Михаил Михайлович Пришвин

Михаил Михайлович Пришвин

Михаил Михайлович Пришвин (23 января (4 февраля) 1873 год, Хрущёво-Лёвшино, Соловьёвская волость, Елецкий уезд, Орловская губерния, Российская империя — 16 января 1954 года, Москва, СССР) — русский писатель, прозаик и публицист. В своём творчестве исследовал важнейшие вопросы человеческого бытия, размышляя о смысле жизни, религии, взаимоотношениях мужчины и женщины, о связи человека с природой. Своё место в литературе Пришвин определил так: «Розанов — послесловие русской литературы, я — бесплатное приложение. И всё…»

Михаил Михайлович Пришвин родился 4 февраля (23 января) 1873 года. Он родился в селе Хрущёво-Лёвшино, которое в своё время было куплено его дедом, елецким купцом первой гильдии Дмитрием Ивановичем Пришвиным. В семье было пятеро детей: Александр, Николай, Сергей, Лидия и Михаил.

Мать — Мария Ивановна (1842—1914, урождённая Игнатова). Отец будущего писателя Михаил Дмитриевич Пришвин после семейного раздела получил во владение имение Констандылово и денежные средства; разводил орловских рысаков, выигрывал призы на бегах, занимался садоводством и цветами, был страстным охотником.

Отец, проигравшись в карты, в погашение долга продал конный завод и заложил имение. Он умер, разбитый параличом, когда будущему писателю было семь лет. В романе «Кащеева цепь» Пришвин рассказывает, как здоровой рукой отец нарисовал ему «голубых бобров» — символ мечты, которой он не смог достичь.

Матери будущего писателя, Марии Ивановне, происходившей из старообрядческого рода Игнатовых и оставшейся после смерти мужа с пятью детьми на руках и с имением, заложенным по двойной закладной, удалось выправить положение и дать детям достойное образование.

В 1882 году Михаила отдали учиться в начальную деревенскую школу, в 1883 году он был принят в первый класс Елецкой классической гимназии, где за 6 лет учёбы дошёл только до четвёртого класса. Вступив в конфликт с учителем географии (В. В. Розановым), был отчислен из гимназии «за дерзость учителю» с «волчьим билетом». Братья Михаила учились успешно и получили образование: старший, Николай, стал акцизным чиновником, Александр и Сергей — врачами. В дальнейшем М. Пришвин, проживая в Тюмени у своего дяди — купца И. И. Игнатова, владельца Жабынского судостроительного завода^[6], вполне показал умение учиться^[7].

В 1893 году после окончания Тюменского Александровского реального училища, не поддавшись уговорам бездетного дяди унаследовать его дело, уезжает в Елабугу и сдаёт там экстерном экзамены за полный курс классической гимназии. Осенью того же года поступил на химико-агрономическое отделение химического факультета Рижского политехникума. 13 сентября 1893 года вступил в русскую студенческую корпорацию Fraternitas Arctica и до своего отчисления был её коммильтоном (так называли активных полноправных членов корпорации в отличие от фуксов — новичков, неполноправных членов). Летом 1896 года, нуждаясь в деньгах, решил подработать на летних каникулах и выехал вместе со студентами-химиками на Кавказ для борьбы с вредителем виноградников — филлоксерой, занесённой в Россию из Европы. На целый месяц будущий писатель попадает в среду бурных дискуссий между народниками и марксистами. Вернувшись в Ригу, Пришвин начинает участвовать в деятельности одного из марксистских студенческих кружков, организованных В. Д. Ульрихом. За связь с социал-демократической организацией, увлечение марксизмом, перевод книги А. Бебеля «Женщина и социализм» в 1897 году Пришвина арестовывают и помещают в Лифляндскую губернскую тюрьму, где он пробыл полгода. Затем около полугода просидел в одиночной камере Митавской тюрьмы. Следствие по его делу вёл товарищ прокурора М. И. Трусевич. По суду Пришвина приговорили к году тюремного заключения с последующей высылкой на родину. Предварительное лишение свободы было зачтено, и Пришвин вернулся в Хрущёво под гласный надзор полиции с запретом проживать в крупных городах империи.

В июле 1898 года подал прошение на имя директора Рижского политехнического института. В январе 1899 года получил категорический отказ, подтверждённый департаментом полиции. В 1900 году, уступив настояниям матери, уехал учиться в Германию. После нескольких месяцев занятий в Лейпцигской торговой школе переходит в университет, куда его зачислили с 18 апреля 1901 года. В течение летнего семестра слушает лекции Геккеля в Йенском университете. Увлечённо читает книги по философии: «Пролегомены» Канта, «Этюды» Спинозы, «По ту сторону добра и зла» и особенно «Так говорил Заратустра» Фридриха Ницше. С увлечением занимается в лаборатории физикохимика и философа В. Д. Оствальда, будущего Нобелевского лауреата. Весной 1902 года получил диплом инженера-землеустроителя и вернулся на родину. Устраивается помощником В. И. Филипьева, учёного-лесовода, составлявшего лесную энциклопедию.

