Глава 5. БАМ.
Ну, вот я еду в поезде, хочу попасть на свою станцию, где я раньше работала в Сибири, но в поезде везде слышу: «БАМ, БАМ». Рядом сидят мужчина и женщина средних лет, обыкновенной наружности, и тоже говорят про БАМ.
- Кем вы там работаете? - спросила я.
- Работаю лесорубом, а жена в бригаде повар. А получаю 400 в среднем, а жена 300рублей. Я посмотрела на них и подумала, если они такие простые люди, живут там и зарабатывают такие деньги. Не стала выходить на своей станции, а поехала до станции Сковородино, а затем в Тынду. Было часов 11 утра. Стоит барак деревянный, это вокзал. Кругом грязь несусветная.
Куда мне идти? Я иду по мосту, грязи по колено, еле ноги выдёргиваю, а тут едет «Волга», и в ней какой-то босс сидит.
Я шутки ради, заглядываю в машину и говорю:
- Ну,надо же, тут еле идёшь, а некоторые в машинах ездят.
Он улыбнулся и говорит:
- Ну, садитесь, мы Вас тоже довезём.
Я села, извиняясь, что ноги грязные.
- Ничего не извиняйтесь, тут везде грязь пока. А куда вам надо?
- Мне на БАМ! - отвечаю.
- Так вы уже на БАМе, в какую организацию вам надо?
- А я не знаю, я только что приехала, и понятия не имею в какую организацию мне надо. Я железнодорожник, и у меня профессия- эксплуатация железных дорог.
- Тогда вам нужно выйти из машины и пройти назад по мосту, и тут сразу ОВЭ, это отделение временной эксплуатации.
И вот я в отделении. Длинный деревянный барак. Начальник кадров послала меня к заму по кадрам. Захожу, сидит мужчина лет 35, я ему подала свою трудовую, он начал её смотреть. Смотрит 5 минут, 10 минут, 15минут, стою, молчу и думаю, он что слепой, или изучает мою книжку, мне даже стало неловко, прямо хотелось уйти, но вдруг он произносит:
- А вы не знаете Саркисяна Сурена?
Я подумала и ответила:
- Да, когда я училась в техникуме, у нас был такой мальчик.
А сама вспомнила его. Я в техникуме вела культмассовый сектор от профкома.
В моём распоряжении был клуб, в котором стояло пианино, я клуб закрывала на замок, когда там не было мероприятий. Мальчишки, которые учились на курс младше, просили ключ, чтобы там поиграть, но у меня такого разрешения не было, и я им отказала. Они стали залазить через окно, и я их однажды поймала, там в этой компании и был Сурен.
Сначала я выяснила, для чего они это делали, и Сурен признался, что хотел поиграть на пианино. Я попросила его что-нибудь сыграть, он что- то сыграл , я ему сказала, что он будет участвовать в художественной самодеятельности, на что он с радостью согласился. С тех пор мы стали хорошими друзьями. Когда он отказывался выступать, я его просила: «Суренчик миленький, ну это же надо». И он, уважая меня, соглашался. Он был симпатичный мальчик, маленький ростом, черноглазый и очень подвижный, а ещё юморист. Пока это вспоминала, ну это было мгновение. Узаков, это тот же зам по кадрам, звонит по телефону и говорит: «Сурен, зайди ко мне». Дверь отворилась, входит мужчина лет 32, высокий, седой, худой, только глаза чёрные.
Я посмотрела на него и не узнала. Говорю:
- Я знала другого Сурена.
Тогда Узаков спрашивает Сурена:
- Сурен, а ты знаешь эту женщину Филимонову Людмилу Павловну?
Он посмотрел на меня и говорит:
- Что- то не узнаю.
И вдруг я его по голосу сразу узнала и громко произнесла:
- Сурен, так это ты, какой же ты взрослый стал?
Он меня тоже узнал по голосу и сказал:
- Да, я знаю эту женщину, но только ее не так звали.
На что я ответила:
- Да, фамилия у меня была Бутанец, а звали меня Луиза.
