К вопросу о соотношении знака и жеста при изучении художественного текста

Маркевич Е.О.

К вопросу о соотношении знака и жеста при изучении художественного текста

Интерпретация - центральное понятие не только эстетики исполнительского искусства, но и при восприятии смыслового содержания текста художественного произведения. Именно через подробное и глубокое восприятие психологических процессов изображаемого читатель приобщается к непреходящему человеческому содержанию: поискам своего места в мире, своего отношения к миру. В системе психологизма любая внешняя деталь так или иначе соотносится с внутренними процессами литературного героя. Значимую роль здесь, на наш взгляд, играет семиологический подход. Таким образом, продуктивной формой глубокого психологического анализа становится интерпретация средств, с помощью которых показываются внешние проявления внутренней жизни героя и которые в теории литературы называются художественными деталями. К таковым относятся жестикуляция, мимика, пластика, речь, физиологические изменения и т.п.

Проблема жеста как элемента знаковой системы в целом и применительно к художественному тексту в частности является на сегодняшний день одной из самых актуальных.

Открытия в области антропологии второй половины XIX века, принадлежащие Чарльзу Дарвину, явили собой не только своеобразный «взрыв» представлений, стали причиной общественных споров, но и послужили определенным фундаментом дальнейшего развития знаковой теории.

На основе выявленной Ч. Дарвином способности животных воспроизводить сигнально-индексные формы связи, «врожденные выразительные движения» [цит. по 10. С. 211], доступные их психике, то есть обусловленные так называемым «естественным» кодом, появляется теория о произвольной знаковой коммуникации между людьми (Ч. Пирс). Основополагающее отличие состоит в том, что животное противостоит окружающей среде только как биологический организм, а не как сознательный субъект деятельности. Животное не способно вступать в субъектно-субъектные отношения с себе подобными, а следовательно, не может существовать отличий между механизмом декодирования сигналов, источниками которых являются другие животные или неживые объекты.

Подобный механизм был назван Пирсом механизмом «слепого принуждения» [Там же], и одним из его свойств было признано отличие индексальных средств от конвенциональных.

Знаковая коммуникация между людьми представляет собой сознательное, произвольное действие, в котором человек выступает в роли субъекта. Всякий коммуникативный акт реализует предварительное «коммуникативное намерение» [Там же. С.235], которое может быть произвольно осуществлено субъектом в тот или иной момент времени или, наоборот, заторможено им.

Согласно Л.Ф. Чертову, в случае, если субъект выражает собственные эмоции, «близкие, казалось бы, по содержанию коммуникации животных (гнев, радость и т.п.), используемые людьми для выражения этих эмоций знаки (мимика, жесты, интонация, междометия, не говоря уже о развернутых речевых конструкциях), не могут быть сведены к генетически исходным для них естественным симптомам и признакам, какими остаются «врожденные выразительные движения» (Ч. Дарвин)» [Там же. С.211]. Чертов утверждает, что эти знаки уже не носят произвольный характер, поскольку намеренно создаются субъектом по правилам принятого в человеческой культуре кода, отличающегося от «естественного» кода «подлинных индексов» (Ч. Пирс)» [Там же].

Субъектно-субъектные отношения направлены на «перенесение» смыслового содержания из сознания одного субъекта в сознание другого субъекта, мысли, аналогичной мысли отправителя. В этом процессе специфической для человека является так называемая «информационная реакция» [Там же. С. 212] на полученное от другого субъекта сообщение - его понимание. Как писал А.А. Потебня, «понимание состоит не в перенесении содержания из одной головы в другую, а только в том, что в силу сходного строения человеческой мысли какой-нибудь знак, слово, изображение, музыкальный звук служат средством преобразования другого самостоятельного содержания, находящегося в мысли понимающего» [Там же. С. 343].

Таким образом, целью коммуникативного процесса является, прежде всего, воздействие сознания одного субъекта на сознание другого с последующим преобразованием этого сознания как конечным результатом коммуникативного акта.

Намеренно вводимые в информационную цепь, связывающую не просто «источник» информации с «приемником», но двух субъектов деятельности, знаки приобретают роль особых средств совместной деятельности, целью которой является «перенесение» идеального содержания из сознания одного в сознание другого. Все другие информационные средства не могут признаны знаками [Там же. С. 218].