В 1902 году работает агрономом на хуторе графа Бобринского, хуторе Балахонском в Богородицком уезде Тульской губернии. В 1904 году работает в вегетационной лаборатории Д. Н. Прянишникова в Петровской (ныне — Тимирязевской) академии. С 1905 года работал агрономом на опытной сельскохозяйственной станции «Заполье» (посёлок Володарское) и «Черепенецкий монастырь», сотрудничал в журнале «Опытная агрономия», написал несколько книг и статей по агрономии: брошюру «Как удобрять поля и луга», «О разведении раков», монографию «Картофель в огородной и полевой культуре» объёмом 300 страниц, вышедшую в Петербурге в 1908 году.

После увольнения в 1905 году с опытной станции начинает работать корреспондентом в газетах «Русские ведомости», «Речь», «Утро России» и других.

В детском журнале «Родничок» в 11-м и 12-м номерах за 1906 год был напечатан первый рассказ 33-летнего Пришвина под названием «Сашок», в котором возникают темы, которым он будет привержен всю жизнь: единство неповторимо прекрасной природы и человека.

В 1907 году становится корреспондентом газеты «Русские ведомости», одним из редакторов которой был его двоюродный брат И. Н. Игнатов.

Оставив профессию агронома, стал корреспондентом различных газет. Увлечение этнографией и фольклором привело к решению путешествовать по европейскому Северу. Несколько месяцев Пришвин провёл в Выговском крае (окрестности Выгозера в Поморье). Тридцать восемь народных сказок, записанных им тогда, вошли в сборник этнографа Н. Е. Ончукова «Северные сказки».

В мае 1907 года Пришвин по Сухоне и Северной Двине отправился в Архангельск. Затем он объехал берег Белого моря до Кандалакши, пересёк Кольский полуостров, побывал на Соловецких островах и в июле морем вернулся в Архангельск. После этого писатель на рыбацком судне отправился в путешествие по Северному Ледовитому океану и, побывав за Каниным Носом, прибыл на Мурман, где остановился в одном из рыбацких становищ. Затем на пароходе отправился в Норвегию и, обогнув Скандинавский полуостров, вернулся в Санкт-Петербург. На основе впечатлений от путешествия в Олонецкую губернию Пришвин создал в 1907 году книгу «В краю непуганых птиц: Очерки Выговского края», за которую был награждён серебряной медалью Русского географического общества. В путешествии по Русскому Северу Пришвин знакомился с бытом и речью северян, записывал сказы, передавая их в своеобразной форме путевых очерков («За волшебным колобком», 1908).

Став известным в литературных кругах, сблизился с Ремизовым и Мережковским, а также с Максимом Горьким и А. Н. Толстым.

В 1908 году после путешествия в Заволжье была написана книга «У стен града невидимого».

В октябре 1909 года становится действительным членом Санкт-Петербургского религиозно-философского общества^[8]

Очерки «Адам и Ева» и «Чёрный араб» были написаны после поездки по Крыму и Казахстану. Максим Горький содействовал появлению первого собрания сочинений Пришвина в 1912—1914 годах.

В годы Первой мировой войны был военным корреспондентом, печатал свои очерки в различных газетах. Дважды побывал на фронте: с 24 сентября по 18 октября 1914 года и с 15 февраля по 15 марта 1915 года.

В 1915 году навещал Горького в Нейвале (ныне — пос. Горьковское Выборгского района).

С осени 1917 года до весны 1918 года Пришвин был членом редакции газеты партии эсеров «Воля народа», публиковал в ней антибольшевистские статьи. 31 декабря 1917 года в газете «Воля народа» был напечатан очерк Пришвина о Ленине под красноречивым названием «Убивец!», в котором автор не только характеризует Ленина, но и, главное, освещает два ключевых момента Октябрьской революции. Во-первых, приводит множество негативных оценок происходящего с точки зрения представителей разных сословий, разрушая стереотип о якобы всенародной поддержке революции. Во-вторых, Пришвин раскрывает интеллигентско-дворянский, верхушечный характер большевистского переворота как авантюры, за которую его будет судить избранное народом Учредительное собрание^[9]. 2 января 1918 г. писатель был арестован и до 17 января 1918 года находился в пересыльной тюрьме. Антибольшевистская позиция Пришвина свидетельствует о его личном гражданском мужестве. Он обнаруживает в большевизме те же методы насилия над народом, что и при царизме: «Можно теперь сказать так: старая государственная власть была делом зверя во имя Божие, новая власть является делом того же зверя во имя Человека. Насилие над обществом совершается в одинаковой мере, только меняются принципы, имена: на скрижалях было написано слово „Бог“, теперь „Человек“»^[10].

