Вопрос 102. Основные мотивы лирики А. А. Блока

Вопрос № 102. Основные мотивы лирики А. А. Блока

I книга: «Ante lucem» («До света») (1898— 1900), «Стихи о Прекрасной Даме» (1901— 1902), «Распутья» (1902—1904);

II книга: «Город» (1904—1908), «Снежная маска» (1907), «Фаина» (1906—1908);

III книга: «Страшный мир» (1909—1916), «Возмездие» (1908—1913), «Ямбы» (1907— 1914), «Родина» (1907—1916).

Внимательный читатель обнаружит в этой «симфонической» системе одну развивающую­ся тему-мелодию: «Я вышел «до света» в душе, с гамлетовским настроением отчаяния и песси­мизма и пойду в поисках идеала через «распу­тья», тупики, через обольщения пленом «горо­да» и «снежной любовью», вступлю в «страш­ный мир», где нет идеала, и прорвусь к пушкинским «ямбам», его оптимизму, чтобы познать то, святее которого нет, — Россию».

Помимо внешней композиции, трилогия Блока организована системой мотивов, образными, лексическими и интонац. повторами, связы­вающими отдельные стихотворения и циклы в единое целое. Мотив, в отличие от темы, — категория формально-содержатель­ная: мотив в поэзии служит композиц. организации мно­жества отдельных стихотворений в ощутимое лирическое целое (генетически термин «мотив» связан с музыкальной культурой и поначалу использовался в музыковедении.

Поскольку прямые сюжетные связи между стихотворениями отсутствуют, мотив восполняет композиционную цельность сти­хотворного цикла или даже всей лирики поэта. Он создается многократно повторяющимися и варьирующимися от стихотво­рения к стихотворению лирическими ситуациями и образами (ме­тафорами, символами, цветовыми обозначениями). Ассоциатив­ный пунктир, прочерчиваемый в лирике поэта благодаря этим повторам и вариациям, выполняет структурообразующую функ­цию — объединяет стихотворения в лирическую книгу (эта роль мотива стала особенно важной в поэзии XX века).

«Стихи о Прекрасной Даме» – центральный цикл первого тома блоковской лирической трилогии. Именно эти стихи до конца жизни оставались для Блока самыми любимыми. В них отразились любовный роман молодого поэта с будущей женой Л.Д. Менделеевой и увле­чение философ. идеями В.С. Соловьева.

Первый том лирики определялся мотивами ожидания Встречи и высокого служения. Главный мотив цикла «Стихи о Прекрасной Даме» – ожидание чуда — появления Пре­красной Дамы.

«Стихи о Прекрасной Даме» принципиально многоплановы. В какой-то мере они говорят о реальных чувствах и передают историю «земной» любви. Но «земные» переживания и эпизоды личной биографии в лир. цикле Блока важны не сами по себе — они используются поэтом как материал для вдохновенного преобразования.

Сюжет «Стихов о Прекрасной Даме» — это сюжет ожидания Встречи с возлюбленной. Эта Встреча преобразит мир и героя, соединит землю с небом. Участники этого сюжета — «он» и «она». Драматизм ситуации ожидания — в противопоставлении земного и небесного, в заведомом неравенстве лирического героя и Пре­красной Дамы. В их отношениях возрождается атмосфера средне­векового рыцарства: предмет любви лир. героя вознесен на недосягаемую высоту, поведение героя определяется ритуалом самозабвенного служения. «Он» — влюбленный рыцарь, смирен­ный инок. «Она» — безмолв­ная, невидимая и неслышимая; бесплотное средоточие веры, на­дежды и любви лир. героя.

Поэт широко использует прилаг-е с семантикой неоп­ределенности и глаголы со значением безличности: «неведомые тени», «нездешние видения», «непо­стижимая тайна»; «вечер придвинется», «все узнается», «жду», «слежу», «гадаю», «направляю взор» и т.п. Герой «молча ждет», «тоскуя и любя»; ритуальность происходящего поддержана образными знаками религиозного служения — упоминаниями лампад, свечей, цер­ковной ограды.

«Вхожу я в темные храмы...»

