Глава 4. Тольятти.
Приехала я в Тольятти, в Куйбышев, где жила моя подруга Марта. Мы с ней познакомились на курорте. Был месяц апрель, но было ещё прохладно. Она меня встретила на вокзале. Когда я начала выгружаться, сначала вещи, а потом детей, она не поняла, что я совсем приехала, а не в отпуск, и вроде 6ы растерялась, но я её успокоила, сказав, что я переночую, а дальше поеду на автозавод «Жигули», который только начал строится. Славе было 6 лет, а Диме 2 года.
У Марты был брат Павел и мама. Жили они в частном доме, свой огород и небольшой сад
Марта работала мастером на часовом заводе, а иногда торговала яблоками и клубникой. Жили они, как раньше говорили, зажиточно. Марта очень хорошо одевалась, была очень гордая и красивая. Она была не замужем. Женихи приходили свататься, но ей не нравились, то были не в кожаных туфлях, то портфель некожаный, вообще небогатые, как она. Ей было около З0 лет. Павлу невесту они тоже не могли подобрать, ему тоже было лет 28-30. Когда мы приехали, они влюбились в моих детей. Во-первых, они были воспитаны, во-вторых, симпатичные, особенно Дима. Он был маленький, ещё плохо говорил, но как скажет что-нибудь, все умирали со смеху. А когда, на 1 Мая, я их принарядила, Славу в голубой костюмчик, а Диму в красненький, белые колготки и пилоточки, то все ахнули, какие красивые дети, и окончательно влюбились в них. Однажды Марта приготовила кофе и спросила: «Дима, будешь кофе»? А он отвечает: «Не кофе, а кофия». Да так, серьёзно, что у всех отпала челюсть. После в этом доме так его и прозвали Кофия . Павел их таскал за собой то на рыбалку, то в огород. Так мы прожили у них наверно полмесяца, они не отпускали нас никуда. Но мне надо было ехать в Тольятти, устраиваться на работу. Когда я сказала, что мы уезжаем, то Марта сказала, чтобы я ехала, а детей оставила пока у них. Ну я согласилась, и поехала одна, это 100 км от Куйбышева. В Тольятти строился автозавод, к нему подъездные пути, это как раз по моей специальности. Когда я пришла в управление, посмотрели мои документы, в кадрах сразу решили меня взять на работу. Стала оформляться, и тут выясняется, что со мной двое детей, но жилья у меня нет. Оформление приостановили и мне отказали. Дня 3 они меня мутузили, обещая что-нибудь придумать, но потом окончательно отказали. Я вышла в коридор, там было окно с решёткой, у меня было такое состояние, что я хотела прямо тут повеситься, но придя в себя, подумала, что у меня дети, как они без меня. Я тогда растерялась, мне надо было пойти в горком партии, ведь я была членом КПСС, но я не подумала тогда об этом. Вышел какой- то начальник, и сказал, что рядом с автозаводом строится станция, возможно, там меня возьмут на работу. Я села на троллейбус и поехала в сторону автозавода. По дороге, я спросила, где мне нужно выйти, чтобы попасть на станцию Тольятти, водитель сказал, что остановит, где надо. Проехали километров 5, троллейбус остановился, кругом была степь. Мне сказали, чтобы я выходила и шла в сторону по степи километра три. Был месяц март. Распутица. Я сначала подумала, что меня обманули, но потом, хорошо вглядевшись вдаль, я увидела какое-то здание.
Я пошла туда. Степь, грязь, я в лёгких туфельках, пришла вся в грязи. Смотрю недостроенное двухэтажное здание, никого нет, рядом железнодорожные пути. По путям я шла и увидела небольшую будку. Это оказалась станция Тольятти. Когда я зашла, то там сидела девушка, это была дежурная по станции. Я спросила, где найти начальника. Она сказала, что должен скоро подъехать, он поехал за саженцами, будут сажать деревья на будущей станции. Я вышла на воздух, села на лавочку, часа через два приехал начальник. Он сказал, чтобы я немного подождала. Я «немного» подождала. Пока он, с двумя женщинами, не посадил все деревья. Это длилось часа два. Я просидела на станции часов пять, холодная, грязная, ничего не кушая с самого утра. Я до того была злая, что хотела уже уйти, но как представила обратную дорогу, да и собственно идти было некуда, так и осталась сидеть, пока он меня не позвал на беседу в дежурку. Посмотрев мои документы, стал спрашивать, где я остановилась, я всё рассказала, что я с детьми, что они пока у знакомых, что нет жилья. Я поняла, что я ему нужна как работник, у меня уже был стаж почти 8 лет, трудовая отличная, одни благодарности, ещё член КПСС, но куда меня поселить, вот был вопрос. Начальника станции звали Алексей Митрофанович Ашихмин.
