Вопрос 127. Лирика А. Т. Твардовского

Вопрос № 127. Лирика. Размышление о настоящем и будущем Родины. Чувство сопричастности к истории страны, утверждение нравственных ценностей. Желание понять истоки побед и потерь советского народа. Открытость, искренность и честность поэта в разговоре с читателем

«Памяти матери»

«Слово о словах»

«Утро»

«Кружились белые березки...»

«О Родине»

«Жестокая память»

«Вся суть в одном-единственном завете...»

«Памяти Гагарина»

«О сущем»

«Московское утро»

«Не хожен путь...»

«На дне моей жизни...»

1. стих-я)

В 1920-1930-е гг. важнейшими темами поэзии Твардов­ского становятся такие, как советская действительность, изме­нения в жизни села, будни и праздники деревенских жите­лей, русская природа, любовные переживания молодого чело­века.

Твардовский создает в стихотворении «Ивушка» (1938) яркий образ деревенского жителя, наделенного своими чудинками и достоинствами. В начале стихотворения дед Ива характеризуется поэтом как добродуш­ный старик, «говорун и весельчак», «балагур», а главное — «знаменитый табакур». По ходу произведения акцент смеща­ется в сторону раскрытия профессиональных качеств героя. Ивушка — печник — настоящий мастер своего дела («Золотые были руки»), обладающий необыкновенным трудолюбием («Сколько есть печей в округе — / Это Ивушка сложил»). Зная толк в своей работе, печник при этом остается очень скромным человеком («не хвастливо / жил»). В образе Ивы Твардовский поэтизирует обычного деревенского труженика, на первый взгляд, незначительного, но оставляющего свой заметный след на земле.

Тема войны занимает центральное место в лирике Твар­довского 1941-1945 гг. (стихотворения «Сержант Василий Мысенков», «Рассказ танкиста», «Бойцу Южного фронта», «Баллада о товарище», «Партизанам Смоленщины», «Армей­ский сапожник», «Со слов старушки», «Минское шоссе» и др.). К ней поэт часто обращается и в последующие годы (стихотво­рения «Я. убит подо Ржевом», «Москва», «Сыну погибшего воина», «Я знаю, никакой моей вины...», «Лежат они, глухие и немые...» и др.).

Чувство сопричастности к истории страны

Обращение к прошлому, к памяти позволяет постичь высшие моменты бытия. Представление о нем создают те «подвижные картины», с которых начинается стихотворение «Жестокая память» (1951). Обращает на себя внимание лиризм воспоминаний, переданный в мягком, неторопливом, певучем звучании стиха. Но «Жестокая память» — это и стихи, впитавшие в себя напряжение и драму истории, иные подробности и приметы времени: «окопная маскировка», «дым горячих воронок», «угарная пыль похода», «соль солдатской спины», «сражений грохочущий вал». Все это вбирает в себя метафорический образ потрясающей силы: Июль сорок первого года, Кипящее лето войны.

Стихи А. Твардовского военных лет — это хроника фронтовой жизни, состоявшей не только из героических подвигов, но и из армейского, военного быта (“Армейский сапожник” (1942)), и лирические взволнованные воспоминания о родной Смоленщине, ограбленной и оскорбленной врагами земле.

В стихах поэта военных лет звучит и философское осмысление человеческой судьбы в дни всенародной трагедии. Стихотворение “Две строчки” (1943) навеяно фактом корреспондентской биографии Твардовского: две строчки из записной книжки напомнили ему о бойце-парнишке, которого видел он убитым, лежащим на льду еще в ту незнаменитую войну с Финляндией, что предшествовала Великой Отечественной. И подвига он не совершил, и война незнаменитая, но жизнь ему была дана единственная — через нее-то и постигает художник подлинную трагедию всякой войны, возникает пронзительное по силе лиризма ощущение необратимости потери:

    Мне жалко той судьбы далекой,

    Как будто мертвый, одинокий

Как будто это я лежу...

Стихотворение «Я убит подо Ржевом...» написано в 1945-1946 годах. Все стихотворение — это страстный монолог мертвого, его обращение к живым. Обращение с того света, обращение, на которое имеет право лишь мертвый — так судить о живых, так строго требовать от них ответа.