Таинственная, волшебная, загадочная атмосфера стихотворения создается с помощью контрастной цветовой гаммы («темные» – «красные»). Эту атмосферу подчеркивает и психолог. состояние лир. героя, переданное выразит. глаголами жду, дрожу. Герой почти неподвижен, но это неподвижность напряженного ожидания, ожидания Прекрасной Дамы. Героиня стих-я лишена внешних черт, ее облик возникает лишь в воображении героя, («Только образ, лишь сон о ней», «Мне не слышны ни вздохи, ни речи»). Но сама обстановка храма, глубокие цвета, величественные имена, которыми наделяет поэт возлюбленную, яркие, благозвучные эпитеты и эмоциональное состояние героя – все это создает образ возвышенный, божественный, неземной. Героиня прекрасна в своей невоплощенности, поэтому столь значимы в стихотворении мотивы, создающие ощущение непроясненности, невидимости, – мотивы тени и сна.

«Предчувствую Тебя. Года проходят мимо...».

Мотив ожидания, становящегося все более напряженным по мере при-ближения встречи («Пред-чувствую тебя...»), соеди-няется с мотивом страха («Но страшно мне...»), что придает лир. сюжету особый драматизм, который подчер-кивается образом-символом «весь горизонт в огне», эпитетами нестерпимо, го-рестно, низко, контрасти-рующими со словами ясен, лучезарность. Страстно жаждущий вочеловечения идеала, лирический герой боится разочароваться, обмануться, ибо, обретя земное воплощение, Прекрасная Дама может оказаться несхожей с его представлениями о ней, утратит свою «идеальность», свою божественность (употребление местоимения Ты с заглавной буквы подчеркивает, что она для героя – божество). Так, рядом с желанием встречи возникают глубокие сомнения в ее осуществимости, в достижимости воссоединения земного и небесного.

«Мне страшно с Тобой встречаться...»

Стихотворение начинается с резкой антитезы: «Мне страшно с Тобой встречаться // Страшней Тебя не встречать», – и с первой же строчки в нем начинает главенствовать мотив страха. Образный строй этого стихотворения, одного из завершающих цикл, контрастно противопоставлен образному строю стихотворений «Вхожу я в темные храмы», «Я отрок, зажигаю свечи». Изменяются цвет («хмурое небо»), звук (звуки похорон), и хотя сохраняется предметный ряд, связанный с образом храма, он получает дополнительную психологическую окраску: вместо «сияния красных лампад» – «хмурое небо низко накрыло и самый храм». Строка «Ты здесь. Ты близко» выражает уверенность героя в существовании идеала, но в финальной строке («Тебя здесь нет. Ты – там») звучит отчаяние, ощущение невозможности земного воплощения Вечной Женственности. Краткие фразы и возникающие между ними паузы передают предельное волнение лирического героя. Лирический сюжет осложняется появлением «теней» («По улицам ходят тени»). В других стихотворениях цикла взгляд героя был устремлен в неземное пространство, к высшей реальности. Здесь впервые возникают еще неясные очертания реальности земной, которая мешает желанной встрече. Взор поэта все настойчивее обращается к окружающему миру; как следствие, нарастают сомнения в возможности скорого вочеловечения романтического идеала.

Герой оказывается перед выбором: остаться в мире идеальных иллюзий или окунуться в мир земных стихий. С этим моментом выбора связан завершающий 1-й том цикл с выразительным названием «Распутья».

II книга лирики определялся мотивами погружения в жиз­ненные стихии. Сознание лирического героя обращено теперь к непридуманной жизни. Она является ему в стихиях природы (цикл «Пузыри земли»), урбанистической цивилизации (цикл «Город») и земной любви («Снежная маска»). В конечном счете череда встреч героя со стихиями приводит его к встрече с миром действительности. Изменяется само представление героя о сущ­ности мира. Общая картина жизни резко усложняется: жизнь предстает в дисгармонии, это мир множества людей, драматичес­ких событий, борьбы. Важнее всего, однако, что в поле зрения героя теперь — национальная и общественная жизнь страны. Второй том лирики, соответствующий второму периоду творчества поэта, — самый сложный по структуре мотивов и многообразию интонаций (трагических и иронических, романти­ческих и «балаганных»).

«Фабрика» (1903)

Живя вблизи Выборгской стороны с ее заводами и фаб­риками, Блок еще в 1903 году пишет стихотворение «Фабрика». Среди песнопений в честь небесной любви, «жемчуговых снов наяву» внезапно появляется изображение бесправного завод­ского труда:

В соседнем доме окна жолты.
По вечерам - по вечерам
Скрипят задумчивые болты,
Подходят люди к воротам.

