, истощенных людей в темноте промерзших квартир порой объединял только голос радио. Часто голос радио был голосом Ольги Берггольц. Она обращалась к ленинградцам, с неистовой энергией убеждая их держаться, верить в победу и жить дальше, декламировала свои стихи.
Они шли от сердца к сердцу. Они были предельно достоверны по деталям блокадного быта и интонации. Ведь писал их человек, который страдал вместе со всеми, недоедал, склонялся при свете коптилки над тетрадью, дул на замерзшие руки, согревая дыханьем непослушные пальцы.
Литературовед и критик А. Л. Павловский, мальчишкой переживший блокаду, описывает восприятие блокадниками её голоса и её стихов в страшном феврале 1942 года: «Все ждали радио – голоса надежды и ободрения. И вот однажды… в чёрных тарелках радио послышалось лёгкое шуршание… Сколько людских сердец встрепенулось тогда ему на встречу! Сквозь шуршание и треск, собираясь с силами и вновь обессиливая, пробивался к людям чей-то слабый женский голос. И все услышали: голос говорил стихами! …То, что голос говорил стихами, было невероятно, необыкновенно!»
Все дни блокады Ленинграда тихий голос этой хрупкой женщины был олицетворением стойкости города. Блокаду Ленинграда не пережил ее второй муж. Она сама, обессиленная от голода, часто ночевала в студии, но никогда не теряла силы духа. Три года почти ежедневно она вещала на радио. Даже в самые тяжелые и голодные дни Ольга шла работать, потому что знала - ее ждут ленинградцы.
Я никогда героем не была,
Не жаждала ни славы,
Ни награды.
Дыша одним дыханьем
С Ленинградом,
Я не геройствовала, а жила.
Ее называли и называют "музой блокадного города", "Мадонной блокады" и просто "нашей Олей» ”. Это очень высокая и почетная аттестация. И вполне заслуженная.
Блокадные стихи Берггольц появились в тоненьком сборнике “Ленинградская поэма” еще в блокаду. Именно с тех пор запечатлелись в памяти пронзительные в своей простоте строки:
Был день как день.
Ко мне пришла подруга,
Не плача, рассказала, что вчера
Единственного схоронила друга,
И мы молчали с нею до утра.
Какие ж я могла найти слова?
Я тоже ленинградская вдова.
Мы съели хлеб, что был отложен на день,
В один платок закутались вдвоем,
И тихо-тихо стало в Ленинграде.
Один, стуча, трудился метроном....
В этих строках все узнаваемо, все так и было —кроме одной, пожалуй, детали: метронома. Значение этой подробности блокадного быта, пожалуй, преувеличено в позднейших воспоминаниях. Никакого метронома в квартирах рядовых ленинградцев не было слышно. Большинство домашних радиоточек было реквизировано или по крайней мере отключено. Но услышанное где-нибудь на работе, на дежурстве потом передавалось из уст в уста, пересказывалось, помогало жить. А стихи запоминались наизусть:
Вставал рассвет балтийский ясный,
Когда воззвали рупора:
“Над нами грозная опасность.
Бери оружье, Ленинград! ”
А у ворот была в дозоре
Седая мать двоих бойцов,
И дрогнуло ее лицо,
И пробежал огонь во взоре.
Она сказала: “Слышу, маршал.
Ты обращаешься ко мне.
Уже на фронте сын мой старший,
И средний тоже на войне.
А младший сын со мною рядом,
Ему семнадцать лет всего,
Но на защиту Ленинграда
Я отдаю теперь его.... ”
Блокадные стихи Берггольц можно цитировать бесконечно. «Я думаю, что никогда больше не будут люди слушать стихи так, как слушали в ту зиму голодные, опухшие, еле живые ленинградцы,» – вспоминала позднее О. Берггольц. Нехитрыми средствами, не задумываясь о литературной технике, она добивалась главного: своим голосом, стихом-беседой, доверительным и искренним монологом - обращением сплачивала людей в некое «блокадное братство».
Ольга Берггольц, тогда ещё сама не понимая, стала живой
легендой, символом стойкости, и её голос был для ленинградцев
кислородом мужества и уверенности. Безошибочно точные слова,
звучащие из ледяных громкоговорителей, приравнивались
ленинградцами к пайке блокадного хлеба. Они не утоляли голода, но
вселяли надежду.
Поэтесса вспоминала потом: «Когда Ленинград оказался в кольце,
Долгое время, до начала действия «дороги жизни», единственной
Нашей связью с Большой землёй был эфир, радио. Немцы устраивали
нам всяческие помехи, но мы упорно, ежедневно прорывались к
Большой земле – и каждый раз со стихами!»
Я говорю с тобой под свист снарядов,
угрюмым заревом озарена.
Я говорю с тобой из Ленинграда,
страна моя, печальная страна…
Ольга Берггольц была награждена орденом Ленина, орденом Трудового Красного Знамени и медалями. А немцы внесли ее в список лиц, подлежащих после взятия города немедленному уничтожению.