Согласимся с мнением Чертова лишь в том, что сам по себе «знаковый материал» предполагает определенную конструкцию информационной цепи, вне которой знаки перестают являться знаками. Однако в противовес точке зрения Л.Ф. Чертова, отождествляющего понятия знака и жеста, существует ряд исследовательских работ, авторы которых разграничивают эти два понятия (например, С.Т. Махлина).

Необходимо отметить и проблему «знакового многообразия» («знак» и «знак художественный»). Для нас важно, что знак художественный, имея сходство с обычным знаком, обладает и отличительными особенностями:

1. многозначностью;

2. отсутствием универсальности;

3. самостоятельностью формы;

4. особым соотношением формы и содержания.

В искусстве даже при небольшом изменении формы изменяется и содержание. Например, не представляется возможным без ущерба для содержания стихов переставить в них слова, разрушив инверсию, изменив ритм, или заменить какое-либо слово синонимом. Именно это становится причиной того, что понятие «знак художественный» может применяться лишь как метафорическое.

Изучение проблемы жеста началось в рамках эволюционного подхода Ч. Дарвина, затем ее разработкой занимался В.М. Бехтерев. Ими была выработана гипотеза развития речи из подражания при вспомогательной роли жестов. В свою очередь, В. Вундт предложил гипотезу «ручных жестов», согласно которой звуковая речь возникает из языка жестов и является «специфической формой жестов» [цит. По 5. С.14]. Однако в дальнейших исследования данные гипотезы не нашли своего подтверждения (Н.А. Тих, В.В. Бунак, Д.А. Столяр, Б.В. Якушин).

Следующий этап исследования характеризуется появлением данных: археологических, этнографических, психологических, которые привели к пониманию первобытной коммуникации как «натуральной пантомимы» (А.Д. Столяр), предшествовавшей речи и представляющей исторически первую форму презентации смысла. Как отражение ситуации в виде пантомимы, жестов и звуков, первых понятий, натуральная пантомима явилась основой для развития искусства, которое демонстрирует развитие жестовых форм выражения.

Несмотря на то, что само понятие «жест» используется во многих областях науки (психологии, лингвистике, антропологии, этнографии, истории и др.), не существует чёткого универсального определения данного понятия, но можно говорить о знаковой природе жеста. Подобно знаку, жестовое движение требует наличия адресата-интерпретатора. Так, С.М. Волконским было введено понятие «психологического жеста», с помощью которого артист демонстрировал свое отношение к чему-либо. Чтобы жест стал реальным воплощением содержательного действия, ему должен предшествовать побудительный мотив. Следовательно, жест можно рассматривать с позиций личностного проявления, мотивации и эмоционально-чувственного выражения. Именно в данном аспекте жест представляет интерес для искусства, в частности, театрального, в котором исследуется психологизм жеста.

Выявление соотношения между знаком и жестом (в качестве примера был взят жест «указующий перст» - вытянутая рука с распрямленным указательным пальцем) показало, что:

1. жест обладает значением (в данном случае – выделение предмета из ряда других);

2. жест информирует о чем-либо (в нашем случае о явлении);

3. жест, как и знак, хранит и передает информацию;

4. жест функционирует или реализуется в знаковой ситуации, характеризующейся наличием адресата;

5. жест обладает многозначностью;

6. границы жеста ясно очерчены, что позволяет отличить его от ряда других (Так, жест «указующий перст» может быть перенесен из контекста, условно названного нами, «любопытство ребенка» в контекст «направление пути»);

7. форма жеста может претерпевать изменения, однако лишь в

пределах, которые позволят отделить данный жест от других;

1. жест обладает произвольностью формы (Не представляется возможным проследить связь длины руки со значением данного указательного жеста).

Таким образом, соотнесение особенностей знака с понятием жеста показало, что жесту присущи семь из восьми черт знака «обыкновенного» и одна особенность «знака художественного» - многозначность, что свидетельствует о том, что жест не является полностью тождественным знаку, обладая особенностями как знака, так и «выразительного средства».