И глухо заперты ворота,
А на стене - а на стене
Недвижный кто-то, черный кто-то
Людей считает в тишине.

Я слышу всё с моей вершины:
Он медным голосом зовет
Согнуть измученные спины
Внизу собравшийся народ.

Они войдут и разбредутся,
Навалят на спины кули.
И в желтых окнах засмеются,
Что этих нищих провели.

Стихотворение «Фабрика» (1903) вовсе не о тяжелой доле рабочих, которых «недвижный кто-то», «черный кто-то» зовет «медным голо­сом», а о поэте, который сделал свой первый шаг к «вочеловечению», увидев людей тяжелого труда «со стороны спины» (К. Чуковский). Мир социальных контрастов не нов для поэзии сим­волистов, но у Блока он всегда содержит проти­вопоставление «измученных спин» и «жолтых окон». «Жолтые» Блок упорно пишет через «о» — для него это зловещий образ сытости и равнодушия, буржуазности и высокомерия. Все, кто «мнет белые цветы» («Сытые», 1905), нару­шает гармонию красоты и равнодушен к моль­бам о хлебе, будут вызывать у поэта негодова­ние.

Стихотворение запечатлело раздумья поэта, остановившегося в недоумении перед загадкой жизни (даже «болты» на воротах «задумчивы»). Ему мерещится образ мистический («недвижный кто-то, черный кто-то»), что усиливает трагизм происходящего. «Медный голос» врывается реальным зовом фабричного гудка, но наваждение не рассеивается: голос призывает людей не рас­прямить, а еще более согнуть «измученные спины». Поэт образно передает глубину социальных противоречий:

Они войдут и разбредутся,

И в жолтых окнах засмеются,

Навалят на спины кули,

Что этих нищих провели.

Недоговоренность и загадочность отражают растерянность поэта перед тайной социального бытия. Но интуитивно певец Прекрасной Дамы прозревает драматизм отношений труда и ка­питала. Не удивительно, что стихотворение «Фабрика» было запрещено цензурой. Так произошло одно из первых столкнове­ний Блока с социальной действительностью.

В стихах Блока, как в свое время в творчестве Некрасова, находят отражение драмы жизни обездоленных людей, постоянно происходящие в бездуш­ном буржуазном мире («Из газет», «Последний день», «Униже­ние» и др.). В стихах этого времени резко меняется лексика: поэт обра­щается к реалиям быта. Возникают образы, немыслимые для служителя Прекрасной Дамы: «Дети прислушались. Отворили двери. Толстая соседка принесла им щей...» Появляются прежде чуждые Блоку разговорные обороты речи.

«Не­знакомка» (1906)

В знаменитом стихотворении «Незнакомка» (2 том, цикл «Город») кон­трастно соотнесены «низкая» действительность (дисгармоничная картина пригорода, компания завсегдатаев дешевого рестора­на) — и «высокая» мечта лирического героя (пленительный образ Незнакомки). Однако ситуация не исчерпывается традиционным романтическим конфликтом «мечты и действительности». Дело в том, что Незнакомка одновременно и воплощение высокой кра­соты, напоминание о сохранившемся в душе героя «небесном» идеале, — и порождение «страшного мира» реальности, женщина из мира пьяниц «с глазами кроликов».

• Почему появление Незнакомки Блок предваряет описани­ем города? Опишите этот город. (Тлетворный дух, женский визг, пьяные крики, детский плач, лунный кривится диск — все это подчеркивает дисгармонию мира.)

• Почему место действия — ресторан? (Грязь, пошлость боль­шого города сконцентрированы в одном месте.)

• В строке «горячий воздух дик и глух» говорится о возду­хе? (Это об общей атмосфере города, о выжигающей пустоте и безысходности жизни, дикой и глухой толпе, о человеческой душе, глухой к красоте, истине, к самой жизни.)

• Что сближает лирического героя и Незнакомку? (Они оди­ноки, чужды этому городу.)

• Почему она одинока? (Ни добро, ни красота в этом мире не нужны.)

• Опишите Незнакомку. (Это образ иного мира, таинствен­ного и непонятного.)

