Взращенные любовью 5

Настало время выбрать для Кодзи лучшего учителя

Способности растут по мере тренировки.

После того как мальчики уехали на радио, я вновь подумал: «Ведь я только вчера дал им ноты концерта. Они его не знали, но сыграли сегодня по памяти, не испытывая ни неуверенности, ни страха». Мой эксперимент удался.

Передача по радио прошла прекрасно. Мы слушали ее всей семьей и радовались за ребят. Сегодня оба они — известные музыканты. Инте­ресно, помнят ли они еще об этом эпизоде?

Разумеется, их приняли в школу воспитания талантов без всяких экзаменов, и всю подготовку они получили в ее стенах. Как уже говорилось, я не считаю большой талант исключительным даром. Каждый человек, получивший подобную подготовку, может проявить талант и распола­гает для этого всем необходимым потенциалом. Кодзи и Кендзи — это всего лишь два примера из многих.

Тем временем Кодзи, воспитывавшемуся в нашей семье на правах ее полноправного члена, исполнилось девятнадцать лет. Настало время подобрать для него хорошего учителя. Я остано­вил свой выбор на румынском музыканте Джор­дже Энеску (1881-1955), одном из самых видных дирижеров и скрипачей двадцатого века.

«У меня нет слов.»

Энеску был уже в преклонном возрасте, но я знал, что он по-прежнему в Париже. Мне очень хотелось, чтобы Кодзи поехал в Париж и учил­ся там под руководством этой выдающейся лич­ности и замечательного музыканта. В ноябре 1952 года, за три года до смерти Энеску, я по­лучил от Кодзи следующее известие: «Я сдал вступительные экзамены в Парижскую консерва­торию. Теперь мой учитель — профессор Бене-детти. От одного знакомого я узнал, что профес­сор Энеску болен и не берет учеников».

«У меня нет слов, — написал я ему в ответ­ном письме. — Я просто не знаю, что сказать. Ведь я тебя отправил в Париж, чтобы ты учился под руководством Энеску. Неужели ты услышал от какого-то знакомого, что профессор Энеску болен, и не убедился сам, что с ним? Ты уехал из Японии только для того, чтобы заниматься с этим педагогом. Если ты уважаешь своего учи-

теля, то не должен пользоваться слухами, а обя­зан сам разузнать все обстоятельства независимо от того, будешь ли ты у него заниматься. Это же совсем другое дело».

Через некоторое время от Кодзи пришло ра­достное и трогательное послание: «Я получил ваше письмо и многое понял, читая его. Я узнал адрес профессора Энеску и сразу же отправился к нему. Он принял меня. Это великий и чудес­ный человек. Несмотря на преклонный возраст и некоторую слабость, он предложил мне сыграть для него. Я исполнил для него чакону Баха. Ког­да я закончил, маэстро сказал: "Я был бы рад позаниматься с вами. Но в данный момент вы — ученик Бенедетти, и я считаю, что было бы бес­тактно переманивать у него учеников. Когда закончите Парижскую консерваторию, я с радос­тью приму вас". Профессор, я приложу все силы, чтобы закончить консерваторию как можно бы­стрее».

Я послал Кодзи ответ: «Дорогой Кодзи, спа­сибо тебе за письмо. Видишь, как полезно было навестить профессора Энеску? Когда-нибудь ты поймешь, что самое высокое благословение че­ловек получает в жизни от встреч с людьми, на­деленными высоким гуманизмом и чистой бла­городной душой. Ценность твоей собственной личности будет определяться той степенью их

величия и красоты их характера, которые тебе удастся впитать. Однако для усвоения этих ка­честв от тебя потребуются смирение и рассуди­тельность, которые возникают только на основе честности, любви и знаний. То, что ты будешь находиться рядом с профессором Энеску, до­бавляет мне уверенности и радости. Возможно, я желаю слишком многого, но мне хотелось бы, чтобы рядом с тобой был еще один человек — доктор Швейцер. Это было бы вообще прекрас­но. Но какой бы высокой оценки ни заслуживали окружающие тебя люди, лишь от тебя зависит, научишься ли ты от них чему-либо. Только до­бившись в этом успеха, ты сможешь полностью реализовать преимущества подобного знаком­ства. Будь всегда скромен, ибо гордость мешает восприятию истины и величия. Пожалуйста, ни­когда не забывай этого».

