М. А. Булгаков и радиовещание

20-е и 30-е годы – время сплошной радиофикации страны. Радио бурно входило в быт. Во многих уголках наряду с газетами и журналами оно становилось не только носителем насущной политической информации, но и проводником культуры в массы. Сейчас нам трудно представить себе жизнь без телевидения. А тогда и радио было для многих городов, а тем более сёл и деревень, в диковинку. Да и для значительного числа жителей таких крупных цент­ов, как Москва и Ленинград, слушание передач стало новомодным средством заполнения досуга и часто чуть ли не единственной возможностью приобщиться к культуре. Радиослушателям открывались шедевры мировой драматургии, музыки, литературы. Традиционными становились трансляции из Большого театра, Ленинградского Государственного Академического театра оперы и балета (Мариинского). Не всегда имея возможность попасть в зрительный зал, любители оперы, драматического искусства, симфонической музыки могли услышать их по радио в домашней обстановке.

М. А. Булгаков, как и многие его современники, не был здесь исключением. И хотя не нашлось пока каких-либо рукописных свидетельств его отношения к деятельности радиовещания того времени, можно, однако, не сомневаться: радио мимо его внимания не прошло. Подтверждение тому – произведения писателя: проза и пьесы. В 1923 году в очерке «Сорок сороков», отмечая приметы времени, XII съезд РКП(б), проходивший в Большом театре, Булгаков пишет: «дают концерты по радио». Это были первые месяцы работы отечественного вещания.

А в увидевшей свет в 1925 году повести «Роковые яйца» описываемые события отнесены к лету 1928 года:

«Зеленоватый свет взлетел над крышей универмага, на небе выскочили огненные слова «Говорящая газета», тотчас толпа запрудила Моховую.

«Садитесь! – завыл вдруг в рупоре на крыше неприятнейший голос, совершенно похожий на голос увеличенного тысячу раз Альфреда Бронского, – приветливо сказал нам маститый учёный Персиков!»

И спустя несколько страниц: «В верхней квартире загремели странные трубы и полетели вопли Валькирий, – радиоприёмник у директора суконного треста принял вагнеровский концерт в Большом театре.

А над Большим театром гигантский рупор завывал».

В 1931 году завершена пьеса «Адам и Ева» (первая публикация пьесы состоялась в 1971 году). Авторская ремарка в начале первого акта поясняет: «заметен громкоговоритель, из которого течёт звучно и мягко «Фауст» из Мариинского театра». Словами, которыми начинает действие главный герой – «А чудная опера этот «Фауст», – автор выражает прежде всего своё отношение к опере, прослушанной им, по свиде­тельству близко знавших его людей, несметное количество раз. Звуки этой оперы слышны на протяжении всей первой половины четырёхактной пьесы. Она то пропадает вре­менами, то возникает вновь, образуя не просто шумовой фон, а очень значимую музыкальную основу всего действия. Всеми доступными музыке и слову средствами в опере «Фауст» воплощена идея непрестанной борьбы между добром и злом. Не случайно в пьесе Булгакова «Адам и Ева» музыка, льющаяся из громкоговорителя, затихает совсем и не возникает до самого конца, пока не становится ясной мера морального падения персонажей, не выдержавших испытания, уготованного им судьбой.

Факт этой трансляции – вовсе не выдумка драматурга. В опубликованной газетами тех лет радиопрограмме на чет­верг, 25 апреля 1929 года, обозначено: «Сегодня – «Фауст». Буквально те же слова вложены автором «Адама и Евы» в уста главного действующего лица, прямо-таки наслаждающегося звуками любимой оперы: «Сегодня «Фауст», а завтра вечером мы едем на Зелёный Мыс! Я счастлив!» Над «Адамом и Евой» Михаил Афанасьевич работал спустя два года. На протяжении этого времени опера «Фауст» звучала в эфире неоднократно. Она была одним из самых исполняемых тогда на радио классических произведений. С большой долей вероятности можно предположить, что Булгаков следил за программой передач радио с таким же интересом, с каким мы теперь интересуемся программами телевидения. И, судя по некоторым свидетельствам, лучшее из того, что предлагало радиовещание, он слушал.

В 1934 году он закончил пьесу «Блаженство (Сон инжене­ра Рейна)», на основе которой в 1935–1936 годах напишет другую – комедию в 3-х действиях «Иван Васильевич». Впервые это произведение было опубликовано в 1965 году в книге М. А. Булгакова «Драмы и комедии» (издательство «Искусство»). Комедия послужила основой для известного фильма Леонида Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию», в котором действие было перенесено в 1970-е годы. И в пьесе «Блаженство (Сон инжене­ра Рейна)», и в комедии«Иван Васильевич» речь идёт о фантастическом перемещении во времени с помощью аппарата, изобретённого талантливым инженером. В первой пьесе его фамилия Рейн, во второй – Тимофеев.