• Какие ассоциации возникают с другими литературными ге­роинями? (Настасья Филипповна в «Идиоте», Соня Мармеладова в «Преступлении и наказании» Ф. Достоевского.)

Как вы понимаете последние строки «Я знаю: истина в вине»? (Латинское выражение читается уже по-другому: совпадение падежной формы слов «вино» — напиток и «вина» — состояние души позволило Блоку «обмануть» читателя. Истина не в забытьи, не в винных парах, а в раз­буженном сознании, в чувстве ответственности истинного «вочеловечения»)

• Какая главная мысль стихотворения? (Несовместимость страшного мира и красоты.)

• По вечерам над ресторанами
  Горячий воздух дик и глух,
  И правит окриками пьяными
  Весенний и тлетворный дух.
  
  Вдали над пылью переулочной,
  Над скукой загородных дач,
  Чуть золотится крендель булочной,
  И раздается детский плач.
  
  И каждый вечер, за шлагбаумами,
  Заламывая котелки,
  Среди канав гуляют с дамами
  Испытанные остряки.
  
  Над озером скрипят уключины
  И раздается женский визг,
  А в небе, ко всему приученный
  Бесмысленно кривится диск.
  
  И каждый вечер друг единственный
  В моем стакане отражен
  И влагой терпкой и таинственной
  Как я, смирен и оглушен.
  
  А рядом у соседних столиков
  Лакеи сонные торчат,
  И пьяницы с глазами кроликов
  «In vino veritas!»1 кричат.
  
  И каждый вечер, в час назначенный
  (Иль это только снится мне?),
  Девичий стан, шелками схваченный,
  В туманном движется окне.
  
  И медленно, пройдя меж пьяными,
  Всегда без спутников, одна
  Дыша духами и туманами,
  Она садится у окна.
  
  И веют древними поверьями
  Ее упругие шелка,
  И шляпа с траурными перьями,
  И в кольцах узкая рука.
  
  И странной близостью закованный,
  Смотрю за темную вуаль,
  И вижу берег очарованный
  И очарованную даль.
  
  Глухие тайны мне поручены,
  Мне чье-то солнце вручено,
  И все души моей излучины
  Пронзило терпкое вино.
  
  И перья страуса склоненные
  В моем качаются мозгу,
  И очи синие бездонные
  Цветут на дальнем берегу.
  
  В моей душе лежит сокровище,
  И ключ поручен только мне!
  Ты право, пьяное чудовище!
  Я знаю: истина в вине.

• Образ­ная структура произведения основана на антитезе: автор противо­поставляет обывательски пошлой реальности романтическую устремленность к идеалу. Контрастна и его композиция.

• Первая часть этого стих-я рисует обыденную дейст­вительность дачного пригорода. Поэт передает мещанскую пош­лость окружающего. В этот обывательский мир нисходит роман­тическая Незнакомка:

• Девичий стан, шелками схваченный,

• В туманном движется окне.

• Образ Незнакомки лишен бытовых черт, он рождает высокое вдохновение в душе поэта:

• Глухие тайны мне поручены. И перья страуса склоненные

• Мне чье-то солнце вручено, В моем качаются мозгу,

• И все души моей излучины И очи синие, бездонные,

• Пронзило терпкое вино. Цветут на дальнем берегу...

• Образ Незнакомки можно рассматривать как развитие образа Прекрасной Дамы. Но возникает он в мире кричащих противоре­чим. Герой стихотворения противопоставлен окружающей его мещанской пошлости. Но он не может вырваться из нее. Незна­комка оказывается грезой. Увлеченный мечтой, поэт лишь мыслен­но видит «берег очарованный и очарованную даль». Он обречен на одиночество, его единственный друг — собственное отражение в стакане. Так развивается мотив одиночества, отчуждения чело­века в современном мире.

• Сти­хотворение «Незнакомка»

• Шлейф, забрызганный звездами,

• Синий, синий, синий взор. А. Блок

• Стихотворение «Незнакомка» (1906), один из шедевров блоковской лирики, построено на контрасте картин и обра­зов, контрастно соотнесенных и отраженных друг в друге. Первая половина стих-я рисует картину самодоволь­ной и разнузданной пошлости, знаками которой выступают художественные детали, дающие опору и направленность ра­боте воображения. В начале стихотворения передана общая атмосфера и ее оценка лирическим героем:

• По вечерам над ресторанами

• Горячий воздух дик и глух,

• И правит окриками пьяными

• Весенний и тлетворный дух.