Тут пошли воспоминания, кто, где и когда, чем занимались всё это время.
Оказывается, Узаков закончил техникум, но только позже меня года на два, поэтому, он меня не помнил. Да ещё плохо видел, у него не была одного глаза, какая- то травма была. А Сурен был на строительстве железной дороги в Средней Азии, участок Душанбе-Курган-Тюбе, а потом с бригадой приехал на БАМ, и он уже начальник отдела эксплуатации нашего участка. Узаков тут же сказал:
- Бери её в свой штат и командуй, где она больше всего нужна, трудовая у неё отличная.
Сурен посмотрел трудовую и сказал, чтобы я срочно прошла комиссию. Я ему сказала, что сильно болела, и что комиссию наверно не пройду. Но он мне не дал раздумывать и отправил в поликлинику. Я прошла комиссию за один час, не было ни давления, ни каких- либо других заболеваний. Я пришла, показывая заключение.
- Выходи завтра на работу». Но я, подумав, сказала, что я не готова, так как у меня квартира брошена и сын один дома. Но он сказал:
- Поработаешь немного, а потом я отпущу тебя, съездишь домой и всё уладишь.
Меня направили дежурным по станции Тында без практики, конечно, я ведь работала до этого диспетчером крупной станции, и разобраться в пяти шести путях, мне было совсем не сложно. Дали мне место в вагоне, купе, в другом районе Тынды, кругом лес, рядом речка. Вагон мягкий, а недалеко магазин, всё есть, не то, что в Тольятти, голые полки.
В вагоне жили работники нашего отделения, каждому по купе. Проводники, мастера пути, просто путейцы. В вагоне дежурили проводники, которые его обслуживали. А в центре уже были построены несколько домов, а в основном стояли «бочки», это такие дома для северян, и ещё сплошные бараки и всё без дорог, вернее дороги без какого-то покрытия, пыль столбом или, в дождь грязь по колено. На станцию ходить было далеко пешком, идёшь или весь в пыли, или весь в грязи, рядом машины, никаких тротуаров. Вот так я проработала месяц. Когда получала зарплату, бухгалтер говорит: «Будешь становиться на очередь на машину?» Я спросила: «На стиральную или какую?» Ведь в то время в Тольятти даже машинки продавались по очереди. Но бухгалтер посмотрела на меня и улыбаясь сказала: «На машину «Жигули». Я подумала и сказала про себя, а почему бы и нет. Ведь у нас со Славой на эту тему был как- то разговор. В молодости я научилась водить машину, конечно, я мечтала о ней, и я тут же согласилась.
Я собиралась пойти в магазин за продуктами, одела своё любимое платье, и только открыла дверь своего купе, передо мной стоял мужчина, лет пятидесяти, высокий, стройный, симпатичный, но выпивши. Он произнёс: - Какие люди!
Я хотела пройти мимо него, но он загородил мне путь. После недолгого препирания, подошла проводник, обслуживала наш вагон и спросила, в чём дело. Я отвечаю, что хочу идти, а этот не пускает и хочет со мной говорить, о чём не знаю. Проводник сказала:
-Это наш новый начальник, поговорите с ним.
Мне не хотелось, он был пьян. Он меня втолкнул обратно в купе и закрыл дверь.
Когда я возмутилась, он начал просить прощения и попросил меня, чтобы я его выслушала. Я согласилась. Он стал спрашивать, что я здесь делаю. Я ответила, что живу и работаю на станции Тында, дежурным по станции, что приехала без путёвки, по собственному желанию. Он сказал, что его назначили сегодня начальником, поэтому он выпил на радостях. В этот момент вышел из своего купе дорожный мастер, который меня уже знал. Он тоже спросил, что случилось. Я ему сказала. Он открыл дверь, но тот мужчина уже спал, может и не спал, но притворился. Мастер, увидев его, сказал:
- Да, это наш новый начальник, ну пусть он поспит, а ты иди куда собралась, я его покараулю.
