Тезисы.
В. К. ТРЕДИАКОВСКИЙ и И.И. ХИМНИЦЕР – СТИХОТВОРЦЫ НА ВСЕ ВРЕМЕНА.
Е.С. Веретенникова
Школьник, 9 класс Д
Муниципальное бюджетное общеобразовательное учреждение г. Астрахани «Средняя общеобразовательная школа № 40», Астрахань, Россия
anya_lisped@mail.ru
Научный руководитель: С.В. Шведова
Учитель русского языка и литературы
Астраханский край - уникальный регион на карте России, расположенный на стыке Востока и Запада. Наш город подарил миру много ярких личностей, которые прославились в литературе. Ключевыми фигурами своего времени стали видные писатели эпохи Просвещения В. К. Тредиаковский и И. И. Хемницер. К сожалению, современники не оценили величину этих фигур по достоинству. В XIX веке Белинский скажет об одном из них: «Тредиаковский никогда не будет забыт, потому что родился вовремя».
В.К. Тредиаковский положил начало основным разновидностям русской лирики: патриотической («Стихи похвальные России»), любовной («Песенка любовна», политической («Ода торжественная о сдаче города Гданьска»), религиозно-философской (псалмы), жанру басни «Муха и муравей», поэмы «Тилемахида».
В середине 18 столетия ведущим стилем русской культуры становится классицизм. Классицизм сложился как законченное литературное мировоззрение во Франции в середине 18 столетия. От французов он перешел в Россию. Василий Кириллович Тредиаковский (1703-1769) - поэт и теоретик литературы, стал одним из основателей русского классицизма.
Как теоретик литературы В.К. Тредиаковский дал широко разработанную теорию жанров классицизма, выступил реформатором старого силлабического стихосложения.
Важно знать, что основа всех правил классической поэтики – разделение литературы на несмешиваемые жанры. Здесь царил своеобразный закон единства стиля. Жанры делились на «высокие», «средние» и «низкие». Вторым же устоем всего классицизма были образцы, теория подражания.
Несомненный вклад Тредиаковского в развитие русской литературы в формирование классицизма начинается с публикации «Езды в остров Любви». Непосредственное значение имеет его предисловие. В нем Тредиаковский объясняет читателям, почему он этот роман «не словенским языком перевел, но почти самым простым русским словом, то есть каковым мы меж собой говорим». Таких причин он указывает три. «Первая: язык в словенский у нас язык церковный; а сия книга мирская. Другая: язык в нынешнем веке у нас очень темен; и многие его наши читая не разумеют; а сия книга есть сладкия любви, того ради всем должна быть вразумительна. Третия: которая вам покажется может быть самая легкая, но которая у меня идет за самую важную, то есть что язык словенский ныне жесток моим ушам слышится, хотя прежде сего не только я им писывал, но и разговаривал со всеми». В «первой причине» сформулировано одно из главных требований теории классицизма - стремиться к соответствию выражаемого и выражающего, то есть к единству содержания и формы.
Под «словенским» языком Тредиаковский имел в виду «тот книжно-славянский тип языка, который был еще бесспорно доминирующим в книгах 10 - 20-х годов XVIII века» и «характерные для него формы языкового выражения». [11, с. 115]. При отказе от норм этого типа языка славянизмы сохраняли только «функцию стилистического средства как важный источник речевой выразительности, экспрессии».
Высокие книжные слова и архаизмы допускаются Тредиаковским как «поэтические вольности» в стихотворных произведениях вне зависимости от высокости их «материи».
В стилевом отношении лирика Тредиаковского представляет собой своеобразный литературный аналог языковой ситуации первых десятилетий XVIII в. В это время и в разговорном, и в литературном языке царила величайшая стилевая путаница русизмов, славянизмов, архаических и просторечных форм. То же самое положение наблюдается не только в стилистике, но и в поэтике, и в жанровом составе, и в формальных особенностях лирики Тредиаковского. Его поэзия складывается как бы из трех разнородных пластов — силлабические дореформенные стихи, стихи индивидуального метра Тредиаковского и стихи Ломоносовских метров: короткие и длинные. И каждая из этих трех групп лирики отличается присущими только ей жанрово-стилевыми свойствами.
