СДЕЛАЙТЕ СВОИ УРОКИ ЕЩЁ ЭФФЕКТИВНЕЕ, А ЖИЗНЬ СВОБОДНЕЕ
Благодаря готовым учебным материалам для работы в классе и дистанционно
Скидки до 50 % на комплекты
только до
Готовые ключевые этапы урока всегда будут у вас под рукой
Организационный момент
Проверка знаний
Объяснение материала
Закрепление изученного
Итоги урока
Игра Эльмана перевернула мне душу
Я вырос на скрипичной фабрике, и каждый раз, устраивая детскую возню с братьями и сестрами, мы лупили друг друга скрипками — в то время они были для нас не более чем игрушками.
Когда я уже ходил в начальную школу, работа на фабрике шла и в ночную смену. В это время пятьдесят или шестьдесят рабочих полировали верхние и нижние деки скрипок. Шла Русско-японская война 1904-1905 годов. У каждого рабо-
чего над головой висела керосинка, освещавшая рабочее место. Вечером после ужина я заходил в мастерскую и слушал затаив дыхание истории, которые рассказывали рабочие, чьи имена я помню до сих пор. Среди них были прекрасные рассказчики. Они рассказывали о подвигах Ивами Дзютаро и Кимуры Сигенари. У меня до сих пор стоит перед глазами эта картина, как рабочие в свете керосиновых ламп рассказывают что-то, не прерывая своего труда, а я, маленький мальчик, завороженно их слушаю. Подходя к самому интересному месту истории, рассказчик обычно говорил: «А неплохо бы сейчас и рисового пирога отведать». Боясь, что он потеряет нить рассказа, я стремглав мчался домой, который находился совсем рядом с мастерской, хватал несколько кусков пирога из бочонка, стоявшего на кухне, и бегом возвращался обратно. Рассказчик подогревал пирог на жаровне и продолжал свою удивительную историю.
Учась в коммерческом училище, во время летних каникул я работал на фабрике. Я узнал все о том, как делаются скрипки, как работают станки, как покрываются лаком готовые инструменты. Многое я умел уже делать своими руками, и это доставляло мне огромную радость.
Еще во время учебы в училище у нас появился первый граммофон — не электрический, как
Взращенные с любовью |
121 |
Взращенные с любовью |
120 |
в более поздние времена, а с заводной ручкой и большим раструбом. Раструб был такой большой, что я без труда мог засунуть в него голову. Первой пластинкой, которую я услышал, была «Аве Мария» Шуберта в исполнении Миши Эль-мана. Бархатистая нежность звуков его скрипки буквально потрясла меня. Я чувствовал себя словно во сне. Я и подумать не мог, что скрипка, которую я считал всего лишь игрушкой, может издавать такие звуки!
«Аве Мария» открыла мне глаза на музыку. Я не понимал, почему она так трогает мою душу, но, очевидно, во мне уже тогда жила способность ощущать красоту. Избыток эмоций стал первым шагом в поисках подлинного значения искусства. С фабрики я принес домой скрипку и попытался подражать Эльману, играя менуэт Гайдна. У меня не было нот, и я просто водил смычком, стараясь играть то, что слышу. Я проводил день за днем, пытаясь освоить эту пьесу. Техника игры, которую я освоил самостоятельно, была никудышной, но все же я осилил эту вещь.
Менуэт Гайдна стал первым музыкальным произведением, которое я сыграл. Я чувствовал необычайный душевный комфорт, играя на скрипке. Я полюбил этот инструмент и музыку в целом.