Пришла я через час. Вижу, что он немного проспался, стала возмущённо ему говорить, что это за безобразие, врываться в чужую квартиру. На что он рассмеялся, что я сказала квартиру, а потом в присутствии мастера начал просить прощения. Вид у него был не ахти, и я не верила, что он может быть моим начальником. Он, почесав свою щёку, сказал:
- Мне такие люди нужны, ты пойдёшь ко мне на первую открывавшуюся станцию на Центральном участке, и ещё я хочу знать ты член КПСС? Ты приходи завтра в отделение, и мы поговорим.
На второй день, я ради любопытства, пошла в отделение. Я стою в коридоре, вдруг заходит мужчина в форме, интересный, не похож на вчерашнего, я даже не узнала его, но он меня узнал и говорит:
- Зайдите ко мне в кабинет, мне нужно с вами поговорить».
Я хотела убедиться, что он начальник нашего отделения, но о его предложении даже не думала, я просто ему сказала:
- Если я буду начальником, то Вы будете со мной обращаться так, как вы вчера со мной обращались»?
На что он опять попросил прощения и обещал, что такое не повторится, что будет только помогать мне в работе. Через две недели к нашему вагону подъехал автобус, в нем находился Сурен, который сказал, чтобы я собиралась, приказ начальника Рядовых Валерия Степановича, поеду на станцию Кувыкта, где назначена начальником станции. Мне ничего не оставалось делать, как ехать. В отделении сам Рядовых поехал в Кувыкту представлять меня коллективу, которым руководила Дуся. Как оказалось, эта Дуся раньше работала с Рядовых, и он её временно поставил просто старшей. Разговор у неё не обходился без мата, образования никакого, но она решила, что она будет всё время начальником, конечно, ей это не понравилось. Постепенно она настраивала коллектив против меня.
Как только я приехала в Кувыкту, я также поселилась в вагоне, мой дом снова купе. Вагон стоял перед входным сигналом, вокруг поляны с ягодой-голубикой, а чуть дальше лес непроходимый, как в сказке, небольшая речушка. Я, когда всё это увидела, я обалдела от этой красоты и от того воздуха, который окружал меня. Самое главное работа была рядом, столовая, магазин тут же, клуб, все организации: СМП¬583, СМП-Свердловск, Мехколона-148, Мехколона-149. Даже баня была! Между прочим, я раньше не могла терпеть общественные бани, но когда попала в баню СМП-Свердловска, это было что- то невероятное. Я в это время познакомилась с Клавой, Галей, Тамарой и мы ходили в баню, вместе пели песни и танцевали. Когда мы приехали в Кувыкту, то Рядовых мне сказал самой договариваться с будущим жильём, меньше всего обращаться к нему, строить свою работу как сумею. Там всего 2 пути, шли каждый день разборки, их надо было разбирать, куда-то ставить вагоны, а кроме этого давать работу строителям-путейцам, они собирали звенья, грузили на платформы. А затем я принимала вагоны, и мы отправляли на следующие станции, где происходила укладка этих звеньев. Станция располагалась в вагончике, нужно было оборудовать на зимний период.
Морозы достигали до-60 градусов. У меня не было шубы, валенки выдали.
Я работала днём, а также ночью, когда меня вызывали, а вызывали часто, то дежурные не могли справиться, то комиссии какие-то приезжали. Все днём по грибы, а мне нельзя, только в лес, тут же тепловоз гудит, особым гудком меня вызывали на станцию. Дежурные все были молодые девочки, только окончившие училище или техникум, практики никакой. Приходилось учить, как делать манёвры, как устранять мелкие браки, контролировать каждую минуту, ночные проверки, чтобы кто- то не заснул или не замёрз, входной сигнал был за полтора километра, приходилось его идти открывать, то ключ от стрелки отдадут машинисту, и он его увезёт на соседнюю станцию и многое другое. Ещё надо было заниматься воспитанием, молодые девчонки могли пойти не по той дорожке, какая нужна была им в жизни. У меня на станции был строгий запрет на курение, я этим горжусь, занимались художественной самодеятельностью и спортом. Станция во всём занимала первые места. Я в свободное время сочиняла песни, выступала с концертами в Мехколонне и в СМП. Я сочинила песню «Лучшие годы на БАМе», за которую получила первую премию в смотре художественной самодеятельности Мои песни ребята записывали на магнитофон, а потом включали на весь посёлок.