Парадоксальная первая строчка обращения мертвого человека к живым сразу определяет весь тон произведения. Пребывание в небытии, там, «где корни слепые ищут корма во тьме», «где с облачком пыли ходит рожь на холме» описано просто и безнадежно. Смерть по Твардовскому – это место, откуда не возвращаются. Отрада у мертвых одна: «Что недаром боролись Мы за Родину-мать».

Большинство глаголов стоит во мн. числе, что указывает на обобщение: падший воин говорит от лица всех погибших.  Форма первого лица показалась автору наиболее соответственной идее единства живых и павших «ради жизни на земле».

Погибший солдат видит себя лишь «частицей народного целого» и его волнует, равно как и всех, чьи «очи померкли», все, что свершилось потом, после него. Робкая надежда на то, что «исполнится слово клятвы святой», вырастает в прочную веру — наконец-то попрана «крепость вражьей земли», настал долгожданный День Победы.

Название стихотворения «Лежат они, глухие и немые…» (1966) возвращают нас в памятную, тяжелейшую пору, которую переживала страна.

Фронт горел, не стихая,

Как на теле рубец.

Этот месяц был страшен.

Было все на кону.

Слова эти написаны с полной достоверностью — и чисто внешней, и психологической. Это ощущение человека, который был сам участником событий, когда «было все на кону», когда «решалась судьба Отечества» в стихе. В стихотворении  авторское присутствие проявляется в элегическом звучании стихотворной фразы, щемяще-грустной интонации, в выборе слова:

Лежат они, глухие и немые,

Под грузом плотной от годов земли —

И юноши, и люди пожилые,

Что на войну вслед за детьми пошли,

И женщины, и девушки-девчонки,

Подружки, сестры наши, медсестренки,

Что шли на смерть и повстречались с ней…

Главная, самая больная для поэта тема — тема исторической памяти – пронизывает его лирику 50—60-х годов. Погибшим на войне посвящено стихотворение «Я знаю, никакой моей ви­ны» (1966), которое смело можно назвать одной из вершин русской лирики XX века:

Я знаю, никакой моей вины

В том, что другие не пришли с войны.

В том, что они, кто старше, кто моложе —

Остались там и не о том же речь,

Что я их мог, но не сумел сберечь —

Речь не о том, но все же, все же, все же...

В стихотворении «Я знаю, никакой моей вины...» проблема войны рассматривается уже с точки зрения живого, вернувшегося с фронта человека. Чувство вины и ответственности за окружающих - главное в стихотворении. Повисающая концовка «все же, все же, все же...» только усугубляет ощущение безысходности. Лирический герой задается риторическим вопросом: мог ли он сберечь тех, кто не пришел с войны? Конечно, нет, но чувство вины не оставляет героя и автора.

За открытым финалом, стихотворения — целый мир человеческих переживаний; целая философия, которая могла сформироваться у людей, чье поколение вынесло столько страшных и жестоких испытаний, что каждый выживший ощущал это как чудо или награду, может быть, незаслуженную. Но особенно остро переживает поэт те этапы истории, которые перечеркнули жизнь его семьи, его родителей. В этом и позднее покаяние, и осознание личной вины, и высокое мужество художника.

Стихотворение лаконичное и потому особенно пронзи­тельное. Оно построено как лирический моно­лог, где настроение колеблется между двумя чувствами: с одной стороны, автор убеждает себя в своей полной невиновности перед павшими на полях Великой Отечественной войны, с дру­гой же — в последней строке пробивается то по­каянное ощущение своей вины, которое свойст­венно всем совестливым людям.

Стихотворение отличает лексическая просто­та, отсутствие каких-либо изобразительных эф­фектов.