Кодзи заканчивает курс

Парижской консерватории за полгода

Спустя полгода состоялись выпускные экза­мены в Парижской консерватории. Кодзи сумел одолеть курс обучения в невероятно короткий срок — всего за шесть месяцев. Любого другого порадовал бы сам факт окончания такого знаме­нитого учебного заведения, но для Кодзи радость заключалась не столько в получении диплома,

сколько в возможности стать учеником профес­сора Энеску. Эта учеба продолжалась на протя­жении двух последующих лет, вплоть до самой смерти великого мастера.

Кодзи был уже взрослым, когда умер профес­сор Энеску, и поэтому был в состоянии сам вы­брать себе наставника. Его выбор пал на Артура Грумьо, преподавателя Королевской музыкаль­ной школы в Брюсселе, который, кроме того, да­вал сольные концерты, много записывался и был в то время, пожалуй, самым сильным скрипачом в Европе. Услышав игру Грумьо на концерте, Кодзи решил, что должен стать его учеником.

И Кодзи стал для Грумьо учеником номер один. У него были два любимых ученика, к ко­торым он особенно привязался, и оба были япон­цами. Оба учились у меня с детства. Излишне говорить, что одним из них был Кодзи Тойода. Второй ученицей Грумьо стала Томико Сида, за­воевавшая в 1963 году высший приз Междуна­родного музыкального конкурса в Мюнхене.

В 1964 году, когда Грумьо вместе с женой по­сетил Японию по приглашению международного фестиваля, проводившегося в Осаке, он приехал в Мацумото, и там я впервые встретился с ино­странным наставником моих бывших учеников.

Какое счастье познакомиться с таким до­брым и отзывчивым человеком, чья личность

отмечена благородным духом, человечностью и естественностью! Я был очень рад за Кодзи и Томико, зная, что они находятся теперь в хоро­ших руках. Томико Сида и до отъезда за границу играла прекрасно, и я был счастлив, что она на­шла учителя, который сможет до совершенства отшлифовать ее способности.

Чтобы достичь высот искусства и обрести музыкальное чутье, абсолютно необходима чи­стота духа. В 1960 году с Томико Сида произо­шел следующий случай.

Играй для Шоссона

На занятия в летнюю школу воспитания та­лантов в Мацумото со всех концов Японии при­езжают около тысячи человек — учеников и их родителей. Каждый вечер даются концерты.

Прежде чем отправиться в Европу, Томико в соответствии с программой нужно было сыграть «Поэму» Шоссона*. Незадолго до выступления она вдруг сказала мне: «Профессор, эта вещь та­кая трудная, я боюсь».

Я ответил ей: «Чего ты боишься? Эту чуд­ную пьесу ты будешь играть не для публики. Тебе не потребуется демонстрировать перед ней

* Эрнест Шоссон (1855-1899), французский композитор, ученик Ж. Массне и С. Франка. — Прим. пврев.

свое умение. Прекрати и думать об этом. Если ты сделаешь ошибку, просто еще раз повтори этот пассаж. Сегодня ты будешь играть для духа са­мого Шоссона. В этой пьесе есть поэзия, сердце, вдохновение. Соедини их со своими — и играй, ничего не боясь. Думай только о том, что в мире нет никого, кроме тебя и Шоссона».

В тот вечер она играла поистине превосход­но. Я даже прослезился, выйдя на сцену, чтобы пожать ей руку. Позднее она стала одной из луч­ших учениц Грумьо.

Глупо жаловаться

на отсутствие таланта

Когда мне исполнилось двадцать лет, я от­правился на учебу в Берлин и провел там немало лет. Я хотел найти самого лучшего преподавате­ля игры на скрипке и нашел его в лице профес­сора Карла Клинглера. Профессор задавал мне на дом трудные музыкальные пьесы. Я упражнялся каждый день по пять часов, но, как ни старал­ся, никакого прогресса не наблюдалось. Я будто уперся лбом в стену. Во мне поднималось отчая­ние: «Все бесполезно, у меня нет таланта».

Попутно я ходил на концерты великих му­зыкантов, которые приносили мне еще большее разочарование. Когда я слушал знаменитый Бер­линский филармонический оркестр, составлен-

ный из множества блестящих исполнителей, то чувствовал себя совершенно несчастным и бес­помощным. Я говорил себе: «При отсутствии та­ланта даже ежедневная упорная работа ничего не стоит». Мне хотелось умереть. Такие чувства в большей или меньшей степени посещают каждо­го молодого человека, особенно тех, кто близко соприкасается с искусством. Видя талант пред­шественников и сравнивая его со своими способ­ностями, слыша на каждом шагу, что талант да­ется от рождения, молодой человек легко впадает в меланхолию и отчаяние.