Силлабические стихи Тредиаковского написаны в основном до середины 1730-х. Ранние свои стихотворения он издал в виде отдельного поэтического приложения к роману «Езда в остров Любви», озаглавив их «Стихи на разные случаи». Открывается сборник парой стихотворений «Песнь. Сочинена в Гамбурге к торжественному празднованию коронации…›» и «Элегия о смерти Петра I». Это именно сознательно выстроенная жанрово-тематическая и стилевая оппозиция: коронация императора – это типичный одический «случай», тема смерти и скорби является столь же традиционно элегической, причем жанр торжественной оды предполагает преобладание общественно-патриотических интонаций, а жанр элегии – доминирование личных эмоций. И то обстоятельство, что и ода, и элегия Тредиаковского тематически связаны с государственной жизнью России и посвящены русским самодержцам, только подчеркивает перекрещивание традиционных лирических эмоций в этих жанрах: «Песнь…» Тредиаковского имеет характер лирического излияния, элегия же насыщена образностью торжественной лирики; легкому разговорному стилю оды противостоит приподнятый и насыщенный старославянизмами стиль элегии.
Стихи подобраны так, что их жанрово-стилевые и тематические особенности образуют систему внутренних перекличек, аналогий и противоположностей, и основание этой системы – признак, по которому стихи между собой соотносятся – является циклообразующим началом, то есть лирическим сюжетом сборника в целом.
Диалог жанров, стилей, лирических эмоций определяет собою весь состав сборника; практически каждое стихотворение в нем имеет свою пару, синонимическую или антонимическую. Прочные парные отношения связывают между собой два образца пейзажной лирики Тредиаковского: «Песенка, которую я сочинил, еще будучи в московских школах, на мой выезд в чужие край» и «Описание грозы, бывшия в Гааге» предлагают описание двух контрастных состояний природы — весенний расцвет и грозовое ненастье, сопряженные с двумя контрастными лирическими эмоциями — радостного подъема и ужаса. Именно стихи, написанные собственным метром Тредиаковского, наиболее показательны для его индивидуальной поэтической манеры; в них сложились и основные стилевые закономерности лирики Тредиаковского, сделавшие его неповторимый стиль объектом многочисленных насмешек и пародий и послужившие главной причиной стойкой репутации Тредиаковского как плохого поэта.
Одним из первых поэт обратился к переводу эзоповых басен, сделав это с большим вкусом и творческим подъемом, введя в повествование живых героев, говорящих народным языком, близким и понятным всем. Мудрая мораль, тонкий юмор этих произведений снискали автору всемирную известность и славу.
Но современник В.К. Тредиаковского Иван Иванович Хемницер превзошел своего земляка в написании басен.
Хемницер (1745-1784) родился в Енотаевской крепости Астраханской губернии. В литературу XVIII в. Хемницер вошел как баснописец. Но в наследии Хемницера можно найти множество произведений, продолжающих традиции стихотворной сатиры его предшественников. Большая их часть была опубликована в 1873 г. Я. К. Гротом, подготовившим научное издание «Сочинений и писем» И.И.Хемницера. Между тем целый ряд текстов, относящихся к этому жанру, особенно незавершенных набросков сатир, не был включен в издание.
Большой заслугой Хемницера было то, что он преодолел архаическую тяжеловесность басенного слога своих предшественников, а также грубоватое «просторечие» сумароковских басен, создав «средний» стиль, общепонятный и доступный читателям. По сравнению с Сумароковым он вновь возвращает сатире насыщенность описательным элементам. Его сатиры утрачивают оттенок программности и публицистическую заостренность. В них нет той императивности заключений и выводов. Они более обстоятельны, особенно если иметь в виду первые произведения Хемницера. Установка на изобразительность отличает метод Хемнидера-сатирика, и в этом сказалось влияние басни.