Вот фрагменты из второго действия пьесы «Блаженство». Авторская ремарка: «Радаманов и Рейн стоят у аппарата». Этот аппарат, судя по его описанию автором, очень похожий на телевизор, обладает к тому же способностью не только передавать изображения, но и материализовать их в осязаемые предметы. Вместе с тем при помощи этого устройства можно слушать трансляции музыкальных концертов и тому подобное.

Снова обратимся к пьесе:

«Слышна мощная музыка.

Вбегаает Услужливый гость, зажигает свет в аппарате.

Услужливый гость. Филармония? Будьте добры, найдите сейчас же пластинку под названием «Аллилуйя» и дайте её нам, в бальный зал Радаманова. Артист Милославский ничего другого не танцует».

Надо пояснить, «Аллилуйя» – один из самых популярных американских фокстротов 30-х годов, написанный американским композитором Винсентом Юмансом, исполнявшийся джазом под руководством Александра Цфасмана. Похоже, что Михаил Афанасьевич Булгаков, воспитанный на любви к классике, относился к джазу как к музыке шутовской, несерьёзной. Во всяком случае именно такую музыку предпочитает его герой – пошляк и вор Милославский, выдающий себя за артиста, а в «Мастере и Маргарите» тот же фокстрот «наяривает» джаз-оркестр в писательском ресторане, где собрались явные пройдохи, возомнившие себя крупными мастерами слова. Только здесь «Аллилуйя» исполняется «вживую,» а не транслируется по радио.

В комедии «Иван Васильевич» радио как неотъемлемая часть быта и культуры присутствует всякий раз, когда действие переносится в современность.

Описывая квартиру, в которой и происходят все необыкновенные события, драматург напоминает: «передняя, в которой радиорупор». А в комнату инженера автор помещает «громадных размеров и необычной конструкции аппарат, по-видимому, радиоприёмник, над которым работает Тимофеев. Множество ламп в аппарате, в которых то появляется, то исчезает свет. (.) Тимофеев нажимает кнопку аппрата. Слышен приятный певчий звук (.) Внезапно в радиорупоре в передней возникает радостный голос, который говорит: «Слушайте продолжение «Псковитянки»!» И вслед затем в радиорупоре грянули колокола и заиграла музыка.

Тимофеев. (.) Я отвинтил бы голову тому, кто ставит такой приёмник. Ведь я же говорил ему, чтобы он снял, что я поправлю! У меня нету времени! (Выбегает в переднюю и выключает радио, и рупор, крякнув, умолкает. (.) Открывает окно, высовывается, кричит). Ульяна Андреевна, (.) ведь я же просил, чтобы он убрал рупор! Скажите ему, чтобы он потерпел, я ему поставлю приёмник! Австралию он будет принимать! Скажите, что он меня замучил со своим Иоанном Грозным! И потом, ведь он же хрипит! Да рупор хрипит! (.)».

Реплики Тимофеева о надоевшем Иоанне Грозном (персо­наже оперы «Псковитянка» Н. А. Римского-Корсакова), обещания сделать приёмник, который будет принимать за­океанские станции, не случайны. Они-то как раз подтвержда­ют знакомство драматурга не только с радиопередачами, но и радиопрограммами. В них, а также в журналах, издававшихся Всесоюзным радиокомитетом при Совнаркоме СССР, содержалось очень много советов радиолюбителям-конструкторам, как сделать приёмник, «берущий» даже зару­бежные радиостанции. Мало того, публиковались регулярно программы передач Вены, Берлина, Лондона, Нью-Йорка, Сиднея. А насколько часто исполнялась по радио «Пскови­тянка», можно судить по отчёту об оперном сезоне на радио: «с сентября 1933 г. из московских театров в эфир было передано (.) Римского-Корсакова «Псковитянка» – 10 раз».

Этот отчёт опубликован в июле 1934 года, когда Михаил Афанасьевич писал пьесу «Блаженство» – предтечу «Ивана Васильевича». Наверное, он попадался на глаза Булгакову ещё и потому, что помещён на страницах журнала «Говорит СССР», который, как увидим далее, был, возможно, знаком писателю. А пока вернёмся в комнату инженера Тимофеева.