Пришвин вступил в полемику с А. Блоком по поводу примирения творческой интеллигенции с большевиками (последний выступил на стороне Советской власти). Спасаясь от повторного ареста, писатель в апреле 1918 года покинул Петроград и в унаследованном от матери небольшом имении под Ельцом занимался крестьянским трудом. Но осенью 1918 года имение было реквизировано по постановлению местного сельского Совета. После этого Пришвин работал библиотекарем в селе Рябинки, а затем учителем географии в бывшей Елецкой гимназии. Летом 1920 года писатель переехал на родину жены в Смоленскую губернию, где под городом Дорогобужем в селе Следово два года работал школьным учителем и одновременно работал в селе Алексино организатором Музея усадебного быта в бывшем имении купца Барышникова.

1919 год был труден для Пришвина и в личном плане. К 1919 году умерли почти все его родные: братья Александр (1911), Сергей (1917), Николай (1919), мать Мария Ивановна (1914), сестра Лидия (1919).

В 1922 году Пришвин написал частично автобиографическую повесть «Мирская чаша» (первоначальное название — «Раб обезьяний»), но редактор журнала «Красная новь» А. Воронский отказался её печатать, откровенно сказав автору о невозможности провести такое сочинение через цензуру. Пришвин послал повесть на рецензию Л. Троцкому, в сопроводительном письме выразив надежду на то, что «советская власть должна иметь мужество дать существование целомудренно-эстетической повести, хотя бы она и колола глаза». Однако Троцкий ответил так: «Признаю за вещью крупные художественные достоинства, но с политической точки зрения она сплошь контрреволюционна». В итоге повесть была напечатана лишь почти через 60 лет^[11].

В 1923 году в московском издательстве «Круг» вышел первый сборник дореволюционных очерков писателя под общим названием «Чёрный араб».

В 1925 году вышел первый сборник рассказов для детей под названием «Матрёшка в картошке». Первая публикация в детском журнале «Мурзилка» состоялась в 1926 году — в 8-м номере был напечатан рассказ «Гаечки».

В конечном итоге Пришвин смирился с новой властью: по его мнению, колоссальные жертвы явились результатом чудовищного разгула низшего человеческого зла, что высвободила мировая война, но наступает время молодых, деятельных людей, дело которых — правое, хотя оно победит ещё очень не скоро.

Страстное увлечение охотой и краеведением (жил в Ельце, на Смоленщине, в Подмосковье) отразилось в написанной в 1920-е серии охотничьих и детских рассказов, которые впоследствии вошли в книгу «Календарь природы» (1935), прославившую его как повествователя о жизни природы, певца Средней полосы России. В эти же годы он продолжал работать над автобиографическим романом «Кащеева цепь», начатым в 1923 году, над которым трудился до последних дней.

В 1930-е годы он обучался автоделу на Горьковском автозаводе и приобрел фургон, на котором путешествовал по стране. Ласково называл фургон «Машенька». А в последние годы жизни имел автомобиль «Москвич-401», который представлен в его доме-музее.

В начале 1930-х годов Пришвин побывал на Дальнем Востоке, в результате появилась книга «Дорогие звери», послужившая основой для повести «Жень-шень» («Корень жизни», 1933). О путешествии по Костромской и Ярославской земле написано в повести «Неодетая весна». В 1933 году писатель снова посетил Соловецкий лагерь (очерк «Соловки») и Выговский край, где строили Беломорско-Балтийский канал. На основе впечатлений этой поездки им был создан роман-сказка «Осударева дорога».

На Первом съезде Союза писателей СССР (1934 год) был избран членом правления.

В мае—июне 1935 года М. М. Пришвин совершил ещё одно путешествие на Русский Север вместе с сыном Петром. Поездом писатель добрался из Москвы до Вологды и плыл на пароходах по Вологде, Сухоне и Северной Двине до Верхней Тоймы. От Верхней Тоймы на лошадях добрался до верхнепинежских селений Керга и Согра, затем на вёсельной лодке достиг устья Илеши, на лодке-осиновке вверх по Илеше и её притоку Коде. Из верховьев Коды, пешком по дремучему лесу вместе с проводниками писатель пошёл искать и нашёл «Берендееву чащу» — нетронутый топором лес. Вернувшись в Усть-Илешу, Пришвин спустился по Пинеге до села Карпогоры, а затем на пароходе добрался до Архангельска. После этой поездки на свет появились книга очерков «Берендеева чаща» («Северный лес») и повесть-сказка «Корабельная чаща», над которой М. Пришвин работал в последние годы жизни. Писатель писал о сказочном лесе: «Лес там — сосна за триста лет, дерево к дереву, там стяга не вырубишь! И такие ровные деревья, и такие чистые! Одно дерево срубить нельзя, прислонится к другому, а не упадёт»^[12].