Он был молод, на вид лет 35, высокий, среднего телосложения, волосы ёжиком, что-то вроде не русское присутствовало в его лице, но чувствовалось, что очень активен. Он подумал и сказал, что может меня взять на работу в качестве приёма-сдатчика с окладом б0ру6лей, но жильё только в классном вагоне. Классный вагон, это обыкновенный старый плацкартный жёсткий вагон, в котором есть свет. Я без раздумываний, сразу согласилась, с одним условием, что как будет возможность перевести меня на должность дежурного по станции. Дали мне купе в вагоне, в котором жили ещё пять или шесть семей. Я поехала в Куйбышев за детьми. Вот так мы стали жить в вагоне. Наступило лето. Вагон стоял на рельсах, а вокруг степь. В километре от станции начинались пути автозавода. Влево от станции была деревня Барковка, а направо в 3 километра - трасса, соединяющая город с автозаводом и с новым микрорайоном. Если нужны были продукты или баня, то пешком шли до трассы, а там, на троллейбусе в город. Я проработала месяц, начальник вызвал к себе и говорит: «Сделай отчёт за полгода и поезжай в отделение дороги, сдай этот отчёт, я уже дважды возил, но у меня не приняли».
С успехом сдала я отчёт, меня даже похвалили. Когда я приехала и доложила, что всё сдала, начальник не поверил. Сам посмотрел и не знал, что со мной делать от радости. Через два дня перевёл с приёмосдатчиков в дежурные по станции, соответственно с окладом 100ру6. Он потом всё время просил меня, чтобы я делала отчёты и сдавала их в отделение дороги, что я и делала, это было в моё неурочное время. Так мы жили в вагоне, дали нам три матраца и три подушки, ещё была электрическая маленькая плитка, чтобы готовить. Денег, конечно, не хватало, я уезжала в Куйбышев, часто даже не знала, что будут кушать дети, да и сама была вечно голодная. Однажды приезжаю с Куйбышева голодная, думаю, чем кормить детей, ума не приложу. Захожу в вагон, купе, а сын мой старший Слава, которому было 6 лет, спрашивает меня:
-Мама, будешь кушать?
-А что кушать?
-Я сварил рассольник!
Я спросила, а где он взял деньги. Он мне отвечает:
- На помойке нашёл две баночки, помыл их, сдал в магазин и на эти деньги купил рассольник и сварил.
Он налил нам этот рассольник, я сижу, ем, а у самой слёзы в тарелку капают. Тут мой младший сын, Дима, которому было 2,5 года, говорит:
-Мама, ну что ты плачешь, вот ты у нас мама, а Слава - папа.
Я устроилась ещё на одну работу в страховую компанию, ещё там я зарабатывала 30 рублей. Стали мы немного лучше питаться.
Помогал нам парень Саша, про которого я описала в рассказе «Саша». Диму я хотела устроить в детский сад, но когда пришла в администрацию города, то мне сказали, что мест в детском саду нет, могут его взять только в детский дом. Я, когда услышала это, выскочила оттуда, бежала и всю дорогу плакала, как это я своего ребёнка отдам в детский дом. Я сама была в детском доме, знаю, что это такое. Решили, что Дима будет с нами, как бы трудно не было. Если я была на работе, Слава утром в школе, он один оставался дома. Я его закрывала на замок.
Наступила осень, вагон не отапливался, было очень холодно. Мы ложились спать на одну полку втроём на один матрац, а другим укрывались. Потом всем, кто жил в вагоне, дали по крытому вагону, чтобы они его утепляли. Кто был с мужьями, приспособили эти вагоны под жильё. Я не могла этого сделать, поэтому мне дали комнату в здании, которое строилось под ЭЦ ( Пост, где должно было находиться помещение дежурного по станции). Это была комнатка 9 квадратных метров, в полу огромная дыра, для кабеля. Дети спали на диване, а я положила доски на дыру и так спала. Крысы бегали, как у себя дома, но деваться было некуда. Вскоре на станцию привели с автозавода первый маршрут с автомашинами «Жигули».
Автозаводчанам строили первоклассные общежития в новом городе, давали квартиры, а про нас железнодорожников просто забыли. Автомашины каждый день отправляли маршрутами, страна получила всё, что хотела, а мы жили как первобытные люди.
