Взращенные любовью 8

После года упорного труда пришел успех

Можете представить себе, какого труда по­требовала от Теити эта не просто сложная, а

чрезвычайно сложная задача. Уже через две не­дели мальчик в состоянии был безошибочно вы­полнить это упражнение три раза из пяти. «А теперь профессор сам попробует». Мне казалось, что я смогу сделать это без всякого труда. Я со­средоточил взгляд на кончике смычка, вытянул вперед левую руку, поднял палец, нацелился смычком — и промахнулся. Еще раз — и опять ошибка. Когда мне наконец удалось попасть смычком в палец, мое сердце переполнилось уважением к маленькому слепому мальчику, ко­торый после двух недель ежедневных трениро­вок смог сделать то, что мне никак не удавалось с открытыми глазами. Сколько же раз ему при­шлось повторить это упражнение! Но энергия и терпение родителей и Теити победили.

После того как Теити научился хорошо «ви­деть» смычок, началось обучение игры на скрип­ке. Старания Теити были вознаграждены, и уже через год он мог играть скрипичные пьесы не хуже остальных детей.

На концерте в токийском зале Хибия, где выступали все мои маленькие ученики — Йоко Аримацу, Кодзи Тойода, Такеси Кобаяси, Кендзи Кобаяси и другие, — шестилетний Теити сыграл концерт Зейтца. Слушая игру маленького слепо­го музыканта, многие люди в зале плакали.

Упорство и способность рождают талант.

Судьбоносная встреча с принцем Иоситикой Токугавой

Я хочу поделиться с вами небольшим эпи­зодом из своей жизни, который говорит о вреде хвастовства и пользе «шестого» чувства.

Мой отец, владелец скрипичной фабрики Судзуки, послал меня учиться в коммерческое училище, так как хотел, чтобы я в будущем продолжил его дело. Во время летних каникул я работал на фабрике, чтобы получить общее представление об изготовлении скрипок. После окончания школы меня включили в штат работ­ников фабрики, и я стал трудиться в экспортном отделе, занимаясь оформлением документации на поставки. Дел было много, но я работал с удо­вольствием. Где-то через два года у меня каждый вечер начала подниматься температура, и врачи посоветовали мне покой. Поздней осенью я оста­новился на отдых в одной из гостиниц Окицу. Там я познакомился с одним постояльцем по фа­милии Янагида, который был родом с Хоккайдо. Он тоже отдыхал там с женой и двумя малень­кими детьми. Мы быстро подружились. Янаги­да сказал мне, что в свое время учился в одном классе с принцем Токугавой.

По возвращении в Нагою я неожиданно по­лучил письмо от Янагиды, где он спрашивал, не хочу ли я присоединиться к научной экспедиции

на архипелаг Тисима, которая под руководством принца Токугавы будет проводить там биологи­ческие исследования. На островах можно было увидеть немало интересных вещей. Корабль дол­жен был отправляться 1 августа.

Отец не возражал, и я отправился в Токио, чтобы заручиться согласием принца Токугавы. Там я впервые познакомился с ним, и эта встре­ча определила всю мою дальнейшую судьбу. Я тогда находился под сильным впечатлением от творчества Толстого и только начинал фор­мировать свое новое мировоззрение. Начиная с этого момента я в течение сорока лет испытывал влияние личности Токугавы, его прогрессивных идей, философии, мыслей и поступков. Труд­но переоценить значение этой встречи для моей жизни.

Это было в 1919 году. Судно «Тифу-мару» водоизмещением 1300 тонн отправилось к се­верным островам Тисима, неся на борту обору­дование и материалы для исследований, а также 30 членов экспедиции, в число которых входили Токугава, Янагида и сотрудники биологического исследовательского института, которым руково­дил Токугава. В качестве гостей присутствовали сестра Токугавы Мацудаира, ее сын, известная пианистка Нобу Кода и я. Кода присоедини­лась к экспедиции, потому что ее брат капитан

Гундзи Тайи был первым японцем, ступившим на северные острова архипелага Тисима. Будучи первопроходцем северных территорий, он соста­вил план заселения Сюмусю — самого северного острова архипелага. Нобу Кода хотела посетить это место, чтобы почтить память своего брата.