В своём дневнике в 1940-м году Пришвин высказывал симпатии Германии и Адольфу Гитлеру, видя в них врагов сложившегося в Европе неправильного порядка:

Немцы подошли к Сене. Мне почему-то приятно, а Разумнику неприятно, и Ляля тоже перешла на его сторону. Разумник потому за французов (мне кажется), что они теперь против нас, как в ту войну стоял за немцев — что они были против нас (хуже нас никого нет). А Ляля потому против немцев теперь, что они победители, и ей жалко французов. Я же, как взнузданный, стоял за Гитлера.

Ляля стоит, конечно, ни за то, ни за другое, потому что перемена в обществе может быть лишь через Бога. Меня же, при всем понимании Ляли, при всем сознании легкомыслия наших спорщиков, почему-то тянет к Гитлеру, и я чувствую даже, как от глупости своей у меня шевелятся уши, и все-таки радуюсь его победам и даже радуюсь, что СССР теперь вступает в границы старой России.

22 Июля. Я стою за победу Германии, потому что Германия это народ и государство в чистом виде и, значит, личность в своей сущности остается нетронутой, тогда как в Англии государство принимает во внимание личность, ограничиваемую возможностями современности. От этого, конечно, удобнее жить в Англии, но теперь вопрос идёт не об удобствах, а о самом составе личности, о явлении пророков, вещающих сквозь радио и гул самолетов. Я больше верю в появление таких личностей там, где личность целиком поглощена, а не 95 % + 5 % свободы: цельность — есть условие появления личности.

В современности у нас думают так, что немца нам не миновать: будем ему помогать, он превратит нас в колонию, пойдём против — он расколотит и своею рукою возьмёт.

Евреи и все присные им ненавидят кровно Гитлера, эта ненависть наполнила половину мира от Ротшильда до русского интеллигентного нищего, женатого на еврейке. С другой стороны, другая половина стала против евреев. Такая огромная ненависть не могла бы возникнуть к маленькому народцу, если бы он не являл собой какую-то определяющую весь наш строй силу: еврей стал знаменем капитала и кумиром демократов — интернациональный человек превратился в еврея. Весь человек раскололся на две половины — арийца и семита. Мы же стоим на острие независимого от расы коммунистического человека и чуть в одну сторону — мы с евреями; чуть в другую — с арийцами.

Победа в Греции сразу рассеяла легенду о конце Гитлера, и русские люди, то есть глупо-русские подняли головы. Как это ни странно, но глубочайшее всенародное сочувствие немцам есть своеобразное проявление русского патриотизма (в смысле призвания Рюрика).

Кажется, что борются два величайших народа, немцы и евреи, непосредственно-национальная сила жизни с силой практического интеллекта (Капитала).

А это и есть вопрос наш: симпатию к немцам нельзя высказывать: 1) потому что самые тёмные русские ждут немцев как освободителей от большевиков, 2) потому что некоторые исходят прямо от Нилуса, 3) почти никто не понимает движения русских к внутреннему немцу, то есть самим быть, как немцы, и этой силой закрепить свободу. Зрелище нынешней Франции есть живой пример незащищённой от разврата свободы.

20 декабря 1940 года Пришвин записывает в дневник:

Но чувствовать ненависть к личности еврея только за то, что он еврей — нелепица и признак неудачника. Напротив, русскому человеку нужно так себя ставить, чтобы еврей ему помогал. Для этого надо немного: надо не чувствовать себя неудачником.

— Пришвин. Дневники 1905-1947 гг. (Публикации 1991-2013 гг.)

В 1941 году Пришвин эвакуировался в деревню Усолье Ярославской области, где протестовал против вырубки леса вокруг деревни торфоразработчиками. В 1943 году писатель вернулся в Москву и выпустил в издательстве «Советский писатель» рассказы «Фацелия» и «Лесная капель». В 1945 году М. М. Пришвин написал сказку-быль «Кладовая солнца». В 1946 году писатель купил дом в деревне Дунино Звенигородского района Московской области, в котором жил в летний период в 1946—1953 годах.

Почти все произведения Пришвина, опубликованные при жизни, посвящены описаниям собственных впечатлений от встреч с природой, описания эти отличаются необычайной красотой языка. Константин Паустовский называл его «певцом русской природы», Максим Горький говорил, что Пришвин обладал «совершенным умением придавать гибким сочетанием простых слов почти физическую ощутимость всему».

Сам Пришвин своей главной книгой считал «Дневники», которые он вёл в течение почти полувека (1905—1954) и объём которых в несколько раз больше самого полного, 8-томного собрания его сочинений. Опубликованные после отмены цензуры в 1980-х годах, они позволили по-другому взглянуть на М. М. Пришвина и на его творчество. Постоянная духовная работа, путь писателя к внутренней свободе подробно и ярко прослеживается в его богатых наблюдениями дневниках («Глаза земли», 1957; полностью опубликованные в 1990-х годах), где, в частности, дана картина процесса «раскрестьянивания» России и негативных явлений советской действительности; выражено гуманистическое стремление писателя утвердить «святость жизни» как высшую ценность.

Подробнее по этой теме см. Дневники М. М. Пришвина.