В деревне хлеб железнодорожникам не давали. Там жили люди зажиточно, у всех почти были автомашины, но дороги не было, грязь была ужасная. Слава ходил в школу в сапогах, частенько возвращался, сапоги были полные грязи. Если мы собирались за хлебом в город, то просили военных, чтобы нас на вездеходе довезли до дороги. Сколько мы перемесили грязи на этой станции, один бог знает, я до сих пор не могу это забыть. Так мы прожили зиму. За это время нам дали комнату в другом строящемся здании, где должна была находиться контора станции. Это было трёхэтажное здание, а вернее только кирпичная кладка, ни окон, ни дверей, только проёмы и лестничные пролёты. На третьем этаже разместились 12 семей. Кто в будущих кабинетах, кто в будущих душевых, кто в будущих раздевалках. Единственное удобство- это то, что был свет. Временный кабель был протянут от станционной будки. Вокруг этого строения был сплошной строительный мусор. Приходила вагон-лавка, цистерна с водой, вернее со льдом. В вагоне лавке был замороженный хлеб и просроченные консервы. Цистерну мы отогревали костром, а потом сразу разбирали воду, кто куда может, но так как ёмкостей больших не было, запаса было очень мало. На всякие прочие нужды брали снег, который лежал вокруг. Даже такую вагон-лавку нам присылали с боем со станции Жигулёвское-Море. К этому времени я уже работала станционным маневровым диспетчером с окладом в 120рублей. Меня избрали парторгом станции. На второй работе я работала, но никто о6 этом не знал, тогда это запрещалось. Так я была диспетчером, страховщиком, неоплачиваемым парторгом. Часто приходилось ездить на совещания в город Тольятти (Это З0 км от станции) в райком партии, в отделение дороги в город Куйбышев (Это 100км от станции). При этом всём я ещё пела и играла на гитаре. Устраивала вечера, вела культурно-массовую работу на станции, а впоследствии принимала участие в городском ансамбле песни и пляски «Жигули». Некоторое время была солисткой, когда наш руководитель (Маленький толстый и плешивый), стал домогаться, а я отказала, он лишил меня такой возможности. Наш ансамбль славился во всей округе. Когда мы выступали в интер- клубе (Строился автозавод «Жигули», очень много было иностранцев в Тольятти), выходили в очень красивых костюмах, иностранцы по несколько минут хлопали только нашему выходу. Ансамбль готовился к выезду за границу, но так как я не работала на заводе, да ещё не могла приходить на репетиции каждый день, так как работала по сменно, да ведь у меня ещё были дети, да ещё этот руководитель стал придираться, пришлось бросить этот ансамбль. Было очень обидно, но что было делать. Я была молодая, говорят симпатичная, энергичная, читала наизусть юмористические рассказы Зощенко на вечерах, на пикниках, потом вся станция разговаривала репликами по Зощенко. Начальнику станции я нравилась как работник, как парторг, как культмассовик, да ещё мои дети ему очень нравились, особенно Димочка. Он часто приглашал меня в кабинет, чтобы обсудить какие-нибудь вопросы, особенно касающиеся строительства станции, так как станция не строилась, только пути строились, а всё остальное стояло на месте. Мне часто приходилось поднимать вопросы на пленумах райкома партии. Я уже ничего не боялась, выступала с критикой в адрес строительных начальников, в адрес начальника станции«Жигулёвское Море», который не давал нам вагон-лавку и воду. Меня поддерживал всегда секретарь райкома.
Ашихмин Алексей Митрофанович, наш начальник станции Тольятти, любил и умел составлять всякие документы, жалобы на счёт строительства, всё это обсуждали мы с ним, а потом я шла и бомбила всех подряд.