.Только что пришла его жена, звонит. «Комната Тимо­феева освещается. Тимофеев открывает дверь. Вместо радио­приёмника – странный, невиданный аппарат (.)». Вскоре приходит и управдом Бунша, в обязанности которого входят также забота о радиофикации квартир, контроль за тем, регистрируют ли владельцы радиоприёмников свою аппара­туру, платят ли налог за пользование ею, обязательный в те годы вне зависимости от того, куплена она или сделана своими руками. Войдя в комнату, Бунша «первым долгом обращает своё внимание на радиоаппарат.

Бунша. Неимоверные усилия я затрачиваю на то, чтобы вносить культуру в наш дом. Я его радиофицировал, но они упорно не пользуются радио. (Тычет вилкой в штепсель, но аппарат молчит). Антракт». Несколько реплик спустя Бунша говорит Тимофееву: «Я умоляю вас, Николай Ива­нович, вы насчёт своей машины заявите. Её зарегистриро­вать надо».

Автор пьесы, вероятно, не был искушён в технике, в её терминологии, заставляя управдома тыкать вилкой в штепсель. Это ведь два названия одного и того же устройства. Потому и описания созданного Тимофеевым аппарата, надо полагать, весьма приблизительны. Но не технические детали здесь важны. Автор весьма достоверно передал картину коммунального, «самоцветного», быта, как он называл его в своих ранних произведениях, исходя из собственного опыта. И неотъемлемая часть тогдашнего московского быта – несовершенные в техническом отношении громкоговорители – приметные чёрные тарелки, порою хрипевшие так, что не разобрать было ни слое, ни музыки, – тоже были ему хорошо известны. Тем не менее повсеместная радиофикация и широкое распространение радиоприёмников делали доступными любому радиослушателю шедевры мировой оперной музыки. У Михаила Афанасьевича она оказывается выразительным средством создания атмосферы, в которой происходит действие в его произведениях.

До самого конца 1934 года радио не раз вплеталось в ткань творений Булгакова. А потом он и сам пришёл на радио. Связано это с участием Михаила Афанасьевича в осуществлённой МХАТом постановке «Пиквикского клуба», созданной мотивам романа Чарльза Диккенса. Это было как раз в пору завершения пьесы «Блаженство», подступов к «Ивану Васильевичу», возобновления работы над романом «Мастер и Маргарита».

1934 год. Спектакль МХАТ СССР им. М. Горького «Пиквикский клуб»

В роли президента суда М. А. Булгаков

Фото М. Сахарова. Из фондов Музея МХАТ

В написании инсценировки «Посмертных записок Пиквикского клуба» Наталье Венкстерн помогал и Булгаков (он был в дружеских отношениях с писательницей). Постановку на сцене МХАТа осуществил режиссёр В. Станицын. Одним из режиссёров-ассистентов был Булгаков. Ему же в этом спектакле была поручена роль президента (то есть председателя) суда. С ролью этой Булгаков настолько удачно справился, что привёл в восхищение самого Станиславского.

В № 3 журнала «Говорит СССР» за 1935 год опубликован фотоснимок, из подписи к которому следует, что в радиостудии исполняется сцена из «Пиквикского клуба». Среди запечатлённых фотографом артистов легко узнаётся Михаил Афанасьевич. Когда сделано это фото? Премьера спектакля на сцене Художественного театра состоялась 1 декабря 934 года. Журнал, о котором идёт речь, был сдан в набор 2 февраля 1935 года. Значит, радиопостановка могла прозвучать в эфире между этими двумя датами. Но не состоялась ли премьера «Пиквика» на радио раньше, чем на сцене театра? В «Радиогазете», которая тогда публиковала радиопрограммы, в подшивке за 1934 год в № 33 от 12 июля читаем: «МАСТЕРА ТЕАТРА У МИКРОФОНА» (драматическое вещание в 1934/35 г.). В сезоне 1934/35 г. дирекцией драматического вещания будут привлечены к микрофону лучшие московские театры и крупнейшие мастера сцены. (…) Из театральных премьер предстоящего сезона предполагается дать: (.) «Пиквикский клуб» (МХАТ им. Горького)». В номере от 24 декабря читаем: «Слушайте драматические передачи (.) 27 декабря. 19 ч. 30 м. Станция ВЦСПС. Отрывки из пьесы «Пиквикский клуб» по Диккенсу в исполнении артистов МХАТ I».

1934 год. В радиостудии готовится передача сцен из спек­такля МХАТ «Пиквикский клуб»

М. А. Булгаков (слева) и артисты В. Грибков, М. Болдуман, А. Карев, Е. Морес, И. Ра­евский, В. Топорков.