Как бы низко вы ни оценивали свой талант, надо хотя бы попытаться

Многие молодые люди, сомневающиеся в своем таланте, порой подумывают о самоубий­стве. Однако вместо того, чтобы предаваться унынию, надо сказать себе: «С талантом не рож­даются, его можно воспитать». Когда вы пойме­те это, надежда всегда поддержит вас, даже если путь каменист и крут. Затраты сил всегда оправ­даются, если человек поставил перед собой цель.

Уехав из Японии, я никогда не ставил перед собой задачу стать концертным исполнителем. Меня просто влекла музыка, я хотел познать се­крет искусства, сотворенного человеческими ру­ками. Что такое искусство? Мне хотелось узнать

3 Зак. 476

это. Да, я разочаровался и лишился иллюзий от­носительно своего исполнительского мастерства, но честолюбие пришпоривало меня в поисках открытия секрета искусства. И это помогло мне справиться с отчаянием. Пусть даже у меня нет таланта, пусть мои успехи не столь значительны, но я должен идти шаг за шагом по пути к своей цели, чтобы стать гармонически развитой лич­ностью. Я не торопил события, но и не останав­ливался на полпути. Я без устали пытался чего-то достичь. И это вернуло покой в мои мысли. Я понял, что мне есть ради чего жить.

Я избавился от жалоб на отсутствие таланта

Любовь к искусству помогла мне развить в себе мои собственные способности. «У меня нет таланта» — сколько горя и отчаяния при­носит порой это ложное убеждение! Люди года­ми упорно цепляются за эти мысли, которые в действительности служат только предлогом для того, чтобы не трудиться. После долгих размыш­лений я в конце концов понял, что человек — это продукт окружающей его среды. Если бы я знал об этом раньше, то мог бы значительно раньше вступить на правильный путь.

В каждом ребенке можно найти способности. Все дело только в методике обучения и в воспи-

тании. Каждый может воспитать в себе талант. Это зависит лишь от должных усилий, прило­женных в нужном направлении.

Сдаются только трусы

Чем меньше человек работает над собой, тем меньше проявляются его способности. Как бы ни было трудно, люди должны прилагать усилия, чтобы накопить и развить в себе выдающиеся способности. Я хочу, чтобы вы как следует усво­или эту мысль.

Какие же усилия можно считать правильны­ми и достаточными? Этот вопрос мы обсудим ниже. Сейчас же я хочу напомнить вам о необ­ходимости повторения. После того как вы усвои­ли какое-то действие, его надо повторять вновь и вновь, чтобы добиться совершенства.

Наука не в состоянии объяснить то, чего она не понимает. Поэтому люди, хоть сколько-ни­будь разбирающиеся в науке, не вправе говорить о «врожденном таланте». Что известно науке о человеческом потенциале в момент рождения? Необходимо развенчать предрассудки, сложив­шиеся в этой области. Бесполезно рассуждать о том, есть ли у человека какие-то задатки или они отсутствуют. Избавьтесь от этих мыслей и сами воспитывайте в себе талант.

Посмотрите правде в глаза: неуклюжесть — это результат плохой тренировки

Когда я преподавал в Императорской музы­кальной школе, как-то раз ко мне подошла одна из учениц:

— Профессор, я такая неуклюжая. Пальцы меня не слушаются.

— Неуклюжая? Кто это тебе сказал?

— Мне так кажется.

— Ты просто недооцениваешь себя. Называя себя неуклюжей, ты допускаешь большую ошиб­ку. Получается, что ты давишь на педаль тормо­за и жалуешься, что машина не едет.

— Но пальцы двигаются слишком медленно.

— У тебя были какие-то ушибы или травмы пальцев?

— Нет.

— Положи-ка руку на стол. Вот так. А те­перь вместе со мной двигай первым пальцем, как будто играешь на пианино. Чей палец двигается быстрее? Вот видишь, с твоими пальцами все в порядке. Просто твоя голова и пальцы работают с разной скоростью. Если не привести их в со­ответствие, то ничего хорошего не будет. Ты не­правильно упражнялась.

— А что же мне делать?