История создания стихотворения «В тот день, когда окончилась война…» по-своему замечательна. В стихотворении ситуация драматизирована: происходящее не описывается, а развертывается перед нами. Исторические воспоминания о «том дне» пережиты Твардовским глубоко лично. Это трагедийное повествование, в котором поэт развивает тему «большой разлуки», «великого прощания». Стихотворение обретает летописную трагедийную торжественность и значительность. По мере развития темы усиливается эмоциональное напряжение стиха. В эпически мерном движении строк мы чувствуем элегическую печаль, которая имеет действенную силу катарсиса:

И только здесь, в особый этот миг,

Исполненный величья и печали,

Мы отделялись навсегда от них:

Нас эти залпы с ними разлучали.

Замечательным стихотворением является размышление «О Родине», где автор размышляет, где бы ему было лучше родиться: «у тёплого моря в Крыму», «в Сибири, на Дальнем Востоке» и т.д. В итоге он приходит к выводу:

А только и прежде и ныне 

Милей мне моя сторона — 

По той по одной лишь причине, 

Что жизнь достается одна.

Утверждение нравственных ценностей

В цикле «Памяти матери» (1965) помимо темы забвения всплывает также и проблема смерти и преемственности поколений. Все произведение проникнуто грустью и безысходностью: лирический герой навсегда прощается с умершей матерью.

В сознании лирического героя образ матери вызывает мысли

• об отдалении повзрослевших детей от матери, нечутко­сти к ней, неумении быть благодарными, сохранять прежнюю душевную близость, поддерживать родственные связи (стихо­творение «Прощаемся мы с матерями»);

• о тяжелой судьбе тех русских женщин, на долю которых в сталинские времена выпа­ло испытание ссылкой (стихотворение «В краю, куда их вывезли гуртом», «Ты откуда эту песню...»);

• о невосполнимости потери матери, тяжести ощущения ее утраты («Как не спеша садовники орудуют»).

Цикл «Памяти матери» был написан Твардовским в 1965 году, после смерти матери.

Цикл состоит из четырех стих-й, объединенных общим названием и общей темой — ис­торией жизни матери.

Открывает цикл стихотворение «Прощаемся мы с матерями», в котором развивается драмати­ческая тема разлуки сыновей с матерями. Оно представляет собой своеобразный зачин, который задает напряженный тон всему циклу.

Второе стихотворение — «В краю, куда их вывезли гуртом». Оно построено на реальных фак­тах: семья Твардовских была выслана в североуральскую тайгу. Это событие и нашло отображение в стихотворении. Два центральных образа — северная тайга, где глухие и нелюдимые «леса без краю и конца» и взгорок с «березами кудрявыми» — противопоставлены друг другу и отражают трагедию человека, навсегда оторванного от «малой» родины.

В третьем стихотворении — «Как не спеша садовники орудуют» — тоже звучит мотив разлу­ки. В центре — тема последнего прощания. Лирический герой ловит себя на постыдном желании ускорить печальную процедуру, которую с «пожарным навыком» проделывают могильщики.

Ведь ты им сам готов помочь, Чтоб только все — еще короче.

Стихотворение, замыкающее цикл, подхватывает тему прощания. Эпиграфом к нему служат слова из народной песни, повествующей о разлуке дочери, выходящей замуж, с матерью. В связи с этим возникает образ перевозчика-водогребщика. Однако с развитием лирического сюжета образ перевозчика трансформируется: сначала это «парень молодой», а в последней строфе уже «ста­ричок седой». Таким образом, он приобретает черты мифологического Харона и возникает тема «последнего перевоза».

В своей лирике Твардовский утверждает непреходящее значение нравственных ценностей, необходимость неразрывной связи поколений, необходимость воспитывать в себе чувство ответственности за происходящее.

Открытость, искренность и честность поэта в разговоре с читателем

Традиционная в русской литературе тема «О поэте и поэзии» получила в лирике Твардовского неординарное решение. Следует прежде всего отметить ее исповедальный характер. В стихах на эту тему чаще всего обозначается ситуация: «поэт наедине с самим собой». Она неоднозначна, что сказывается на интонации, выборе слов, на характере авторской исповеди.

В стихотворении «Изведав жар такой работы…» поэт показан в минуты вдохновения. Две короткие строфы, убыстренный ритм стиха, слова в один-два слога словно бы «подгоняют» друг друга; поэт в волнении торопится записать их — все это помогает понять состояние лирического героя.

