Гоголь: неуслышанный писатель

Более непонятого писателя в русской литературе найти трудно. О нем всегда много спорили — и при жизни, и фактически по сей день. Кем был Гоголь на самом деле?

Каким был Николай Васильевич в детстве и отрочестве, как он работал над своими произведениями? Что он пытался сказать своими книгами, как молился и постился, совершал паломничества по святым местам? Как формировалась его вера?

В электронной книге, составленной по материалам журнала «Фома», мы постарались ответить на эти вопросы, исследуя жизнь и творческий путь великого писателя от полных мистики ранних произведений до его «Ревизора» и «Размышлений над Божественной Литургией». Книгу можно скачать в Книжной Лавке журнала «Фома»:

ГОГОЛЬ: НЕУСЛЫШАННЫЙ ПИСАТЕЛЬ ОГЛАВЛЕНИЕ 1. Неуслышанный Писатель 2. Однажды Гоголь 3. Мертвые души – 3: Небесный помещик. 4. Когда приедет ревизор? 5. От издателя

Начнем с пространной цитаты: «“Старайтесь лучше видеть во мне христианина и человека, чем литератора”, — писал Гоголь матери в 1844 году.

Исполнили ли биографы Гоголя это пожелание? Оценили ли по справедливости его религиозный подвиг, то «прочное дело жизни», которое писатель считал важнее своего литературного творчества? Можно с разных точек зрения подходить к жизненной задаче, поставленной Гоголем; можно сочувствовать ей или ее оспаривать, но игнорировать ее нельзя.

Гоголь был не только великим художником: он был и учителем нравственности, и христианским подвижником, и мистиком.

Историю этого Гоголя мы и пытаемся рассказать, пользуясь, как материалами, перепиской, религиозно-нравственными сочинениями Гоголя и свидетельствами современников; эстетическая оценка художественных произведений автора «Мертвых душ» не входит в нашу задачу; мы привлекаем их к рассмотрению только как психологические и идеологические документы.

До сих пор в литературе о Гоголе повторяется или молчаливо допускается мнение, что призвание его было исключительно литературное, что, «ударившись в мистику», он загубил свой талант и «занялся не своим делом»; что весь духовный путь писателя был одним прискорбным недоразумением. Но почему же религиозно-нравственные идеи Гоголя легли в основу «учительства» всей великой русской литературы и почему значительность его христианского пути с каждым годом раскрывается нам все яснее?

После пережитого нами опыта войны и революции мы другими глазами смотрим на Гоголя — “мученика христианства”, как назвал его С. Т. Аксаков; и по-новому звучат для нас слова его Завещания: “Будьте не мертвые, а живые души. Нет другой двери, кроме указанной Иисусом Христом”».

Это — предисловие известного русского литературоведа и философа Константина Васильевича Мочульского к его книге «Духовный путь Гоголя», изданной в 1934 году в Париже.

Прошло восемь десятков лет — но массовое восприятие Гоголя почти не изменилось. Нет, наверное, другого русского классика XIX века, которому бы настолько не повезло. Причем это невезение — не итог, ставший очевидным к 200-летию писателя: Николай Васильевич чувствовал его еще при жизни и очень тяжело переносил. В каком же смысле ему не повезло? Разве он не состоялся как творческая личность? Разве талант его не был востребован? Разве его забыли? Дело в другом: с самого начала даже его восторженные почитатели (не говоря уже о критиках и хулителях) не захотели понять и принять того, что думал сам Гоголь о своем творчестве, того, ради чего он вообще что-либо писал.

Так — при жизни. После смерти к этому добавилось еще и то, что происходило с памятью о нем. Мало того, что люди не внимали его мольбам правильно понять авторское послание, проклинали его за христианскую публицистику, распускали слухи о его сумасшествии и якобы ненормальных отношениях с Православной Церковью! Помимо этого, люди не выполнили завещание Гоголя о том, как именно он хотел быть похороненным (до сих пор на его могиле нет креста), рассорились, выясняя, писателем какой нации его считать — русской или украинской (хотя сам он одинаково любил и Россию, и Украину, которую, впрочем, как и все его современники, называл не Украиной, а Малороссией).

Не наше дело вдаваться в нюансы полемики вокруг имени Гоголя — нам важнее рассеять те заблуждения о нем, которые возникли еще при его жизни и до сих пор воспроизводятся прессой, вошли в школьные учебники и стали чем-то само собою разумеющимся. Мало кто знает, что Гоголь никогда не считал себя сатириком и вообще не ставил литературное творчество во главу угла, воспринимая свое писательство как христианское служение. Именно поэтому ему больно и стыдно было читать восторженные статьи о «Ревизоре», в котором он якобы высмеял социальные язвы Российской империи. Ему было чрезвычайно грустно оттого, что «Мертвые души» воспринимались как издевательство над помещичьими порядками в русской провинции. Не об этом хотел сказать Гоголь.

