ВЛАДИСЛАВ ХОДАСЕВИЧ Баллада

Сижу, освещаемый сверху, Я в комнате круглой моей. Смотрю в штукатурное небо На солнце в шестнадцать свечей.

Кругом — освещённые тоже, И стулья, и стол, и кровать. Сижу — и в смущеньи не знаю, Куда бы мне руки девать.

Морозные белые пальмы На стёклах беззвучно цветут. Часы с металлическим шумом В жилетном кармане идут.

О, косная, нищая скудость Безвыходной жизни моей! Кому мне поведать, как жалко Себя и всех этих вещей?

И я начинаю качаться, Колени обнявши свои, И вдруг начинаю стихами С собой говорить в забытьи.

Бессвязные, страстные речи! Нельзя в них понять ничего, Но звуки правдивее смысла, И слово сильнее всего.

И музыка, музыка, музыка Вплетается в пенье моё, И узкое, узкое, узкое Пронзает меня лезвиё.

Я сам над собой вырастаю, Над мёртвым встаю бытиём, Стопами в подземное пламя, В текучие звёзды челом.

И вижу большими глазами — Глазами, быть может, змеи, — Как пению дикому внемлют Несчастные вещи мои.

И в плавный, вращательный танец Вся комната мерно идёт, И кто-то тяжёлую лиру Мне в руки сквозь ветер даёт.

И нет штукатурного неба И солнца в шестнадцать свечей: На гладкие чёрные скалы Стопы опирает — Орфей.

Петроград. 1921

Художник: William Blake Richmond, Юрий Анненков, портрет В. Ходасевича