Важным моментом в использовании того или иного средства выражения указания является психологическая составляющая. Кроме того, говоря о жестовых движениях, необходимо отметить их полную зависимость от культурного кода, «культурной нормы», которой руководствуется субъект. Определяющую роль в реализации того или иного жестового движения играет индивидуальность субъекта: психические особенности, темперамент, жизненная позиция и т.п. Так, если человек темпераментного типа при выделении интересующего его в данный момент предмета использует жест «указующий перст», то человек психологически сдержанный в подобной ситуации ограничится «кивком головы». Одно и то же чувство каждый субъект способен выражать посредством разных, порой противоположных друг другу жестов. Так, чувство разделенной любви, как правило, у большинства людей сопровождается жестом «улыбка», однако существуют примеры, когда влюбленный (взаимно) человек выражает свое состояние посредством жеста «слезы». Это обусловлено его индивидуальными психологическими особенностями восприятия, а именно - сентиментальностью (повышенной чувствительностью).

Условия выбора того или иного жеста могут быть продиктованы и особенностями конкретной ситуации. Например, в одном случае, используя указательный жест, субъект может позволить себе использовать «указующий перст», в другом - «указание взглядом», если необходимо привлечь внимание только одного субъекта и скрыть жест от внимания других.

Мы уже говорили о том, что искусство, в частности литература, расширяют границы понятия жеста. Более того, в литературе понятие жеста усложняется в связи с выработанными у отдельных авторов индивидуализированными системами жестов как художественных приемов, выразительных средств. Так, своеобразной является поэтика жеста представителей русского авангарда (символизма (А. Белый), футуризма (В. Хлебников, Крученых), ОБЭРИУ (Д. Хармс)), а также М. Цветаевой, А. Ахматовой.

Например, семантика жеста в творчестве и самой жизни А. Ахматовой необычайно сложна. Примером послужат знаменитые строчки:

Так беспомощно грудь холодела,

Но шаги мои были легки,

Я на правую руку надела

Перчатку с правой руки.

Здесь жест обладает значением - волнение, рассеянность; информирует об отсутствии контроля над ситуацией в сознании субъекта; обладает информацией о «находящемся за его пределами»; реализуется в знаковой ситуации; в данном случае, воспринимающего субъекта «назначает» сама А. Ахматова – это читатель-интерпретатор. Что же касается единичности или многозначности данного жеста, то здесь нельзя склониться к какой-либо характеристике. Причина тому - особенности лирической героини, близко соотносящейся с автором-поэтом. С одной стороны, если бы речь шла о жесте не из поэтического произведения, то правомерно было бы перенести жест из одного контекста (состояние волнения) в другой, например, «неопытность ребенка». Однако, намеренно определяя адресата, автор тем самым подчеркивает единичную природу данного жеста, его обособленность от других, невозможность вычленять его из контекста и переносить в другой. Форма может претерпевать изменения, поскольку в контексте отсутствуют указания на нее (о качестве перчаток, их цвете, материале, из которого они выполнены, в поэтическом тексте автор умалчивает). В данном случае можно утверждать, что по отношению к денотату форма жеста произвольна, учитывая и то, что указания на нее вовсе отсутствуют.

Таким образом, В литературе жест выступает в качестве особого явления, сложность и противоречивость которого обусловлены своеобразием поэтики автора.

Литература

1. Басин Е.Я. Искусство и коммуникации. - М., 1999, 236с.

2. Ганина В.В. Эмоции человека и невербальное поведение: гендерный аспект. - Иваново, 2006. 208с.

3. Гуренко Е.Г. Проблемы художественной интерпретации (философский

анализ). - Новосибирск, 1982. 256с.

1. Екинцев В.И. Невербальная коммуникация: понятия и формы. - Барнаул, 2001. 254с.

2. Жданов В.В. Жест как элемент знаковой системы изобразительного искусства. - СПб., 2006. 24с.

3. Кирсанова Н.Н. Знаковые аспекты искусства и художественное восприятие. -Л., 1982. 161с.

4. Лабунская В.А. Невербальное поведение (социально-перцептивный подход). - М. 1986. 136с.

5. Махлина С.Т. Семиотика культуры и искусства: Словарь-справочник в 2 книгах. - СПб., 2003. - Кн. I. 264с.

6. Станиславский К.С. Об искусстве театра. Избранное. - М., 1982. 512с.

7. Чертов Л.Ф. Знаковость: опыт теоретического синтеза идей о знаковом способе информационной связи. - СПб., 1993. 388с.

8. Яркова Е.Н. Живой театр: метод физических действий и система Станиславского как опыт саморазвития актера. - Барнаул, 2007. 189с.