Станислав Лем. Великие учителя

В мире не существует двух абсолютно оди­наковых умов, и

поэтому никогда одни и те же причины и события не вызывают

в разных го­ловах одни и те же выводы и последствия.

Жорж Санд

Согласно мнению самого С. Лема, на его твор­чество оказали влияние произведения следующих авторов:

1. Сол Беллоу (1915-2005), американский писа­тель, лауреат Нобелевской премии по литературе 1976 года.
2. Герберт Джордж Уэллс (1866–1446), англий­ский писатель и публицист, родоначальник на­учно-фантастической литературы XX века.
3. Норберт Винер (1894–1964), американский философ и математик, родоначальник кибернетики.
4. Клод Элвуд Шеннон (1916–2001). один из соз­дателей математической теории информации.
5. Жюль Габриэль Верн (1828–1905), популярный французский писатель-фантаст.
6. Уильям Олаф Стэплдон (1886–1950), английский философ и писатель-фантаст.

Вот что говорил Лем о Фёдоре Михайло­виче Достоевском (выдержки из интервью):

«Достоевский принадлежит, на мой взгляд, к тем немногочисленным писателям, от влияния которых невозможно уйти. Никогда человек не вы­берется из круга впечатлений, вызванных чтением его произведений, так как невозможно превозмочь могущество личности Достоевского.

Как читатель я начал знакомство с ним с «Преступления и наказания». Было это ещё в гимназии. Потом пришли другие романы и рассказы. Я читал их неоднократно, но с каждым разом воспринимал по-другому. Моё отношение к его произведениям менялось – это понятно – по мере того, как менялся я сам.

Достоевский неустанно рос в моих глазах. Се­годня он представляет для меня редкий пример писателя, мировоззрение которою выдержало ис­пытание временем, абсолютно не устаревая. До­стоевский для меня необычайно актуален, а его творчество носит все признаки той кислоты, кото­рой проверяют металл, чтобы убедиться – золото ли это. Мне близок способ видения Достоевского Томасом Манном, чьи произведения как послед­него великою европейского эпика я использовал с целью экземплификации отдельных теоретических вопросов в «Философии случая». Манн как бы кру­жил поодаль Достоевского. Вместо микроскопи­ческих снимков его жизни, которая его волновала, представляла для него загадку, он сделал контур его образа. С расстояния другого культурного кру­га Манн острее видел то, что в Достоевском было общечеловеческим. <.>

– Почему в «Философии случая» вы не использовали в качестве примеров, подтверждающих тезисы из теории эмпирии литературного произведения, именно произведения Достоевского?

– Это было сделано сознательно. Я опасался столкновения с книгами Достоевского. Мне представляется, что творчество автора «Преступления и наказания» вообще невозможно проанализировать. Оно не поддаётся никаким умозаключениям. На нём легко «обломать» любой метод подхода к литературному произведению. Желая доказать истин­ность своих тезисов в области литературоведения, я не мог позволить себе рисковать. Поэтому было безопаснее заняться анализом книг Томаса Манна, чем Достоевского.

– Какая-нибудь ваша работа возникла непо­средственно под влиянием чтения Достоевского?

– Ряд книг я писал, обдумывая тексты Достоевского или же его писательский метод. Конкретно: некоторые сцены в «Расследовании» возникли под влиянием словесных стычек между Раскольниковым и следователем Порфирием. Ибо я не нашёл в мировой литературе других текстов, которые были бы сравнимы с «Преступлением и наказанием» в том, что касается вивисекции ха­рактеров противников. Конечно, не может быть и речи о том, чтобы считать Достоевского ответственным за моё «Расследование». При написании этой книги – подчёркиваю – я был лишь как бы его учеником.

– В чём, по вашему мнению, заключается вели­чие Достоевского?

– Значение Достоевского для мировой литера­туры можно сравнить лишь со значением Копер­ника в астрономии. Достоевский в прозе сделал примерно то же, что Коперник в науке о вселен­ной. <.> Величие Достоевского заключается в том, что сделанное им невозможно преступить. Никто до сих пор не вышел за пределы его опыта. Во всяком случае, я не знаю таких авторов. Можно говорить лишь о подражаниях. Потому что многие современные писатели пользуются предложен­ным Достоевским методом работы. Я имею в виду именно это представление несвязных версий мира, видимого глазами разных персонажей, что является – подчёркиваю – поразигельным открытием, совершённым Достоевским».

Станислав Лем о «Пикнике на обочине» Аркадия и Бориса Стругацких (фрагмент):

«В романе «Пикник на обочине» братья Стругацкие исключительно эффективно использовали стратегию сохранения таинственности; они превзошли канон, заданный Уэллсом, а равно и научно-фантастическую традицию.

«Пикник на обочине» основан на двух идеях. Первую мы уже определили как стратегию сохра­нения таинственности пришельцев. Неизвестно, на что они похожи; неизвестно, чего они хотят; неизвестно, почему они пришли в этот мир и каковы их намерения относительно человечества. В точности неизвестно даже, высаживались ли они на Землю, и, если высаживались, то улетели ли обратно.

Вторая идея – то, что делает «Пикник на обо­чине» исключением среди научной фантастики, – относится к реакции человечества на высадку инопланетян. Нечто приземлилось, или, точнее говоря, нечто упало с неба. Обитатели Хармонта достаточно трагически узнали это. В некоторых районах города люди слепли; в других – пали жертвой загадочной болезни, описанной как чума; и лишившиеся населения районы превратились в Зону, чьи непостижимые свойства отде­ляют её от остального мира. Хотя приземление как таковое не вызвало больших разрушений: оно не разрушило лома и не разбило стёкла в округе. Книга не рассказывает нам, что случи­лось в первой фазе создания Зоны. Всё же мы узнаём достаточно, чтобы понять, что эти собы­тия и их последствия не подпадают ни под какие существующие схемы. Те, кто бежал из Хармонта и осел в каком-нибудь другом месте, стали центрами притяжения непостижимых событий, отклонений от среднестатистических норм (де­вяносто процентов клиентов парикмахера, поки­нувшего Хармонт, погибают в течение года, хотя и от «обычных» причин – при преступных напа­дениях, при транспортных происшествиях, и где бы эмигранты из Зоны ни поселились, вырастает вероятность природных катаклизмов, причём за­висящая и от количества эмигрантов, как говорит доктор Пильман Нунану).

Таким образом, перед нами непостижимое на­рушение причинно-следственной связи. Повество­вательный эффект разителен».

Источник: Лем Станислав [Изоматериалы; текст] / Авт.-составитель Филатова И. В.; Листы: Филато­ва И. В., Коршунова Л. Е.; Руководитель и отв. редактор серии Л. Е. Коршунова. – М.: Русская школьная библиотечная ассоциация, 2016. – 8 л. цв. ил. + 24 с. – (Профессио­нальная библиотека школьного библиотекаря. Сер. 2. Выставка в школьной библиоте­ке; Вып. 5. 2016). – Приложение к журналу «Школьная библиотека». – С. 9–10.

*

См.:

Карта сайта

https://multiurok.ru/blog/karta-saita.html

Лем Станислав

https://multiurok.ru/blog/lem-stanislav.html