Лев Толстой. Биография и творчество

Лев Николаевич Толстой

1828 - 1910

И.Е. Репин. Портрет писателя Л.Н. Толстого, 1887 год. Из собрания Третьяковской галереи

Детство

Лев Толстой родился 28 августа (9 сентября) 1828 года в именитой дворянской семье в родовой усадьбе матери Ясная Поляна Тульской губернии. Он был четвертым ребенком в семье. Но в уже в детстве будущий великий писатель осиротел. После очередных родов, когда Льву не было и двух лет, умерла мать.

Еще через семь лет, уже в Москве, внезапно умер отец. Опекуном над детьми была назначена их тетя – графиня Александра Остен-Сакен, но и ее скоро не стало. В 1840 году Лев Николаевич вместе с братьями и сестрой Марией переехал в Казань к другой тете – Пелагее Юшковой.

Дом, где родился Л. Н. Толстой, 1828 год.

Обучение

В 1843 году повзрослевший Лев Николаевич поступает учиться в престижный Императорский Казанский университет по разряду восточной словесности. Однако после успешных вступительных экзаменов будущий светило русской литературы посчитал обучение и экзамены формальностью и провалил итоговую аттестацию за первый курс. Чтобы заново не проходить обучение, молодой Лев Толстой перевелся на юридический факультет, где перешел на второй курс. Однако здесь он увлекся французской философской литературой и, не доучившись на втором курсе, покинул университет. Но обучение не прервал – поселившись в доставшейся ему по наследству усадьбе Ясная Поляна, он занялся самообучением.

Каждый день Лев Толстой ставил перед собой задачи и пытался их выполнять, анализируя проделанное за день. Кроме того, в распорядок дня Толстого входили работа с крестьянами и налаживание быта в поместье. Чувствуя вину перед крепостными, он в 1849 году открыл школу для крестьянских детей.

Лев Николаевич Толстой в возрасте 20 лет

Военная служба

В 1850 году Лев Толстой начал написание автобиографической повести «Детство» – далеко не первого, но достаточно крупного и значимого своего литературного произведения. В 1851 году к нему в имение приехал старший брат Николай, служивший на Кавказе. Лев Николаевич решил присоединиться к брату и отправиться с ним на войну. К осени того же года он был зачислен юнкером в 4-ю батарею 20-й артиллерийской бригады, стоявшей на берегу Терека под Кизляром. Здесь у Толстого вновь появилась возможность писать, и он, наконец, закончил первую часть своей трилогии «Детство», которую летом 1852 года отправил в журнал «Современник». В издании оценили работу молодого автора, и с публикацией повести к Льву Николаевичу пришел первый успех.

Л.Н. Толстой-поручик. 15 февраля 1856 года. Петербург. С фотографии С. Л. Левицкого

Творческий путь и признание

В августе 1855 года Льва Николаевича отправили курьером в Петербург, где он дописал оставшиеся два «Севастопольских рассказа». В ноябре 1856 года Толстой окончательно оставил службу. В столице писателя приняли очень хорошо, он стал желанным гостем в литературных салонах и кружках, где сдружился с И.С. Тургеневым, Н.А. Некрасовым, И.С. Гончаровым. В начале 1857 года Толстой отправляется в заграничное путешествие. В последующие четыре года он побывал во многих странах Западной Европы, но так и не нашел того, что искал. Европейский образ жизни ему категорически не подходил.

За два года на Кавказе Лев Толстой не раз участвовал в стычках с неприятелем и даже отличился в бою. С началом Крымской войны он перевелся в Дунайскую армию, вместе с которой оказался в гуще войны, пройдя и Сражение у Черной речки, и отбивая атаки врага на Малаховом кургане в Севастополе. Но даже в окопах Толстой продолжал писать, опубликовав первый из трех «Севастопольских рассказов» – «Севастополь в декабре 1854 года», который также был благосклонно принят читателями и высоко оценен самим императором Александром II.

В 1862 году он женился на Софье Андреевне Берс.

Жена стала для писателя настоящей спутницей жизни. С ее помощью он приступает к созданию своего самого знаменитого романа «Война и мир» о российском обществе в период с 1805-го по 1812-й годы.

Семья Толстого в 1892 г. (слева направо: Михаил, Л. Н. Толстой, Иван, Лев, Александра, Андрей, Татьяна, жена Софья, Мария).

Творческий и философский перелом

Следующим великим произведением автора стал роман «Анна Каренина», над которым Толстой начал трудиться в 1873 году. После этого романа в творчестве Льва Николаевича наступил идейный перелом, выразившийся в новых взглядах писателя на жизнь, отношении к религии, критике власти, внимании к социальным аспектам устройства общества. Произведения на сюжеты светской жизни больше его не интересовали. Все это нашло свое отражение в автобиографическом произведении «Исповедь» (1884). Далее последовали религиозно-философский трактат «В чем моя вера?», «Краткое изложение Евангелия», а позже – роман «Воскресение», повесть «Хаджи-Мурат» и драма «Живой труп».