Изведав жар такой работы,

Когда часы быстрей минут,

Когда забудешь, где ты, что ты,

И кто, и как тебя зовут;

Когда весь мир как будто внове

И дорога до смерти жизнь...

   В стихотворении «Стой, говорю: всему помеха…» поэт показан в ином состоянии. Он резок, категоричен, бескомпромиссен по отношению к себе. Он вершит бесстрашный суд над собой.

Стой, говорю: всему помеха —

То, что, к перу садясь за стол,

Ты страсти мелочной успеха

На этот раз не поборол.

Ты не свободен был. И даже

Стремился славу подкрепить…

Прочь этот прах, расчет порочный…

И здесь сюжет лирического стихотворения приобретает не фабульную, а психологическую остроту. Причем началом стихотворения служит сама кульминация чувств, непосредственно вводящая в мир волнующих поэта мыслей: «мелочные страсти», «успех», «слава», «расчет порочный» — все это мнимые ценности, «прах», они делают поэта несвободным. Такая открытость в выражении поэтического чувства не может не найти отклик в душе читателя. Он почувствует эмоциональный контраст, на котором строится это стихотворение. Резкие фразы первой строфы («Стой…», «Прочь…») сменяются плавными строчками второй части стихотворения, в которой высказаны заветные желания:

А только б сладить со строкой.

А только б некий луч словесный

Узреть, не зримый никому,

Извлечь его из тьмы словесной

И удивиться самому.

И вздрогнуть, веря и не веря

Внезапной радости своей,

Боясь находки, как потери,

Что с каждым разом все больней.

Счастлив бывает поэт в те минуты, когда ему это удается. Такой мотив получил свое развитие в стихотворении «Не хожен путь…» (1959):

Не хожен путь,

И не прост подъем.

Но будь ты большим иль малым,

А только - вперед

За бегущим днем,

Как за огневым валом.

За ним, за ним -

Не тебе одному

Бедой грозит передышка -

За валом огня.

И плотней к нему.

Сробел и отстал - крышка!

Такая служба твоя, поэт,

И весь ты в ней без остатка.

- А страшно все же?

- Еще бы - нет!

И страшно порой.

Да - сладко!

Нравственное кредо поэта выражены в стихотворениях «О сущем», «Вся суть в одном-единственном завете…», «Час мой утренний, час контрольный…», «Собратьям по перу», «Не много надобно труда», «Слово о словах», «Моим критикам». Эти стихи полны духовного смысла. Они — «мера личности» поэта.

В стих-и «Вся суть в одном-единственном завете…» (1958) утверждается высокое, общезначимое. Твардовский видит смысл собственного творчества в полной самоотдаче, способности донести до других от­крывшуюся поэту истину:

Вся суть в одном-единственном завете:

То, что скажу, до времени тая,

Я это знаю лучше всех на свете -

Живых и мертвых, — знаю только я.

Сказать то слово никому другому

Я никогда бы ни за что не мог,

Передоверить. Даже Льву Толстому -

Нельзя. Не скажет, пусть себе он бог.

А я лишь смертный. За свое в ответе,

Я об одном при жизни хлопочу:

О том, что знаю лучше всех на свете,

Сказать хочу. И так, как я хочу.

      Заметим, что признания, которым сообщена сила афоризма, Твардовский ставит в конец стихотворения. Тем самым концовку он делает ударной, лирическое напряжение идет не на спад, а к своему усилению. Перед нами предстает личность незаурядная. Каждое сказанное здесь слово — о высоком назначении человека, о смысле и цели его жизни, долге, совести, ответственности.

Этические вопросы поднимаются поэтом в стихотворениях «К обидам горьким собствен-ной персоны...» (1968). По сути, это стихотворение – это совет умудренного опытом человека, поэта следующим поколениям. Основной девиз: «быть самим собой», «найти себя в себе самом // И не терять из виду». Твардовский учит быть твердым, не соступать со своей тропы, быть суровым к себе, а не к людям, любить свой труд и честно работать.

К обидам горьким собственной персоны

Не призывать участье добрых душ.

Жить, как живешь, своей страдой бессонной, —

Взялся за гуж — не говори: не дюж.