Тем не менее и по 8-томному изданию (1982—1986 гг.), где два тома целиком посвящены дневникам писателя, можно получить достаточное впечатление о напряжённой духовной работе писателя, его честным мнениям о современной ему жизни, размышления о смерти, о том, что останется после него на земле, о вечной жизни. Интересны и его записи времён войны, когда немцы были под Москвой, там, порой, писатель доходит до полного отчаяния, и говорит в сердцах, что «быстрее бы уж, всё лучше чем эта неопределённость», он записывает ужасные слухи, которые разносят деревенские бабы. Всё это есть в этом издании, несмотря на цензуру. М. М. Пришвин неоднократно называет себя коммунистом по своему мировоззрению, даже «первым настоящим коммунистом», и вполне искренне показывает, что вся его жизнь подвела его к этому пониманию высокого смысла коммунизма.

Уже первую книгу — «В краю непуганых птиц» — Пришвин проиллюстрировал своими фотографиями, сделанными в 1906 году во время похода по Северу с помощью принадлежащего попутчику громоздкого фотоаппарата^[13][14][15].

В 1920-е годы писатель начал серьёзно изучать технику фотографирования, считая, что использование фотографий в тексте поможет дополнить авторский словесный образ авторским же зрительным образом: «К моему несовершенному словесному искусству я прибавлю фотографическое изобретательство»^[16]. В его дневнике появились записи о заказе в 1929 году в Германии карманного фотоаппарата Leica. В библиотеке дунинского дома сохранились две книги с многочисленными пометками писателя — «Фоторецептура и фотосправочник» (Евдокимов Б. А. — Ленинград, 1928) и «Фотографическая практика» (1931, на немецком языке)^[17].

Пришвин писал: «Светопись, или как принято называть, фотография, тем отличается от больших искусств, что постоянно обрывает желанное, как невозможное и оставляет скромный намек на сложный, оставшийся в душе художника план, и ещё, самое главное, некоторую надежду на то, что когда-нибудь сама жизнь в своих изначальных истоках прекрасного будет „сфотографирована“ и достанется всем „мои видения реального мира“».

Писатель довёл до автоматизма все приёмы моментальной съёмки, записанные для памяти в дневнике:

надеть пенсне на шнурке — выдвинуть объектив — установить глубину резкости и выдержку («скорость») — настроить фокус «движением безымянного пальца» — взвести — сбросить пенсне и нажать спуск — надеть пенсне — записать условия съёмки и т. д.

Пришвин писал, что с тех пор, как завёл фотокамеру, он стал «фотографически думать», называл себя «художником света» и до того увлекся охотой с камерой, что не мог дождаться когда наступит «опять светозарное утро». Работая над циклами «фотозаписей» «Паутинки», «Капли», «Почки», «Весна света» он делал снимки крупными планами при разных освещённости и ракурсах, сопровождая каждую фотографию комментариями. Оценивая получившиеся визуальные образы, Пришвин записал в дневнике 26 сентября 1930 года: «Конечно, настоящий фотограф снял бы лучше меня, но настоящему специалисту и в голову никогда не придет смотреть на то, что я снимаю: он это никогда не увидит».

Писатель не ограничивался съёмками на природе. В 1930 году он сделал серию фотоснимков об уничтожении колоколов Троице-Сергиевой лавры.

В ноябре 1930 года Пришвин заключил договор с издательством «Молодая гвардия» на книгу «Охота с камерой», в которой фотография должна была играть главную роль, и обратился в Наркомторг СССР с заявлением: «В виду того, что в настоящее время в общем порядке нельзя получить разрешение на ввоз фотокамеры из Германии, я обращаю Ваше внимание на особенное обстоятельство моей литературной работы в настоящее время и прошу сделать мне исключение в деле получения безвалютной лицензии на получение камеры… На мои фото-работы обратили внимание заграницей, и редакция Die Grüne Post^[de], в охотничьем отделе которой я сотрудничаю, готова предоставить мне самый совершенный аппарат Лейка с тремя переменными объективами. В таком аппарате я тем более нуждаюсь, что мой аппарат от усиленной работы пришёл в совершенную негодность…» Разрешение было дано и 1 января 1931 года желанная камера с многочисленными принадлежностями была у Пришвина.

В годы войны Пришвин ходил по окрестным деревням, снимал детей и женщин для посылки фотографий на фронт мужьям и отцам.

Более четверти века Пришвин не расставался с фотоаппаратами. В архиве писателя сохранилось более двух тысяч негативов. В его мемориальном кабинете в Дунино — всё необходимое для домашней фотолаборатории: набор объективов, увеличитель, кюветы для проявителя и закрепителя, рамки для обрезки фотографий.

Знание и опыт фотоработы нашли своё отражение в некоторых сокровенных мыслях писателя, который писал в дневнике: «Наша республика похожа на фотографическую тёмную комнату, в которую не пропускают ни одного луча со стороны, а внутри всё освещено красным фонариком».

