Повесть Куприна «Олеся» — наивная сказка о любви или одно из лучших произведений писателя?

Имя Александра Ивановича Куприна неразрывно связано с нашим городом — с Гатчиной. Именно поэтому уроки, посвящённые творчеству писателя, я всегда начинаю с подробного рассказа о жизни Куприна в «зелёном домике», сопровождаемого презентацией по материалам книги Н.Н. Фоняковой «Куприн в Петербурге-Ленинграде» (презентацию можно посмотреть в прикреплённых файлах). В нынешнем учебном году я решил познакомить одиннадцатиклассников с одним из ранних произведений писателя — повестью «Олеся». После рассказа о «Всероссийском жителе уездного города Гатчина» мы обратились к словам Максима Горького, который хвалил повесть Куприна «Олеся», отмечая её непосредственность. Куприн же признавался жене, что во многом согласен с Чеховым, считавшим это произведение «юношески-сентиментальной вещью» с приемами бульварного романа. Однако спустя несколько лет сам автор на вопрос, какой из своих рассказов он считает лучшим, отвечал: «Их два: «Олеся» и «Река жизни». Здесь жизнь, свежесть, борьба со старым, отжившим, порывы к новому, лучшему». На первый взгляд это произведение имеет действительно несколько романтических, сказочных мотивов — дом старухи, которую рассказчик сравнивает с избушкой на курьих ножках, образ самой Мануйлихи, напоминающий образ Бабы-яги, имена главных героев — Алёна и Иван. Главную героиню купринской повести мы видим глазами героя-рассказчика, для него это светлый предмет страсти, вызывающий изумление, и глазами сельских жителей, для них Олеся — неблагочестивая ведьма. Таким образом, Олеся — это связующее звено двух сюжетных линий. Первый сюжет — история любви. Узнав от Ярмилы о ведьме, главный герой, Иван Тимофеевич, решает посетить дом загадочной старухи, оказавшись же в избе Мануйлихи, молодой паныч знакомится с Олесей. Портрет героини — выражение её внутреннего мира. В ней и решительность, и властность, и наивность, и даже лукавство, и все это представляется Ивану Тимофеевичу необычным и волнующим. В процессе общения герои все сильнее и крепче привязываются друг к другу. В итоге, чтобы доказать себе и возлюбленному свои чувства, Олеся преодолевает свой страх и идёт в церковь, где сталкивается с ненавистью со стороны крестьян. Если первый сюжет, история любви, понятен и не вызывает никаких вопросов, то вот со вторым — столкновение лесной героини с заурядными жителями села — следует разобраться. Итак, Олеся, имеющая незамутненный взгляд на мир, противопоставлена жителям села, суеверия которых оборачиваются агрессивной пошлостью. Для крестьян Олеся — «неблагочестивая», «ведьма»; для главного рассказчика — светлый предмет страсти. Ситуация столкновения возвышенной таинственности с миром обыденности напоминает коллизии и образы романтических повестей Гоголя. «Олеся», конечно, реалистическое произведение, об этом говорит доля иронии рассказчика в адрес описываемых событий, трезвость стиля. Однако сложно не заметить в этой повести новый виток романтической литературы. Все это стало причиной, по которой мы с одиннадцатикласниками обратились к произведению Гоголя «Вий». Гоголевская эпоха — эпоха романтическая — искала след мифологии и след истории среди самого народа. «Местный колорит», с которого начинается «Вий» — это не прием историзма, а способ пробраться к народному началу, в основы культуры. Гоголем затрагивается топика народной жизни, господское сословие (панночка — дочь богатого сотника) и топика церкви. Все это есть и у Куприна. Более того, Олеся, которая живет с Мануйлихой, и панночка в «Вие», способная оборачиваться мерзкой старухой, имеет нечто общее. Последнюю ведьму в Европе казнили в конце XVIII века. Вместе с тем Шпенглер, о котором мы говорили на одном из обзорных занятий, посвящённых ХХ веку, отмечал, что «тысячи ведьм были уверены в том, что они ведьмы. Они сами сознавались в этом, чтобы вымолить себе отпущение грехов». Не подобным ли желанием «покаяния», «искупления» вызвано предсмертное желание панночки призвать Хому на хутор для совершения над ее телом заупокойных таинств? Такая трактовка приводит к неожиданному повороту понимания повести, когда ведьма — это «жертва» самооговора и оговора со стороны хуторян. «Вий», между тем, заканчивается словами Горобца, заметившего, что причиной смерти Хомы Брута является страх. «А если бы не боялся, то бы ведьма ничего не смогла с ним сделать», — говорит герой. И тут мы выходим на мысль, связанную с гравюрой Гойи «Сон разума рождает чудовищ». Все сразу встает на свои места — ведьмы и прочие чудовища, «жертвы самооговора» тогда появляются, когда разум не может дать объяснения происходящему. Олеся — никакая не ведьма, она «ведьма» только в глазах селян, которые так решили, не имея возможности объяснить ее красоту и тот факт, что в глуши Полесья может вырасти привлекательная, гордая девушка. Другими словами, мистика появляется там, где нет возможности рационально объяснить то, что не поддается объяснению.