Подготовка к ОГЭ (11 задание)

Сама по себе природа вечна и почти неизменна.

Река сначала была узкой, берега унылы, с лозняком и ольхой, с корягами на белом песке.

Глубокая и тихая вода лакированно блестела, словно в реку вылили масло, и в это чёрное зеркало смотрелись с обрыва задумчивые ели, тонкие берёзки, тронутые желтизной.

И целый час все вместе пели они эту песню, по нескольку раз повторяя одни и те же строчки, а баржа катила себе вниз по Ветлуге, по лесной дикой реке.

И так же, как сейчас, природа будет будить в человеке порывы творчества.

Прославится сразу на весь лагерь!

Она, наверное, думает, что она такая неотразимая, – хихикали девчонки, – выйдет на сцену и всех покорит своей красотой, словно королева!

Бесхитростный радостный Герка преподнёс мне новость, как пирожное на блюдечке.

Понятно, что от ребят мы помощи не дождёмся – они будут всячески ей вредить.

Она ходила в театры, и там почти в каждой опере, в каждом балете была жизненная драма.

Музыка звёзд, музыка вечной жизни, как свет, возникла где-то в глубинах мироздания.

И вдруг купол над ней зацвёл звёздами, и откуда-то с высот, нарастая, ширясь и крепчая, полилась музыка.

Музыка словно разлилась по всему небу, она достигла самой далёкой звезды и грянула на весь необъятный поднебесный мир.

Земля мгновенно раскисла и превратилась в суперклей.

Неизвестно, сколько бы времени мы шли, как вдруг услышали гул и увидели свет.

Порывы ветра раскачивали машину, и казалось, что она сейчас перевернётся и покатится вместе с нами, как перекати-поле!

Мы шли уже четыре часа, останавливались и стреляли в воздух, надеясь на чудо, но только свирепые льдинки, как зубы хищников, клацали у наших задубелых лиц.

Черноволосый, взъерошенный, с проступающими рёбрышками, он был похож на маленького исхудалого волчонка, и его ввалившиеся глаза постоянно искали добычу.

Коржи были пахучие, румяные. Они светились, как два маленьких посоленных солнца.

А второй корж, румяный, целёхонький, лежал на столе и призывно улыбался всей своей рожицей.

Но через некоторое время он вернулся, взял со стола остывший корж, аккуратно завернул его в чистую тряпицу и положил в дедушкин сундук, где лежали старые сапоги, мешок с самосадом и штык, привезённый с прошлой войны.

Вон, смотрите: белые облака совсем как стадо белых слонов.

Пассажиры не отрываясь смотрели на тучу, которая надвигалась на самолёт, и беспокойно переговаривались между собой.

А вон облако словно кит.

Рядом с ней на корточках сидел парень в белоснежной рубашке и в новеньких туфлях, блестящих и чёрных, как дельфинья спина.

Отсмеявшись, она решительно опускала голову, чтобы читать, но парень опять что-то говорил, и она опять смеялась, и зубы её блестели, как пена вокруг скалы и как рубашка парня.

Солнце ударило по лицу, я услышал всплеск воды, смех, голоса и увидел парня и девушку.

Не знаю почему, выныривая, я не кричал. Возможно, не успевал, возможно, язык отнимался от страха.

И слёзы наконец брызнули, как брызжут в цирке у клоунов, сильной струёй.

Он засовывал ремешок в ушки целых часов

Сама по себе природа вечна и почти неизменна.

Река сначала была узкой, берега унылы, с лозняком и ольхой, с корягами на белом песке.

Глубокая и тихая вода лакированно блестела, словно в реку вылили масло, и в это чёрное зеркало смотрелись с обрыва задумчивые ели, тонкие берёзки, тронутые желтизной.

И целый час все вместе пели они эту песню, по нескольку раз повторяя одни и те же строчки, а баржа катила себе вниз по Ветлуге, по лесной дикой реке.

И так же, как сейчас, природа будет будить в человеке порывы творчества.

Прославится сразу на весь лагерь!

Она, наверное, думает, что она такая неотразимая, – хихикали девчонки, – выйдет на сцену и всех покорит своей красотой, словно королева!

Бесхитростный радостный Герка преподнёс мне новость, как пирожное на блюдечке.

Понятно, что от ребят мы помощи не дождёмся – они будут всячески ей вредить.

Она ходила в театры, и там почти в каждой опере, в каждом балете была жизненная драма.

Музыка звёзд, музыка вечной жизни, как свет, возникла где-то в глубинах мироздания.

И вдруг купол над ней зацвёл звёздами, и откуда-то с высот, нарастая, ширясь и крепчая, полилась музыка.

Музыка словно разлилась по всему небу, она достигла самой далёкой звезды и грянула на весь необъятный поднебесный мир.

Земля мгновенно раскисла и превратилась в суперклей.

Неизвестно, сколько бы времени мы шли, как вдруг услышали гул и увидели свет.

Порывы ветра раскачивали машину, и казалось, что она сейчас перевернётся и покатится вместе с нами, как перекати-поле!

Мы шли уже четыре часа, останавливались и стреляли в воздух, надеясь на чудо, но только свирепые льдинки, как зубы хищников, клацали у наших задубелых лиц.

Черноволосый, взъерошенный, с проступающими рёбрышками, он был похож на маленького исхудалого волчонка, и его ввалившиеся глаза постоянно искали добычу.

Коржи были пахучие, румяные. Они светились, как два маленьких посоленных солнца.

А второй корж, румяный, целёхонький, лежал на столе и призывно улыбался всей своей рожицей.

Но через некоторое время он вернулся, взял со стола остывший корж, аккуратно завернул его в чистую тряпицу и положил в дедушкин сундук, где лежали старые сапоги, мешок с самосадом и штык, привезённый с прошлой войны.

Вон, смотрите: белые облака совсем как стадо белых слонов.

Пассажиры не отрываясь смотрели на тучу, которая надвигалась на самолёт, и беспокойно переговаривались между собой.

А вон облако словно кит.

Рядом с ней на корточках сидел парень в белоснежной рубашке и в новеньких туфлях, блестящих и чёрных, как дельфинья спина.

Отсмеявшись, она решительно опускала голову, чтобы читать, но парень опять что-то говорил, и она опять смеялась, и зубы её блестели, как пена вокруг скалы и как рубашка парня.

Солнце ударило по лицу, я услышал всплеск воды, смех, голоса и увидел парня и девушку.

Не знаю почему, выныривая, я не кричал. Возможно, не успевал, возможно, язык отнимался от страха.

И слёзы наконец брызнули, как брызжут в цирке у клоунов, сильной струёй.

Он засовывал ремешок в ушки целых часов