• Конкретизация картины разворачивается как ряд цвето­вых и звуковых деталей, воплощающих пошлость (2-4-я стро­фы). Самые конкр. и в то же время обобщенные, с убий­ственно-иронической подсветкой, детали даны в 3-4-й строфах:

• Среди канав гуляют с дамами
  Испытанные остряки.

• Над озером скрипят уключины,

• И раздается женский визг...

• Прозвучавшая вначале оценка этого стиля жизни, ее от­вратит. лица подтверждается поэт. формулой ассоциат.-метафорич. характера, в которой угады­вается намек на то, что лирический герой согласен с такой оценкой:

• А в небе, ко всему приученный,

• Бессмысленно кривится диск.

• Ведь это глазами лирического героя увидены картинки, от которых даже лунный диск кривится, пораженный их нестер­пимой пошлостью.

• Следующие две строфы — переход к другой картине, пря­мо противопоставленной окружающей пошлости. Мотив этих двух строф — отчаяние от одиночества лирического героя. Оно звучит в смиренном и горьком признании:

• И каждый вечер друг единственный

• В моем стакане отражен

• И влагой терпкой и таинственной,

• Как я, смирен и оглушен.

• Кто этот друг, отраженный «в стакане»? Тот же «я»? Так же «смирен и оглушен»?

• Следующая строфа («А рядом у соседних столиков Лакеи сонные торчат») по колориту близка общей картине, нари­сованной в первой части стихотворения, — продолжается та же тема пошлости, только на свой лад, которую отвергает лирический герой.

• Во второй части стихотворения возникает контрастный образ Незнакомки. «Мостик» к нему переброшен почти пол­ным созвучием слов и полным совпадением ритмического рисунка:

• И каждый вечер, в час назначенный

• (Иль это только снится мне?),

• Девичий стан, шелками схваченный,

• В туманном движется окне.

• Этот контрастный образ, исполненный такой пленитель­ной поэзии, очищенный возвышенным поэтическим воспри­ятием лирического героя, вобрал в себя приметы цивилизо­ванного человеческого мира, и обаяние природы, и таин­ственную прелесть народной фантазии.

• Дыша духами и туманами, Ее упругие шелка,

• Она садится у окна. И шляпа с траурными перьями,

• И веют древними поверьями И в кольцах узкая рука.

• Грязь окружающей пошлой обстановки не прикасается к ней, она как бы парит над нею, отделенная молчаливым оди­ночеством, своими «траурными перьями». Она как посланни­ца иного мира, чуждая всем и всему, как воплощенная По­эзия, Женственность. А может, это не реальная Незнакомка, а только греза поэта, образ, созданный его воображением? («Иль это только снится мне?») Но эта Незнакомка-мечта близка поэту — «И странной близостью закованный, Смотрю за темную вуаль...».

• За этим реальным или воображаемым обликом (что, в конце концов, неважно) лирическому герою видится «берег очарованный и очарованная даль». Эта ассоциация приобре­тает значение символа как реально существующей возможно­сти приплыть (помните пушкинское «Куда ж нам плыть?») к другому берегу жизни, уйти в «очарованную даль» от пошло­сти, которая минуту назад казалась непобедимой.

• Поэтическая интуиция, художническая проницательность помогают ему угадать, дорисовать в воображении ее душев­ное состояние, ее прошлое и настоящее — то, что тайна для всех. И он гордится этой своей посвященностью в чужие тай­ны, воспринимая их как «чье-то солнце», как дар, который нужно бережно хранить.

• Глухие тайны мне поручены,

• Мне чье-то солнце вручено...

• Солнце — символ Женственности, символ счастья, люб­ви. И откровение, чувствование, понимание этой своей по­священности рождает у лирического героя такое сильное ощущение, как будто «все души моей излучины Пронзило терпкое вино». Но это вино поэзии, в которой забрезжила возможность выплыть туда, где «очи синие, бездонные Цве­тут на дальнем берегу». Берег тоже символ у Блока, значение которого — новая жизнь, новые открытия, новое понимание жизни и поэзии.