Русские писатели круга журнала «Современник». И. А. Гончаров, И. С. Тургенев, Л. Н. Толстой, Д. В. Григорович, А. В. Дружинин и А. Н. Островский. 15 февраля 1856 г. Фотография С. Л. Левицкого.

Вместе со своим творчеством изменился и сам Лев Николаевич. Он отказывается от богатств, одевается просто, занимается физической работой, отделяя себя от остального мира. Огромное внимание Толстой уделяет вопросам веры, но эта философия уводит его далеко от лона Русской православной церкви. К тому же церковные устои активно критикуются в таких произведениях писателя, как роман «Воскресение», из-за чего Священный синод в 1901 году отлучает его от Церкви.

И.Н. Крамской «Портрет Л.Н. Толстого», 1873 год.

Из собрания Третьяковской галереи

Вместе с тем Толстой много времени уделяет помощи крестьянам, заботится об их образовании и пропитании. Во время голода в Рязанской губернии Лев Николаевич открывал для нуждающихся столовые, где кормились тысячи крестьян.

Л.Н. Толстой и его помощники составляют списки крестьян, нуждающихся в помощи. Слева направо: П.И. Бирюков, Г.И. Раевский, П.И. Раевский, Л.Н. Толстой, И.И. Раевский, А.М. Новиков, А.В. Цингер, Т.Л. Толстая. Деревня Бегичевка Рязанской губернии. Фотография П.Ф. Самарина, 1892 год.

Лев Толстой умер на 83-м году жизни, 7 (20) ноября 1910 года.

Похоронили писателя в его имении Ясная Поляна, в лесу, на краю оврага. На похороны приехали несколько тысяч человек.

Дань памяти писателю отдали и в Москве, и в Петербурге, и даже за рубежом. По случаю траура были отменены некоторые развлекательные мероприятия, приостанавливалась работа заводов и фабрик, люди выходили на уличные демонстрации с портретами Льва Николаевича.

Лев Толстой в Ясной Поляне, 1908 год

Афоризмы Льва Толстого

В марте 1847 года будущий великий писатель и публицист, а тогда 19-летний студент юридического факультета Императорского Казанского университета Лев Николаевич Толстой сделал первую запись в своем дневнике. В ней он размышляет в основном о пользе уединения.

Лев Толстой вел дневники до конца жизни и сам считал их самым ценным из всего написанного. Излюбленными дневниковыми темами писателя станут религия, семья, нравственное воспитание и любовь.

После него осталось около 4,7 тыс. страниц дневниковых записей, составившие 13 из 22 томов полного собрания сочинений писателя.  Вот некоторые афоризмы писателя, взятые из его дневников.

• «Чтобы жить честно, надо рваться, путаться, ошибаться, начинать и бросать... и вечно бороться и лишаться. А спокойствие — душевная подлость».  

• «Дело жизни не в том, чтобы быть великим, богатым, славным, а в том, чтобы соблюсти душу».

[НИКОЛАЙ ПАЛКИН]

Мы ночевали у 95-летнего солдата. Он служил при Александре I и Николае.

— Что, умереть хочешь?

— Умереть? Еще как хочу. Прежде боялся, а теперь об одном бога прошу: только бы покаяться, причаститься привел бог. А то грехов много.

— Какие же грехи?

— Как какие? Ведь я когда служил? При Николае; тогда разве такая, как нынче, служба была! Тогда что было? У! Вспоминать, так ужасть берет. Я еще Александра застал. Александра того хвалили солдаты, говорили — милостив был.

Я вспомнил последние времена царствования Александра, когда из 100 — 20 человек забивали насмерть. Хорош же был Николай, когда в сравнении с ним Александр казался милостивым.

— А мне довелось при Николае служить,— сказал старик. — И тотчас же оживился и стал рассказывать.

— Тогда что было,— заговорил он. — Тогда на 50 палок и порток не снимали; а 150, 200, 300... насмерть запарывали.

Говорил он и с отвращением, и с ужасом, и не без гордости о прежнем молодечестве.

— А уж палками — недели не проходило, чтобы не забивали насмерть человека или двух из полка. Нынче уж и не знают, что такое палки, а тогда это словечко со рта не сходило, Палки, палки!.. У нас и солдаты Николая Палкиным прозвали. Николай Павлыч, а они говорят Николай Палкин. Так и пошло ему прозвище.

— Унтер-офицера до смерти убивали солдат молодых. Прикладом или кулаком свиснет в какое место нужное: в грудь, или в голову, он и помрет. И никогда взыску небыло. Помрет от убоя, а начальство пишет: «Властию божиею помре». И крышка. А тогда разве понимал это? Только об себе думаешь. А теперь вот ворочаешься на печке, ночь не спится, все тебе думается, все представляется. Хорошо, как успеешь причаститься по закону христианскому, да простится тебе, а то ужасть берет. Как вспомнишь все, что сам терпел да от тебя терпели, таки аду не надо, хуже аду всякого...

