«Во святом крещении Алексей Алексеевич…»

В предрассветном тумане, обнимавшем пушистые склоны спящих гор, растворялись беспорядочные крики суетившихся в спешке людей. Несколько часов прошло с того момента, как у одного из жителей аула был обнаружен беглый русский каторжанин, которого горец укрывал в своём доме. Теперь ещё одни конвоирские кандалы станут покорно выполнять молчаливую, сопровождаемую тенью глубокой скорби работу.

Ссылка на орловскую землю

Ещё только близилось окончание войны на Кавказе (официальной датой её завершения считается 21 мая 1864 года), а царское правительство планомерно осваивало покорённые земли. Помимо всего прочего на вновь приобретённых территориях вводилась система общественного правопорядка, аналогичная общероссийской. Уцелевшее местное население автоматически пополнило число подданных государя. А это означало, что горцам отныне следовало подчиняться многотомному законодательству, регулировавшему все сферы общественной жизни. Другими словами – нести уже совсем иную ответственность за проступки и преступления, нежели ту, которая сформировалась ещё в древности, в традициях их праотцов. Исключая возможность каких-либо контактов арестованного с родственниками и знакомыми, в качестве наказания избиралась ссылка с Кавказа в сердце ещё недавно казавшегося загадочным русского государства.

1859 год. Впервые на орловскую землю ступил горец «из дворян» Тхахачь Четау (фамилия «Тхьэхьачэ» в переводе с черкесского языка буквально означает «Божий гость» или «гость Бога»). Что могли видеть местные жители, коим удалось случайно застать его прибытие? Человек в мохнатой шапке, засыпанной первым ноябрьским снегом, сидел на краю открытой повозки, свесив ноги, на которых, точно отлитые по форме, красовались мягкие кавказские сапоги. Его отрешённый взгляд не замечал вокруг ни малейшего движения. Только плечи выдавали в нём осознание своего незавидного положения: он то и дело поправлял коричневую бурку, сжимаясь от тесного знакомства с русским морозом.

«Последнее пристанище»

Архивные фонды хранят редчайшие по своей уникальности свидетельства пребывания кавказских жителей, в частности, в Орловской губернии. Из уголовного дела Тхахачь Четау: «по предписанию от 14 февраля 1859 года, как обвинённый по следствию, если не в самом злодеянии хищников, то в знании о том и намерении бежать с ними в горы, выслан навсегда под особый надзор полиции». Эта запись не отличается какой-то оригинальностью и не является следствием незаурядного события, произошедшего в пятидесятых годах 19 столетия. Это всего лишь выдержка из полицейского дела на очередного горского жителя. Дела эти пережили и виновников своего появления, и людей, так тщательно их составлявших. Последнее же своё пристанище они нашли на архивных полках, на которые пало обязательство исправлять несовершенную природу человеческой памяти.

Чужие

Немало таких дел скапливалось на массивных столах губернских канцелярий, определявших безвозвратный ход нашей истории. Читаем далее. «Кавказский житель мирного аула… Лет от роду: 41 год. С которого времени под надзором: с 16 сентября 1859 года. Получает ли от казны содержание и сколько: в бытность под надзором получал арестантскую дачу. Имеет ли семейство и где оно находится: не имеет».

Бумага со штемпелем Министерства финансов (Департамент государственного казначейства. I Счётное отделение. Стол 2): Господину орловскому губернатору. Уведомление о начислении денежной суммы горцам, «не имеющим никаких средств к существованию». Довольно печальная представляется картина: живя привычным укладом, созерцая любимый с детства отчий край, без непонятного скопища людей, называемого городом, человек иной ментальности попадает в другой, по большей части враждебный для него мир, и ко всему прочему он ещё и объект общественного внимания: его внешность, его характер, манера поведения, особенность мировоззрения, его репутация ссыльного преступника. Но самое главное – незнание языка народа, среди которого он вынужден жить. И, конечно же, вопросы религии…

Что могли переживать те, кто не по собственной воле оказались на чужбине? Только лишения. Лишения, перемешанные с непреодолимой тоской по родине, с которой ассоциируется потерянная свобода, совсем недавно полностью владевшая их жизнью. Чуждый климат, трудности пути, медленно убивающие болезни, в том числе и тиф, всё сильнее омрачали и без того горестное положение, упорно разбирая на части тончайший мир человеческой психики. Имеются записи о смерти ссыльных в орловской, мценской и других городских больницах губернии. Теперешнее существование горца подчинялось совсем непонятному для него явлению, именовавшемуся Министерством внутренних дел. И уповать он мог только на волю Всевышнего и на недремлющую совесть должностных лиц соответствующего ранга, коих, надо сказать, было немало.