Конечно, не существует какого-то общеобязательного понимания художественного текста, и читатели могут воспринимать его иначе, нежели автор. Как говорил Сергей Довлатов, всякая литературная материя делится на три сферы: то, что автор хотел выразить; то, что он сумел выразить; и то, что он выразил, сам этого не желая. Поэтому те, кто считает Гоголя сатириком и бытописателем, имеют на то право. Но и автор имеет право быть услышанным, высказать явно, о чем и ради чего писал.

Но все попытки Гоголя объясниться — его «Театральный разъезд» и «Выбранные места из переписки с друзьями», всю его публицистику — люди встречали с невероятной, немыслимой душевной глухотой. Апофеоз этой глухоты — знаменитое письмо Белинского, которое уже в наши годы Виктор Астафьев охарактеризовал так: «Типичное для нашей современности, проработочно-комиссарское письмо, конечно же, писано от имени народа и по поручению передового общества, которое, правда, не уполномочивало бойкого критика писать сей пасквиль» (об этом вы можете прочитать в нашей книге «Гоголь vs Белинский: История великой схватки двух мыслителей», — ред.)

Увы, люди остаются глухи вот уже более полутора столетий. Тщетно Гоголь призывает нас понять, что «Ревизор» — это аллегория Страшного суда, что все образы «Мертвых душ» — это воплощение его собственных грехов, каждый из которых он воплотил в одном из героев, и что эта вещь является его христианским покаянием. Тщетно…

Но что же могут православные христиане сделать для памяти Гоголя — помимо молитв за раба Божьего Николая и переиздания его христианской апологетики? Они могут вновь и вновь напоминать окружающим о том, что же думал Гоголь на самом деле, каким было его мировоззрение, как он относился к творчеству, как относился к Церкви.

Однажды Гоголь Выбранные места из книги Портрет Н. В. Гоголя. Ф. А. Моллер. Начало 1840-х гг.

Вместо предисловия Гоголь однажды сказал, что человек со временем становится тем, чем смолоду был. А каким был он сам в детстве и отрочестве? О школьных годах Гоголя, времени его пребывания в Гимназии высших наук в Нежине сохранилось немало воспоминаний его школьных товарищей. Существует мнение, что Гоголь обратился в своем творчестве к духовным темам лишь в зрелые годы жизни. Но, по воспоминаниям его соучеников, он уже в школе прекрасно знал весь ход Божественной службы, а однажды, недовольный плохим пением на клиросе, поднялся туда и стал петь с хором, тщательно произнося слова молитв. Впрочем, разных интересных случаев было много в отрочестве и дальнейшей жизни Гоголя. В этих коротких историях открывается внутренний мир великого русского писателя.

Маленький стихотворец Пяти лет от роду Гоголь вздумал писать стихи. Никто из домашних не помнил, какого рода стихи он писал. Но в памяти Марии Ивановны* сохранился случай, когда известный литератор Василий Капнист, заехав однажды к отцу Гоголя, застал его пятилетнего сына за пером. Малютка Гоголь сидел за столом, глубокомысленно задумавшись над каким-то сочинением. Капнисту удалось просьбами и ласками уговорить ребенка-писателя прочесть свое произведение. Гоголь отвел Капниста в другую комнату и там прочел ему свои стихи. Капнист никому не сообщил о содержании этих стихов. Глубоко тронутый услышанным, он вышел к домашним Гоголя, лаская и обнимая маленького сочинителя, и сказал: «Из него будет большой талант, дай ему только судьба в руководители учителя-христианина».

Гоголь в роли госпожи Простаковой Зато в театральных представлениях Гоголю как актеру не было равного. «Все мы думали тогда, — вспоминал один из воспитанников гимназии Тимофей Пащенко, — что Гоголь поступит на сцену, потому что у него был громадный талант и все данные для игры на сцене…» Особенным успехом Гоголь пользовался в роли госпожи Простаковой из фонвизинского «Недоросля». Константин Базили* рассказывал впоследствии, что видел эту пьесу в Москве и в Петербурге, но сохранил навсегда убеждение, что ни одной актрисе не удавалась роль Простаковой так хорошо, как играл эту роль шестнадцатилетний тогда Гоголь. У кого лучше вышло В Нежинской гимназии профессор словесности Парфений Никольский заставлял учеников сочинять стихи. На одном уроке Гоголь подал ему стихотворение Пушкина, кажется, «Пророк». Никольский прочел, поморщился и, по привычке своей, начал переделывать. Когда пушкинский стих профессором был вконец изуродован и возвращен мнимому автору с внушением, что так плохо писать стыдно, Гоголь не выдержал и сказал: «Да ведь это не мои стихи-то». — «А чьи?» — «Пушкина. Я нарочно вам их подсунул, потому что никак и ничем вам не угодить, а вы вон даже и его переделали». — «Ну, что ты понимаешь! — воскликнул профессор. — Да разве Пушкин безграмотно не может писать? Вот тебе явное доказательство. Вникни-ка, у кого лучше вышло». А. С. Пушкин. Рисунок Н. В. Гоголя. 1833