Даже в августе на островах Тисима было прохладно. Глубокая синева моря и голубое небо уносили мои мысли куда-то вдаль. На всех чле­нов экспедиции произвели глубокое впечатление лежбища морских котиков, стая китов в заливе, разноцветье полевых цветов, устилавших остров. У меня навсегда остались в памяти теплые дру­жеские отношения всех собравшихся на борту.

Все это время я не расставался со скрипкой, она стала частью меня самого. Поскольку в кают-компании стояло пианино, я играл на скрипке, а Нобу Кода мне аккомпанировала. Мне по моло­дости лет и в голову не приходило, что она стар­ше меня по возрасту и, как-никак, все-таки пре­подаватель музыки. Мне и теперь еще неловко вспоминать об этом.

Наше судно обошло все острова и наконец пристало к острову Сюмусю — цели нашего пу­тешествия.

Бродя по пляжу мыса Кокутан, расположен­ного на северной оконечности острова, мы од­нажды обнаружили странное пятно на высокой

отвесной скале. Оказалось, что это был мох не­обычного красновато-фиолетового цвета.

— Хорошо бы добыть образец, — промолвил профессор Эмото из биологического института, жадно поглядывая вверх.

— Я достану его прямо отсюда, не обяза­тельно карабкаться на скалу, — выпалил я и взял совок у одного из членов экспедиции.

В школе я неплохо кидал камни, охотясь за цикадами, и был даже одно время подающим в бейсбольной команде коммерческого училища. Поэтому я был довольно уверен в себе. Все при­нялись меня подбадривать, но все же в глубине души сомневались в успехе этого предприятия. Когда я подошел поближе к скале, то обнаружил, что мох растет значительно выше, чем я ожидал. «Вот так вляпался», — подумал я, но отступать было уже поздно. Чувствуя на себя взгляды всех собравшихся, я хорошенько прицелился и метнул совок. Послышались крики: «Здорово, превосход­но!» Совок, к счастью, угодил прямо в мох, но был послан с такой силой, что воткнулся и застрял там вместо того, чтобы упасть. Я чувствовал, что те­ряю лицо. Как-то давным-давно я кинул камень в воробья, сидевшего на дереве, и, к своему ужасу, убил его. С тех пор я запретил себе кидать кам­ни. Но на этот раз ситуация была безвыходной, и я взял в руку камень размером с кулак.

— Осторожнее, когда я попаду по ручке, со­вок упадет, — предупредил я, понимая, что несу чушь, но меня уже охватил азарт. Однако, как ни странно, камень попал точно в ручку совка, и он, к моему облегчению, вместе с мохом упал прямо к нашим ногам. Слушая аплодисменты, я в душе дал себе обещание никогда в жизни больше не попадать в такие глупые ситуации.

Шестое чувство

тоже можно тренировать

Навыки метания камней в детстве оказались полезными на Тисиме. К моему удивлению, чув­ство «кан» сработало само по себе, спонтанно. Интуиция дремлет внутри рационального созна­ния и срабатывает, когда это необходимо. Но без тренировки интуиция (как и любая другая спо­собность) не развивается. Существует распро­страненное, но ошибочное мнение, что человек уже рождается с интуицией. Однако если чело­век внезапно проявляет незаурядную интуицию или шестое чувство, то это означает лишь, что эти качества развивались в нем раньше, даже если он и не замечал этого, но находят свое вы­ражение только в случае необходимости. Чтобы развить в себе силу «кан», нет другого пути, кроме тренировки. Существует очевидное раз­личие между уровнем «кан» у человека, кото-