Строительство станции шло с большим трудом. Станция работала, выдавая каждый день по маршруту машин, но о нас некому было подумать. Квартиры для нас не строили; также не было воды и хлеба. Начальник станции думал, что делать дальше. Я предложила поехать в Москву в министерство с жалобой. Алексей Митрофанович и я составили документ, в котором описали всё, что касалось станции и нашего быта. И вот я беру свой трудовой отпуск, выписываю проездной билет Тольятти- Москва-Одесса, и еду в Москву в министерство. Дети со мной. Прихожу в бюро жалоб, там прочитали наше письмо и сказали, что кроме министра никто нам не сможет помочь. Я оставляю детей на площади около памятника Лермонтову, сказав, чтобы ни шагу в сторону, пока я не приду, можно сказать, прорываюсь к министру. Может мой вид, я была молодая, симпатичная, одетая в форму, которая мне очень шла, да ещё дети, симпатичные, правда с ними меня не пустили, повлияли на кого-то, а может из бюро жалоб позвонили и сказали, что я проездом, да ещё парторг станции, в общем, меня принял сам министр. Как раз был обед, но меня он принял. Мало того, что я приготовила письмо, я всё рассказала про наше житьё-бытьё. Он тут же вызвал своего заместителя, чтобы тот принёс все данные по станции Тольятти. Глянув в документы, сказав, я разберусь. Пока я говорила с ним, я всё время поглядывала в окно, как там мои дети. Он меня спросил, почему я всё время смотрю в окно. А я ему говорю:
- Вон там мои дети ( Они стояли около памятника, в белых колготочках, в костюмчиках и пилоточках, как часовые), я их оставила пока, так как меня с ними не пропустили, мы едем с ними в отпуск, хочу их повезти к морю, в Одессу, там у меня родственники. Он ужаснулся и сказал:
- Как Вы могли оставить детей одних на улице в Москве, это ужас, срочно идите к ним, езжайте, отдыхайте, на обратном пути зайдёте за ответом вместе с детьми, мы за это время разберёмся и подготовим Вам ответ.
И мы уехали в Одессу. На обратном пути я так и сделала. Детей, я вообще, оставила на Казанском вокзале с вещами, приказав никуда не двигаться, а сама бегом побежала в министерство, боялась опоздать, так как была пятница, и если б я не успела, то пришлось до понедельника с детьми спать на вокзале.
Когда я прибежала, мне сразу же на вахте отдали письмо. А на вокзале около моих детей стояла милиция. Меня, конечно, вычитали, что я бросила детей, но слава богу всё обошлось. Когда я приехала в Тольятти, то увидела, что жилой дом уже строят, возведён был первый этаж. Станция тоже строится. Работа в жилом доме почти заканчивалась.
Я узнаю, что уже распределяют квартиры в этом доме. И кому же? Оказывается, станции Жигулёвское Море достаются почти все квартиры. Вот это фокус, я всего добивалась, но даже мне в этом доме нет квартиры. Я срочно собралась и поехала в Куйбышев к первому секретарю Областного Комитета КПСС.
Чтобы попасть к нему на приём, надо было записаться, и через месяц он примет, так сказала секретарь и посоветовала пойти к третьему или четвёртому заместителю, а сейчас он занят, у него совещание.
Я просидела до обеда. Он вышел, я сразу к нему, а он мне говорит: «Вы обедали?» отвечаю: «Я ещё не завтракала». Он говорит: «Идите в нашу столовую, покушайте, потом придёте ко мне, тогда мне всё расскажете». Я поела и бегом к нему. Он меня принял, выслушал мои жалобы и тут же позвонил начальнику дороги. Был уже пятый час, а в пять заканчивается рабочий день. Я взяла такси и помчалась в Управление дороги. Начальник дороги- Сугак Дмитрий Степанович. Я стала думать, что же делать, мне нужно сегодня, сейчас, пока не остыло дело, и придумала. Я дождалась, когда все работники уйдут, пошла к нему в кабинет. Но там ещё находился его помощник, который спросил, по какому вопросу
Я отвечаю:
-Дмитрий Степанович мне позвонил и сказал, чтобы я пришла.
Пожал плечами, усмехнулся и сказал, чтобы я зашла в кабинет. Он был оборудован двойной дверью. Так вот первую дверь я открыла с уверенностью, закрыв её, я постояла и подумала, а вдруг он меня выгонит, а потом, вспомнив, что я была даже у министра, и меня не выгнали, открыла с уверенностью и вторую дверь. Я опешила: передо мной стоял маленький, ужасно толстый пожилой человек. Я по- военному представилась: -Филимонова Людмила Павловна, маневровый диспетчер станции Тольятти, парторг станции.
Я была одета в форму, которая мне очень шла, держалась уверенно и свободно.
Он, обойдя меня, подошёл, как колобок, остановился передо мной, произнёс: «Вот ты какая, Филимонова! Ну, рассказывай свои сказки, что у вас на станции не так». Я сразу разозлилась и ему ответила:
-Во-первых, это не сказки, а во- вторых, я парторг станции, а не какая-нибудь девка с улицы.
- Ну хорошо, не обижайся, рассказывай всё как есть.