Сочтите за мной По рассказам нежинских соучеников, Гоголь еще в школьные годы никогда не мог пройти мимо нищего, чтобы не подать ему, и если нечего было дать, то всегда говорил: «Извините». Однажды ему даже случилось остаться в долгу у одной нищенки. На ее слова: «Подайте Христа ради» он ответил: «Сочтите за мной». И в следующий раз, когда та обратилась к нему с той же просьбой, он подал ей вдвойне, добавив при этом: «Тут и долг мой». Н. В. Гоголь. Рисунок А. С. Пушкина. 1833

Похороны Александра Македонского Однажды на уроке учитель Всеобщей истории с большим жаром рассказывал про подвиги Александра Македонского и, заключив смертью, сказал: «Ну, господин Гоголь-Яновский, а по смерти Александра Македонского что последовало?» — «Похороны», — ответил он. Весь класс захохотал вместе с учителем.

Поклон его превосходительству Нестор Кукольник, нежинский соученик Гоголя, рассказывает, что у директора гимназии Ивана Семеновича Орлая в Полтавской губернии, в Миргородском уезде, было маленькое имение, при котором состояло всего шесть душ. Имение это находилось по соседству с деревней матери Гоголя. С этим обстоятельством связан следующий забавный случай. Иван Семенович не жаловал, если ученики во время занятий оставляли классы и прогуливались по коридорам, а Гоголь любил такие прогулки, и потому не мудрено, что частенько натыкался на директора, но всегда выходил сухим из воды при помощи одной и той же проделки. Завидя Ивана Семеновича издали, он не прятался, шел прямо к нему навстречу, раскланивался и докладывал: «Ваше превосходительство! Я сейчас получил от матушки письмо. Она поручила засвидетельствовать вашему превосходительству усерднейший поклон и донести, что по вашему имению идет все очень хорошо». — «Душевно благодарю! Будете писать к матушке, не забудьте поклониться и от меня и поблагодарить». Таков был обыкновенный ответ Ивана Семеновича, и Гоголь безнаказанно продолжал свою прогулку по коридорам.

Как Гоголь притворился сумасшедшим В Нежинской гимназии, хотя и редко, но применялись телесные наказания. Нестор Кукольник рассказывает, как однажды, еще в нижних классах, Гоголь чем-то провинился и чтобы избежать наказания, притворился сумасшедшим. «Плохо, брат! — сказал ему кто-то из товарищей, — высекут!» — «Завтра!» — отвечал Гоголь. Но приговор утвержден, явились классные надзиратели. Вдруг Гоголь вскрикивает так пронзительно, что все испугались, и сходит с ума. Подымается суматоха; Гоголя ведут в больницу. Директор гимназии, Иван Семенович Орлай, дважды в день навещает его. Гоголя лечат, друзья ходят к нему в больницу тайком и возвращаются с грустью: помешался, решительно помешался! Словом, до того искусно притворился, что все были убеждены в его помешательстве. И когда после двух недель успешного лечения его выпустили из больницы, приятели долго еще поглядывали на него с сомнением и опасением.

Оба соврали Однажды Гоголь, прогуливаясь по аллеям лицейского сада, толкнул плечом одного из воспитанников, на что тот сказал ему: «Дурак!» — «Ну, ты умный, — ответил Гоголь, — и оба мы соврали…»