— В твоем возрасте я тоже делал непра-

вильные упражнения. Мне просто некому было подсказать. Попробуй сделать так: начиная с сегодняшнего дня медленно ставь пальцы в то положение, которое тебе нужно. Постоянно по­вторяй это упражнение в течение трех дней. На четвертый день постарайся проделать это упраж­нение немного быстрее и повторяй его на протя­жении еще двух дней. На шестой день ты смо­жешь делать его с той скоростью, которая тебе необходима.

Она последовала моему совету, и уже к сле­дующему уроку ее пальцы двигались быстро и точно, как будто и не было никогда никаких трудностей.

История с тридцатью рабочими

Однажды меня пригласили выступить перед рабочими одной фабрики. После лекции дирек­тор в ходе непринужденной беседы сказал: «У нас на производстве заняты тридцать рабочих, которые выполняют ручные операции. Как бы они ни старались, работа идет очень медленно. Похоже, что такими уж они уродились. Мы уже работаем с убытком. Может ли ваша методика воспитания талантов помочь в чем-нибудь?»

Я тут же вспомнил про девочку, которая жа­ловалась, что у нее медленные пальцы.

— Вы говорите, что у них медленные руки.

Руки тут ни при чем. Это их головы работают медленно.

— Головы?

Я посоветовал директору нанять хорошего тре­нера и позволить рабочим каждый день в рабочее время в течение часа играть в настольный теннис.

— Таким образом у них наладится коорди­нация головы и тела, и я уверен, что их произво­дительность труда увеличится.

— Интересное предложение, — сказал ди­ректор.

Он последовал моему совету, и через полгода я получил от него восторженное письмо: «Благода­ря вам рабочие стали трудиться значительно луч­ше, как вы и предсказывали. Я просто в восторге. Помимо того, что работа пошла намного лучше, у них теперь есть еще и настольный теннис для отдыха. Мне хотелось бы лично продемонстриро­вать вам, как эффективен был ваш совет».

Хироко-тян — девочка,

которая все делала очень медленно

Я начал учиться играть на скрипке, когда мне уже исполнилось семнадцать лет, и столкнулся с тем, что мизинец меня не слушался. Ничего уди­вительного, ведь на протяжении семнадцати лет он не упражнялся для игры на скрипке. Я делал все возможное, но эффект был незначительный.

Когда я брал ноту мизинцем, вибрато было невы­разительным, и этот недостаток исполнения был очевидным для всех. Я изо всех сил старался, чтобы мизинец функционировал не хуже осталь­ных пальцев, и практиковался ежедневно на про­тяжении многих лет. Но даже сейчас, по проше­ствии сорока лет, он все еще не достиг нужного уровня. Если мы не тренируем какой-то навык в детстве, когда организм еще растет, то впослед­ствии достижение этого навыка будет связано с потом и болью. Для меня это стало особенно ясно, когда я начал учить музыке детей в возрас­те четырех-пяти лет. Их мизинцы тренируются наравне с другими пальцами, и я с завистью на­блюдаю, с какой легкостью и точностью они ис­пользуются. Восприятие, чувства и способности точно так же поддаются тренировке. Для этого требуются только время и труд.

Хироко было шесть лет. Она родилась и вы­росла в отдаленном районе Маньчжурии и после войны вместе с семьей была репатриирована в Японию. Ее бабушка побывала на одной из моих лекций и привела ее в музыкальную школу Ма-цумото. Эта Хироко была страшно медлитель­ной. Что бы она ни делала, все получалось на­много медленнее, чем у остальных детей. Меня это начало серьезно беспокоить, и я решил про­делать следующий опыт.

На втором этаже школы я построил детей в шеренгу. Хироко была среди них. Потом, встав перед ними, я скомандовал: «Внимание всем. Когда я досчитаю до трех, быстро положите правую руку себе на голову. Но только на счет "три" — не раньше и не позже». Это упражнение необходимо для игры на скрипке. Маленьким детям оно очень нравится. Я провожу его перед общей репетицией, чтобы они расслабились. Все без исключения с удовольствием и смехом вы­полняют эту команду. Одна только Хироко была на удивление медлительной. Она никуда не то­ропилась, как будто время для нее вообще не су­ществовало. Мне хотелось не столько научить ее играть на скрипке, сколько изменить характер ее движений, и я продолжал это упражнение раз за разом. В конце концов Хироко научилась и хо­рошо играть на скрипке, и быстро двигаться. За последующие двенадцать-тринадцать лет в ней произошли разительные перемены. Она стала энергичной и активной девушкой и освоила бога­тый музыкальный репертуар. В настоящее время Хироко Ямада — единственная японка, которая играет в оркестре Берлинского радио.