Своеобразная локализация объектов сатирического обличения, сопровождавшаяся демократизацией исходной идеологической позиции автора и явственным тяготением функции жанра стихотворений сатиры к пародии, составляет отличительную черту метода Хемницера. В ряде случаев преемственность наблюдается в самой тематике его сатир: «Сатира I. На худых судей», «Сатира II. На худое состояние службы и что даже места раздаваемы бывают во удовольствие лихоимства». Так, в сатире I описывается атмосфера поголовного взяточничества в судах, где «до последнего с судьею все воруют. И даже сторожа и те с судьей плутуют». Целая галерея типов судей выведена перед читателем. Иногда у Хемницера вся сатира выглядит как развернутое описание. Такова, например, «Сатира на поклоны», высмеивающая укоренившийся обычай навещать с поклонами начальство по праздникам.
Частный факт чиновничьего быта, лихорадку чинопочитания и низкопоклонства Хемницер развертывает в рамках жанра стихотворной сатиры выпукло и ярко. Не случайно также другая сатира Хемницера «На корыстолюбие», оставшаяся, по-видимому, незавершенной, близка по содержанию к развернутой словесной аллегории. Установка на изобразительную картинность метода этой сатиры явствует и из сохранившегося прозаического наброска, описания аллегории «Изображение корыстолюбия», который можно рассматривать в качестве своеобразной программы сатиры, ибо связь его с нею очевидна. Использование приемов поэтики басни легко улавливается в тексте сатир, когда, как например, в «Сатире на прибыткожаждущих стихотворцев», автор, оправдывая свой отказ от написания торжественной оды, восклицает:
Нет, нет, я не хочу никак прослыть скотиной,
Вороне карканьем не петь свист соловьиный.
«Приглушенность, камерность, уравновешенность отрицания,— писал о баснях Хемницера Г. А. Гуковский, — выродившегося в общее недовольство устройством мира и человека, определяет и стилистическую позицию Хемницера. Его басни — не обвинение озлобленного сатирика, а ряд отчеканенных коротких новелл, ясных и законченных по изложению... Хемницер пишет разговорным, легким языком; но его «просторечие» — сглаженное, смягченное, очищенное дворянским вкусом; его «народность» условна, хотя все же и просторечие, и использование пословиц и т. п. открывали пути хотя бы ограниченному языковому реализму». Следует, однако, оговориться: если в лексике басен Хемницера преобладают элементы разговорного языка, то синтаксический строй их приближается больше к книжной, а не устной речи. Его язык синтаксически правилен, но лишен разговорной, интонационной свободы и разнообразия, его словарь ограничен во многом рамками книжной речи. Обороты нередко имеют слишком книжный характер: «В каком-то городе два человека жили, которы промыслом купцами оба были» («Два купца»).
Иногда встречаются весьма тяжеловесные синтаксические конструкции со сложноподчиненными предложениями. Это отяжеляло язык и стих Хемницера, связывало те живые, разговорные интонации, прорывающиеся сквозь эту грамматическую скованность. Если вернуться к словарному, лексическому отношению, язык Хемницера приближается к разговорному, включая и народное «просторечие». [7, с. 5]. Он пользуется такими словами и выражениями, как «оправить», «шел путем-дорогой», «авось», «эдак», «встужиться», «чужого не замай», «куды несчастный я поспел», «денег сто рублев», «на стать воронью поступают» и т. п. Однако он избегает нарочито грубых слов крестьянского обихода, которыми так любил уснащать свои басни Сумароков. Сплошь и рядом Хемницер включает в свои басни подлинные народные пословицы: «Заставь дурака молиться, дурак и лоб разобьет», «Святое место пусто не будет», «Многие умеют мягко стлать, да жестко спать», «И от добра добра не ищут», а также фразеологические обороты: «Челнок вам на беду, поверьте мне, я знаю», «Я чаю, что тебя послушать...». Однако, значительное место в языке Хемницера занимают и книжные, церковнославянские и архаические слова и выражения: «соседы», «войски», «лжа», «прорекатель», «учтивство». Встречаются и архаичные грамматические формы: «окончают» (от оканчивать), «охолодел» (вместо «охладел»), «глазя» (вместо «глазея») . Все это придает нередко архаический, книжный характер его словарю. Хемницер охотно насыщает свои басни словами с уменьшительными, ласкательными и увеличительными суффиксами, столь характерными для народной речи: «возище», «батюшка», «дитятко», «дружок», «молодчик», «сынок» [5, с. 4]. Нередко он прибегает к словечку «свет», которое так полюбит Крылов: «Ну, говорит, узнай, мой свет!», «Ты ошибаешься, мой свет!» Итак, в нормативную поэтику классицизма Хемницер внес новую струю, нарушив строгую иерархию жанров, переступив их традиционные границы.