«Мера личности» поэта обнаружила себя в каждой строке этого стихотворения, наполняя глубоким смыслом девиз: «Быть самим собой!» Ключевая мысль стихотворения выражена в чеканных формулировках:

С тропы своей ни в чем не соступая,

Не отступая — быть самим собой.

Так со своей управиться судьбой,

Чтоб в ней себя нашла судьба любая

И чью-то душу отпустила боль.

Едва ли не самое важное из всех касающихся темы поэта и поэзии стихотворений - «Слово о словах» (1962). Оно продиктовано острой тревогой за судьбу отечественной литературы, призывом бороться за ценность и действенность каждого слова. Сколько рукописей Твардовский-редактор отвергал из-за пустословья и сколько других, им подобных, увидело всё-таки свет, пройдя через руки менее взыскательных редакторов!

Действительно, если поэт, не дожидаясь, когда бы «серьезные причины для речи вызрели в груди», спешит во что бы то ни стало «откликнуться» на последнее событие, то его слова, «повторяемые всуе, теряют вес, как мухи, мрут», превращаются в «словеса», и с вечевых башен вместо призывного набата разносится лишь «дурной трезвон». Еще хуже, когда автором, особенно уже признанным и прославленным, овладевает «расчет порочный»: он не в состоянии побороть «страсти мелочной успеха», стремится «славу подкрепить:

Мне горек твой упрёк напрасный.
Но я в тревоге всякий раз:
Я знаю, как слова опасны,
Как могут быть вредны подчас;

Как перед миром, потрясённым
Величьем подвигов твоих,
Они, слова, дурным трезвоном
Смущают мёртвых и живых;

Как, обольщая нас окраской,
Слова - труха, слова - утиль
В иных устах до пошлой сказки
Низводят сказочную быль.

И я, чей хлеб насущный - слово,
Основа всех моих основ,
Я за такой устав суровый,
Чтоб ограничить трату слов;

Чтоб сердце кровью их питало,
Чтоб разум их живой смыкал;
Чтоб не транжирить как попало
Из капиталов капитал;

Чтоб не мешать зерна с половой,
Самим себе в глаза пыля;
Чтоб шло в расчёт любое слово
По курсу твёрдого рубля.

Оно не звук окостенелый,
Не просто некий матерьял, -
Нет, слово - это тоже дело,
Как Ленин часто повторял.

В 1959 году он напечатал довольно крупное стихотворение «Московское утро» (1957-1959). Да, при всем своем мужестве, энергии и воле Твардовский все-таки не был лишен некоторых человеческих слабостей и знал, что «в слабости, в унынье» может порой не устоять против пагубного для поэзии соблазна. Но великое его достоинство в том, что он не страшился признавать свои слабости и беспощадно осуждать себя за них. Именно поэтому он чувствовал свое моральное право указывать другим на их огрехи. Поэт, называя главным редактором всей литературы «великое время», восклицает:

Ах время, родное,

великое время,

Солгу по расчету -

лупи меня в темя!

А если подчас

отступлюсь ненароком -

Учи меня мудрым

уроком-упреком.

Поздняя лирики Твардовского: в поздний период творчества, как и ранее, поэт ориентируется на простоту и ясность языка. Однако в лирике Твардовского 1960-х гг. усиливается философское начало. Многие поздние произведения поэта — это раздумья о жизни и смерти, предназначении человека, поэзии, природе.

Стихи Твардовского последнего периода творчества отличаются искренностью психологической достоверностью и глубиной. В них как никогда отчетливо проступает лирическое «я» поэта. Герой поздней лирики Твардовского предстает перед читателем как человек, обладающий житейской мудростью, просветленным восприятием земного бытия, неравнодушием к красоте окружающего мира.

Тема стихотворения «На дне моей жизни» (1967) – старость как время подведения жизненных итогов.

На дне моей жизни,

на самом донышке

Захочется мне

посидеть на солнышке,

На теплом пенушке.

И чтобы листва

красовалась палая

В наклонных лучах

недалекого вечера.

И пусть оно так,

что морока немалая -

Твой век целиком,

да об этом уж нечего.