рый тренировал в себе эту силу с детства, и у того, кто не упражнялся в этом. Если первому достаточно повторить какое-то действие пятьсот раз, чтобы добиться успеха, то второму придется проделать это пять тысяч раз с тем же результа­том. Замечая это, люди полагают, что существует врожденная интуиция. Здесь легко впасть в за­блуждение, если только не проследить историю развития человека с первого дня его рождения, чтобы выяснить происхождение его нынешних способностей. Поэтому очень важно поместить ребенка, начиная с колыбели, в такие условия, которые позволят ему правильно развиваться, и никогда не забывать, что если не добился успеха после пятисот повторений, то можешь добиться его после пяти тысяч.

Сила «кан» может развиваться. Я не был от природы специалистом в метании камней. Я ни­когда не учился специально рисованию. Уже в течение шестидесяти лет я занимаюсь писатель­ской деятельностью. Когда я пишу или рисую, это доставляет радость не только мне, но и окру­жающим. И хотя мои рисунки не столь уж совер­шенны, я использую их в методике воспитания талантов. Кроме того, у меня есть способность только по звуку скрипки описать характер чело­века, его осанку, как он держит смычок и локоть. Каждый год с декабря по февраль мне присыла-

ют около полутора тысяч записей игры наших учеников из всех филиалов, чтобы отобрать по ним участников выпускного концерта. Прослу­шав каждую пленку, я пишу свои замечания по осанке, постановке пальцев, движению смычка и т. д. Люди удивляются, каким образом я все это «вижу». Это результат тридцатилетней трени­ровки моего шестого чувства.

Обострение болезни

Ближе к концу 1945 года я решил переехать из Кисо-Фукусимы в Мацумото, чтобы начать программу воспитания талантов в местной му­зыкальной школе.

Хотя война и закончилась, Япония была ослаблена и разорена. Банковские счета замо­розили, и люди могли снять с них только ни­чтожную часть своих сбережений. Когда жене наконец удалось приехать ко мне в Мацумото, проведя девять ужасных часов на ногах в пере­полненном прокуренном поезде, она рассказала, что ей очень повезло. Совершенно случайно она получила работу в американском Красном Кре­сте в Иокогаме, где размещалась штаб-квартира оккупационных войск. Мне не хотелось, чтобы она работала, так как это означало продолжение нашей разлуки, но в тех обстоятельствах друго­го выхода не было.

Еще с двадцатилетнего возраста у меня был слабый желудок, а к концу войны состояние здо­ровья стало совсем плохим. Я снимал комнату в пригороде Мацумото — Асаме и жил там один. Приготовление еды для себя я всегда считал скучным и надоедливым занятием. В результате я совсем запустил свое здоровье. Даже сейчас, если мне не напомнить, что пора есть, я могу за целый день не взять ни куска в рот. К счастью, жена следит за тем, чтобы я питался как следует. А в то время, когда ее не было со мной, я просто готовил себе полную кастрюлю супа, а потом де­лал рисовые клецки (о-моти) и варил их в супе. Этим я и питался целыми днями до тех пор, пока здоровье совсем не ухудшилось. В конце кон­цов в полном отчаянии я вызвал к себе сестру из Кисо-Фукусимы.

Когда жена во время одного из очередных приездов увидела меня в таком состоянии, то настолько расстроилась, что хотела немедленно бросить работу и остаться, но сестра обещала побыть со мной и приглядеть за моим здоровьем. Она упросила жену продолжить работу в Крас­ном Кресте, так как иначе мы все просто умерли бы с голоду, ведь Вальтрауд была единственной в семье, кто зарабатывал хоть какие-то деньги. Она скрепя сердце согласилась, но настояла на том, что будет приезжать при первой возможно-

сти, хотя каждая такая поездка отнимала массу сил и времени.

Врачи не нашли у меня ни рака, ни язвы и сказали, что это всего лишь тяжелый случай атонии желудка. Помимо острых болей, это за­болевание сопровождалось еще и потерей как физического, так и духовного восприятия.