• Пленительность образа Незнакомки, плененность ее по­этическим и таким печальным обликом выражена очень дос­товерно, настолько конкретно-зрительно, что нарисовать эту картину в воображении ребятам будет нетрудно.

• И перья страуса склоненные

• В моем качаются мозгу...

• (Так и видится наклонившаяся головка в шляпе с перьями.)

• Последняя строфа стихотворения вся построена на осмыс­лении происшедшего в душе переворота и переосмыслении устоявшегося, привычного. Намек, ассоциация здесь живут в единстве, подкрепляя и раскрывая друг друга.

• Угаданная тайна, открывшаяся возможность другой жиз­ни «на дальнем берегу», вдали от реальной пошлости, при­нимаемой всеми, на берегу поэтического видения, воспри­нимается как вновь обретенное «сокровище», «И ключ пору­чен только мне!». Вино открытия, откровения, ударившее в голову как вновь обретенная вера и надежда, позволяет вос­кликнуть:

• Ты право, пьяное чудовище!

• Я знаю: истина в вине.

• Пьяное чудовище таковым и остается (не зря оно «чудо­вище»), но открытие поэзии, посвященность в тайны очаро­вания другого мира, пусть и в воображении, утверждается как истина. Таким образом, красота, истина и поэзия оказы­ваются связанными в неразделимом единстве.

• «Страшному миру» обывательщины и мещанства поэт стре­мится противопоставить красоту лучших человеческих чувств — любви, верности. Однако и реальное счастье видится поэту лишь в прошлом: «Но час настал, и ты ушла из дому». Завернувшись в «синий плащ», любимая ушла в «сырую ночь» — между этими двумя образными полюсами драматически развивается лири­ческий сюжет стихотворения «О доблестях, о подвигах, о славе...». / Это психологически глубокое стихотворение дает пример заме­чательной музыкальной инструментовки. Эмоциональные повторы подчеркивают непрерывность страданий, безысходность одино­чества («И вспомнил я... И звал тебя... Я звал тебя... Я слезы лил...»). Те дни, когда лицо любимой «сияло», сменили иные, страшные дни, крутящиеся «проклятым роем». Образ «проклятого роя» становится одним из ключевых в стихотворении, контра­стируя с «синим плащом» прошлого, сливаясь с образом «сырой ночи». Дни подобны ночи, жизнь кажется сном («я крепко сплю»). Словно в отчаянии, поэт повторяет монотонно: «Не снизошла... ушла.:, нашла... ушла... прошла...» В заключительной строфе автор словно хочет повторить первую строку стихотворения; но он уже не думает о доблести и подвигах, он ищет хотя бы нежно­сти, но не находит и ее.

• «О, весна без конца и без края...»

• Одно из принципиальных стихотворений второго тома — «О, весна без конца и без края...».

• О, весна без конца и без краю -
  Без конца и без краю мечта!
  Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!
  И приветствую звоном щита!
  
  Принимаю тебя, неудача,
  И удача, тебе мой привет!
  В заколдованной области плача,
  В тайне смеха - позорного нет!
  
  Принимаю бессонные споры,
  Утро в завесах темных окна,
  Чтоб мои воспаленные взоры
  Раздражала, пьянила весна!
  
  Принимаю пустынные веси!
  И колодцы земных городов!
  Осветленный простор поднебесий
  И томления рабьих трудов!
  
  И встречаю тебя у порога -
  С буйным ветром в змеиных кудрях,
  С неразгаданным именем бога
  На холодных и сжатых губах...
  
  Перед этой враждующей встречей
  Никогда я не брошу щита...
  Никогда не откроешь ты плечи...
  Но над нами - хмельная мечта!
  
  И смотрю, и вражду измеряю,
  Ненавидя, кляня и любя:
  За мученья, за гибель - я знаю -
  Все равно: принимаю тебя!

• В нем развивается один из важней­ших мотивов лирики Блока — «и отвращение от жизни, и к ней безумная любовь». Жизнь открывается лирическому герою во всей неприглядности («томления рабьих трудов», «колодцы зем­ных городов», «плач», «неудача»). И все же реакция героя на все проявления дисгармонии далека от однозначного неприятия. «Принимаю» — вот волевое решение лирического героя. Но это не пассивное смирение перед неизбежностью: герой предстает в облике воина, он готов противостоять несовершенству мира.

