Проблемы формирования исторической памяти

Не дымятся дали, пыль черна от слез.

Ни одной медали дед мой не принес.

Только в этом самом нет его вины,

Потому что сам он не пришел с войны.

Впервые это стихотворение я прочла еще в детстве на листке отрывного календаря. Помню, мне сразу представился раздольный цветущий луг, дорога, а на ней – мальчишка, напряженно вглядывающийся в ту самую даль, из которой не пришел его дед. И было щемящее жаль этого парнишку, ведь в его жизни не было чего-то очень важного. Его обделенность была мне абсолютно ясна, у меня-то было два деда, и я знала, как это здорово. Оба не любили рассказывать о фронтовых годах, но, к досаде бабушек, дырявили новые пиджаки, чтобы в День Победы прикрутить ордена.

А еще у меня были мама и папа, которые, живя вдали от родителей, по крайней мере, дважды в месяц писали им письма, начинавшиеся строкой «Здравствуйте, уважаемые и любимые мама и папа!»

И еще у меня был учитель, ровесник моих дедов и тоже фронтовик. Мы побаивались его. Правда, двоек он нам не ставил, зато мог сказать с каким-то грустным удивлением: «Что ж ты, душа моя, предков-то своих славных позоришь?» Не знаю, как другие, а я очень боялась «заслужить» этот вопрос. Для меня олицетворением этих самых предков были мои деды, которые, по моему глубокому убеждению, были достойны славы незапятнанной. На меня, как на потомка, это налагало определенные обязательства.

Так, через осознание своего места в роде, происходило мое врастание в народ и постижение Родины, ткалось полотно моей личной исторической памяти. А основу этого полотна составляли нити любви, протянутые от меня к моим близким, а через них – и дальним, предкам. Замечу, что для меня историческая память – это не столько знание фактов, сколько душевный отклик на события прошлого.

Я выросла в замечательно дружной семье и из детства вынесла твердую уверенность в том, что с нее, семьи, начинается всё самое доброе и святое. Вот и воспитание патриотизма, сопричастности к жизни своего народа, его истории считала необходимым начинать с показа того, как в судьбе семьи преломились события «большой истории». До недавнего времени этот подход, как мне казалось, вполне себя оправдывал. Но мой 5 класс значительно поколебал эту уверенность.

Началом нашего с ними знакомства должно было стать анкетирование на тему «Что ты знаешь об истории своей семьи». Вопросы анкеты я старалась составить так, чтобы они не вызывали особых затруднений у пятиклашек. Но, как оказалось, далеко не все особенности класса мне удалось учесть…

Анкетирование выявило, что дети не знают не только о том, свидетелями и участниками каких исторических событий были их ближайшие родственники. Многие не только лично не знакомы с бабушками и дедушками, но и не знают их имен… Да что там бабушки и дедушки! Трое из восьми детей не знают отцов, одна видится с матерью в течение двух – трех недель в год. Тут уж не до семейных преданий. Актуальной оказалась проблема: «А какого папу записывать: с которым сейчас живу, или которого люблю больше?» Но и дети из полных семей ничего не смогли сообщить о своих родных. Если честно, мне было жутко. Будто кто-то рядом щелкал по клавишам, набирая отчет своему хозяину: «Манкуртизация нации выполнена успешно!»

Какие выводы сделала я из этого анкетирования? Они неутешительны, хотя, возможно, кому-то покажутся спорными.

Формирование социально значимых чувств, в том числе и исторической памяти, у этих детей не может осуществляться привычными для меня методами, т.к. сами эти технологии отталкиваются от семейных ценностей. У этих же ребят семьи в полном смысле этого слова – нет. Нет связи поколений, нет реальной ретроспективы, и, самое страшное, нет любви, которая цементирует все остальные отношения и связи. Им можно тысячи раз рассказывать о блокадном Ленинграде или об Авдотье Рязаночке – эта информация не затронет их сердец, т.к. в их подсознании не выстроена связь между ними и героями этих рассказов. Они страшно одиноки в этом мире. Они не имеют ПРЕДКОВ и не являются чьими-то ПОТОМКАМИ. Кто-то из великих сказал, что человек отличается от кошки тем, что знает свою бабушку. В судьбе моих пятиклассников этой разницы нет!

Так что же – тупик? Хочется верить, что нет. Выход – сложный, призрачный и абсолютно иррациональный – всё-таки есть! И подсказали мне его всё те же ребята. Время от времени мои девчонки приходят в храм. Чаще других бывает та девочка, которая живет с отцом, младшим братишкой и бабушкой. Никто из ее семьи не воцерковлен. Аня приходит одна, иногда приводит брата. Исповедуется, причащается, подает записочку о здравии. Первой в этой записке она указывает маму. Ту самую, которая предала и бросила ее.

Недавно у Анны был день рождения. В этот день вместе с ней на Литургию пришли еще две девочки из нашего класса. В нашем молодом приходе уже сложились некоторые традиции. После проповеди батюшка подозвал Аню к себе, поздравил и вручил подарок. А потом все прихожане торжественно пропели ей «Многая лета…». Такими одухотворенными я своих девочек еще никогда не видела.

Хочется верить, что в этот момент они получали то, чего им так не хватает в их обыденности: безусловную любовь и чувство СОПРИЧАСТНОСТИ. Они были в этот миг членами семьи, хотя в основе этой семьи лежит не кровное родство.

Вновь и вновь переживая произошедшее, я пришла к мысли, которая кому-то может показаться наивной. Тем не менее, я уверена, что чувство Родины может начинаться только с любви. В свою очередь, без этого чувства невозможно ни осознание себя частью народа, ни историческая память. Любви, основанной на кровных узах, эти дети почти лишены. Но в их еще не остывших душах можно попытаться вырастить всходы иной любви.

Сейчас много говорится о необходимости возрождения духовных и, в том числе (а для меня – прежде всего), Православных традиций. До недавнего времени вопрос религиозного воспитания и образования в школе был для меня весьма спорным. Во-первых, потому что путь к Богу – великая тайна, не терпящая суеты и кампанейщины. Во-вторых, есть опасность того, что духовно незрелый наставник не сможет донести свет веры в Живого Бога, а сформирует обрядоверие, порой убивающее истинное чувство. Но теперь я понимаю, что из страха допустить ошибку не должно отказываться от поступков. По мере возможности я намерена прививать своим питомцам ценности православной морали, формируя чувство единения с Церковью.