Я стала говорить всё как есть. Он меня послушал немного и говорит:
- Действительно, что-то невероятное ты мне рассказываешь, я не верю всему этому, но давай я сам приеду к вам на станцию.
Я очень обрадовалась и сказала:
- Вот как раз вот этого я и хотела.
Прошла неделя, но никто не приезжал. Однажды, когда я шла уже к дому, где мы жили, сменившись с ночной смены, мне стали кричать, чтобы я шла к зданию блок поста, там приехал начальник дороги. Дмитрий Степанович со своей свитой встретил меня с улыбкой и сказал:
- Ну, ведите меня в свои хоромы, показывайте то, о чём Вы мне рассказывали».
Грязь по колено, а они все в туфельках. Кое-как пробрались к дому. А Дмитрий Степанович возмущённо кричит:
- Куда Вы меня ведёте?
Я повела их по лестнице, у которой не было перил, кругом строительный мусор, на третий этаж, где мы все жили. На площадке третьего этажа они остановились, но войти в коридор никто не решился, так как там света не было, да и запах стоял такой от помойных вёдер, что им было не по душе. Из каждой двери стали выглядывать жильцы, как крысы, и снова прятаться. Он огляделся, вздохнул и сказал:
- Мне это напоминает город Киев в1941году, когда немцы бомбили город».
Все стояли и молчали, опустив головы. А были здесь все начальники нашего отделения.
- Сколько здесь семей? - спросил он.
Я ответила, что здесь проживают 13 семей, у которых есть дети. Он обратился к начальнику отделения дороги и сказал, чтобы всем этим семьям дали квартиры в строящемся доме, а также срочно начали отстраивать станционные помещения. Через неделю приехали строители начали нас выселять.
Мы обрадовались, быстренько собрались, погрузились на машины и поехали в Комсомольский район города. Когда мы подъехали, то увидели такую картину. Вокруг дома был строительный мусор, поэтому невозможно было подъехать, у каждого подъезда стояла охрана, нам не разрешили вселяться, так как дом ещё не сдан, да и документов якобы у нас никаких нет. Что делать? Выгрузили и уехали за следующими жильцами. Я срочно позвонила на станцию и предупредила, чтобы никто больше не ехал, сообщила причину. Больше никто, кроме меня, не сорвался с места. Я не знала, что делать, начинался дождь, дети начали плакать, и тогда строители сжалились над нами и пустили нас в строительный вагончик, называемый прорабкой.
Днём они там заседали, вечером расходились, мы оставались ночевать. А вещи, кроме одежды нашей, всё было на улице, всё мокло под дождём. Впоследствии много выбросили. Дети ходили в школу, школа была рядом, уроки приходилось им делать между планёрками и отдыхом рабочих. Вот так мы прожили март и апрель. Наступил май. Мы ещё жили на улице. Дом не принимали, потому что не был подведён газ. Куда мы только не обращались, но всё впустую. Наконец наступил праздник-День Победы.
В городском доме культуры 8мая собрались все почётные граждане во главе с первым секретарём городского комитета партии. Я, недолго думая, помчалась тоже туда. У меня было такое настроение, разгромить всю эту гоп-компанию. Влетаю в вестибюль, там охрана, меня не пропускают. Я в бешенстве. Я уже, ничего не понимая, кричу:
- Срочно вызовите первого секретаря, иначе я взорву всё здание в честь Дня Победы.
Охранник тут же побежал в зал и вызвал первого секретаря. Я стою, жду, а саму трясёт от злости. Когда секретарь вышел и увидел, в каком я состоянии, обратился ко мне:
-Что случилось, Людмила Павловна?
Я отвечаю:
-Вот вы тут собрались праздновать Победу над фашистами. А мой отец - комиссар дивизиона, погиб на фронте, а я его дочь со своими двумя детьми живу на улице уже два месяца, и никому до этого нет дела. До каких пор это будет продолжаться. Дом построен, а нас не поселяют, то газ не подсоединён, то ещё что-то, вообще, издеваются, как хотят.