Я думу свою

без помехи подслушаю,

Черту подведу

стариковскою палочкой:

Нет, все-таки нет,

ничего, что по случаю

Я здесь побывал

и отметился галочкой.

Чему в жизни отдает предпочтение лирический герой стихотво­рения «О сущем» (1957-1958)? Вечным, непреходящим ценностям человеческого бытия: возможности любить, наслаждаться красотой природы, «видеть все и все изведать», оставаться самим собой, поступать по совести.

Мне славы тлен — без интереса
И власти мелочная страсть.
Но мне от утреннего леса
Нужна моя на свете часть;

От уходящей в детство стрежки
В бору пахучей конопли;
От той березовой сережки,
Что майский дождь прибьет в пыли;

От моря, моющего с пеной
Каменья теплых берегов;
От песни той, что юность пела
В свой век — особый из веков,

И от беды и от победы —
Любой людской — нужна мне часть,
Чтоб видеть все и все изведать,
Всему не издали учась.

И не таю еще признанья:
Мне нужно, дорого до слез
В итоге — твердое сознанье,
Что честно я тянул свой воз.

В одном из самых последних, написанном уже на шестидесятом году жизни и опубликованном посмертно, Твардовский спокойно прощался с жизнью. Доверительность признаний поэта, разговорная интонация, диалогическая форма поэтического текста, своеобразие синтаксиса с его выразительным тире есть в стихотворении «Что нужно, чтобы жить с умом?» (1969). Ответ содержится в заветах, которые оставил поэт:

Понять свою планиду:

Найти себя в себе самом

И не терять из виду.

И труд свой пристально любя, —

Он всех основ основа, —

Сурово спрашивать с себя,

С других не столь сурово.

Наверное, не одни только поэты, но все, кто стремится быть настоящими людьми, будут правы, сделав это завещание великого советского поэта своим жизненным девизом.

Суровый реалист, научившийся, как завещал это Ленин, ничего не принимать на веру, он терпеть не мог людей чрезмерного практицизма: вчерашние выпускники вузов, самодовольно кичащиеся своей «ходовой» специальностью, которая обеспечивала в любом крупном городе солидный «кусок хлеба», вызывали у него чувство недоумения: для него это были люди, преждевременно духовно постаревшие. Вместе с тем ранняя самостоятельность, расторопность и деловитость какого-нибудь мальчишки приводили его в восторг.

И не удивительно, ибо ему самому были чрезвычайно свойственны независимость, самостоятельность, твердость и сила воли. Слава не могла вскружить ему голову, он умел легко отстранить ее – а это ли не признак силы воли?

Даже те, кто с ним часто спорил, отмечали его глубоко продуманную справедливость. Всем бросалась в глаза неизменная душевная доброта Твардовского, стремление действенно помочь ближнему.

Обладая натурой на редкость цельной, он оставался всегда самим собой – и в творчестве, и в повседневном быту.

Трудно оценить в полной мере все созданное Твардовским-поэтом, прозаиком, литературным критиком, публицистом, редактором. Слишком много создано им за 46 лет творческой деятельности. И все-таки, оценивая то, что вошло в его прижизненное пятитомное издание, в посмертно изданные сборники и в опубликованные книги шеститомника, можно в общих чертах подвести итог его деятельности.

В Твардовском заключалось «три дара, из которых складывается истинное поэтическое дарование: дар сочувствия, дар понимания, дар выражения» - так метко определил его талант В. Александров. Еще более определенную оценку его художнической индивидуальности дал П. Выходцев: «Твардовский без назойливо трескучих деклараций, логикой развития художественных образов воспроизводит главные признаки нашего времени, политическое, историческое и философское содержание дел и свершений народа». И в самом деле, социальное в творчестве поэта неотделимо от эстетического.

Твардовский постоянно находился на самом переднем крае, постоянно обращался в своем творчестве к самым насущным проблемам современности, ставил их со всей остротой и принципиальностью, т. е. был всегда верным и надежным помощником партии, Вот почему интерес и признательно и широкой читательской массы сопутствовали ему неизменно.

11