В конце концов наступил холодный зимний день, когда боль стала совершенно невыносимой. Совершенно не помня себя, я выполз из-под оде­яла, накрывавшего «котацу» (жаровню с углями), отошел в угол комнаты, прислонился лбом к сте­не и только беспрерывно стонал от боли. Сестра перепугалась, увидев меня в таком состоянии, и просто не знала, что делать. Врачи уложили меня в постель и запретили вставать.

Однажды Мисако Койке, преподаватель по классу фортепьяно из музыкальной школы Ма-цумото, зашла навестить меня. Мое состояние настолько поразило ее, что она срочно связалась со специалистом по китайской медицине госпо­жой Уехара. «Еще бы десять дней, и было бы поздно, — заявила та, осмотрев меня. — К счас­тью, речь идет только о желудке и кишечнике, все остальное в порядке. Хорошо, я возьмусь за лечение немедленно».

Благополучное выздоровление

Вопреки предписаниям врачей, которые на­стаивали на том, чтобы я ел только рисовую кашу и суп, Уехара прописала мне приготовлен­ный на пару неочищенный рис и соленые овощи. Хотя меня это и удивило, я поверил ей и ее ме­тоду лечения, поскольку все равно находился на пороге смерти. Спустя неделю я начал вставать, а не более чем через месяц уже стал понемногу выходить на улицу.

Таким образом, познакомив меня с замеча­тельным врачом, Мисако Койке спасла меня от смерти, я жив до сих пор и рассказываю вам эту историю.

Еще до полного выздоровления я вновь свя­зался с принцем Токугавой, благодаря которому я из фабричного клерка стал музыкантом. Пока я приходил в себя, мне удалось изобрести новую систему арифметических подсчетов, включав­шую в себя не только умножение, но и деление, сложение и вычитание. Я решил: «Если я по­правлюсь, то это изобретение войдет в мою про­грамму воспитания талантов». Начальная школа Хонго в 50-е годы провела эксперимент с моей арифметической системой, и она после одобре­ния Министерства образования входит сейчас в программу обучения многих начальных школ в Японии.

Когда-нибудь принцип воспитания талантов, основанный на процессе освоения ребенком род­ного языка, изменит всю систему образования. Ни один ребенок не останется в стороне от нее. Эта система, основанная на любви, будет вос­питывать в детях стремление к истине, радость и красоту как неотъемлемые качества их харак­тера. Даже если она не даст никаких других ре­зультатов, то достаточно и того, что после девя­ти лет школьного обучения дети будут добрее и бережнее относиться друг к другу.

Таким образом, этот период выздоровления не только продлил мою жизнь. С ним связаны и многие другие события, которые нельзя назвать иначе как судьбой.

Мой отец Масакити Судзуки и его скрипки

Я родился в Нагое в 1898 году в семье Ма­сакити Судзуки, основателя крупнейшей скри­пичной фабрики в мире. Мы не выбираем себе родителей, это не зависит от нашего желания и находится в Божьих руках. Мы не можем ска­зать: «Пожалуй, я выберу себе другую семью, мне там лучше». Нам приходится жить с этим, такова уж судьба.

Еще начиная со времен моего прадеда, вся семья Судзуки занималась изготовлением сами-

сенов (японских национальных трехструнных инструментов, похожих на банджо). Это был побочный заработок обедневшего самурайско­го рода. Мой отец родился в 1859 году, в конце эпохи Токугава, и, прежде чем переехать в Эдо (ныне Токио), чтобы стать там учителем англий­ского языка, он тоже помогал семье изготавли­вать самисены. Уже одно то, что в начале эпо­хи Мэйдзи отец решил преподавать английский язык, показывает, что он был человеком доволь­но прогрессивных убеждений. Постепенно отец заинтересовался западными музыкальными ин­струментами и начал изучать скрипку, у кото­рой, по его мнению, был общий предок с сами-сеном под названием «рубанострон». Еще пять тысяч лет назад в Древнем Египте, где процве­тала богатая культура, один из таких струнных инструментов был положен в саркофаг фараона. Примерно четыреста лет назад один из христи­анских миссионеров играл на предшественни­це скрипки — виоле — перед принцем Нобуна-га Одо в Оцу на озере Бива. Но после того как в эпоху Токугава христиане были подвергнуты гонениям и преследованиям, звуки скрипки не были слышны в Японии вплоть до начала эпохи Мэйдзи. Люди полюбили скрипку, и она вскоре стала использоваться повсеместно. Однако в то время, когда мой отец был еще совсем молодым,

