ГОЛУБОЕ ОКО СВЕТЛОЯР - ОЗЕРА
Ю. Адрианов
журнал «Волга», № 12, 1970.

Молчит Светлояр-озеро, упрямо, по-кержацки, молчит... Откуда появилось оно в этом краю, где в глубине лесов лишь болота, изъеденные ржавчиной, да крохотные камышовые старицы еле слышных речек - вечерние водопои сторожких лосей?
Озеро непостижимо-прозрачное, словно упал когда-то в чащобу огромный серебряный колокол и наполнился его шелом этой родниковой тишиною.
... Когда я читаю "Слово о погибели русской земли" - "светло-светлой, украсно украшенной земли", где были "озера многочисленные, реки и
колодцы, местно почитаемые, горы крутые, холмы высокие, дубравы чистые, поляны дивные", - то невольно думаю о светлоярской сини, о древней легенде про Китеж-град...
Это глухое, давнее сказание веками держало в каком-то оцепенении весь заволжский край. Кажется, даже леса прислушивались к непонятной тишине озера, ожидая неясного часа - услышать благовест ушедших в глубины китежских храмов...
И гасли с годами лица людей былых поколений, словно иконы древнего письма, а неведомая сила погибшего града тянула к озеру, к тихому родничку в ближайшем лесочке, где, говорят, споткнулся конь проклятого Батыя и хан в страхе суеверном повернул толпы "агарян" к югу, вспять от заповедных лесов северной Руси. И по сей день сохранилось это место.
... В мокром логе, в овражке, стоит небольшой сруб, откуда начинается ручей, что нежданно выбил к свету из-под копыта вражьего коня.
Так уверяли одни. Другие говорили, что конь Батыев споткнулся у кордона Конь (ведь так и зовется - Конь!). Но дело не в этом, главное, в сказаниях есть гордое убеждение, что здесь, в междуречье Керженца и Ветлуги, захлебнулось нашествие. Встали на его пути вместо павших дружин Георгия.
- На озеро любуетесь! - у нас за спиною стоит щупленький старичок в сером ватнике. - Это дело! Откуда будете?
- Из Горького.
- Из Горького, - сказал он как-то разочарованно. - А у нас тут даже из Москвы бывают. Я спрашиваю деда:
- А где кусты у мостков, тут ведь густо было, кто порубил-то?
- Хе, известно кто - туристы, я их дуристами зову. Подлецы! Ведь приходят сотнями и сразу же начинают молодняк в лесу рубить на жердины к палаткам, потом, конечно, на костры опять же. Раз подхожу, а они сосну высоченную свалили и допиливают на чурбаки. Говорю: "Зачем эдакую красоту губите?" Они отвечают: "Это до нас!" Ну ладно, если до вас, то такое дерево на костришко жечь-то грешно, неужели лень сушняк подобрать? А начальник у них, здоровенный парень, говорит: "Ты шел бы своей дорогой, дед!" - "Конечно, вашей дорогой не пойду! Совесть у меня есть, дуристы!"
Дед сказал эти последние слова так, как будто те люди нанесли ему самую страшную обиду в жизни.
Старика зовут Самсонычем. Он охотно рассказывает, как найти путь к роднику, какая была во
Владимирском ярмарка и где раньше часовня стояла.
- Мне ведь семьдесят семь годов, я Короленку, мальчишкой был, здесь на озере видел. Представительный был. Купался.
Он явно привирает, потому что, когда Короленко приезжал, во Владимирское, Самсонычу и двух лет не было. И то, что это писатель Короленко, никто не знал. Вообще имя Короленко часто звучит в этих местах, и разговоры нередко заканчиваются воспоминаниями о поездках писателя в ветлужские края.
- Дедушка, а глубоко здесь?
- Тут Академия наук все лето ныряла, но дна не достала! Правда, после уже, зимой, наши ребятишки из школы лебедкой со льда через прорубь мерили. Установили тридцать четыре метра. Рыбы здесь много. Щуки громадные бывали...
- Может, закурите?
- Нет, с утра наглотался, даже голова с табаку болит. Надо в село идти. Отдыхайте.
Старик не торопясь выходит на проселок, ежась от мелкого дождя. С этим внезапным дождем волна на озере стихает.
Товарищ шутя рассказывает мне, как одна старуха из ближайшей деревни, увидев купающихся
в Светлояре ребят из пионерского лагеря, говорила: "Ой, не полезла бы, хоть озолоти: вдруг ногою за колокольню зацепишься!"
Снова закуриваем. Коробок мокрый, спички зажигаются с трудом.
Светлояр поначалу часто разочаровывает. Его обаяние приходит не сразу. Легенда помогает прислушаться к тишине озерных вод, увидеть прекрасное.
Любопытно, что в русских и славянских преданиях грады, ушедшие из мира в пору лихолетий, - это "озерное поклонение" встречается не однажды. Советский писатель Сергей Марков, тонкий знаток истории Сибири, в своей книге "Земной круг" пишет, что еще в прошлом веке алтайские кержаки твердили о звонах колокольных где-то в самом сердце Азии, в таинственной, якобы обжитой русскими земле, на озере Лобнор, в сказочном Беловодье...
А как-то недавно, перечитывая стихи Адама Мицкевича, я неожиданно и по-новому понял историю его известной баллады "Свитезь", написанной в 1820 году.