Подъем в пять часов — пятьдесят лет подряд
Ворота на скрипичной фабрике открывались всегда в семь часов утра. С точки зрения рабочих, не только отец, но и его дети были как бы «начальством», и нашего появления на работе ожидали не раньше девяти часов. Но в первый же день своей работы на фабрике я подумал: «А чем я отличаюсь от остальных рабочих? Почему у меня должны быть какие-то привилегии?» С чисто человеческой точки зрения мне это казалось неправильным. Раз все начинают в семь, то и я буду. Вероятно, эта мысль тоже была навеяна Толстым. Каждое утро я вставал в пять часов, будил братьев и сестер и брал их с собой на прогулку в парк Цу-руми. В парке был пруд, в котором жили карпы. Они подплывали к нам, ожидая корма. Покормив рыбу, мы бежали домой, чтобы позавтракать, и я уходил на фабрику. Дорога туда из нового дома, в который мы переехали, занимала семнадцать минут. И по сей день я встаю в пять часов утра. Эту привычку я приобрел за двадцать лет работы на фабрике, и она сохранилась у меня в течение пятидесяти лет. В пять часов вечера, когда заканчивалась работа, я отправлялся домой. Меня обязательно поджидал кто-нибудь из соседских детей. Уцепившись мне за руки и за ноги, они шагали вместе со мной домой, чтобы поиграть. Я любил
Взращенные с любовью |
122 |
Взращенные с любовью |
123 |
скрипку, я любил свою работу, я любил разговаривать и играть с детьми. Это были счастливые дни. Вы спросите: неужели у меня действительно все было так хорошо? Я не припомню, чтобы я в те дни жаловался на жизнь.
Но я был недоволен собой. Я постоянно укорял себя и повсюду отыскивал вещи, которые можно было улучшить или усовершенствовать. У меня не было ни малейшего желания упрекать кого-то из членов семьи, которые пользовались привилегией приходить на работу попозже. Рабочие начинали рано утром, и я чувствовал, что должен поступать так же. Это был голос совести, а «голос совести — это голос Бога». Мне хотелось претворить мысли Толстого в жизнь. То ли оттого, что я старался всегда руководствоваться совестью, то ли просто от ощущения полноты жизни, но я был счастлив. Именно поэтому я с такой радостью согласился принять участие в путешествии на острова Тисима. В конце экспедиции принц Токугава сказал мне: « А почему бы вам не начать учиться музыке вместо того, чтобы работать на фабрике?» С ним согласилась и Нобу Кода. Но я тогда не воспринял этого всерьез. Я работал на фабрике, так как отец хотел, чтобы я помог ему управлять производством, и я не думал, что он изменит свои планы. Кроме того, работа доставляла мне радость.
Я не думал о том, чтобы стать профессиональным музыкантом. Хотя Эльман произвел на меня огромное впечатление, но по-настоящему меня интересовал только один вопрос: что же такое настоящее искусство? Лишь для того, чтобы выяснить это, я и играл на скрипке. Однако.
Я поселяюсь у принца Токугавы
После того как летняя экспедиция на острова Тисима завершилась, принц Токугава осенью приехал в Нагою и навестил нас. Он поинтересовался у отца, как бы тот отнесся к тому, чтобы я начал по-настоящему учиться музыке, и сказал, что Нобу Кода считает меня весьма многообещающим музыкантом. Я был уверен, что отец ответит что-нибудь вроде: «Пусть он любит музыку, но не обязательно угождать публике, чтобы ей понравиться. Если он хочет послушать музыку, то может стать преуспевающим фабрикантом и нанять людей, чтобы они пришли и сыграли для него». Именно таких взглядов придерживался в то время отец, и я был убежден, что он ни за что не согласится.
Но поскольку просил за меня сам принц Токугава, отец не мог отказать. Как я уже упоминал ранее, Токугава совершенно неожиданным образом изменил всю мою судьбу. Следующей весной, когда мне исполнился двадцать один год,
Взращенные с любовью |
125 |
Взращенные с любовью |
124 |
я отправился в Токио изучать азы игры на скрипке у Ко Андо, младшей сестры Нобу Коды. Мне предоставили комнату в доме принца Токугавы на улице Фудзими-тё в Адзабу. Я хотел снять себе отдельный дом, но принц очень деликатно настоял, чтобы я поселился у него, и это стало для меня большой удачей. Я еще больше сблизился с принцем. Поскольку нам приходилось вместе обедать, он рассказывал мне за столом множество интересных вещей. Помимо этого, почти каждый день в доме Токугавы собирались гости из числа его друзей, в частности физик Торахику Терада или специалист в области фонетики Котодзи Сацуда. Я был окружен весьма образованными людьми. Уверен, что принц То-кугава таким образом исподволь формировал и развивал мой характер.