Я как- то выступала в Мехколонне, со своей песней про шоферов, а в Мехколонне все шофера КАМАЗов.
На другой день я иду по посёлку, меня догоняет мальчишка лет 20, и говорит:
-Людмила Павловна, Вы вчера, когда пели про нас, у меня даже слёзы навернулись, очень мы Вам благодарны, -взял мою руку и поцеловал. А потом, когда приезжали артисты, а их было много из Москвы и других городов, ребята сидели в «робах» и слушали их галиматью, а потом начали кричать:
- Филимонову на сцену!
Я ходила на работу в форме, мне она очень шла, все говорили, что лучшая твоя одежда, это форма. Когда я приходила в столовую, а там часто происходили стычки между рабочими укладки из СМП-583 и мехколоновцами, стоило мне подойти и что-нибудь сказать, как все сразу успокаивались.
Постепенно наступали холода, в вагоне жить стало очень холодно, все ребята разъехались или где-то устроились, оставалась я одна. Я пошла в Мехколонну-148, попросила у начальника, фамилия его была Борщёв, какое-нибудь жильё. Он мне говорит: «Вот за мехколонной пустой дом, если хочешь, занимай». Я обрадовалась, попросила ребят, чтобы мне диваны с вагона перенесли в этот дом. Но прожив там неделю, я чуть с ума не сошла, каждую ночь кто- то ходил под окнами, собаки лаяли как бешенные, и мне сказали, что это медведь, так я боялась даже днём туда идти. В бараках, где все жили, мест не было, и никто не мог мне найти, что- то подходящее. Тогда я сама прошла по всем и нашла место в умывальнике, опять мне ребята перетащили диваны, и я стала жить. В школе выбрасывали старую мебель, мой сосед по бараку, тоже шофёр, а его жена Маша, поехали и забрали эти поломанные парты, не забуду, как Маша кричала своим детям: «Дети, смотрите, папа мебель везёт».
Мы все умирали со смеху, но всё же мне тоже досталась одна парта, которая долго служила мне столом. А кстати, диваны из вагона путешествовали со мной всю оставшуюся жизнь, я и сейчас сплю на этом диване, а мне уже 70 лет, вот как делали мебель раньше, скоро я буду справлять 100летие моему дивану. Итак, я поселилась в умывальнике, ну ничего. Сын мой Слава остался в Тольятти, вернее в Сызрани, он поступил в ГПТУ, где учился на крановщика.
А Диму он отправил к отцу в Душанбе. Когда я Диме позвонила и спросила, хочет ли он ехать ко мне, или будет заканчивать 5класс у отца с бабушкой, то он ответил, что хочет ко мне. Вскоре я его забрала. Я работала, но оставался открытый вопрос с нашей квартирой, которая в Тольятти. Мне дали договор, что я работаю на БАМе, я имела право забронировать квартиру на тот срок, пока работаю здесь. Я отправила Славе документы и сказала, чтобы он съездил в домоуправление и забронировал квартиру.
Но когда Слава поехал, выстаивая в очередях, они начали искать разные причины, чтобы отобрать квартиру. А срок был всего 6 месяцев, они тянули, думали, что я не приеду такую даль, и уже сказали ему, чтобы он собирал вещи. Слава дал мне телеграмму:
«Мама, срочно приезжай, иначе квартира пропадёт».
Я пошла к Сурену, показала телеграмму, он сказал: «Выпиши аванс, билет на самолёт и срочно лети, за работу не беспокойся». Я так и сделала. Когда я приехала, мы со Славой поехали в ЖЭК, в Куйбышев.