• Каким же выходит лирический герой из испытаний стихия­ми? Ему свойственно смело познавать жизнь, ни от чего не отре­каться, испытать все напряжение страстей — во имя полноты познания жизни, принять ее такой, какая она есть — в сопряже­нии «прекрасного» и «страшного» начал, но вести вечный бой за ее совершенство. Лирический герой теперь «мужественно глядит в лицо миру». «В конце пути», как писал поэт в предисловии к сборнику «Земля в снегу», для него «расстилается одна вечная и бескрайная равнина — изначальная родина, может быть, сама Россия».

• «О доблестях, о подвигах, о славе...» (1908)

• Переходя к теме любви, можно сказать ребятам, что фи­лософичность, как черта таланта, накладывает отпечаток на способ реализации у поэта любой темы. Личные пережива­ния, воплощенные в стихах, приобретают общечеловеческий характер и становятся школой чувств. В начале творческого пути любимая ассоциировалась с Прекрасной Дамой, служе­ние которой поэт выбрал как свой жизненный удел, молился ей, как святыне. Вечная Женственность, Вечная Жена, Кра­сота Истины и Добра — все воплотилось в Любимой. По мно­гим стихам 1902—1908 годов можно проследить эволюцию этой темы, развитие ассоциативных связей с другими темами и всем многообразием жизненных наблюдений, отразившихся в поэзии А. Блока. Грустное стихотворение «О доблестях, о подвигах, о славе...» (1908) напоминает чем-то пушкинское «Я помню чудное мгновенье...», только его лейтмотив — по­гибшая любовь, расставание, невозвратность и невосполнимость жизненной утраты:

• О доблестях, о подвигах, о славе

• Я забывал на горестной земле,

• Когда твое лицо в простой оправе

• Передо мной сияло на столе.

• Но час настал, и ты ушла из дому.

• Я бросил в ночь заветное кольцо.

• Ты отдала свою судьбу другому,

• И я забыл прекрасное лицо.

• Летели дни, крутясь проклятым роем...

• Вино и страсть терзали жизнь мою...

• И вспомнил я тебя пред аналоем,

• И звал тебя, как молодость свою...

• Я звал тебя, но ты не оглянулась,

• Я слезы лил, но ты не снизошла.

• Ты в синий плащ печально завернулась,

• В сырую ночь ты из дому ушла.

• Не знаю, где приют своей гордыне

• Ты, милая, ты, нежная, нашла...

• Я крепко сплю, мне снится, плащ твой синий,

• В котором ты в сырую ночь ушла...

• Уж не мечтать о нежности, о славе,

• Все миновалось, молодость прошла?

• Твое лицо в его простой оправе

• Своей рукой убрал я со стола.

• Трагична судьба человека, утратившего счастье любви. Состояние влюбленности и взаимной любви вспоминается как высшая гармония, как счастье, потерянное навсегда. И нет «на горестной земле» места для мечтаний. В сердце лирическо­го героя нежность и любовь, беспокойство о судьбе люби­мой, уважение к женской гордости (гордыне?) остались, но все погибло. Воспоминание могло вернуть, но не вернуло солнца любви:

• И вспомнил я тебя пред аналоем,

• И звал тебя, как молодость свою...

• Я слезы лил, но ты не снизошла.

• Ты в синий плащ печально завернулась,

• В сырую ночь ты из дому ушла.

• Символический синий цвет, «сырая ночь» воспринима­ются и осмысливаются как измена, беспросветность, горест­ное одиночество:

• Я крепко сплю, мне снится плащ твой синий,

• В котором ты в сырую ночь ушла.

• Лирический герой смиряется с потерей счастья, былого вернуть нельзя, поэтому

• Твое лицо в его простой оправе

• Своей рукой убрал я со стола.

• В третьем томе «романа в стихах» синтезированы и переос­мыслены важнейшие мотивы первых двух частей трилогии. Он открывается циклом «Страшный мир». Ведущий мотив цикла — омертвение мира современной городской цивилизации. Лаконич­ный выразительный образ этой цивилизации представлен знаме­нитым стихотворением « Ночь, улица, фонарь, аптека...». В орбиту этих сил духовной смерти попадает и лирический герой: он траги­чески переживает собственную греховность, в его душе нарастает ощущение смертельной усталости. Даже любовь теперь — чувство мучительное, оно не избавляет от одиночества, а только обостряет его. Вот почему лирический герой осознает как греховные поиски личного счастья. Счастье в «страшном мире» чревато душевной черствостью, моральной глухотой. Ощущение безысходности при­обретает у героя всеохватный, космический характер:

• Миры летят. Года летят. Пустая

• Вселенная глядит в нас мраком глаз.