Разочарование от выпускного концерта академии Уэдо
Каждую неделю у меня был урок музыки с Ко Андо. Однажды она предложила, чтобы я на следующий год поступил в музыкальную академию Уэдо, так как там многому можно было научиться, и я начал готовиться к вступительным экзаменам. Когда до них оставалось совсем немного, я по предложению Ко Андо отправился послушать выпускной концерт в Уэно и был
жестоко разочарован. На следующий день я пришел к своей учительнице и сказал: «Я вчера вечером послушал выпускной концерт. Если это самое лучшее, что могут показать выпускники Уэдо, то я не хочу поступать туда. Лучше я буду учиться у вас, если позволите». После того как я слушал записи лучших мировых исполнителей, концерт выпускников академии лишил меня иллюзий и оставил в душе глубокое разочарование. Я решил, что не буду поступать туда. Ко Андо улыбнулась: «Ну что ж, если ты так решил. Но придется упорно потрудиться». И я продолжил брать у нее уроки раз в неделю. Как ни странно, но именно отказ от поступления в музыкальную академию Уэдо стал моим шагом на пути в Германию.
Моя решимость крепнет
Помимо уроков у Ко Андо, я еще занимался в частном порядке музыкальной теорией с профессором Рютаро Хиротой и акустикой с профессором Танабе. Я прожил в Токио уже почти полтора года, когда принц Токугава вдруг завел речь о кругосветном путешествии. «Судзуки, почему бы вам тоже не поучаствовать в нем, — спросил он. — Плавание займет около года, но скучать не придется, там будет много интересного». Я только начал по-настоящему учиться
126 |
127 |
играть на скрипке и подумал, что еще слишком молод для кругосветного путешествия. Так я ему и ответил. Разговор на этом закончился, и было решено, что я продолжу учебу. Однако когда я во время летних каникул приехал домой, то упомянул об этом предложении в разговоре с отцом.
Его ответ был для меня неожиданным: «Что ж, отличная идея. Если ты будешь с принцем, я не буду за тебя беспокоиться. Да и тебе не вредно будет посмотреть мир. Я мог бы выделить тебе на это 150 тысяч йен. Отправляйся, составь принцу компанию». Однако даже согласие отца не заставило меня изменить свое мнение. Я отказался. Мне не хотелось бросать только что начатую учебу.
В сентябре, когда летние каникулы уже закончились, я как-то за ужином рассказал Току-гаве о реакции своего отца. Он оставил еду и с улыбкой взглянул на меня:
— Совсем неплохо, Синити. Я бы на вашем месте взял эти 150 тысяч. По пути вы можете остаться в Германии и продолжить там учебу. Отличная идея! В следующий раз, когда я буду в Нагое, то поговорю об этом с вашим отцом».
Принцу Токугаве легко удалось убедить моего отца в преимуществах этого плана. Как и ожидалось, отец сказал: «Я рад, что вы берете моего сына с собой. На те деньги, что останутся от
путешествия, он может учиться в Германии». Я знаю, что повторяю банальные вещи, но мы действительно не можем знать, что готовит судьба. Разочаровавшись весной в академии Уэно, осенью я уже плыл на борту роскошного лайнера «Хаконе-мару» в Марсель. Отец считал, что я отправился в кругосветное путешествие, а на самом деле я направлялся в Германию учиться. Шел октябрь 1920 года, и мне было двадцать два.
В то время в Германии свирепствовала жуткая инфляция. Поначалу мне давали 600 марок за 10 йен, а под конец уже 100 миллионов. Разумеется, в конечном итоге учеба обошлась мне дороже, чем 150 тысяч йен, так как я провел в Германии целых восемь лет.
Конечно же, сам я не распоряжался своей судьбой. Я чувствовал, что мною управляет нечто свыше. Меня вела по жизни глубокая привязанность ко мне принца Токугавы. Я всегда старался слушаться его и беспрекословно выполнять его просьбы и указания. А такому смирению меня научил Толстой. Поэтому именно Толстой стоит у истоков моей судьбы.