Он стал меня успокаивать, дал команду охраннику вызвать председателя исполкома. Когда тот вышел, секретарь на него накинулся, спрашивая, почему не поселили людей. Тот стал что-то бормотать, но секретарь его уже не слушал, только дал ему ордер, который я принесла, чтобы он подписал. Тот стал возражать, тут секретарь как закричит на него:
-Подписывай срочно. И тут же пиши бумагу-разрешение охране дома на вселение людей. Я, со слезами на глазах, поблагодарила всех и помчалась к дому, и позвонила всем, что можно вселяться. Вот это был для нас настоящий праздник. Я получила 2-х комнатную квартиру на 3-м этаже. Радости не было конца, наконец, я и мои дети будут жить в нормальных условиях. Квартиру я получила в Комсомольском районе, я так сама захотела, через дорогу было Жигулёвское Море, набережная Волги, и дети так хотели, но на работу мне приходилось ездить за 30километров. Когда отстроили станционные помещения, стали распределять комнаты и ещё дали квартиры в новом городе.
Я приехала на станцию, чтобы собрать членские взносы, я не знала, что собираются распределять квартиры, но мне не сообщили. Когда приехала на станцию, меня встретил начальник станции Ашихмин Алексей Митрофанович:
-А ты зачем приехала, мы тебя не звали.
Я опешила, значит, когда я добивалась всего, то я нужна была, а если, хотя бы присутствовать при распределении квартир, как парторг, то я уже не нужна. Мне стало обидно до слёз, я промолчала и ушла, но твёрдо решила уйти со станции Тольятти.
Я попросила перевод. Но оказалось, я себя приговорила к ещё большим страданиям. Я не подумала о том, что я имела стычки с начальником станции Жигулёвское Море, в райкоме партии когда-то. Да и народ там был гораздо жестче, а тем более я с конкурентной станции пришла. Тут даже отразилось на моих детях. Слава 4 класса закончил с отличием там, где мы жили. А в школе, куда мы переехали, по русскому языку преподавала жена начальника станции, я предполагаю, что поэтому у Славы стали одни двойки, ну иногда тройки. Я не ходила в школу, а заставила Славу писать несколько дней подряд дома, даже запрещала выходить на улицу. В итоге стал он получать четыре и пять.
Я первое время работала дежурным по станции. Всегда работали двое дежурных: на северном участке-один, и на южном. На одном из дежурств, наша смена взрезала стрелку. Стали разбираться, отпирались местные работники, мне, конечно, и во сне бы не приснилось, как они умеют отбрехиваться. Я не смогла даже слова сказать, в общем, все обвинения упали на меня, хотя я была виновна на 30 процентов. Появился приказ о моём снятии с дежурных, меня сняли с дежурных и перевели в «списчики». Зарплата, почти в 2 раза меньше, да и работа с моими больными ногами мне не подходила. Я проработала месяц. Когда я спрашивала, когда у меня закончится обвинение, то все молчали, и начальник станции и его зам.
Наступил март месяц, в это время всегда в нашем регионе выпадало очень много снега. Все три станции были завалены им. Маршруты с углём простаивали по неделям, никто не знал, что делать. Вдруг вызывает меня начальник станции и говорит: «Филимонова, поезжайте на станцию Химическая и освобождайте составы от снега, нужно срочно провести эту работу, останавливаются все заводы без угля.
Я опешила от такого указания, но что было делать, я даже не возразила и поехала покорять природу. Первым делом я позвонила директорам заводов, их было четыре. Я просила людей на очистку снега, но никто не соглашался. Тогда мне прислали человек 50 заключённых. Когда я зашла в помещение, где находились зэки, я обомлела, но не показав виду, «взяла себя в руки» - спокойно объявила, что я руководитель работ. Возглас был ужасный. Я, молодая, притом симпатичная женщина и вдруг такое. Я простым голосом сказала, что я в этот момент почти тоже заключённая, если я не сделаю эту работу, я тоже стану заключённой настоящей, а у меня двое маленьких детей, и они нуждаются в моей помощи, у них никого, кроме меня нет. А ещё я добавила, я буду давать работу на каждый день, если мы её будем выполнять до обеда, то после обеда выходить на работу не будем, будем сушиться и обогреваться в помещении. 50 мужиков и я одна. Они только спросили, а как же мы будем откапывать составы, ведь их даже не видно. Я сама не знала, как это будет выглядеть, но я вышла и пошла на четвереньках, приблизительно на первый путь. И вдруг я рухнула вниз метра на три. Ребята сразу кинулись меня откапывать. Когда откопали, тут прояснилось, что рядом колесо полвагона. Начали откапывать вагон. И так по моим следам дальше, потихоньку откапывались следующие вагоны. Ребята работали как волки, и до обеда мы откопали целый путь, вернее целый один состав, но оставалось ещё пять путей, вернее пять составов. Я выполнила своё обещание, после обеда никого не заставила работать, все остались довольны, стали сушиться, а я сказала, что завтра будем также работать, пока не очистим всю станцию, все согласились. Никакой техники, никакой помощи со стороны не было, ну вообще это было даже хорошо, никто не мешал, только по телефону начальник станции справлялся о ходе работ. Я даже была рада, что не вижу никого из них, отношение заключённых ко мне было очень хорошее. Когда видели, что я уже не в силах была ползать, они отправляли меня в помещение греться, говорили, что справятся теперь без меня. Но я долго сидеть не могла и снова выходила к ним и также ухала вниз, а они меня откапывали. Когда мы заканчивали последний состав, я уже настолько простудилась, что не могла даже двигаться. Закончив работу, я стала докладывать начальнику станции, а он меня спросил, что с голосом, я уже хрипела и была еле жива, я сказала, что простыла.