Пришвин не надеялся обнародовать при жизни большинство из своих снимков. Негативы хранились в отдельных конвертиках, склеенных писателем собственноручно из папиросной бумаги, в коробках из-под конфет и сигарет. После смерти писателя его вдова Валерия Дмитриевна сохранила негативы вместе с дневниками.

Последние полгода писатель был болен раком желудка^[18]. Скончался Михаил Михайлович Пришвин в 2 часа ночи 16 января 1954 года, в день знакомства со своей любимой. Похоронен на Введенском кладбище в Москве. Скульптор С. Т. Конёнков, друг Пришвина, в короткий срок создал надмогильный памятник, в котором заключена идея бессмертия писателя. Птица Сирин — символ счастья. «Каждая строчка Пришвина вечно будет дарить людям счастье», — так думал Конёнков, высекая из камня памятник.

Жил фактическим браком со смоленской крестьянкой Ефросиньей Павловной (1883—1953, урождённой Бадыкиной, в первом браке — Смогалёвой). Гражданский брак оформили, когда сыновья сдали выпускные экзамены в школе. В дневниках Пришвин часто называл её Фросей или Павловной. Помимо её сына от первого брака Якова (погиб на фронте в 1919 году в Гражданскую войну), у них было ещё трое сыновей: Сергей (умер младенцем в 1905 году), Лев (1906—1957) — популярный беллетрист своего времени, писавший под псевдонимом Алпатов, участник литературной группы «Перевал», фотограф, Пётр (1909—1987) — охотовед, до 1949 года работал зоотехником в зверосовхозе «Пушкинский», автор мемуаров (изданы к 100-летию со дня его рождения, в 2009 году). Лев был женат на Галине Борисовне Фос, которая в 101 год написала и выпустила свою биографию. Дети — Лев Львович Пришвин, Елена Львовна Алпатова. Елена Львовна Алпатова-Пришвина работала в театральном колледже педагогом по сценической речи. От брака с Георгием Ивановичем Шуваловым родился сын — Алексей Георгиевич. 22 апреля 1996 года у Алексея и Ирины Шуваловых родилась дочь — Шувалова Любовь Алексеевна, которая является праправнучкой Михаила Пришвина. Любовь Алексеевна успела проработать в школе, по своей первой профессии, учителем начальных классов. Сейчас она получает дополнительное образование, чтобы стать актрисой театра и кино.

У Петра от первого брака — сын Сергей, от второго — дочь Наталия Петровна Бирюкова.

В 1940 году 67-летний М. М. Пришвин женился на 41-летней Валерии Дмитриевне Лиорко (Лебедевой) (1899—1979). В 1924 году, уступив настойчивым просьбам матери, В. Д. Лиорко вышла замуж за Н. Н. Вознесенского, профессора Менделеевского института, намного старше неё. После смерти Вознесенского в 1929 году обвенчалась с А. В. Лебедевым, с которым окончательно рассталась весной 1938 года. Прожила с писателем счастливо до его кончины. После смерти Пришвина работала с его архивами, написала о нём несколько книг^[19], многие годы возглавляла музей Пришвина.

Писатель с детства был очень музыкален и в юности играл на мандолине. «По моему, — писал Пришвин, — гений человека не огонь похитил с неба, а музыку и направил её вначале к облегчению труда, а потом и самый труд, на который распространяется музыкальный ритм, сделал через это наслаждением».

В начале ХХ века студент философского факультета Лейпцигского университета Михаил Пришвин пережил сильнейшее увлечение музыкой композитора Рихарда Вагнера. Опера «Тангейзер» настолько потрясла молодого Пришвина титанической борьбой страсти и самоотречения, что за два года он прослушал её 37 раз!

Среди музыкантов у Пришвина было много истинных друзей и почитателей. Ф. И. Шаляпин 12 апреля 1912 года писал Максиму Горькому: «Хорошо пахнет русская песенка-то, ой, как хорошо, да и цвет (если можно так сказать) у неё — тёплый, яркий и неувядаемый. И Пришвин-то!..Как писано „Озеро крутоярое“, а? — захлёбывался! Чудесно!». Сам писатель несколько раз встречался с великим певцом. Особенно ему запомнилась встреча с Шаляпиным в ночь под Новый 1915 год. «Горький спросил меня после, какое моё впечатление от Шаляпина, — вспоминал Пришвин. — Я ответил, что бога видел, нашего какого-то, может быть, полевого или лесного, но подлинного русского бога». Пришвин часто вспоминал Фёдора Шаляпина. 13 апреля 1953 года он записал в дневнике: «Передавали Шаляпина по скверным пластинкам, но я всё-таки о нём то самое, что думаю всегда. Он мне является чудом, утверждающим мою любовь в родине и веру в себя».