Клинглер — учитель, которого я выбрал
Недавно накануне Рождества из Германии в Мацумото пришла бандероль. Она была от профессора Клинглера, который живет в Мюнхе-
Доктор Судзуки за работой |
Взращенные с любовью
не и, несмотря на свои восемьдесят лет, все еще пишет музыку и ведет активную музыкальную жизнь. В бандероли была соната, написанная им для сольной скрипки. Воспоминания о моем глубокоуважаемом учителе вернули меня на сорок лет назад, когда я был студентом в Берлине.
В марсельском отеле я распрощался с принцем Токугавой, продолжившим свое кругосветное путешествие, и прямиком направился в Берлин с господином Флигелем, немецким инженером, с которым я подружился на борту «Хако-не-мару». Там я снял номер в отеле и три месяца подряд ежедневно ходильна концерты. Я отказался от предложения Ко Андо дать мне рекомендательное письмо для моего будущего учителя. Я слушал всех — от всемирно известных исполнителей до начинающих молодых музыкантов, так как хотел найти человека, о котором мог бы с полным правом сказать: «Я хочу, чтобы он был моим учителем». Однако прошло три месяца, а я так и не нашел его. И как раз в тот момент, когда я подумывал о том, чтобы перебраться в Вену, я попал на концерт квартета Клинглера. Меня пригласила туда госпожа Капель, дальняя родственница Флигеля. Я до сих пор мысленно слышу их игру тем вечером. Это была музыка, исполненная глубочайшей духовности. Она заворожила меня своей красотой и тронула душу. Помимо всего
Взращенные с любовью |
128 |
Доктор Судзуки за работой |
не и, несмотря на свои восемьдесят лет, все еще пишет музыку и ведет активную музыкальную жизнь. В бандероли была соната, написанная им для сольной скрипки. Воспоминания о моем глубокоуважаемом учителе вернули меня на сорок лет назад, когда я был студентом в Берлине.
В марсельском отеле я распрощался с принцем Токугавой, продолжившим свое кругосветное путешествие, и прямиком направился в Берлин с господином Флигелем, немецким инженером, с которым я подружился на борту «Хако-не-мару». Там я снял номер в отеле и три месяца подряд ежедневно ходил на концерты. Я отказал-, ся от предложения Ко Андо дать мне рекомендательное письмо для моего будущего учителя. Я слушал всех — от всемирно известных исполнителей до начинающих молодых музыкантов, так как хотел найти человека, о котором мог бы с полным правом сказать: «Я хочу, чтобы он был моим учителем». Однако прошло три месяца, а я так и не нашел его. И как раз в тот момент, когда я подумывал о том, чтобы перебраться в Вену, я попал на концерт квартета Клинглера. Меня пригласила туда госпожа Капель, дальняя родственница Флигеля. Я до сих пор мысленно слышу их игру тем вечером. Это была музыка, исполненная глубочайшей духовности. Она заворожила меня своей красотой и тронула душу. Помимо всего
Доктор Судзуки со своими юными воспитанниками
Доктор Судзуки и его жена Вальтрауд
Доктор Судзуки и Кодзи Тойода за дружеской беседой
Доктор Судзуки дает урок в США
Пабло Казальс обнимает
доктора Судзуки
после выступления юных
музыкантов в Токио
129 |
Взращенные с любовью
прочего, меня потрясли сыгранность и техника исполнения. Я не стал дожидаться, пока кто-нибудь представит меня Клинглеру, и написал ему по-английски, так как еще не знал немецкого: «Пожалуйста, возьмите меня к себе учеником».
Еще до того как я отправил это письмо, до меня дошли известия от японских музыкантов, живущих в Германии, что у меня нет никаких шансов, поскольку Клинглер не берет частных учеников. Однако вскоре я получил от Клинглера короткий ответ: «Приезжайте». Со мной про-* изошло то же самое, что и с Кодзи Тойодой много лет спустя, который тоже, будучи молодым девятнадцатилетним человеком, на свой страх и риск обратился к Энеску и стал его учеником. С трудом отыскав дорогу к дому Клинглера среди незнакомых берлинских улиц, я навестил его, и он попросил меня сыграть концерт Роде. В одном месте я сбился, и мне пришлось повторить пассаж еще раз. «Это конец», — подумал я обреченно, но он спросил: «Когда вы придете в следующий раз?»
© 2017, Седых Ирина Николаевна 468