А. А. Блок. «Ночь тёплая одела острова…»

Сегодня мы вместе будем читать стихи Александра Блока – юного Блока: ему было всего девятнадцать лет, когда он написал это стихотворение:

Ночь тёплая одела острова.

Взошла луна. Весна вернулась.

Печаль светла. Душа моя жива.

И вечная холодная Нева

У ног сурово колыхнулась.

Ты, счастие! Ты, радость прежних лет!

Весна моей мечты далёкой!

За годом год. Всё резче тёмный след,

И там, где мне сиял когда-то свет,

Всё гуще мрак. Во мраке – одиноко –

Иду – иду – душа опять жива,

Опять весна одела острова.

Уже после двух первых строчек возникает неясное предчувствие тревоги, наверное, от необычности соединения двух традиционных поэтических образов: весна и – ночь; не день, не утро, не солнце – ночь. Однако этот контраст затушёван, смягчён в тех же первых строках: ночь тёплая, она одела острова (переносное употребление глагола привносит какое-то человеческое тепло). Тревожная нота есть и в слове вернулась (тоже переносное употребление, «одушевляющее» весну), оно – о свершении ожиданий, казавшихся, может быть, безнадёжными (весна не наступила, не пришла – вернулась). В следующей строке о том, что ощущалось как предчувствие, сказано прямо: Печаль светла. Душа моя жива. Настроение человека (печаль – но светлая) и состояние природы (ночь – но весна) переданы четырьмя очень короткими предложениями. И неизбежно в памяти всплывает: «печаль моя светла; печаль моя полна тобою». Но ведь что-то совсем не пушкинское, совсем не светлое отзывается в этом: Душа моя жива. Неявно, в подтексте присутствует здесь время печали тёмной, тяжёлой, которой душа могла бы и не вынести. За сдержанностью этой строки, даже некоторой отстранённостью – тяжесть и трудность того, что было до этой весны. Возвращение к жизни – возвращение к вечному и суровому (это тоже в подтексте, в ассоциациях) – оба эти слова присутствуют в последних двух строках, звучащих тяжело (первое длинное предложение) и медленно (может быть потому, что и подлежащее, и сказуемое отнесены в концы строк, отмечены рифмой). Слово колыхнулась возвращает нас к теме весны: река тоже жива, она больше не скована льдом. Вот и вся первая строфа: ночь, луна, весна, Нева и печаль, душа – мир природы и слитый с ним внутренний мир человека.

Следующая строфа начинается совсем другими словами, на совсем иной ноте – она словно взлетает к счастью, радости, мечте (три восклицательных предложения!). Но ра­дость – прошлых лет, мечта – далёкая. Это воспоминания о времени, когда всё было по-другому. По-другому звучит и само слово весна: на него накладывается оттенок переносного значения: весна – это «начало, расцвет» (сравните: весна жизни, весна любви – весна мечты). Мы не узнаем, сколько лет вместили в себя следующие три слова, продлённые многоточием: За годом год. С годами всё резче ощущение утраты (какой – мы тоже не узнаем, она не названа, как будто боль может причинить даже её упоминание): И там, где мне сиял когда-то свет, всё гуще мрак. Очень сильный и ничем не сглаженный контраст – как падение с высоты: сиял свет – всё гуще мрак. Антонимы свет, мрак не имеют здесь прямого значения («освещённость»), они употреблены в переносном смысле: это образы памяти – памяти сердца. Словом мрак начинается и следующее предложение, но это уже другой мрак, настоящий – темнота весенней ночи: Во мраке одиноко – иду – иду – душа опять жива. Реальный мрак легче мрака воспоминаний, в нём растворяется боль и горечь. Тире словно отмечают упорство человеческих шагов, мы почти физически ощущаем, как выравнивается их ритм: во мрáке (3 слога) – одинóко (4) – идý (2) – идý (2), и понимаем, каким тяжёлым преодолением даётся «душа опять жива». Отметим, как Блок отсекает (посредине предложения, не дожидаясь точки) и переносит в отдельную строфу последнее двустишие – словно проводит грань между мраком и весной.

Перед нами как будто бы кольцевая композиция: последние строчки звучат эхом первых. Но всмотритесь внимательно: Блок не взял в последнюю строфу ни ночь, ни печаль, ни холодную Неву. Повторяется душа (опять) жива. Повторяется и слово весна – но здесь, в конце стихотворения оно звучит как музыкальный аккорд, в котором сливаются и весна, которая вернулась, и весна мечты далёкой, и весна (а не ночь!), которая одела острова. На этой светлой ноте и кончается стихотворение.

Музыка его создаётся и сложной звуковой композицией. Звучание первой строфы определяют открытый гласный а и плавный согласный л; во второй тембр звучания резко меняется: здесь больше закрытых о, э, ы, а согласные и их сочетания (щ, ст, р, ш) лишены плавности; по-другому звучат и рифмующиеся слоги – три из них закрытые (чтобы лучше всё это услышать, прочитайте третью строку первой строфы, а потом – третью второй). Наконец, последняя строфа: её движение начинается с двух ударных у («тёмных», закрытых звуков), чтобы закончиться открытым, широким, поющимся (потом ставшим знаменитым блоковским) а – опять весна одела острова.

Перечитывая стихотворение, вы будете находить всё новые и новые черточки, не замеченные сразу. Например, вы увидите, что здесь нет цвета – только свет и тьма разной степени интенсивности, – и это похоже на гравюру. Вы поймёте, что в стихотворении присутствует живое течение времени – оно не только в словах прошлых, далёкая, за годом год, но и в глагольных формах вида и времени – сложно переплетённых настоящего и прошедшего.

Остаётся добавить, что Блок это стихотворение хорошим, видимо, не числил и опубликовал его только через 19 лет, за два года до своей смерти.

Источник: «Русский язык в школе». – 1996. – № 3.

Врублевский Юрий. «Опять весна одела острова…»

Чистяков Юрий. «Опять весна одела острова…»