У меня было такое состояние, поубивать там всех. Когда мы подходили к ЖЭКу, а это был длинный барак, мы шли мимо его окон. У меня было светлое пальто нараспашку, шляпа, я была похожа на разъярённого Петра 1. Также шагала, намереваясь всё перевернуть. Инженера, которая занималась этим делом, я не знала, и она меня никогда не видела. Но увидев в окно Славу и меня в таком виде, выскочив на порог, встретила нас произнося:
- Ой, как хорошо, что Вы приехали, а то мы не знали, как поступить с вашей квартирой, идёмте я вам сразу сделаю документы на бронирование.
Я только спросила, почему не забронировали сыну и мучали его. Она сказала, что он несовершеннолетний. Я хотела поднять скандал, но видя, какие там очереди, не сказала ни одного слова, только сидела и думала, сколько мои сын перенёс, и сколько нервов потрепали ему.
Пока я ездила, за меня, поставили временно исполнять работу начальника станции Волкову Светлану. У неё было высшее образование, но только не железнодорожное, а автодорожное, это большая разница. Ну вообще она вообразила, что может меня вполне заменить. Когда я приступила к работе, она начала постоянно мне «ставить палки в колёса». То у неё ребёнок заболел, не выходила на работу, не предупреждая меня, то у неё нет квартиры, хотя ни у кого не было квартир, то начала писать жалобы, что я громко смеюсь, когда сижу, ложу ногу на ногу, что это неприлично. Приехала начальник кадров, начала разбираться с жалобой, когда разобралась, она так её отчитала, что она долго не цеплялась ко мне.
Дима приехал ко мне, пошёл в пятый класс. Было уже холодно, он одевал ватные мои штаны и катался с ребятами на горке, приходил весь красный как рак, а мороз под -40, был похож на Карлсона, но ему всё нравилось. Он рос тоже самостоятельным мальчиком. Часто уходили в тайгу, строили там зимовье. Однажды, это было уже на следующее лето, я стираю бельё, вдруг слышу с улицы страшный крик, кричала какая- то женщина.
Я выглянула на улицу и увидела, что мой сын бежит и держит руками голову, а кровь хлещет, вся майка в крови. Я чуть не упала от страха, но взяв себя в руки, побежала с ним в медпункт. Голову тут же зашили, забинтовали, была рассечена только кожа. Когда мы пришли домой, нас встретила женщина, мать одного мальчика, который бросил топор моему сыну на голову, когда они строили очередное зимовье. Мать плакала и просила прощения, но Дима сказал, что мальчик этот не виноват, что это случайно. До сих пор я не знаю, что там произошло, но я всё время боялась, что это отразится на его здоровье, но всё обошлось. На БАМе, я уже говорила, у меня были подруги Клава, Нина и другие.
Так вот они меня сосватали за брата Нины. Когда мы познакомились с Николаем, он работал шофёром в какой-то воинской части, а когда сошлись с ним, оказалось, что он уволился. Ко мне он пришёл безработный, в одних валенках и замызганном белом тулупе. До этого на Николая никто не обращал внимания, когда он шёл по посёлку, то все собаки гнались за ним, вернее за его тулупом. Все всегда ржали. Когда я приняла его к себе, я первым долгом стала его одевать. Купила куртку, костюм, пару рубашек, ботинки, вообще всё необходимое, чтобы мне не стыдно было с ним ходить.
Все сразу увидели Колю: «Ой, какой ты стал симпатичный»! - восклицали даже мои подруги. Всё было хорошо, но Коля был без работы, у него не было каких- то документов, и он не работал почти 3 месяца, никто его не брал на работу. Кое- как договорилась с мастером, чтобы его взяли простым путейцем с испытательным сроком. Он стал работать, получил первую зарплату, отдал мне. Через месяц ему дали 3разряд. Снова получил зарплату, также отдал мне. Через два месяца их посылают в командировку, он там пробыл полмесяца, получил зарплату, приехал и говорит:
-Я тебе зарплату отдавать не буду.
- Как же мы будем жить, и что это будет за семья?
- Собери мои вещи, я пойду жить к сестре.