Как работал Гоголь Известно, что Гоголь по нескольку раз переписывал свои произведения, каждый раз внося в текст существенные исправления и добавления. Поэт и переводчик Николай Васильевич Берг в своих воспоминаниях приводит слышанное им самим от Гоголя поучение, как надо писать. «Сначала нужно набросать все как придется, — говорил он, — хотя бы плохо, водянисто, но решительно все, и забыть об этой тетради. Потом через месяц, через два, иногда более (это скажется само собою) достать написанное и перечитать: вы увидите, что многое не так, много лишнего, а кое-чего и недостает. Сделайте поправки и заметки на полях — и снова забросьте тетрадь. При новом пересмотре ее новые заметки на полях, и где не хватит места — взять отдельный клочок и приклеить сбоку. Когда все будет таким образом исписано, возьмите и перепишите тетрадь собственноручно. Тут сами собой явятся новые озарения, урезы, добавки, очищения слога. Между прежних вскочат слова, которые необходимо там должны быть, но которые почему-то никак не являются сразу. И опять положите тетрадку. Путешествуйте, развлекайтесь, не делайте ничего или хоть пишите другое. Придет час — вспомнится заброшенная тетрадь: возьмите, перечитайте, поправьте тем же способом, и когда снова она будет измарана, перепишите ее собственноручно. Вы заметите при этом, что вместе с крепчанием слога, с отделкой, очисткой фраз — как бы крепчает и ваша рука; буквы становятся тверже и решительнее. Так надо делать, по-моему, восемь раз. Для иного, может быть, нужно меньше, а для иного и еще больше. Я делаю восемь раз. Только после восьмой переписки, непременно собственною рукою, труд является вполне художнически законченным, достигает перла создания». Будьте как дети Как-то раз Гоголя спросили, не лучше ли детям бегать и резвиться по воскресеньям, нежели ходить в церковь? На это он ответил: «Когда от нас требуется, чтобы мы были, как дети, какое же мы имеем право от них требовать, чтобы они были, как мы?»

В другой раз Гоголь сказал: «Всего лучше читать детям книги для больших, вот историю Карамзина с девятого тома».

Лепажевское ружье Павел Васильевич Анненков вспоминает, как однажды при Гоголе рассказан был «канцелярский анекдот о каком-то бедном чиновнике, страстном охотнике за птицей, который необычайной экономией и неутомимыми, усиленными трудами сверх должности накопил сумму, достаточную на покупку хорошего лепажевского ружья рублей в 200 ассигнациями. В первый раз, как на маленькой своей лодочке пустился он по Финскому заливу за добычей, положив драгоценное ружье перед собою на нос, он находился, по его собственному уверению, в каком-то самозабвении и пришел в себя только тогда, как, взглянув на нос, не увидал своей обновки. Ружье было стянуто в воду густым тростником, через который он где-то проезжал, и все усилия отыскать его были тщетны. Чиновник возвратился домой, лег в постель и уже не вставал: он схватил горячку. Только общей подпиской его товарищей, узнавших о происшествии и купивших ему новое ружье, возвращен он был к жизни, но о страшном событии он уже не мог никогда вспоминать без смертельной бледности в лице… Все смеялись анекдоту, имевшему в основании истинное происшествие, исключая Гоголя, который выслушал его задумчиво и опустил голову. Анекдот был первой мыслию чудной повести его «Шинель», и она заронилась в душу его в тот же самый вечер».

О Тарасе Шевченко Как-то в разговоре со своим земляком, профессором Московского университета Осипом Максимовичем Бодянским, Гоголь сказал: «Я знаю и люблю Шевченко как земляка и даровитого художника… Но его погубили наши умники, натолкнув его на произведения, чуждые истинному таланту. Они все еще дожевывают европейские, давно выкинутые жваки. Русский и малоросс — это души близнецов, пополняющие одна другую, родные и одинаково сильные. Отдавать предпочтение одной в ущерб другой невозможно». При этом Гоголь говорил: «Нам, Осип Максимович, надо писать по-русски, надо стремиться к поддержке и упрочению одного, владычного языка для всех родных нам племен. Доминантой для русских, чехов, украинцев и сербов должна быть единая святыня — язык Пушкина, какою является Евангелие для всех христиан…» Вареники по-украински Как-то раз Гоголь, уже снискавший литературную славу, приехал к соседней помещице и застал там гостей. У помещицы был единственный семилетний сын, в котором она души не чаяла и давала ему свободу во всем. Закуска была на столе, подали кофе. В это время входит сын хозяйки, бегавший с мальчишками в саду. «Чего ты, душечка, хочешь? — спрашивает мать. — «Вареныкив хочу», — отвечает мальчик. — «Ах, как можно так говорить! Говори, душечка, по-русски!» А тот еще настойчивее: «Вареныкив хочу, дайте мини вареныкив». Мать сильно сконфузилась и не знала, что делать, давать ли сыну вареников, которые были в числе прочей закуски, или учить его говорить по-русски. Видя смущение матери, Гоголь сказал: «Зачем вы мешаете ему, пусть говорит он на своем родном наречии. Придет время, и всему прочему еще успеет научиться».

Автор: Андрей Бузин

Журнал "Фома"