В 1930-х годах, поселившись в Москве, Пришвин вновь получает возможность приобщиться к классической музыке. Он слушает в консерватории Брамса, Вагнера, Шопена, Листа и особенно Бетховена. Он пишет: «Начинаю чаще и чаще уходить в музыку: вот область, куда можно уходить, уезжать, путешествовать там без ограничений от грубого вмешательства нового в старое.» В Дневниках за 4 ноября 1943 года есть такая запись: «На 8-й симфонии Шостаковича… Сам Шостакович маленький человечек, издали, будто гимназист 6 класса, капризное дитя современности, вместивший в себя весь ад жизни с мечтой о выходе в рай. Но то ли будет, когда люди пробудятся! Публике, кажется, симфония не очень понравилась, может быть, ещё не разобралась и была в недоумении».

В 1949 году в квартире Пришвина в Лаврушинском переулке появился великолепный рояль фирмы Исбах, который он приобрёл для жены Валерии Дмитриевны. На нём часто играл замечательный дирижёр Евгений Мравинский, в с которым у М. М. Пришвина была настоящая дружба. Приезжая в Москву, Мравинский обязательно заходил к писателю в гости. Сам же Пришвин не посещал концерты друга, только если был болен. В своё последнее посещение накануне смерти писателя Мравинский не играл на рояле, а вместе со своим другом слушал его голос, записанный на пластинке.

Поэма «Фацелия» стала первой частью «Лесной капели», начатой в 1940 г. Это произведение по дневникам, «о непосредственных своих переживаниях»ю

Впервые «Фацелия» в сокращении напечатана в журнале «Смена» № 9 за 1940 г., а полностью – в журнале «Новый мир» № 9. Но уже в № 11 Пришвина обвинили в «несвоевременном обращении к цветочкам и листочкам». Пришвин боролся за «Лесную капель», как борются на фронте за Родину. Писатель утверждал, что за «цветочками и зверушками очень прозрачно виден человек нашей Родины».

«Лесная капель» вышла отдельной книгой в 1943 г. Её миниатюры переписывали узники фашистских лагерей.

Пришвин получил диплом инженера-землеустроителя и работал агрономом в 1902-1905 гг. Он называет начало описываемых событий в «Фацелии» «далекими чеховскими временами».

Литературное направление и жанр

Пришвин определил жанр произведения как «поэма», подчёркивая его лиро-эпическую природу. Литературоведы назвали «Фацелию» лирико-философским произведением. Это была поэма, как говорил сам Пришвин, «о непосредственных переживаниях».

Пришвинская «Фацелия» состоит из небольших эссе, очень лиричных, объединённых одной темой. Они немного напоминают тургеневские стихотворения в прозе.

Таким образом, жанр произведения новаторский. Так же и с литературным направлением. Пришвин – писатель-реалист, равного которому нет в описаниях русской природы. Но у «Фацелии» есть и черты модернизма: эпический сюжет в поэме заменён ассоциативным рядом, характерным для модернистского потока сознания. Недаром советская идеология не признала в поэме реализма.

Тема, основная мысль и композиция

«Фацелия» - это поэма о любви и о счастье. Герой поднимает проблему ответственности человека за свою судьбу и судьбу каждого живого существа рядом ним. Человек не имеет права отказываться от стремления к глубоким человеческим отношениям.

Проблемы романа философские и психологические. Это проблема неразделённой любви, проблема утешения в этом горе, проблема благодатной роли труда человеческого и природы, любви к родине и прекрасному «родному человеку в родной стране». Важнейшая в романе проблема творчества, ведь только оно делает счастливым.

Поэма состоит из трёх частей: «Пустыня», «Росстань», «Радость». По мнению исследователя Кондратьева, это отражение трёх уровней восприятия мира: души, сознания и духа.

В первой части автор в поисках счастья и истоков литературного таланта вспоминает встречу с Фацелией и расставание с ней. Счастье состоит не во взаимной любви, а в том, что она была когда-то. Именно такая любовь становится источником творчества.

Впервые в юности подменив подлинную человеческую любовь мечтой юности, герой находит Фацелию в каждой женщине, ведь его не интересуют быт, семья возлюбленной. Так что и месть мужа-командора символическая – полёт в чёрную бездну – испытание всему живому.

Вторая часть состоит из философских миниатюр-рассуждений о разных гранях бытия, в которых находит утешение герой, об аппетите к жизни, о родине и её роли на чужбине, о счастливых мгновениях, которые нужно ловить, как дитя, о творческом счастье.

Философские рассуждения часто афористичны: «Лови мгновенья, как дитя, и будь счастлив»; «от боли душевной рождается поэзия, как у деревьев смола»; «чем тише сам, тем больше замечаешь и ценишь движение жизни».

Наблюдая картины природы, герой ассоциирует себя, охваченного стихией любви, с мышью, спасающейся в половодье на вершине куста. Капающий берёзовый сок наталкивает героя на мысль о душе берёзы и душе возлюбленной, с которой невозможно расстаться.