• А ты, душа, усталая, глухая,

• О счастии твердишь который раз?

• В третьем томе — цикл «Родина» — вершина «трилогии вочеловечения». В стихах о России ведущая роль принадлежит мотивам истори­ческих судеб страны: смысловое ядро патриотической лирики Блока составляет цикл «На поле Куликовом». Куликовская битва в восприятии поэта — символическое событие, которому суждено возвращение. Поэтому столь важна в этих стихах лексика с семан­тикой возврата, повтора: «За Непрядвой лебеди кричали, / И опять, опять они кричат...»; «Опять с вековою тоскою / Пригну­лись к земле ковыли»; «Опять над полем Куликовым / Взошла и расточилась мгла...». Тем самым обнажаются нити, связываю­щие историю с современностью.

• Стихотворения строятся на противопоставлении двух миров. Лирический герой предстает здесь безымянным воином войска Дмитрия Донского. Тем самым личная судьба героя отождествля­ется с судьбой Родины, он готов погибнуть за нее. Но в стихах ощутима и надежда на победное и светлое будущее: «Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами / Степную даль».

• Другой знаменитый образец патриотической лирики Бло­ка — стихотворение «Россия» — начинается все тем же наречием «опять». Эта лексическая частность заслуживает комментария. Лирический герой трилогии уже прошел огромный путь — от неоформленных предчувствий грандиозных свершений — к ясно­му пониманию своего долга, от ожидания встречи с Прекрасной Дамой — к реальной встрече с «прекрасным и яростным» миром народной жизни. Но сам образ родины в восприятии лирического героя напоминает о прежних воплощениях его идеала. «Нищая Россия» наделена в стихотворении человеческими чертами. По­дробности лирического пейзажа «перетекают» в портретные дета­ли: «А ты все та же — лес да поле, / Да плат узорный до бровей». Выразительны портретные штрихи облика Руси в другом стихо­творении цикла — «Новая Америка»: «Шопотливые, тихие речи, / Запылавшие щеки твои...».

• «.. .Две любви — к единственной женщине и к единствен­ной на земле стране, Родине — два высших божественных зова жизни, две главные человеческие необходимости, которые, по Блоку, имеют общую природу... И та, и другая любовь драматич­ны, в каждой свое неизбежное страдание, свой «крест», и поэт «бережно» несет его через всю жизнь...» —подчеркивает Л. А. Колобаева.

• Важнейший мотив стихов о Родине — мотив пути («До боли / Нам ясен долгий путь!»). В финале лирической трилогии это общий для героя и его страны «крестный» путь. Чтобы подвести итоги трилогии, воспользуемся формулой одного из крупнейших блоковедов — Д.Е. Максимова: «Путь Блока предстает... как некое восхождение, в котором «отвлеченное» становится «кон­кретнее», неясное — яснее, уединенное срастается с общенарод­ным, вневременное, вечное — с историческим, в пассивном за­рождается активное».

• Даже когда лирика Блока говорила, казалось бы, всего только о частном, интимном, личном, ибо в ней сквозь личное, неповторимое прорывается великое, мировое. «Единство с миром» — этот мотив, общий для всей лирики Блока, — необычайно важно для понимания значения произведений Блока, его творчества, даже выходящего за рамки непосредственного отклика на то или иное событие. 
  Поэт, исследовал многие области человеческих отношений и переживаний, на себе испытывал весь цикл чувств, страстей, стремлений, мужал и закалялся в испытаниях и борьбе — все это составляет содержание того «романа в стихах», каким и является лирика Блока, взятая в целом: 

• Благословляю все, что было, 
  Я лучшей доли не искал. 
  О сердце, сколько ты любило! 
  О разум, сколько ты пылал! 
  Пускай и счастие, и муки 
  Свой горький положили след, 
  Но в страстной буре, в долгой скуке — 
  Я не утратил прежний свет... 

9