Я обалдела. Потом говорю:
- Во-первых, это не твои вещи, а мои, во-вторых, ты сидел, не работал, питался и всякое другое, поэтому сначала рассчитайся со мной, потом получишь вещи и иди на все четыре стороны.
Я села и начала считать при нём, сколько я на него потратила денег. Тогда он стал просить прощения, сказал, что постепенно отдаст долг, но теперь никуда не уйдёт.
Долг он отдал, но, извините, в душу он мне плюнул. Я, конечно, продолжала с ним жить, но уверенности никакой не было. И действительно, когда я заболела, мне делали операцию на ногах, я лежала в Иркутске в больнице, приехала на костылях. В очередной раз, когда он пришёл хмельной, я нечаянно упала, не удержалась на костылях, он даже не поднял меня. Оказывается, когда меня не было, стали на него заглядывать мои подруги, его сестра говорила, что я старуха, ( Я была на 7лет старше его), да ещё буду на костылях). Ну, ничего, я выжила, бросила костыли и снова пошла на танцы. На танцах он меня увидел и стал просить прощения, но я его не простила, тогда начались сплетни, которые на руку были моей заместительницы, Волковой Светлане. Она с радостью продолжала кляузничать, а Коля содействовал этому. Дети об этом всё знали.
Слава уже закончил училище и работал на кране «КАТО», ездил по командировкам, но в этот вечер он был дома, он стал большой красивый парень. Я в этот вечер пошла к своей знакомой, которая меня хотела познакомить с одним мужчиной давно уже. Когда я увидела его, он мне сразу понравился, он был похож на артиста Николая Крючкова.
Мы пошли на танцы, увидев нас, Тамара Попова, мы её звали попика, сказала:
- Он ведь моложе тебя на 7лет. Мы с танцев пошли домой, а он мне говорит:
- Давай сойдёмся и будем жить.
А мне смешно, я думаю, что вчера я не нужна была никому, а сегодня мне предлагают руку и сердце, да ещё подумала о Славе, приведу нового жениха, а Слава его спустит с лестницы, он у меня здоровый мужик. Приходим, зашли в прихожую, я зову Славу и говорю:
-Сынок, мне этот мужчина предлагает руку и сердце, говорит, что хочет на мне жениться, как ты на это смотришь?
А сама всё ещё улыбаюсь. А сын мне говорит:
- Мама, пока ещё тебе предлагают, вот и выходи замуж и на зло всем живи.
Как он, его звали Анатолий Бокач, услышал такие слова, бросился к Славке и начал его обнимать. Вот так мы стали жить с Толей.
( Почему не сложилась с ним судьба в очерке “ Моя автомашина»)
Славу он так полюбил, гордился им, а когда тот приезжал с командировки, у нас дома всегда был праздник. На станции сразу все замолчали, уже зависть появилась. А Коля впоследствии спился и уехал с БАМа.
Мы вместе со всей семьёй поехали в Белоруссию к Толиным родителям. Отец Толин, когда узнал, что у меня отец погиб на фронте, он сам бывший фронтовик, сказал: «Только, если ты когда-нибудь поднимешь на Людмилу руку, то ты не сын мне больше. На станции он всегда меня защищал от всяких дурных слухов.
7марта, Слава приехал и рассказал анекдот: «Василий Иванович и Петька учились в лётной школе и закончили её. Петька стал писать письмо Анке. Мы кончили лётную школу, теперь летаем на этих, Василий Иванович, как правильно написать: «страхостаты» или «сракостаты» ?
Правильно будет-«дирижопль».
8 марта, я проснулась, меня никто не поздравляет с праздником, я молча ушла в свою комнату, всплакнула от обиды и уснула. Вдруг открывается дверь, заходят все трое, одеты только в чёрное трико, у каждого на голове блюдо с едой, а на животах написано: « Дирижопль-1, дирижопль-2, дирижопль-3», и все разом поздравляют с праздником.
Я, конечно, сильно смеялась, и всю жизнь помнила этот и праздник, и этот анекдот.