вряд ли хотя бы у одного человека была своя собственная скрипка. Однажды ему удалось най­ти коллегу-учителя, у которого была скрипка, и он упросил его дать ему инструмент на ночь для изучения. Той ночью он сделал первые чертежи скрипки.

Пора поисков

В 1888 году после ряда неудач отец изгото­вил свою первую скрипку. Вслед за этим была основана скрипичная фабрика. Качество скри­пок постоянно улучшалось. Когда дела пошли в гору, фабрика в состоянии была производить до 400 скрипок и 4000 смычков в день. На фабрике Судзуки трудились 1100 рабочих, в то время как на крупнейшей аналогичной фабрике в Германии в Маркнойкирхене работало всего 200 человек. Мой отец никогда специально не изучал механи­ку, но разработал ряд станков и приспособлений для изготовления скрипок. Он продолжал свои исследования всю жизнь, и закончились они только с его смертью в возрасте восьмидесяти шести лет. В то время он был уже обладателем двадцати одного патента.

С самого детства отец ежедневно учил меня многим вещам и в моральном, и в материальном плане. Несмотря на занятость, он находил вре­мя, чтобы учить меня жизни, как он ее понимал.

Хотя фабрика была очень крупной, в двадцатые годы дела пришли в упадок вследствие миро­вой депрессии. И сейчас еще в Нагое сохранился квартал, в котором три параллельные улицы — Уме-мати, Угуйсу-мати и Хаяси-мати — пере­секаются улицей Судзуки-тё, ведущей прямо к скрипичной фабрике Судзуки. Весь этот квартал был заложен моим отцом. В то время фабрика владела обширными землями и недвижимостью, но все это постепенно пришлось распродать вви­ду финансовых затруднений.

Пожертвования на нужды рабочих

«Я несу ответственность за все. В конце кон­цов, фабрика и все, что я имею, было создано трудом моих рабочих. Я не уволю ни одного че­ловека до тех пор, пока у меня есть хоть что-ни­будь. Это мой долг перед ними». Так говорил мой отец. В итоге нам пришлось продать даже дом, в котором мы жили, и распрощаться со многими рабочими. Оставшиеся продолжали трудиться на фабрике, которая значительно уменьшилась в размерах.

Тем, кто знал фабрику по прежним време­нам, новая могла показаться неказистой и бед­ной. Но для моего отца цель предприниматель­ства заключалась не только в деньгах. Для него это была возможность воплотить в жизнь свои

высокие жизненные принципы. Тот факт, что по­сле войны фабрика вновь возродилась, должен быть поставлен в заслугу отцу, оставившему по­сле себя в наследство честное и порядочное от­ношение к делу.

Я любил рыбалку и часто ходил на реку ло­вить карасей. Но, проведя день за этим развлече­нием, я всегда выпускал пойманную рыбу в воду и благодарил ее за доставленное мне удоволь­ствие. Я никогда не придерживался той матери­алистической точки зрения, что не имеет смысла заниматься каким-то делом, не приносящим не­медленной пользы или прибыли. Я мечтаю о до­стойном будущем для всего человечества и буду стараться претворить эти мечты в жизнь, дви­гаясь вперед постепенно, шаг за шагом. Таким путем можно достичь практически всего, и эту уверенность в своих силах помог мне воспитать в себе отец.