Он сказал:
-Большое Вам спасибо, езжайте домой и лечитесь, когда вылечитесь, придёте ко мне в кабинет.
Я пролежала две недели, пришла в себя. Поехала на станцию, захожу в кабинет. Начальник спросил о моём здоровье, а потом говорит:
- Вы согласны работать командиром смены?
На что я ответила:
- Если Вы мне доверяете, то почему же не поработать.
Я стала маневровым станционным диспетчером. Зарплата была от 140 до 200рублей. Работа мне нравилась, смена моя почти всегда занимала первое место, но отношения с некоторыми сотрудниками были напряжённые, а особенно со сменщицей, по имени Лида, по прозвищу - Стерва. Я сдавала ей станцию чистенькой, обработанной. А она, когда дежурила ночью, встречалась с нашим заместителем. Всю ночь прогуляет, а утром мне сдаёт смену такую, что чёрт ногу сломит, вагоны никуда не поданы под разгрузку, утром нужно уже выгружать. А утром у меня этот же заместитель спрашивал. Я говорила, что ночью работа не была сделана, он так орал на меня, как будто это я не сделала это. На нервной почве я очень сильно заболела.
Я приходила с работы настолько больная, что не могла ни спать, ни есть, была вся перекошена, ни руки, ни ноги не двигались. Благодаря моим детям, я смогла спастись от сумасшедшего дома.
Дети были ещё маленькие, но понимали мои проблемы. Я ложилась, они в четыре маленькие руки начинали мне делать массаж, я немного успокаивалась и засыпала. Слава готовил что-нибудь покушать. Когда я немного отдохнула, он приходил и говорил: «Мама, вставай, покушай, я приготовил, что мог». Вот так они меня выхаживали. Потом снова работа, и опять всё повторялось. Слава учился в пятом классе, а Дима в первом.
Учились они хорошо, были самостоятельными. Диму я почти не воспитывала, воспитателем у него был папа- Слава. Денег у нас лишних не было, алименты я получала крохотные, так как у моего мужа появился ещё один ребёнок от другой женщины, которая говорила, что ей нужен ребёнок, но на алименты никогда не подаст, она была богатая, но сделала назло и ему, и мне, разделили на троих, и мы стали получать ещё меньше. Но я умудрялась скапливать денег, чтобы каждый год поехать куда-нибудь в отпуск. Я ездила с детьми на море в Одессу, были в Киеве, в Москве, в Сочи, в Душанбе. Я сама учила играть на аккордеоне Славу, а потом Диму, даже иногда нанимала ему учителя, но они потом бросили это занятие по вынужденным семейным обстоятельствам. Просто я очень заболела и вынуждена была уволиться, а в последствии уехать на БАМ.
Дети меня очень понимали. У меня были свои методы воспитания, я не знаю откуда они взялись, я не читала книги по методике. Иногда была слишком требовательной и вспыльчивой, не очень ласковой, но у меня была такая жизнь. Ну, я думаю, что это дети поняли уже взрослые и простили меня, но я хотела, чтобы они стали самостоятельными, справедливыми и настоящими мужчинами, что в результате и получилось. Так вот мой метод воспитания. Славу я начала воспитывать с двух лет.
- Славочка, сынок, заправь свою постельку», - говорила я, предварительно показав, как это делается. Потом я десять раз повторяя, в течении может месяца, всё требовательней к этому делу. Ребёнок привыкал, уже научившись это делать. Потом переходила к другой работе, например - мыть посуду и так далее. До сих пор, сыновья уже взрослые помнят мой метод. Слава, будучи в армии старшиной, мне говорил:
-Мама я воспитываю солдат по твоему методу, но только так как они взрослые я им говорю по пять раз, но если они не хотят принципиально, то принимаю более жёсткие меры, но они на меня не обижаются потом и не жалуются.