За вторую часть «Фацелии» герой в физическом мире проживает целую жизнь: он стареет, лысеет. Но и душа его меняется. Он примиряется с утратой юношеской Фацелии, совершенно забывает Фацелию своей молодости.

Пожалуй, единственный эпический эпизод второй части – встреча немолодого героя с «дочерью Фацелии», то есть юной девушкой, похожей на его первую любовь. Сделать доброе дело для дочери Фацелии в память о её матери стало целью героя. Но оказалось, что Фацелия снова облагодетельствовала рассказчика, ведь она взяла у него 2 рубля, а дала 5.

Треть часть называется «Радость». Она ассоциируется с победой жизни над смертью, с весной. Но пожилой герой не может отбросить мысль о предстоящей смерти, пытается примириться с ней. Он учится наслаждаться жизнью, понимая, что она коротка, что весна может быть последней. Он доволен прожитой жизнью, не хочет возвращать молодость.

В этой части Пришвин проводит параллель между писательским творчеством и жизнью природы. Птицы, травы, цветы не ждут, что ими будут любоваться, они не производят впечатление на других, а сами наслаждаются жизнью. Всё в природе находит аналогию в жизни героя: ручей подобен ручью души героя, а сам герой чувствует себя смолистой почкой.

В природе все перемешано: старые умершие деревья и пни, молодые листики берёз, переплетённые ветви с серёжками. Так перемешаны в произведении разноплановые миниатюры. В самом конце поэмы возникают немногочисленные герои. Трогательны отношения между любящими мужем и женой. Жена скучает по родине, а муж нет, его родина – жена.

Последняя глава книги не случайно называется «Любовь». Она тоже имеет эпический сюжет. Речь идёт о старом художнике, прототипом которого является сам Пришвин. В конце жизни он становится счастливым, потому что снова обретает Фацелию, жертвенную любовь. Для него счастье в том, чтобы не быть особенным, одиноким и быть, как все хорошие люди.

Герои поэмы

Лирический герой – поэт и лирик, он летает душой с пчелами. Он агроном, занятый травосеяньем. В начале поэмы герой молод, почти юн, с крайне неделовым отношением к природе.

Второй агроном – тучный человек с круглым заветренным простонародным лицом. Это до крайности практичный человек. В нём нет ничего романтического: широкий затылок, заплывшие жиром плутоватые глазки, мясистый подбородок. Но он, очевидно, подавил в себе давно свои прекрасные порывы, потому что зарыдал, когда вызвал в памяти чувство прекрасного.

Лирический герой ищет утешения от разлуки в соприкосновении с природой. Герой также ищет и не находит опору в поэзии. Он подвижен, как сама природа, как смена времён года, как падающие листья. Он ощущает единение с природой, с роскошным лугом синей фацелии.

Но герой находит утешение от утраты любви в музыке, в весне, в общении с простыми людьми, в чувстве родины, которое переживаешь на чужбине.

Герой строит с людьми «природные» отношения. Он хочет с человеком поговорить, проявить к нему внимание, обласкать детей. Герой легко взаимодействует с природой. Он чувствует свою ответственность и спасает даже согнувшиеся от снега деревья. Девиз жизни героя в главке «Борьба за жизнь»: «Если пользоваться умным вниманием к жизни и питать сочувствие ко всякой твари, можно… читать увлекательную книгу».

Герой не только размышляет о знаках судьбы в собственной жизни, но и обращается к опыту и образам авторитетных для него мудрецов прошлого. Он рассуждает о высказывании о природе Гёте, о гармонической и совершенной любви людей на земле, описанной Гоголем в «Старосветских помещиках», о шекспировской силе воображения.

Пожилой герой находит внутри себя истинную жизнь, которая не боится старения и смерти. Эта истинная жизнь подобна младенца, которого нужно хранить. Герой видит себя как продолжение многих давно умерших людей. Эта смена поколений характерна для всего живого.

Художественное своеобразие

Фацелия – синяя медоносная трава – многозначный символ поэмы. Она сравнивается с полем, где отдыхали синие птицы, с их синими перьями.
Это синие пёрышки от синей птицы счастья, синие пёрышки от фацелии, живущей в душе лирического героя.

А сама Фацелия – это любовь всей жизни героя. Её синие глаза похожи на две северные звёздочки. По ним-то и узнаёт герой дочь Фацелии, заглянув в незнакомые глаза и достигнув самой её души.

Природа в поэме очень поэтична, а образы яркие и свежие, как в стихах. Почки на деревьях сравниваются с зелеными птичками, серёжки берёз золотые, чудесные, нерукотворные (эпитеты).

Природа равноправна человеку. Лёд умирает, борясь за свою жизнь, как и цветущая черёмуха. Мутовки дерева подобны ладоням, собирающим падающий снег. Живой предрассветный дымок волнует живое сердце героя, и душа его стремится вверх.

Смысл одной метафоры могут раскрывать даже отдельные миниатюры, например, «капля долбит камень».