Находясь в самом эпицентре трагедии, она могла погибнуть
каждую минуту: от голода, от обстрела, как погибали сотни и тысячи
её сограждан. Она падала в снег от голодного обморока, но находила
в себе силы подняться. Лёгкую, гнущуюся под ветром, её видели то на
заснеженных улицах около Радиокомитета, то в цехах Кировского
завода, то в дивизиях перед солдатами. Она была частичкой
Ленинграда, она была ленинградкой по самой своей душевной
природе.
(стихотворение «Ленинградке» )
Еще тебе такие песни сложат,
Так воспоют твой облик и дела,
Что ты, наверно, скажешь: - Не похоже.
Я проще, я угрюмее была.
Мне часто было страшно и тоскливо,
Меня томил войны кровавый путь,
Я не мечтала даже стать счастливой,
Мне одного хотелось : отдохнуть…
Да, отдохнуть ото всего на свете –
От поисков тепла, жилья, еды.
От жалости к своим исчахшим детям,
От вечного предчувствия беды.
От страха за того, кто мне не пишет
(увижу ли его когда-нибудь?),
От свиста бомб над беззащитной крышей,
От мужества и гнева отдохнуть.
Но я в печальном городе осталась
Хозяйкой и служанкой – для того,
Чтобы сберечь тепло и жизнь его.
И я жила, преодолев усталость.
Я даже пела иногда. Трудилась.
С людьми делилась солью и водой.
Я плакала, когда могла. Бранилась
С моей соседкой. Бредила едой.
И день за днем лицо мое темнело.
Седины появились на висках.
Зато, привычная уже к любому делу,
Почти железной сделалась рука.
И не проходят даром эти дни,
Неистребим свинцовый их осадок.
Сама печаль, сама война глядит
Познавшими глазами ленинградок.
Однажды, в январе 1944 года, к Ольге Берггольц пришла девушка
по имени Нина. Она попросила поэтессу написать о её
двадцатилетнем брате, погибшем в боях при снятии блокады
Ленинграда. Так была рождена поэма «Памяти защитников». Спустя
сорок лет на вопрос корреспондента, почему из всех поэтов, живущих
и работавших в городе, Нина выбрала именно Ольгу Берггольц, она
ответила: «Ольга Берггольц была нашей совестью».
Он придёт, ленинградский торжественный
полдень,
тишины и покоя, и хлеба душистого полный.
О, какая отрада,
Какая великая гордость
Знать, что в будущем каждому скажешь в ответ:
– Я жила в Ленинграде
В декабре сорок первого года,
Вместе с ним принимала
известия первых побед.
После Победы именно к Ольге Берггольц обратились ленинградцы с просьбой создать «Реквием». И тогда она дала свой голос мемориальной стеле Пискарёвского кладбища:
Здесь лежат ленинградцы.
Здесь горожане – мужчины, женщины, дети.
Рядом с ними – солдаты - красноармейцы.
Всею жизнью своею
Они защищали тебя, Ленинград,
Колыбель революции.
Их имён благородных мы здесь перечислить
не сможем
Так их много под вечной охраной гранита.
Но знай, внимающий этим камням:
Никто не забыт, и ничто не забыто.
Подвиг её поэтической души, совершённый в дни и часы
трагических испытаний, стал движущей силой, энергией,
поднимающей человеческие души на общий подвиг Жизни.
Дарья Власьевна, соседка по квартире,
сядем, побеседуем вдвоём.
Знаешь, будем говорить о мире,
о желанном мире, о своём.
Вот мы прожили почти полгода,
полтораста суток длился бой.
Тяжелы страдания народа –
наши, Дарья Власьевна, с тобой.
…Для того, чтоб жить в кольце блокады,
Ежедневно смертный слышать свист, –
Сколько силы нам, соседка, надо,
Сколько ненависти и любви…
Столько, что минутами в смятенье
Ты сама себя не узнаёшь:
– Вынесу ли? Хватит ли терпенья?
– Вынесешь! Дотерпишь! Доживёшь!
В осаждённом Ленинграде Берггольц написала свои лучшие стихи
и поэмы: «Февральский дневник» (1942), «Ленинградскую поэму»
(1942), «Памяти защитников», «Твой путь» (1945).
Умерла Ольга Федоровна Берггольц 13 ноября 1975 в Ленинграде. Похоронена на Литераторских мостках Волковского кладбища.
О ее трудной и прекрасной по своей человеческой отзывчивости судьбе очень точно написал когда-то ее товарищ поэт Анатолий Чивилихин.
Но снайперы и командиры,
Ожесточенные войной,
Частицей сердца благодарны
Сердечной женщине одной,
Что говорить могла с народом
О нас о всех, как о себе,
Ревнивая к его невзгодам,
К его страданьям и борьбе.
Все, что она делала во время блокады, все, что писала, все, что говорила в микрофон , осталось не только как документ . Это все живо в самом воздухе мужественного города.
1 611
31 270 