Мы в это время жили хорошо. Питание было отличное, деньги были, я как начальник станции, все праздники старалась проводить для коллектива, сама пела, играла на гитаре, с подругой Клавой сочиняли частушки на злободневные темы и в клубе выступали. Наконец, стали сдавать постоянный посёлок, была построена станция, ТОЦ ( Торгово-общественный центр), школа, и жилые дома, в которых я и все станционные работники получили квартиры. Их распределяли в отделении дороги, я к этому никакого отношения не имела. Квартиру не дали только Волковой, я не знала почему, когда стала узнавать, оказалось, что её муж, работавший в Тынде, стоял там на очереди. Волкова опять стала выступать, без конца писать жалобы. Я устала от этого всего и сделала одну глупость. Я самостоятельно, не спрашивая разрешения в отделении, выгнала из 2-х комнатной квартиры мужиков
( Это было общежитие), они пили и устраивали драки, соседи жаловались, поселила туда Волкову, думала, может она успокоится.
Но не тут- то было. В отделении сразу узнали, приехала комиссия, чтобы меня наказать за самоуправство. Когда спросили, кто за то, чтобы снять начальника станции, Волкова первая подняла руку, ещё были З или 4человека, её подружки. Мне вызвали скорую и увезли в больницу, у меня был инфаркт, да ещё на нервной почве язва желудка.
Я пролежала в больнице три недели, «волчиха» меня замещала. После болезни, меня вызвал начальник отделения, в то время был Пестрецов Владимир Ильич, и говорит:
- Тебе не надоело работать начальником станции и терпеть все эти кляузы, портить свои нервы? Я предлагаю тебе работу ревизора всего участка Тында-Чара, правда зарплата чуть ниже, чем у начальника, как ты согласна?
Я вспомнила свои думы в больнице, оказываются, я ещё умею предсказывать. На второй день, когда я уже шла на работу, встречает меня Волчиха, её все так звали, а Толя ей придумал прозвище Ондатра, и говорит таким любезным тоном:
- Людмила Павловна, поздравляю Вас с новой должностью, желаю вам успеха! Хотела я ей плюнуть в рожу, но я ведь человек интеллигентный, прошла мимо и ничего ей не сказала.
Я каждый раз, как ехать на трассу, должна была зайти на станцию, отметить маршрутку, а она думала, что я иду к ней с проверкой, она к этому времени уже была начальник станции, а я отмечалась, садилась на поезд и уезжала. Так продолжалось месяца два.
А однажды она не выдержала, встретив меня, чуть не схватила меня за грудки, заорала:
-В конце концов, когда ты придёшь с ревизией ко мне, я устала ждать.
Когда я ещё работала начальником станции, я получила путёвку на курорт. На 9 мая нас пригласили в клуб на вечер. Все стали собираться, а я не хотела идти, так как я ходила в тапках, болели ноги, но девки меня уговорили, сделали мне причёску, я одела своё концертное платье, оно было длинное и красивое, и все же пошла с ними.
Культмассовик сказала:
- Кто хочет спеть или ещё что-то, подходите ко мне и записывайтесь.
Народ стоит, приуныли ветераны, да и вообще, какая-то тоска. Я смотрю, что дело идёт не по тому руслу. Я выхожу и говорю ей:
- Дайте мне микрофон.
Она бубнит в ответ:
- Вы запишитесь у меня.
Я, повысив тон, повторила свою фразу. Я взяла микрофон и произнесла торжественным голосом:
-Дорогие ветераны, поздравляю Вас с праздником Победы ...
Зал сразу зашевелился, ветераны зазвенели своими орденами. Когда я закончила свою речь, грохнули аплодисменты. А я в это время обратилась к баянисту и говорю:
-Играй!
- А что играть?
- Что я буду петь, то и играй! - ответила я и запела - Где же вы теперь, друзья однополчане?
Весь зал подхватил эту песню. Все были довольны, а я, не отдавая микрофон культмассовичке, повела весь вечер, сама начинала и песни, и пляски. А когда плясала барыню, один мужчина говорит:
- Ну настоящая барыня, хоть и здоровая, а пляшет так легко!