Образы басенных персонажей у Хемницера не наделены сколько-нибудь реальными чертами, а остаются аллегорическими, условными, лишь иллюстрирующими то или иное моральное положение. Его львы, медведи, волки лишены тех живых, заимствованных у людей свойств, какими они обладают в баснях Крылова, а их поведение подчинено прежде всего логике аллегорического сюжета.
Учителем Хемницера был не Лафонтен, а немецкий философ-моралист и баснописец Христиан Геллерт. И многие басни Хемницера приближаются к форме именно рассказа в стихах, которые были популярны в немецкой литературе XVIII в., а не к эпиграмматически сжатой форме басни. Вслед за Геллертом он стремится к нравоучительности самой фабулы, а не к живости лаконичной басенной сценки.
Для того чтобы показать, насколько далеко ушел Хемницер от таких своих предшественников, как Сумароков или Майков, упомянем его басню «Друзья», во многом предварившей и по теме, и по исполнению крыловскую басню «Крестьянин в беде». Уже одно то, что Хемницер обратился здесь к русской жизни, к бытовому случаю, а не к традиционным сюжетным мотивам свидетельствует о большом шаге вперед, о попытке сближения литературы с жизнью.
В языке басен Хемницера борются и сталкиваются две различные языковые стихи - книжная и разговорно-«просторечная». Он еще не способен создать органическое сочетание этих двух речевых тенденций, закрепить их за определенными персонажами, сплошь, и рядом механически соединяя разные языковые сферы и лишая своих героев индивидуальной речевой характеристики. В своих же лучших баснях Хемницер преодолевает недостатки, нередко свойственные ему как баснописцу: многословность, вялость стиха, словесную невыразительность, добиваясь сжатости рассказа и изобразительной силы образов.
Мы, астраханцы, высоко ценим заслуги своих земляков и с глубоким уважением относимся к их памяти. Ежегодно проходят мероприятия, посвященные творчеству поэтов. В нашу эпоху интерес к их творчеству не уменьшился. Их эксперименты, научные изыскания в области литературы способствовали появлению отечественной критики и оригинальных произведений в разных жанрах. Большой вклад они внеси и как переводчики. Произведения Тредиаковского и Хемницера по праву заслуживают внимания самых широких кругов читателей.
Список использованных источников:
Лебедева О. Б. История русской литературы XVIII века // Творчество В. К. Тредиаковского (1703—1769). URL: https://lit.wikireading.ru/45714
Лебедева О.Б. История русской литературы XVIII века
// Драматургия и лирика А. П. Сумарокова (1717—1777). URL: https://lit.wikireading.ru/45714
Разумовская М.В. Литература XVII- XVIII веков: Учеб. пособие для вузов / Под ред. Я.Н. Засурского. Мн.: Университетское, 1989. С. 140-141
Стенник Ю.В. Русская сатира XVIII века // Глава II. Становление традиций классицистической сатиры (Жанр стихотворного сатирического послания). С 54.
Степанов В. П. и Стенник Ю. П // Русская литература ХVIII века. Библиографический указатель.
Потапов А.В. Русская литература 18 века URL: https://ote4estvo.ru/sobytiya-xvi-xviii/144-russkaya-literatura-18-veka.html
Степанов Н.Л // Иван Хемницер. URL: http://hemnitser.lit-info.ru/hemnitser/kritika/stepanov-chast-4.htm
Юсупова Ф. М. Книжно-славянский тип языка в XIV — середине XVI вв. / Ф. М. Юсупова. — Текст: непосредственный // Молодой ученый. — 2017. — № 17 (151). — С. 414-416. — URL: https://moluch.ru/archive/151/41146/
3 991
14 443 