Иногда я применяла тоже жёсткие меры.
Был у нас такой случай. Я уже говорила, что Слава очень любил Диму и никогда его зря не обижал. Однажды я возвращаюсь с работы, захожу в подъезд, и слышу такой рёв, как будто ишак орёт. Открываю дверь, Дима стоит и кричит, но без слёз. Я спрашиваю, в чём дело, продолжает реветь, не говоря ни слова. Тут выскакивает Слава и говорит:
- Мама, я всё убрал, вымыл полы и посуду, попросил Димку, чтобы он вынес помойное ведро, но он не захотел, и я его стукнул, вот поэтому он орёт.
Всё это время пока Слава мне говорил, Дима надрывался. Я стояла и думала, что мне делать. Уже раньше замечала, что Димка начинает издеваться над Славой, понимая, что он его любит. Вообще я решила, что пора ставить его на место. Тут я говорю:
- Слава, у тебя есть ремень, снимай и иди в свою комнату.
Тут и Слава, и Дима поняли, кому достанется. Слава стал просить меня, чтобы я не трогала Диму, а у Димы в этот момент рот закрылся. Пришлось спустить штаны и врезать ему приговаривая:
-Ты Славку называл папой, вот тебе за папу, горшки за тобой Слава выносил, вот тебе за горшки, Слава тебя из грязи вытаскивал, вот тебе за грязь, ещё раз не послушаешься Славу, убью совсем.
Славка за дверью плачет, ему, конечно, жалко было его, но иначе мне нельзя было. С тех пор Дима всегда слушал Славу, правда тот никогда не злоупотреблял тем, что он старший, продолжал его любить и чему-нибудь учить хорошему.
Часто я приходила домой с работы, особенно в праздник, мне они устраивали в секрете выставку, то городок построят, то какой-то город индейцев, то ещё что-нибудь. Меня это и удивляло, и радовало, а им нравилось то, что я их хвалила.
Однажды Слава приходит со школы и говорит:
-Мама к 8 Марта все ученики готовят учительнице подарки, кто вазы хрустальные, кто что может, а что я куплю?
Я сказала:
- Слава, ведь ты знаешь, что у нас нет лишних денег, да и я не приветствую такой метод, лучше ты возьми и сделай подарок своими руками и подари.
На что он очень расстроился, но всё же сделал на картонке какой- то макет, мне он понравился, но Слава всё же со слезами отправился в школу первый, чтобы никто не видел, поставил на стол и убежал, но всё-таки это заметил одноклассник.
Потом стали появляться на столе перед учителем вазы и ещё какие-то предметы. Вдруг прибегает Слава со школы, весь раскрасневшийся и кричит:
- Мама! оказывается мой подарок оказался лучше всех, учительница даже не глянула на все вазы, а на мой обратила внимание и спросила, чья это замечательная работа. Я боялся признаться, думала она меня поругает, но тут мальчик крикнул, что это работа Филимонова. Она начала меня хвалить на весь класс.
- Ну, вот видишь, оказывается я не совсем плохая мама, что посоветовала тебе это сделать, да и учительница настоящая попалась.
Потом Славу попросили сделать большой макет для школы. А в будущем, учась уже в ГПТУ в городе Сызрань он сделал много картин для училища. Слава после 8 класса поступал в мореходное училище в городе Херсоне, но не поступил, плакал горькими слезами. Пришлось поступить в ГПТУ на автокрановщика. Это училище было новое экспериментальное, Слава его закончил с отличием. А я уволилась с работы и уехала на БАМ.
Дима оставался дома один, учась в 4 классе, Слава приезжал домой каждую неделю и проверял, как он учится, он окончил школу на 4 и 5, потом Слава его отправил к отцу в Душанбе.
В Тольятти я всегда себя чувствовала одинокой. Были две подруги Тоня и Ольга, но они всегда пользовались мной. Я иногда последним супом из пачки их угощала, но чтоб, они когда-нибудь принесли детям что-нибудь, этого не было. Однажды я разозлилась и выгнала их обоих, а сама чётко решила уехать, куда глаза глядят.
Взяв отпуск с последующим увольнением, взяв бесплатный билет, я решила поехать в те места в Сибири, где я раньше работала, в Тольятти мне всё опротивело. А что было дальше, опишу в рассказе « БАМ».