«Орловскому губернатору, свиты Его Величества господину генерал-майору графу Левашову полицеймейстера города Орла. Рапорт: в Орёл прислано 11 человек магометан под надзор полиции за разные поступки, и каждому из них на содержание по положению отпускается по 3 копейки серебром в сутки, в том числе на одежду и квартиру, а как этих денег недостаточно даже и на пропитание, не говоря уже о полном содержании, то они почти ежедневно обращаются ко мне с просьбой о помощи. Входя в их положение тем более ещё потому, что они по незнанию русского языка не могут брать частные работы, я обязанностью считаю о сем донести Вашему Сиятельству, присовокупляя, что на некоторых из них одежда и обувь пришли в ветхость, а при наступающем холоде оставить это без внимания невозможно. 2 ноября 1864 года».

А вот отдельный лист из общего дела о ссыльных горцах, на котором чёрными чернилами разборчивым аккуратным почёрком буквально записано: «19 января 1866 года. Его Сиятельству господину орловскому губернатору брянского уездного исправника. Рапорт. При отношении Орловского городского полицейского управления от 4 января за № 39 присланы в Брянск арестанты для жительства под полицейским надзором, который над ними учреждён. Между тем на основании 558 ст. XV т. ч. II они должны получать кормовые и квартирные деньги, то я имею честь донести о сем Вашему Сиятельству и покорнейше просить распоряжения относительно выдачи им вышеуказанных денег. Уездный исправник Матвеев. Январь 1866 года».

Письма к царю

Конечно, когда высокие чины проявляли равнодушие, оставались безучастными к судьбам горцев, те, в свою очередь, были вынуждены сами заботиться о своем спасении. «Присланные при отношении орловского городского полицейского управления жители… обратились ко мне с просьбой повергнуть чрез Ваше Сиятельство на Высочайшее воззрение два их письма, которыми они просят прибавить им содержание к получаемым ныне трём копейкам; почему как самые письма, так и перевод оных на распоряжение Вашего Сиятельства честь имею представить». Далее к самому делу подшиты два маленьких листочка, на которых горец своей рукой писал государю (письма на арабском языке). Перевод на последующей странице таков: «Всего света Царь, всех сильных Царей Царь, самый богатый, самый храбрый Царь, Царь вторый по Боге, дай Бог Тебе также хорошо в будущей жизни, как в настоящей. Я нахожусь в трудных обстоятельствах, я виноват, раскаиваюсь в моей вине и вперёд никогда ничего дурного делать не буду. Я получаю только по три копейки в сутки, говорить по-русски не умею, работы нет, трудно прокормиться, одежды не дают. Я боюсь утруждать Тебя, Царь, но трудные обстоятельства вынудили к тому». Никому не известные страницы любопытных, но глубоко трагичных судеб… Только бумага помнит их забытые имена. Состарившиеся листы – вот последние свидетели попавшей в забвение частицы человечества.

Отныне православный

В 1866 году «кавказский житель мирного аула Тхахачь Четау 43 лет» принимает православие и теперь зовётся «во святом крещении Алексеем Алексеевичем». В графе «Аттестация» имеется пометка: «ведёт себя хорошо». Из рапорта полицеймейстера Мценска орловскому губернатору от 6 апреля 1868 года читаем о том, что он освобождается из-под полицейского надзора. Вот такой предстаёт перед нами судьба Четау, горского дворянина. Но есть ещё одно примечательное обстоятельство. Оказывается, что до определённого времени Четау содержался под надзором в имении своей крёстной матери – надворной советницы Марии Владимировны Петровской, урожденной Воейковой. Имение её находилось в сельце Лапашино Мценского уезда. По некоторым сведениям, Тхахачь Четау так и не вернулся на Кавказ, оставшись здесь, на Орловщине, возможно, ставшей ему новым пристанищем и местом для совсем иной жизни.

Источник: http://www.vestnik57.ru/page/vo-svjatom-kreshhenii-aleksej-alekseevich%E2%80%A6