Я спросил его про гоняние сквозь строй. Он рассказал подробно про это ужасное дело. Как ведут человека, привязанного к ружьям и между поставленными улицей солдатами с шпицрутенами палками, как все бьют, а позади солдат ходят офицеры и покрикивают: «Бей больней!» Он рассказал о том, как водят несчастного взад и вперед между рядами, как тянется и падает забиваемый человек на штыки, как сначала видны

кровяные рубцы, как они перекрещиваются, как понемногу рубцы сливаются, выступает и брызжет кровь, как клочьями летит окровавленное мясо, как оголяются кости, как сначала еще кричит несчастный и как потом только охает глухо с каждым шагом и с каждым ударом, как потом затихает и как доктор, для этого приставленный, подходит и щупает пульс, оглядывает и решает, можно ли еще бить человека или надо погодить и отложить до другого раза, когда заживет, чтобы можно было начать мученье сначала и додать то количество ударов, которое какие-то звери, с Палкиным во главе, решили, что надо дать ему. Доктор употребляет свое знание на то, чтобы человек не умер прежде, чем не вынесет все те мучения, которые может вынести его тело.

Рассказывал солдат после, как после того, как он не может больше ходить, несчастного кладут на шинель ничком и с кровяной подушкой во всю спину несут в госпиталь вылечивать с тем, чтобы, когда он вылечится, додать ему ту тысячу или две палок, которые он недополучил и не вынес сразу.

Рассказывал, как они просят смерти и им не дают ее сразу, а вылечивают и бьют другой, иногда третий раз. И он живет и лечится в госпитале, ожидая новых мучений, которые доведут его до смерти. И его ведут второй или третий раз и тогда уже добивают насмерть.

Что было в душе тех полковых и ротных командиров: я знал одного такого, который накануне с красавицей дочерью танцевал мазурку на бале и уезжал раньше, чтобы назавтра рано утром распорядиться прогонянием насмерть сквозь строй бежавшего солдата-татарина, засекал этого солдата до смерти и возвращался обедать в семью. Ведь все это было и при Петре, и при Екатерине, и при Александре, и при Николае. Не было времени, в которое бы не было тех страшных дел, которые мы, читая их, не можем понять. Не можем понять того, как могли люди не видать тех ужасов, которые они делали, не видать, если уже не зверства бесчеловечности тех ужасов, то бессмысленность их. Во все времена это было. Неужели наше время такое особенное, счастливое, что в наше время нет таких ужасов, нет таких поступков, которые будут казаться столь же непонятными нашим потомкам?

… Мы говорим: зачем поминать? ...

… Если мы только перестанем закрывать глаза на прошедшее и говорить: зачем поминать старое, нам ясно станет, в чем наши точно такие же ужасы, только в новых формах.

Палки и сквозь строй — все это уж прошло. Прошло? Изменило форму, по не прошло… Во всякое прошедшее время было то, что люди последующего времени вспоминают не только с ужасом, но с недоумением... Мы вспоминаем все это и не только ужасаемся перед жестокостью людей, но не можем себе представить душевного состояния тех людей, которые это делали. Что было в душе того человека, который вставал с постели, умывшись, … помолившись богу, шел в застенок выворачивать суставы и бить кнутом стариков, женщин и проводил за этим занятием, как теперешние чиновники в сенате, свои обычные пять часов и ворочался в семью и спокойно садился за обед, а потом читал Священное писание?

Триста тысяч человек в острогах и арестантских ротах сидят, запертые в тесные, вонючие помещения, и умирают медленной телесной и нравственной смертью. Жены и дети их брошены без пропитания... Тысячи сидят по крепостям или убиваются тайно начальниками тюрем, или сводятся с ума одиночными заключениями. Миллионы народа гибнут физически и нравственно в рабстве у фабрикантов. Сотни тысяч людей каждую осень отбираются от семей, от молодых жен, приучаются к убийству и систематически развращаются. Царь русский не может выехать никуда без того, чтобы вокруг него не была цепь явная сотен тысяч солдат, на 50 шагов друг от друга расставленная по дороге, и тайная цепь, следящая за ним повсюду. Король сбирает подати и строит башни, и на башне делает пруд, и в пруду, выкрашенном синей краской, и с машинами, представляющими бурю, катается на лодке. А народ мрет на фабриках: и в Ирландии, и во Франции, и в Бельгии.

Не нужно иметь особой проницательности, чтобы видеть, что в наше время все то же и что наше время полно теми же ужасами, теми же пытками, которые для следующих поколений будут так же удивительны по своей жестокости и нелепости.