Фото из фондов Гостелерадио СССР

Как можно понять из газетных публикаций тех лет, упомянутая передача, появившись в эфире в тот же месяц, что и премьера, звучала в эфире не однажды. Возможно, она зафиксирована? Если так, то в архивах звукозаписей, может быть, отыщется и голос писателя. До сих пор такие поиски ни к каким результатам не привели.

К этому времени относится активная работа писателя чад романом «Мастер и Маргарита». На его страницах мы то и дело наблюдаем: радиовещание вплетается в ткань повествования как знаменательная примета времени и даже как действующее лицо, несущее большую смысловую на­грузку.

Вот глава 4-я – «погоня». Иван Бездомный рыщет по Москве, преследуя шайку Воланда, не понимая ещё, что это сатана со своими подручными. Оказавшись в чужой коммунальной квартире – в доме под номером 13 – он слышит: «За одной из дверей гулкий мужской голос в радиоаппарате сердито кричал что-то стихами». А вот поэт-горемыка тёплым майским вечером пробирается проулками – он остался в одном нижнем белье (одежду украли, пока он плескался в Москва-реке) – в писательский дом «Грибоедов». «Все окна были открыты. В каждом из этих окон горел огонь под оранжевым абажуром, и из всех окон, из всех дверей, из всех подворотен, с крыш и чердаков, из подвалов и дворов вырывался хриплый рёв полонеза из оперы «Евгений Онегин»…» Иван шёл долго. «И на всём его трудном пути невыразимо почему-то мучил вездесущий оркестр, под аккомпанемент которого тяжёлый бас пел о своей любви к Татьяне». Это описание вовсе не плод авторского воображения. Судя по радиопрограммам, опера «Евгений Онегин» по постоянству звучания в эфире соперничает с произведениями Римского-Корсакова. А репродукторы можно было увидеть едва ли не на каждом уличном столбе, на каждом доме, в каждой комнате.

В другой главе («Нехорошая квартира») мы встречаем директора театра Варьете Стёпу Лиходеева. Утром, с тяжёлой после вечеринки головой, он едва вспоминает события, происшедшие накануне: «Вот только дама, которую Степа хотел поцеловать, осталась неразъяснённой; чёрт её знает, кто она, кажется, в радио служит, а может быть и нет». И ещё упоминание радио в связи со Стёпой Лиходеевым встречается в главе «Вести из Ялты». Стёпа был забро­шен сатаной в Крым, а его ищут в Москве. «Набрав (.) номер лиходеевской квартиры, Варенуха долго слушал, как густо гудит в трубке. Среди этих гудков откуда-то издалека послышался тяжкий мрачный голос, пропевший «скалы, мой приют» – и Варенуха решил, что в телефонную сеть откуда-то прорвался голос из радиотеатра». То, что услышал Варенуха, было романсом Шуберта. Об исполнении этого произведения читаем и в радиопрограммах того времени. Последнее упоминание радио в романе встреча­ется в главе «Сон Никанора Ивановича». Один из героев – в психолечебнице. «Никанора Ивановича посетило сновиде­ние, в основе которого, несомненно, были его сегодняшние переживания. Началось с того, что Никанору Ивановичу привиделось, будто бы какие-то люди с золотыми трубами в руках подводят его, и очень торжественно, к большим лакированным дверям. У этих дверей спутники сыграли будто бы туш Никанору Ивановичу, а затем, гулкий бас с небес весело сказал:

– Добро пожаловать, Никанор Иванович! Сдавайте ва­люту!

Удивившись крайне, Никанор Иванович увидел над собой чёрный громкоговоритель».

Вее эти наблюдения дают основание обратить внимание и на то, что радио сопутствует в романе дьявольским про­искам. А ведь и впрямь на первых порах люди воспри­нимали радио неоднозначно. Интересная корреспонденция была помещена на страницах уже знакомого нам журнала «Говорит СССР», в № 2 за 1935 год (предшествующем тому, где мы видим фотоснимок, запечатлевший Булгакова). В заметке рассказывалось об успехах радиофикации в Крыму, недалеко от тех мест, куда с помощью Воланда писатель забросит своего героя. Корреспондент сообщал из деревни Мусали Акмечетского района: «Поздним вечером, когда в ночной тишине раздавалось пение и музыка, старики жались к стене и говорили о нечистой силе, говорящей из чёрной тарелки».

Благодаря таким пересечениям можно не только доволь­но точно датировать этапы работы писателя над романом, но и ещё раз со всей наглядностью увидеть, как умело использовал реальность для самых невероятных полётов своей фантазии удивительный художник Михаил Афанасьевич Булгаков.

Источник: Балонов Ф. «Передняя, в которой радиорупор». Михаил Булгаков и радиовещание // Телевидение и радиовещание. 1989. – № 3. – С. 30–32.