Но тут меня девки продали: «Да, конечно, она в тапках». Но мне уже было всё равно. Вечер удался на славу, на второй день весь санаторий гудел, мол какая- то отдыхающая очень хорошо провела вечер, не то что культмассовик.
А в это время, на этот же курорт приехал наш начальник, Пестрецов Владимир Ильич со своей женой, она у нас тоже работает в плановом отделе, Зоя Александровна. Я иду на процедуры, а на меня все пальцем показывают, вот мол она. А она всем хвалиться:
- Это наша работница!
После курорта, я однажды иду по коридору, а на встречу мне идёт Владимир Ильич. Раньше, когда он шёл по коридору, все с ним здоровались, а он шёл, согнувшись, в упор никого не видел, руки за спину, молча проходил мимо. А тут, я подхожу, он останавливается и говорит:
-Людмила Павловна, здравствуйте, Вы почему одеты не по форме? Вам, как начальнику станции, положено большая звёздочка, а у вас три маленьких, пойдите к Сурену, пусть исправит эту ошибку.
- Владимир Ильич, если бы у нас за каждую звёздочку платили, я 6ы и пять штук навешала.
С этих пор Пестрецов был, можно сказать, моим телохранителем, пока он работал, меня никто не трогал, когда я уже работала ревизором, я подчинялась только ему. Но когда Пестрецова стали отправлять в Монголию, он собрал нужных ему людей, в том числе и меня, и предложил ехать работать туда, я, дура, отказалась, я, почему- то всегда боялась заграницы. А когда он уехал, на меня посыпались всякие неприятности, но забыла, что есть ещё один мой покровитель, управляющий треста - Волковинский Станислав Николаевич, мой земляк, он из Одессы. Он меня тоже уважал, когда приезжал на станцию с какой-нибудь делегацией, всегда подавал руку, здоровался и спрашивал, как дела. Волкова кому- то жаловалась, что Филимоновой он протягивал руку, а с ней даже толком не здоровался. Я, конечно, не пользовалась тем, что я могла обратиться к нему, один только раз, когда я лежала в больнице, и случайно встретила там же его. Одна аферистка, начальник отдела кадров, заняла у меня крупную сумму, я как раз получила деньги за вторую машину, и не отдавала, а сама уже увольнялась и собиралась уезжать во Владивосток, ко мне в больницу даже не приходила. Я всё это рассказала Станиславу Николаевичу, он тут же позвонил в трест и сказал, чтобы её не увольняли, пока он не даст команду, и чтобы срочно принесла деньги в больницу мне. Когда она пришла и принесла мне деньги, сказала:
-Что ты меня позоришь, я бы так тебе отдала.
Я ответила:
- Ты не отдавала, сроки твоих обещаний давно прошли, да ещё ты не говорила, что у тебя уже контейнер готов.
Вот так и было. Проработав ещё некоторое время, я ездила по участку, проверяла дела на станции, поезда, проводников, находила много недостатков, писала акты и всё это сообщала начальнику грузового отдела, но он никаких мер не принимал, вернее, принимал подарки от тех, на кого я писала рапорты, а я оставалась в дураках. Когда я поняла эту систему, я перепрыгнула через его голову и написала прокурору, то меня стали доставать всякие поддонки. Грузины, армяне, азербайджанцы мне грозили, приставляли нож к горлу, говорили, что выкинут с поезда, положат на рельсы. И вскоре меня вызвали в отдел, и сказал начальник:
-Ты, Филимонова, молодец, хорошо работала, имеешь медаль «За строительство БАМа», поезжай на Северный участок, там налаживай работу.
Для меня это был «гром среди ясного неба», я поняла, что от меня хотят избавиться. Да и начинать снова жить в палатках я уже не хотела. Я отказалась. Меня уволили по статье: «Отказ от переезда в другую местность вместе с организацией». Не смотря, на то, что эта организация ещё стоит на этом месте до сих пор. У меня не было никакого здоровья сражаться с ними, я всё бросила и уехала с БАМа.
37 571
609 