... Пану, что плывет в лодке по волнам озера Свитезь, является из светлых глубин девушка и говорит:
Сам бог через меня вам расскажет сегодня
Историю этой пучины. Где клонят "цари" белоснежные чаши,
Где желты песчаные скаты, Где лодки и весла колышутся ваши,
Там высился город когда-то. Далее рассказ повторяет ход китежской легенды: вражеская осада, сеча, озеро, которое укрывает не сдавшийся недругам родины богооберегаемый город.
Есть общий образ, общая мысль в этих легендах двух славянских народов. Даже в звучании имен Светлояр и Свитезь есть что-то общее, рождающее догадку о едином истоке, создавшем эти сказания.
Тайна озера Свитезь дала Мицкевичу тему для другой баллады - "Свитезянка". Но все же русский вариант, рожденный в глухом молчании керженских и ветлужских лесов, более суровый.
В нем не остывает напряженная, послегрозовая тишина...
Светлояр не только красивейшее место Заволжья, он источник высокого вдохновения для многих замечательных художников России. Он встает неповторимой образной музыкой "Сказания о невидимом граде Китеже" Римского-Корсакова.
"Сеча при Керженце" воскрешает почти зримо в своей гениальной выразительности резкий, напористый ритм нашествия с криками, лязгом стали, наполняет сердце печалью песни о татарском полоне, непреодолимым мужеством ратной Руси...
В 1911 году С. Дягилев привез в Париж русскую оперу, и невероятный восторг вызвало у зрителей огромное панно-занавес Н. К. Рериха "Сеча при Керженце".
Несомненно, китежская легенда помогла Рериху в создании полотна "Град осужденный". Он вспоминал о том, как в феврале 1915 года на выставку "Мир искусства" пришел М. Горький. "Он очень хотел иметь мою картину. Из бывших тогда у меня он выбрал не реалистический пейзаж, но именно одну из так называемой "предвоенной серии" - "Город осужденный", именно такую, которая ответила бы прежде всего поэту..."
Стоящий на холмах город окружил, свившись кольцом, страшный змей. Он еще не губит города, он выжидает, но город, высокий, белокаменный, уже обречен.
"... От Светлояра повеяло на меня своеобразным обаянием.
В нем была какая-то странная, манящая, почти загадочная простота. Я вспоминал, где я мог видеть нечто подобное раньше? И вспомнил. Такие светленькие озерки, и такие круглые холмики, и такие березки попадаются на старинных иконах нехитрого письма", - такое точное восприятие дано на страницах очерков "В пустынных местах" В. Г. Короленко.
Бывал на Светлом Яре Максим Горький и, конечно, Мельников-Печерский, художественно открывший Заволжье; А. Потехин оставил очерк о керженских местах; приезжали М. Пришвин, В. Ко-стылев, что некоторое время жил вблизи, в Воскресенском на Ветлуге.
К. Паустовский не случайно пишет в статье "Заметки о живописи", посвященной Н. М. Ромадину, про "керженские леса, стоящие по колено в полой воде, рудые северные сосны в низком свете заката".
Описаны эти места в книге "Лесная глушь" известным этнографом и очеркистом прошлого века С. В. Максимовым.
В книге "Дорога к себе" восторженные страницы о Светлояре оставил советский художник Илья Глазунов: "Да, нельзя забыть это необыкновенное озеро! Слишком много слез и крови впитала в себя русская земля, слишком много дум и надежд отдала его прозрачным как слеза водам. Разве нет у нас у каждого в душе своего града Китежа?.. Сбережем наши грады Китежи! Сбережем древние легенды народа - памятник трудного исторического пути".
Синева светлоярских глубин - в густых красках поэзии Бориса Корнилова.
Удивительно зримо и образно описал ночные сходы на этих берегах побывавший здесь перед самой революцией наш земляк художник Федор Богородский.
В этих "Воспоминаниях художника" он рассказывает: "Вечером, когда всходила большая луна, по озеру пускались берестовые щепочки с зажженными свечками. Сотни огоньков плавали по зеркальной воде, сливаясь с серебром лунного блеска. На берегу в кустах располагались группы молящихся. Это сектанты-баптисты, беспоповцы, единоверцы.
... Начетчики надрываются, выкрикивая наизусть целые страницы из каких-то неведомых книг. Слушатели ожесточенно спорят и кое-где уже готовы вступить в драку.
Но вот спускается синяя бархатная ночь. Огоньки еще ярче мелькают на уснувшем озере, тише и заунывнее становится пение сектантов, а вокруг озера ползут на коленях богомольцы... По старинным обычаям они должны оползти святое озеро три раза, а затем, прижав ухо к воде, они слушают колокольный звон церквей праведного града Китежа".
Есть что-то языческое в светлоярских поклонениях. Наверное, когда-то здесь, в глухомани, было святилище. Защищенные кольцом лесов, труднодоступных для христианских миссионеров, здесь дольше поклонялись славянским богам. И, даже приняв крещение, здешний люд причудливо смешал старые обычаи с новыми. Культ природы соединился с обрядами христианской церкви, освежив ее суровый византийский аскетизм. О временах язычества говорят и названия ветлужских сел: Волосово - Велесово. В честь могущественного бога Велеса, покровителя охоты. Сколько дорог и судеб пересекалось на этой земле! Память о них хранит озеро. Меркнет ввечеру его око.
Падает в леса червленый щит солнца. Остается тишина сумерек, наполненных запахом влажных болотных трав и незримыми образами мужества и скорби русской земли. Молчит Светлояр-озеро, упрямо, по-кержацки, молчит...